Генерал - Дмитрий Вересов 42 стр.

– И он сейчас здесь?

– Увы, давно получает пенсион. Но всегда можно обратиться, как в архив. – Мужчина улыбнулся, и сразу стали видны и его обаяние, и возраст, никак не меньше пятидесяти. – Так что ж вы здесь ищете?

– Могилу деда.

– Думаю, это не так трудно. Колумбарий здесь небольшой, для избранных, так сказать. Главное, методичность и внимательность. Давайте я помогу вам.

– Вам нечего делать? – улыбнулась женщина.

– В общем-то да. Я тоже пришел к деду и к отцу, но в городе такой ад, а здесь такая благодать, что я счел за лучшее провести тут время до вечера, пока все не стихнет как-нибудь. – Тенорок был акающий, легкий, веселый.

– Тогда вы мне, может быть, скажете, зачем здесь танк?

– Глупость, конечно, но приятно, – совершенно непонятно ответил господин.

– Ничего приятного здесь нет, – вспылила вдруг женщина. – Здесь вообще очень тяжело, все эти замученные, расстрелянные, ужас какой-то. У нас на Пискаревском и то легче. Ладно, Бог с ним. Скажите мне лучше, где здесь могилы неизвестных прахов?

– Хм. Это, наверное, где-то рядом с Каппелем и компанией? Так вы из Парижа, что ли?

– Из Костромы, – отрезала она.

– А не скажешь. У меня дед, кстати, тоже оттуда, так что мы, можно сказать, земляки. Илья. – Он шутливо склонил голову, а она подошла и непринужденно протянула руку для поцелуя.

– Феодора.

– Ого! Сейчас долью воды деду и пойдем искать ваши прахи. У них, кажется, нумерация какая-то есть. Не знаете?

– Сразу после войны.

Он поднял стоявшую у скамьи бутылку с водой и, подойдя к одной из ниш, стал доливать маленькую вазу с разноцветными астрами. Феодора тоже подошла поближе и внезапно отшатнулась, вцепившись побелевшими пальцами в ремешок на плече. За астрами читалась уже изрядно постершаяся надпись:

«Барыков Николай Всеволодович

1900–1967»

– Шестьдесят седьмой… – потрясенно прошептала Феодора. – Еще двадцать лет…

– Что двадцать лет? – живо обернулся Илья.

– Жизни. И лежит здесь. И танк.

– Но это ведь не дедушкин танк, это тридцатьчетверка. Но под руководством деда, конечно, Кошкин его делал. Они про это не говорят никогда, дед же дворянин, столбовой.

– Я не об этом. Он вам никогда не рассказывал… ну про свое детство, гимназию… друзей тогдашних?

– Нет. Я маленький был, да и про дворянскую жизнь не распространялись тогда, вообще не поминали.

– И фотографий у вас не осталось?

– Этого добра полно, но теперь и не знаешь, кто там, где, все умерли давно.

Феодора посмотрела на него долгим взглядом, от которого Илье стало не по себе, но при этом он вдруг увидел, что она очень хороша, породиста, и глаза горят синим холодным огнем.

– Ну, пойдемте искать вашего.

Они долго бродили по некрополю, Илья говорил, Феодора молчала, порой лишь искоса взглядывая на собеседника. Наконец перед ними оказалось весьма странное место. Неровная площадочка, сплошь вкривь и вкось утыканная шестами с табличками, написанными, по большей части, от руки.

– Что это?

– А, вероятно, и есть эти захоронения. Они же безымянные и были долго закрыты, а после Каппеля с Деникиным все полезли сюда ставить импровизированные надгробия. Ну кому кажется, что их родные здесь.

Феодора медленно пошла вокруг. Мелькали незнакомые фамилии, много польских, еврейских, даже немецких. Мелькнула напечатанная на принтере фамилия Власова, правда залитая красной краской и жирно перечеркнутая.

Илья курил и с интересом наблюдал за странной посетительницей. Она вернулась, сделав круг, и лицо ее было неправдоподобно белым.

– Какой позор, – прошептала она, и столько ненависти прозвучало в тихих словах, что Илье стало не по себе. – Во что превратили людей, страну… И это русские, Россия.

– О чем вы?

– О том, что это надругательство над мертвыми, чего никогда не позволяли себе русские. Но вы не русские – вы советские, а теперь еще хуже!

– А вы?

– Я? А-а! – коротко выдохнула она. – Я расскажу вам, и именно вам с большим удовольствием. – Она глядела прямо в глаза Илье, вся вытянувшись в струну, и все сжимала ремешок сумки до побелевших костяшек пальцев. – Я была девочка Катенька из обеспеченной семьи, дед – высокий чин в Большом доме, бабушка, как говорили, была разведчицей во время войны и погибла. Портрет ее висел у деда над столом, такое красивое, гордое лицо. Мама этнограф, папа физик, летом Крым и Кавказ, на каникулах Прибалтика, английская школа, вещи и продукты по блату. Ну, верно, как у вас. Пионеры, комсомол, универ, романы книжные и собственные, пара замужеств, квартира на Энгельса новенькая.

– Рад за вас, – вставил Илья. – Действительно похоже.

– В этом-то и ужас. Дед умер, потом мама, она вообще была очень болезненная. А два года назад я получила письмо. Из Франции. Из Нанта. Писала некая Сильвия, оказавшаяся моей двоюродной теткой. Приглашала приехать. Я приехала. О, лучше бы я не делала этого! Я схожу с ума. Жизнь моя разбита бесповоротно, безвозвратно!

«Неужели сумасшедшая?» – мелькнуло у Ильи, но глаза говорившей смотрели ясно и требовательно.

– Но я горжусь. Я объехала все места. Я была на родине, под Судиславлем, никто ничего не знает, не помнит. Эта стена забвения чудовищна. Но простите. В двух словах. Оказалось, что бабушка – никакая не разведчица, она умерла на поселении, где-то около Селенгинска. И мама – не дочь деда. Отец Сильвии – родной бабушкин брат, летчик, был сбит над Польшей, потом партизанил, потом воевал в армии Крайовой, попал во Францию. Он искал сестру всю жизнь, через все международные организации, через какие-то личные связи. И незадолго до смерти все-таки нашел – не ее, она умерла еще в начале пятидесятых, не дождавшись смерти Сталина, нашел в каком-то местном музейчике ее дневник, написанный чуть ли не на бересте или на тетрадных обложках. Он в личном архиве маминого брата, а архив принадлежит по завещанию Нантскому музею сопротивления и коллаборационизма. Я видела уже только перепечатанную копию. Там ужас. Там то самое страшное, что делает с человеком война – лишает его выбора. Но еще страшнее, что еще раньше этого выбора лишила всех советская власть. Но бабушка уже не думала об этом, весь дневник полон только одного крика, одной мольбы – рассказать правду о человеке, которого она любила, от которого родила дочь и который мог бы стать… Фамилия Трухин ничего вам не говорит?

Илья пожал плечами.

– Нет. Кто это?

– Генерал-майор, такой же, как ваш дед, они учились в одной гимназии в Костроме. О, подлость, подлая власть. Подлые люди! Дед спас девочку, но бабушку, а потом и прабабку отправили в лагеря.

– За что же?

– Первую – за то, что любила предателя родины, власовца, как отвратительно их называют, вторую за дочь и за мужа, воевавшего против Красной армии.

Илья зло потушил сигарету.

– А вы считаете, что их награждать надо было?! У предательства нет толкований и двойных смыслов. Предатель – человек, изменивший долгу и присяге. И никто никогда не заставит меня отказаться от своего мнения, что Власов и иже с ним – предатели. И больше того – останутся в памяти и в истории именно как предатели.

– Я так и знала… И это еще страшней, чем минувшее. Нынешний раскол… Да вы хоть представляете, что гражданская война так и не кончилась, что она тлеет подспудно в любом разговоре, что деление на красных и белых мучительно живо?! Почитайте любые споры в инете! Как только дело касается революции, дворянства, РОА, сразу же появляется раскол, животная злоба, оскорбления. А у нас есть только честность. О, я нахлебалась этого сполна, пока искала хоть что-то о деде! Вы все погрязли во лжи, вы по-прежнему слепы, как котята, вы духовные и умственные трусы! Уходите отсюда! – Феодора топнула ногой в бессильной ярости. – Уходите, вы не имеете права стоять здесь!

Илья хмыкнул и пошел к воротам. «Сумасшедшая все-таки. А хороша, черт возьми!»

Феодора достала из сумочки потертый на сгибах листок с отксерокопированной фотографией мальчишески улыбающегося генерала. На обратной стороне было что-то написано от руки. Феодора сломала хрусткую от жары ветку березы, надела на нее листок, как парус, и, опустившись на колени, воткнула тонкий прутик в песок.

Поздно вечером охранник, обходивший некрополь, увидел новую бумажку на почти упавшей ветке. Он поднял ее, пробежал глазами текст, пытаясь понять, кого на сей раз обнаружили в этой давно не существующей куче пепла.

– Чушь какая-то. – Он внимательней присмотрелся к снимку и увидел немецкую форму и шеврон «РОА». – Еще этого дерьма тут не хватало! – выругался он и, скомкав, выбросил листок в урну.

– Чушь какая-то. – Он внимательней присмотрелся к снимку и увидел немецкую форму и шеврон «РОА». – Еще этого дерьма тут не хватало! – выругался он и, скомкав, выбросил листок в урну.

КОНЕЦ

Примечания

1

Часть истории Стази легла в основу рассказа о судьбе ленинградской учительницы Станиславы Юрьевны Каменской («Семь писем о лете»). Так что некоторые эпизоды не только перекликаются с «Семью письмами», но и почти дословно их повторяют.

2

Декоративная капуста. Ее вкусовые качества не превышают качеств обычной, но розовый кочан больше похож на розу, чем на овощ. – Здесь и далее примечания автора.

3

Так назывались сорта клубники, ягоды которой были ярко-карминного цвета.

4

Дело «Весна» (также известно как «Гвардейское дело») – репрессии в отношении офицеров Красной армии, служивших ранее в Русской Императорской армии, и гражданских лиц, в том числе бывших белых офицеров, организованные в 1930–1931 гг. органами ОГПУ. Только в Ленинграде в мае 1931 г. по этому делу было расстреляно свыше тысячи человек.

5

Ольдерогге Владимир Александрович (1873–1931) – окончил Первый кадетский корпус, а в 1901 г. – Николаевскую академию Генерального штаба по первому разряду. Службу в царской армии закончил генералмайором и командиром 1й Туркестанской стрелковой дивизии. Весной 1918 г. добровольно вступил в РККА и стал военруком Новоржевского участка Завесы. С февраля 1924 г. служил начальником Объединенной школы имени Каменева, затем главным военруком Киева. На следствии по делу «Весна» он сознался в том, что являлся руководителем контрреволюционной офицерской организации на Украине, и расстрелян 27 мая 1931 г. В 1974 г. определением военного трибунала Киевского ВО реабилитирован, а уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления.

6

Штромбах Ярослав Антонович (1894–1931) – чех по национальности, служил в армии АвстроВенгрии и во время Первой мировой войны сдался русской армии: хотел воевать на стороне славян против немцев. Из 200 тысяч чешских и словацких военнопленных в 1916 г. 70 тысяч стали добровольцами Чехословацкого легиона. Ярослвав Штромбах воевал на ЮгоЗападном фронте, а в 1917 г. назначается взводным, избирается председателем ротного комитета, членом полкового и бригадного комитетов. Направлен на Урал, где с лета 1918 г. в составе РабочегоКрестьянской Красной Армии Пензенской губернии сформирован 1й Пензенский чешскословацкий революционный полк, – по одним данным, под командованием Штромбаха, по другим – при его службе комиссаром. С 1929 г. Я. А. Штромбах – командир 44й стрелковой дивизии и начальник гарнизона в Житомире. 4 декабря арестован по подозрению в связях с чехословацкой разведкой и расстрелян 27 мая 1931 г.

7

Генерал Федор Трухин, заместитель начальника штаба Прибалтийского ВО. Я ваш пленный. Честь имею.

8

Имре Кальман. «Сильва» («Королева чардаша»).

9

Православный храм Святого Благоверного Князя Владимира в Петербурге на Петроградской стороне; известен с 1708 г., архитекторы Земцов, Трезини, Ринальди и Старов.

10

Бытовое название Дворца культуры Промкооперации, архитекторы Левинсон и Мунц, 1931–1938 гг., ныне Дворец культуры им. Ленсовета.

11

Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы и Воздвижения Креста Господня, возведенная неизвестным архитектором на углу Малого проспекта и 9-й линии В. О. в Петербурге в 1750–1765 гг.

12

Спасемся по земному мы условью, // Во-первых, долгом, но верней – любовью. (Конец эротического стихотворения Гёте «Дневник»).

13

Николай Константинович Печковский (1896–1966) – выдающийся оперный певец, тенор.

14

Ария Валентина из оперы «Фауст» Гуно.

15

Штрик-Штрикфельд Вильфрид Карлович (1897–1977) – русский и немецкий офицер. Прибалтийский немец, учившийся в Реформатской гимназии в Петербурге. Воевал в русской армии против Германии в Первую мировую войну, в Гражданской войне – на стороне Северо-Западной Добровольческой армии. В 1920–1924 гг. работал по мандату Международного Красного Креста и Нансеновской службы по оказанию помощи голодающим в России. В 1924–1939 гг. жил в Риге.

16

Цитата из романа «Бесы» Ф. Достоевского.

17

Кузнецов Алексей Александрович (1905–1950) – в 1941 г. – второй секретарь Ленинградского обкома и горкома партии.

18

Ленинградский академический малый оперный театр.

19

«Смерть мужьям» – неофициальное название трикотажного ателье объединения «Лентрикотажпром» № 1, Невский пр., 12. Ателье было символом роскоши, и цены, естественно, кусались. Разорительные для мужей и любовников желания их спутниц одеваться по ценам, превышающим всякие финансовые возможности, породили фольклорное название знаменитого ателье: «Смерть мужьям, тюрьма любовникам». Здесь шили наряды Клавдия Шульженко, Любовь Орлова, Фаина Раневская, Алла Тарасова. Очередь сюда занимали с вечера, а заказать можно было не более двух вещей.

20

Строчка из популярной в Зимнюю войну пропагандистской песни 1939 г., посвящённой событиям советско-финской войны 1939–1940 гг. Музыка братьев Покрасс, слова А. Д’Актиля.

21

Эдди Рознер (Адольф Эдуард Рознер, Адольф Игнатьевич Рознер, Эдди Игнацы Рознер, Eddie Rosner; 1910–1976) – джазовый трубач, скрипач, дирижер, композитор и аранжировщик.

22

Бойцы вооруженного литовского подполья, ФЛА.

23

Самсонов А. В. (1859–1914) – русский государственный и военный деятель, генерал от кавалерии, застрелился после поражения своей армии в сражении при Танненберге.

24

Лагерь для военнопленных… поверка… суррогатный хлеб… «Безоружный – бесчестен» (старинная рыцарская поговорка) (нем.) .

25

Улица Красных Зорь (1918–1934) – первое «советское» название Каменноостровского проспекта, ставшего в 1934 г. Кировским, а в 1991 г. – вновь Каменноостровским.

26

Несуществующий ныне рынок в начале Каменноостровского (напротив нынешнего «Ленфильма»). Также назывался Мальцевским (не путать с Мальцевским рынком на улице Некрасова).

27

Имеется в виду купол церкви Святого апостола Матфия на Петроградской стороне, снесенной в 1938 г.

28

Имеется в виду Карл Густав Эмиль Маннергейм (1867–1951) – барон, финский военный и государственный деятель, генерал-лейтенант Русской императорской армии, генерал от кавалерии финляндской армии, фельдмаршал, маршал Финляндии, регент Королевства Финляндия; был известен своей лояльностью к России.

29

30

Стихотворение Юлиуса Цинкгрефа «Об измене возлюбленной во время войны», перевод Льва Гинзбурга.

31

Благовещенский И. А. (1893–1946) – генералмайор береговой службы, участник «власовского» движения.

32

Закутный Д. Е. (1897–1946) – генералмайор, деятель «власовского» движения, начальник Гражданского управления Комитета освобождения народов России.

33

Здесь, вероятно, какая-то ошибка.

34

Всем известно, что, взяв девятого июля Плескау, наши войска должны находиться в Луге.

35

Еще раз, пожалуйста (нем.).