— Теперь верю! — облегченно вздохнула девочка.
Мы одновременно шагнули навстречу друг другу. Я прижал к себе Оксану, поцеловал в щеку, потрепал по волосам:
— Ну, здравствуй, доченька…
Снял куртку, сел в кресло, Оксана устроилась на диване.
— Знаешь, последние несколько лет, с тех пор, как повзрослела и поняла, что Кудрин — отчим, а не родной отец, я все мечтала найти тебя. Представляла, какой ты. Фотографии были, но ведь в жизни человек совсем другой. Но мама запрещала мне тебя искать. Она говорила, что я тебе не нужна, у тебя другая семья, растет свой сын, что я для тебя обуза… — На ее глаза навернулись слезы. — Знаешь, иногда я просто ненавидела тебя, считала, что у мамы вся жизнь наперекосяк получилась из-за тебя. Ну почему ты никогда не виделся со мной, с мамой?
— Оксана, мы с мамой при расставании договорились не создавать тебе лишних проблем, пока ты была… — я запнулся, подбирая слова, — недостаточно взрослой. Решили, что я встречусь с тобой, когда тебе исполнится шестнадцать. Встречусь и все без утайки расскажу.
— Вот и встретились. — Она совсем по-детски вытерла глаза кулаком. — Глупо как все и жестоко. Мамы уже нет. Хочу понять, кто в этом виноват, и ничего у меня не получается: с одной стороны, ее убили из-за тебя, а с другой — мама и им очень мешала…
— Давай попробуем разобраться вместе, доченька! — предложил я.
Из сбивчивого, со вздохами и долгими задумчивыми паузами рассказа Оксаны удалось уяснить, что дочка росла без проблем, пока мать со вторым мужем жили в Германии, где отчим служил в Группе советских войск. Но войска вывели, и семья переехала в Зареченск.
Поначалу все шло удачно. Дали квартиру, отчим занялся бизнесом, торговал телерадиоаппаратурой. Но потом девочка стала замечать, что взаимоотношения родителей резко изменились, а в доме все чаще происходили скандалы. На первых порах и отчим, и мать еще сдерживались, старались выяснять отношения без Оксаны, пока она в школе, но со временем перестали стесняться и дочери.
— Мне так становилось тошно и страшно. Игорь называл маму… не могу повторить… А года два назад я совершенно случайно подслушала их разговор о тебе. Суть его я тогда не особенно поняла. Кудрин требовал, чтобы мама нашла тебя, восстановила с тобой отношения, якобы из-за меня. А мама бросила такую странную фразу, погоди, сейчас вспомню: «Приманкой быть не хочу!» Да, да, именно так. После ее отказа все и началось. Мама и до этого любила выпить, ну, на вечеринках, а тут стала пить по-страшному.
— Они давно разошлись? — поинтересовался я.
— Примерно тогда же. Думаю, мама узнала про Кудрина и тетю Галю… Ну, словом, они тайком начали встречаться. У мамы все валилось из рук, сам понимаешь. Муж стал изменять, да с кем еще, с родной сестрой. Потом Кудрин как-то обмолвился, что ты — профессор… Это правда? — Оксана с недоверием посмотрела на меня.
— Правда, Оксана. А что было дальше?
— Мама вообще была в шоке. Пила и плакала. Знаешь, мы с ней незадолго до ее гибели, за месяц примерно, как-то вечером поговорили по душам. Она тогда на удивление была трезвой, душу свою изливала. Говорила, что она дура набитая, что тебя бросила. У тебя, мол, все хорошо, а у нас все плохо. Дала мне твой тарасовский адрес и посоветовала, если с ней что-то случится, ехать к тебе в Тарасов.
— Мама что, предчувствовала свою гибель? — изумился я.
— Она тогда сказала: «Они меня все равно в покое не оставят». Я не понимала, о чем она. А теперь догадалась. Это она о сестре и Кудрине. Мама мешала им, особенно тете Гале…
— А тетя Галя как к тебе относилась? Вернее, относится, — поправился я.
— Детей у нее своих нет, вот она меня и обхаживала, на свою сторону перетягивала, думала, мне деньги ее нужны. К себе домой постоянно брала.
— Ты знаешь, кто убил маму? — спросил я прямо.
— Догадываюсь. Если не они сами, тетя Галя-то со мной в тот день была, то по ее указке. Жлобов-то у них вон сколько! — Она махнула рукой.
— А как тебя украли, вернее, изолировали? — спросил я.
— До похорон я жила на теткиной городской квартире. Но в тот вечер, когда маму похоронили, Кудрин с Галиной о чем-то долго спорили, потом стали кричать друг на друга — совсем как всегда с мамой.
Потом тетка зашла в мою комнату и сказала, что мне придется несколько дней пожить как бы в заключении: тебе, мол, скажут, что меня украли, чтоб ты немедленно приезжал. Я еще спросила тетю Галю: а если я не соглашусь в заключение? Тетка ответила, что тогда меня украдут по-настоящему и она не сможет мне ничем помочь.
— Тебе не говорили, зачем я им нужен? — спросил я.
— Нет. Но если мама отказалась помочь им достать тебя, это неспроста. Мама любила тебя, она сама мне об этом говорила в наш последний откровенный разговор. А этим ничего, кроме денег, не надо, — отчаянно, с презрением произнесла Оксана.
— Понятно, доченька, теперь все понятно. Давай вместе подумаем, как нам с тобой отсюда выбираться. — Я погладил дочь по голове.
Оксана не могла точно сказать, где расположено наше тайное убежище. Она лишь предполагала, что оно где-то у тетки на даче или рядом. И постоянно охраняется вооруженными пистолетами и резиновыми дубинками двумя мордоворотами, которые сменяли друг друга через сутки. Наверное, и ночевали они вместе с «заключенными» в подземелье, а на поверхности объект прикрывало неизвестное количество секьюрити.
Туалет находился в коридоре, куда охрана водила узницу из двух секретных комнат по его требованию. Во время походов в санузел Оксана и засекла наличие третьей комнаты — для охраны.
Меня в создавшейся ситуации угнетала одна проблема: смогут ли сигналы радиомаяка, вшитого в мою одежду, пробиться сквозь толщу земли? Только тогда пришло бы спасение. Но для этого необходимо подать сигнал как можно ближе к поверхности земли. Как это сделать? Пока что я терялся в догадках.
Обсуждать с дочерью нюансы предполагаемого побега я не решался: а вдруг убежище прослушивается или даже просматривается хозяевами?
Между тем прошел час, как я был здесь, и нам принесли завтрак. Надо признаться, кормили там неплохо: бутерброды с сыром, маслом и ветчиной, кофе с сахаром. На мой вопрос, во сколько сегодня будет обед, конвоир лаконично бросил: «Вовремя!» Что ж, и на этом спасибо. Я решил осмотреться и попросился посетить богоугодное заведение. Меня вывели в коридор, показали на дверь с правой стороны. Дверь слева, ведущая в комнату охраны, была наглухо закрыта.
После завтрака захотелось отдохнуть и спокойно обдумать все происходящее. Заглянул в Оксанину комнату, практически такую же, как моя. Только стены сплошные, без всяких следов дополнительного выхода. Мы разошлись по своим «камерам» и попытались отдохнуть.
Меня беспокоила твоя судьба, Татьяна. Удастся ли тебе усыпить навязчивую бдительность Кудрина и до конца выдержать роль столичной журналистки? Справишься ли ты с многочисленной и вооруженной до зубов охраной «Спаниеля»?
Была пятница. Основные события должны развернуться завтра. Я немного задремал. Проснулся от каких-то странных звуков. Кто-то словно прыгал по полу. Дверь в соседнюю комнату оставалась полуоткрытой, и я увидел Оксану за ставшей для нее привычной тренировкой по карате. Встал с дивана, подошел к двери:
— Форму поддерживаешь, дочка?
— А ты так умеешь? — Она продемонстрировала еще несколько приемов.
— Откуда мне, ученому сухарю, — отшутился я. — На тренировки с Антоном, наверное, вместе бегали?
Разорвись в помещении бомба, она произвела бы гораздо меньший эффект, чем эта простая моя фраза. Оксана замерла на месте.
— Ты знаешь Антона? — недоверчиво спросила дочь.
— Знаю. Он, кстати, передает тебе огромный привет. Антон дежурит на своем телефоне по моей просьбе, дожидаясь звонка от тебя, — рассказывал я.
— И как тебе Антон, понравился?.. — озабоченно поинтересовалась Оксана.
— Замечательный парень. Если все кончится благополучно, обязательно встретимся все вместе. Верно? — спросил я.
Оксана радостно улыбнулась.
— Только теперь я окончательно поверила, что ты — мой отец. Чужой никогда бы не стал искать Антона. — Она подошла ко мне и чмокнула в щеку.
После обеда мы с Оксаной сели просчитывать возможные варианты развития событий. С одним охранником мы, пожалуй, при необходимости справились бы. Но я обратил внимание на то, что дежурный охранник, принося нам в камеру еду и воду и провожая в туалет, был без пистолета, с одной дубинкой. Делалось это не без умысла: отключи мы с Оксаной одного, оружие нам все равно не досталось бы, а второму удастся блокировать нашу попытку к освобождению.
Не выяснили мы и наличие подслушивающих устройств и видеокамер, поэтому я почти одними губами прошептал дочери на ухо:
— Надо тщательно просмотреть потолки, полы и стены на предмет возможных люков, ниш, подслушивающих и подсматривающих устройств.
— Надо тщательно просмотреть потолки, полы и стены на предмет возможных люков, ниш, подслушивающих и подсматривающих устройств.
Оксана хорошо поняла меня, и мы принялись за работу. Хотя внешний, поверхностный осмотр наших «камер» не дал никаких результатов, по всем остальным пунктам он был явно неутешительным: ни люков, ни ниш, ни каких-либо углублений обнаружено нами не было.
Договорились с дочерью так: если до трех часов следующего дня в субботу, семнадцатого апреля, к нам никто не придет на помощь, мы, на свой страх и риск, вдвоем сделаем попытку освободиться. На том и разошлись по своим «камерам» после ужина.
Засыпая, я пытался представить себе, что в этот момент делала ты, Татьянка, как ты там одна-одинешенька?..
Глава 14 По тонкому льду
В холл вошел адъютант ее превосходительства Власов и что-то прошептал хозяйке на ухо.
— Дамы и господа, выбираемся на природу. Шашлык готов! — С этими словами Галина Анатольевна стала спускаться к выходу.
Трех женщин мужчины галантно пропустили вперед. Ветрова как хозяйка шла первой, показывая нам дорогу в дальний конец участка. Там, огороженный забором, стоял нетронутый клочок соснового бора. Под соснами была расстелена скатерть, на которой в одноразовой посуде лежали салаты, холодные закуски. Даже выпивку предполагалось разливать в одноразовые стаканчики.
Скрестив ноги по-турецки, все расселись вокруг. Кудрин открыл бутылки с дагестанским коньяком. Чувствовалось, что Ветрова и ее партнер любят хорошие коллекционные напитки. Букет у предложенного нам «Багратиона» был изумительный, а нежное мясо молодого барашка, со знанием дела замаринованного в сухом белом вине, так и таяло во рту. Тосты хозяев сыпались один за другим, как из рога изобилия.
Меня насторожил спич Кудрина:
— Судья спрашивает женщину: «Почему вы решили развестись?» — «Ваша честь! Мой муж ведет двойную жизнь. И ни одна из них мне не нравится!» Так выпьем же за то, чтобы все присутствующие здесь никогда не вели двойной жизни!
Видимо, Игорь Владимирович не оставил своих подозрений по отношению ко мне. Положительно это начинало мне досаждать. Надо было немедленно рассеять его подозрения. Но как?
Между тем количество выпитого, в особенности мужчинами, перешло ту границу, после которой россияне, подогретые алкоголем, начинают обсуждать животрепещущие темы, и наиболее жгучей в тот момент была агрессия НАТО в Югославии. Поскольку мужской состав руководства «Спаниеля» был представлен бывшими офицерами, их отношение к проблеме отличалось безапелляционностью.
— Нет, о нас НАТО просто вытерло ноги! В советский период ни одна бомба не упала бы на территорию Югославии, американцы знали: СССР отреагирует адекватно. А сейчас? — горячился Кавазашвили. — На весь мир объявили в первые дни кризиса: «Посылаем в район конфликта эскадру судов Черноморского флота». А где она, эта эскадра? Не послали, боимся. Противно просто…
— Объясните мне, сугубо гражданскому человеку, зачем России втягиваться в этот военный конфликт? Нам, с нашей нищей армией, нехваткой горючего, давно не ремонтированными танками и отслужившими свой век атомными бомбами? — подлила я масла в огонь.
— А затем и надо вмешаться, Татьяна Александровна, чтобы в следующий раз бомбы и ракеты не начали падать на российские города, — объяснил свою точку зрения вице-мэр Субботин. — Если мы позволим расправиться с Югославией, то это даст повод натовцам при удобном случае вмешаться в наши дела где-нибудь в Чечне или Таджикистане.
— А как вы представляете себе помощь России сербам? Мы официально открещиваемся от оказания военного содействия, не направляем туда даже добровольцев. Чем мы можем помочь югославам? — настаивала я.
— Никто не запретит военным, уволенным в запас, выезжать за пределы России, ведь так? — уточнил, глядя на меня, Кудрин.
— Совершенно верно, свобода передвижения гарантируется Конституцией страны, — подтвердила я.
— Вот именно. И тогда, например, капитан Иванов, прекрасный зенитчик, направляется на отдых в сугубо мирную Болгарию, а уже там пересекает югославскую границу. И становится наемником сербской армии. Естественно, под чужим именем, скажем, капитана Йовановича, — объяснил простую механику этого дела Кудрин.
— Мой далекий прапрадед, ученик знаменитого Николая Пирогова, отправился добровольцем на Балканы в середине семидесятых годов прошлого века. Он спасал там умирающих солдат, — убежденно заговорил доктор Гаспарян. — Что мешает мне, его потомку, повторить подвиг предка?
— Доктор, с врачами все понятно. По линии Красного Креста и нашего МЧС вы сможете отправиться в Югославию. Но наемники — это уже чревато вхождением в конфликт. Мне страшно за судьбу страны, — подогревала я страсти.
— Милая Танечка, вы женщина, предоставьте право воевать нам, мужчинам, — посоветовал Субботин.
— Я с вами категорически не согласна! — заявила я. — Интересно, известны ли вам данные ЮНЕСКО о самых опасных профессиях на нашей планете?
— Признаюсь, нет, — честно ответил вице-мэр.
— Так вот, самые опасные профессии в мире — летчик-испытатель и космонавт. Здесь без комментариев. На втором же месте мы, журналисты. Нас слишком часто стали отстреливать в зонах всевозможных конфликтов, — с чувством гордости за «свою» профессию произнесла я.
— Или за ваше чрезмерное любопытство, — с мрачной угрозой в голосе добавил Кудрин.
— Танечка, а кто же занимает почетное третье место в списке профессиональных камикадзе? — поинтересовался поэт Балкин.
— Как ни странно, учителя. Их губят сердечно-сосудистые и нервные заболевания, — пояснила я.
— Наташенька, ты слышишь, какая у тебя опасная работа? — вице-мэр поцеловал жену в щечку.
Чего угодно, но этого я не ожидала: моделеподобная жена Субботина — обыкновенная учительница?
— Давайте выпьем за то, чтобы война в Югославии скорее закончилась и чтобы там не гибли наши российские ребята! — предложила я тост, воспринятый присутствующими с большим энтузиазмом.
Но разговор на тему политики продолжился. Неожиданно масла в огонь подлила Наташа Субботина:
— Все равно это страшно. Моя одноклассница вышла замуж за серба, родила двоих детей. Хорошо, что ее с малышами наши успели эвакуировать из Белграда. Она сейчас здесь, в Зареченске, у родителей. Такое порассказала!.. А мы даже оружием помочь сербам не можем!
«Умница!» — подумала я, а вслух сказала:
— Вот именно. Только языками трепать с высоких трибун умеем, а как до дела доходит, так в кусты! Весь Северный Кавказ оружием нашпигован, откуда берут? За какие деньги? А таким же православным, как мы, оружие дать боимся.
— Татьяна Александровна, любое оружие — это громадные деньги. Вот мы и продаем его тем, кто платит, — продолжал учить меня уму-разуму чиновник Субботин.
— Выходит, деньги не пахнут, и, будь у вас оружие, вы с удовольствием продавали бы его чеченцам, чтобы они потом из этих самых «калашниковых» истребляли парней из Зареченска? — удивилась я.
— Слава богу, у меня лично из оружия только газовый пистолет! — отшутился вице-мэр. — А во-вторых, да будет вам известно, государство на экспорте оружия делает громадные деньги. И пусть делает — бедных бюджетников-то содержать как-то надо.
— Так то государство! А если оружием торгуют частники, как стиральным порошком, детскими колготками или телевизорами? — Я кивнула на молчавшую до сих пор Ветрову.
Надо отдать должное ее выдержке. Она усмехнулась:
— Галина Анатольевна торгует лишь электронными пистолетами для детских компьютерных игр. И спит оттого спокойно. В отличие от тех, кто не в ладах с законом! — Ветрова посмотрела мне прямо в глаза.
Так, кажется, начался поединок между нами, девочками. Ну что ж, посмотрим, кто кого!
— А как бы вы отнеслись, друзья, к тем россиянам, кто жаждет на этой войне нагреть руки? Продать, например, наши последние военные секреты натовцам, пусть даже за очень кругленькую сумму? И не останавливается для этого ни перед чем? Человека убить? Пожалуйста. Ребенка украсть — запросто! А через пару лет этими военными секретами будут начинены их крылатые ракеты, летящие уже в нашу сторону! — произнесла я с гневом, исподволь наблюдая за реакцией Ветровой и Кудрина.
Но те лишь молча переглянулись. Зато остальные дружно и вовсе не по-показному негодовали:
— К стенке таких! Без суда и следствия. Из «калашникова», сам лично, — сжал кулаки Кавазашвили.
— А что, есть такие данные у компетентных органов? — спросил меня Субботин.
— Это мое следующее задание. После вас на той неделе лечу на Урал, там чекисты засекли попытку продажи на сторону фрагментов наших суперновых зенитных ракет, — на ходу сочинила я версию.