Екатерина представила молодого человека своей подруге, которую назвала Софи, и, поклонившись, ушла. Дама некоторое время рассматривала его, как какую-то экзотическую зверушку, а Алексей смущенно молчал, не зная, о чем будет говорить с этой светской львицей. Пауза затянулась, и, чтобы выбраться из неловкой ситуации, Алексей спросил:
– А почему вы в маске?
– Вам не нравится? – Легкая улыбка тронула уголки губ женщины, но глаза оставались серьезными и даже грустными.
– Да нет, дело не в этом. Просто интересно, – еще больше смутился Алексей.
– Видите ли, молодой человек, маску люди надевают обычно для того, чтобы их не узнали.
– Значит, вы не хотите, чтобы вас узнали?
– Не хотела бы… – вздохнула Софи. – Но все равно узнают. Маска, скорее, знак того, что я не желаю быть узнанной, поэтому окружающие добросовестно делают вид, будто не понимают, кто перед ними. А я притворяюсь, что им верю. Такой вот двойной обман. И никому не нужный.
– Обман вообще редко кому действительно нужен, – заметил молодой человек. – Людям кажется, что, обманывая, они решают свои проблемы, а на самом деле они только еще больше их запутывают и сами запутываются. Я не люблю обманывать. Лучше промолчать.
– Вы высказываете весьма оригинальные мысли. И они мне определенно нравятся. А здесь все пропитано обманом. Люди хотят выглядеть не теми, кто они есть на самом деле, льстят, распускают вздорные слухи, даже не заботясь об их достоверности. И все это для того, чтобы выглядеть более значительными, прикоснуться к власти или погубить соперника.
– Вас кто-то обидел? – вырвалось у Алексея.
– Обида? – грустно усмехнулась собеседница. – Я настолько привыкла к ней, что уже и забыла, что это такое. Но довольно философии. Давайте лучше поговорим о вас. Кати сказала, вы приехали из дальней губернии, сбежав от отца?
Под внимательным и вопросительным взглядом Алексей смешался, затем решительно взглянул в глаза женщине и сказал:
– Я уже говорил, что не люблю обманывать, тем более мне не хотелось бы обманывать вас. Я действительно издалека, но это единственная правда из рассказа Кати. И не вините в этом ее, – торопливо заметил молодой человек, увидев, как нахмурилась Софи, – она лишь передала слова других. Простите, но я не могу рассказать вам правду и не хочу обманывать. Не заставляйте меня делать выбор… Пожалуйста.
Дама некоторое время колебалась, затем кивнула.
– Хорошо. Мне нравятся ваши прямодушие и честность. Сейчас это так редко встречается.
– Редко? Разве честь – не главное достоинство дворянина?
– Честь? – Женщина презрительно усмехнулась. – Честь нынче превратилась в половую тряпку, о которую все, кому не лень, вытирают ноги.
Софи задумалась и погрустнела, сразу утратив свое высокомерие, и превратилась просто в усталую женщину. Взяла Алексея под руку, и они медленно пошли в обход зала, стараясь держаться подальше от танцующих пар. Молодой человек некоторое время молчал, думая, как бы разрядить мрачную обстановку. Затем, только чтобы отвлечь спутницу от горьких дум, весело сказал:
– А вы знаете, Софи, я впервые на балу и очень боялся опозориться, ведь я даже танцевать не умею.
– Вот как? Вы никогда не танцевали, бедняжка? – Софи, наконец, весело улыбнулась. – Это ведь так прекрасно! Вы растворяетесь в музыке, в ритме, перестаете думать о своих горестях, и ваше тело становится легким, как пушинка, и плывет над землей. Вы, и правда, никогда не танцевали?
– Танцевал, конечно. Только это были совсем другие танцы.
– Да, я и забыла, что вы издалека.
– А вы ведь тоже чужая здесь. Я чувствую. И акцент довольно сильный, – как ни странно, неловкость прошла, и Алексей теперь ощущал себя на удивление свободно. Катя не обманула – Софи оказалась, действительно, умной и обаятельной женщиной.
– Вы правы, именно чужая, но я очень хочу перестать быть чужой. Я – немка, но давно живу в России и полюбила ее гораздо больше своей родины. А вот муж мой Россию не любит, – грустно заметила молодая женщина.
– Вы замужем?
– Конечно. – Софи с удивлением посмотрела на Алексея. – В моем возрасте женщина либо замужем, либо в монастыре.
Молодой человек подумал, что не такой уж у его собеседницы возраст, чтобы уходить в монастырь – лет двадцать пять или чуть больше. Ему стало интересно, кто же муж этой грустной женщины.
– Ваш муж русский? – спросил он.
– Пожалуй, нет. Хотя корни у него русские. Не хочу о нем говорить. Он мне неприятен.
– Старый, наверное, – понимающе кивнул Алексей.
– Отнюдь, совсем не старый, но заносчивый и глупый. И интересуют его только оловянные солдатики. Он и меня заставлял в них играть, а когда я отказалась, утратил ко мне интерес и утешился любовницей.
– Вы так спокойно об этом говорите?! – возмутился Алексей.
– А что тут такого? Многие имеют любовников и любовниц, хоть открыто это и осуждается. Вам это кажется странным?
– Честно говоря, да. Тем более я не понимаю, как можно пренебрегать такой очаровательной женщиной.
– Мы мне льстите. Хотя нет, вы же против обмана. Ведь так? – Софи насмешливо подняла бровь.
– А у вас есть любовник? – неожиданно даже для самого себя спросил Алексей.
Софи некоторое время настороженно смотрела в глаза молодому человеку, затем вздохнула и ответила:
– Был. Но его вынудили уехать из страны. Вы очень похожи на него, Алексей, чисто внешне, конечно. Мой сердечный друг, к сожалению, человек нашего мира.
– А я? – оторопел Алексей.
– А вы – нет.
Молодой человек растерянно молчал, думая, как реагировать на такое заявление, и вообще, стоит ли на него реагировать.
Раздался голос распорядителя бала, объявившего новый танец, и Софи, поблагодарив Алексея за интересный разговор, попрощалась. Она обещала этот танец другому кавалеру.
– Но, думаю, что мы с вами еще встретимся, мой юный друг. – Собеседница кокетливо улыбнулась и скрылась в толпе.
А Алексей еще долго стоял, размышляя об этой удивительной и очень одинокой женщине.
К великой радости молодого человека, танец оказался последним. Перед ужином, который накрывали в этом же зале, гостям предложили прогуляться в оранжерее и в парке, освещенном по случаю бала дорогими масляными фонарями. Изрядно уставший от шумной толпы разряженных гостей, духоты замкнутого пространства и разговоров, Алексей поторопился выйти на свежий воздух.
Сад тонул в темноте. Мощенная булыжником аллея вела от широкого крыльца к незаметному за деревьями забору, а фонари лишь рисовали слабые желтоватые ореолы на ночном небе да высвечивали небольшой пятачок на дорожке.
Алексей, чтобы не стоять на крыльце, двинулся в глубь сада. Где-то там было несколько лавочек, да и вообще, стоя на проходе, молодой человек чувствовал себя не очень уютно. Местное сборище, полное регламентов и политесов, со строго нормированным поведением, сильно утомило. Скулы свело от улыбки, приклеенной в течение всего вечера, и хотелось раствориться в темноте. Убежать, скрыться туда, где как можно меньше людей. Последнее желание, к счастью, было вполне осуществимо. Сад рядом с домом был тих и безлюден. Редкие голоса слышались из-за дома от фонтана, а тут спокойно – ни единой живой души. Только ночь и тихое шуршание насекомых.
Вообще Алексей чувствовал себя гадко, потому как сам себе напоминал глупую девицу, у которой мозгов настолько мало, что она не в состоянии поддержать разговор и единственное, что может делать, – это улыбаться. А все потому, что разводить политесы Алексей не умел и обычаи и нравы восемнадцатого века просто не знал.
Промозглый воздух заставил поежиться. Лето закончилось, если днем еще можно было поймать последние солнечные лучи, поддаться иллюзии тепла, то ночью сомнений не оставалось – наступила осень. С дождями, сыростью и неповторимым запахом.
Алексей с наслаждением втянул носом свежий воздух, в котором не было примесей современного мегаполиса, и отметил, что здесь, в восемнадцатом веке, дышится намного легче, чем в веке двадцать первом, и запахи здесь разнообразнее. Или просто сам Алексей стал их различать лучше. Парень мог разобрать далекий запах поздних георгинов у кого-то в саду, приторный аромат благовоний, доносящийся откуда-то со стороны, видимо, в ночном саду гулял не он один, душок расположенной за домами помойки, острое и почему-то возбуждающее амбре из конского пота и навоза и влажный, притягивающий запах земли.
Особняк Воронцова сверкал яркими окнами, и даже отсюда слышалась музыка и гомон голосов. На небе медленно таяла полоска заката. До полной темноты еще около часа, но уже сейчас чувствуется приближение ночи. Впереди еще ужин, а Алексей уже вымотан до предела. Одна надежда, что Сен-Жермен не надумает развлекаться до утра.
Запах злобы и агрессии молодой человек уловил слишком поздно, но все же, ведомый знакомым чувством опасности, пригнулся и успел уйти в сторону. Взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и заметил второго противника, заходящего со спины. Нехорошая улыбка и занесенная рука с кинжалом. Мужчина целился не лезвием, а рукоятью – видимо, собирался оглушить.
Запах злобы и агрессии молодой человек уловил слишком поздно, но все же, ведомый знакомым чувством опасности, пригнулся и успел уйти в сторону. Взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и заметил второго противника, заходящего со спины. Нехорошая улыбка и занесенная рука с кинжалом. Мужчина целился не лезвием, а рукоятью – видимо, собирался оглушить.
Алексей никогда не любил драться, не то чтобы не приходилось, просто он предпочитал решать дело миром и обычно лишь оборонялся, когда иного выхода не было. Получать по физиономии никому не нравится. Однако сейчас захлестнула дикая злоба. Дремавший зверь очнулся и почти полностью завладел сознанием. «Р-р-разорву твар-р-рей!» – клокотало в груди звериное бешенство. Парень, подчиняясь инстинкту, не закрылся, уходя от ударов, а с рычанием кинулся на обидчика. Второй противник скользнул за спину и взял Алексея в захват – сведя его руки так, что парень не мог двигаться. Алексей, озверев окончательно, совершил то, что раньше часто видел в фильмах, но никогда не пробовал в жизни – использовав держащего его противника как опору, со всего размаха ударил второго нападающего ногами в грудь. Мужчина захрипел, сгибаясь, а с уголка губы стекла кровь, темными, вязкими каплями падая на мостовую. Пользуясь минутным замешательством нападавших, парень рванул из захвата, с легкостью освобождаясь от второго противника, и, развернувшись, ударил его кулаком в подбородок. Удар вышел хорош – мужчину снесло к клумбе, а Алексей кинулся вперед и припал на руки. Стремление продолжить драку на четвереньках не удивило. Это сейчас казалось вполне естественным, ведь так было удобнее прижать жертву к земле и впиться зубами в горло. Картинка перед глазами замедлилась, а звуки отступили на задний план. Сквозь кровавую пелену парень видел, как в ужасе расширились зрачки сидящего на земле мужчины, он пытался отползти, но уперся в бордюр. Рот его открылся в беззвучном крике, или, быть может, Алексей его просто не слышал.
Из дома на шум драки уже начали выбегать люди. Парень резко вскочил с четверенек, чувствуя запоздалое смущение, а противник, наконец-то поднявшись, кинулся в кусты. Последнее, что разглядел Алексей, – это ужас, мелькнувший в его глазах. Второй нападающий тоже исчез. Сейчас в тени сада он стоял один, грязный и в порванном кафтане. Быть может, это уважительная причина, чтобы не возвращаться на бал?
Первым подбежал Сен-Жермен. Оглядев место побоища и тяжело дышащего Алексея, он укоризненно покачал головой со словами:
– Вы все-таки умудрились влипнуть в неприятности. Экий вы, молодой человек, драчун. Прошлый мой ученик был не так задирист.
– Да я… – отдышался парень. – Я что? Они сами напали, я вообще стоял и никого не трогал!
Алексею даже стало немного стыдно за то, что он устроил такой переполох, но, с другой стороны, ему ведь не оставили выбора. Гораздо больше молодого человека волновало то, как легко он справился с обидчиками. То ли люди восемнадцатого века были слабее, чем люди двадцать первого, – но это маловероятно, то ли все странности восприятия и поведения как-то взаимосвязаны. Второй вариант больше походил на правду, но нравился значительно меньше.
Сбежать с бала, ссылаясь на грязную одежду и порванную рубашку, не удалось. Канцлер Воронцов, громко возмущавшийся по поводу безобразия, которое произошло в его парке, пообещал найти и наказать наглецов, посмевших обидеть гостя. Немного отдышавшись, он подозвал Александра и попросил его проследить, чтобы ученику господина Сен-Жермена выдали чистую рубашку и привели в порядок его одежду.
Толпа быстро разошлась. Интерес к драке в саду угас, и скучающие аристократы разбрелись по своим делам. Чуть дольше задержался лишь Сен-Жермен, он смотрел то ли укоризненно, то ли изучающе – Алексей не понял, но так ничего и не сказал, только попросил привести себя в божеский вид и переодеться побыстрее. Молодой человек послушно кивнул и направился в дом вслед за Александром Воронцовым.
Остыть, прийти в себя получилось с трудом. Бешенство, азарт драки и желание порвать кого-нибудь на куски не отпускало. Тяжело успокоиться и начать реагировать адекватно, например, на искреннее беспокойство идущего рядом младшего Воронцова.
– Эк, как кафтан вам испачкали, негодяи! Да еще и порвали! – возмущению Саши не было предела. Он негодовал. И в ответ на эти эмоции Алексей чувствовал, как начинает сильнее биться сердце, а в груди поднимается рык. Едва удержавшись, чтобы не рявкнуть: «Пойдем, пор-р-рвем их», – молодой человек, стиснув зубы, буркнул:
– Да будет тебе! – И чуть мягче добавил: – Мы же на «ты» перешли. Кафтан, конечно, жалко, потому как не мой он, а графа, но это не те проблемы, из-за которых стоит расстраиваться.
– И верно, главное, что сам уцелел. Пойдем, я постараюсь найти тебе что-нибудь подходящее из одежды. Наверху есть немного моих вещей. Я часто живу у дяди. Кати, та вообще больше здесь воспитывалась, нежели в доме батюшки, – отвлекся Саша, потом внимательно посмотрел на Алексея и, смутившись, сказал: – Только, наверное, мои вещи маловаты тебе будут. А дядины чересчур велики…
– Может, ну их, эти кафтаны? – оживился Алексей. – Я, честно сказать, рассчитывал, что разорванную одежду можно будет использовать как предлог не появляться более на балу. Устал я. А что, если ты скажешь дяде, что ничего не подошло?
– Как можно? – изумился Воронцов. – Нет, врать не пристало, да и расстроится дядя. Это в его доме на вас напали. Нехорошо получается. Он – хозяин, а мало того, что безопасность не обеспечил, так еще и подходящего чистого кафтана не нашлось. А по поводу бала, не волнуйся – все самое страшное уже позади. Сейчас накроют столы, и начнется ужин, а мы с тобой вполне можем переждать какое-то время в библиотеке. Я тоже порядком устал ото всей этой светской суеты.
– Но граф…
– Да не переживай так, граф не останется без компании на вечер и вряд ли заметит твое длительное отсутствие, да и ужин ты не пропустишь. Он затянется за полночь.
– У-у-у-у, – мрачно отозвался Алексей и моментально согласился на библиотеку.
Кафтан все же подобрали. Скорее всего, он принадлежал канцлеру Воронцову еще в юные годы. После длительного висения в шкафу манжеты и воротник немного пожелтели, но в остальном он был как новый. В эти годы вещи, видимо, делали на века.
Библиотека в доме Воронцовых была не хуже, чем у Сен-Жермена, а по площади даже больше. Алексей подозревал, что граф подобрал более редкие книги, нежели канцлер, что и неудивительно, зато здесь все было рассчитано на публику. Высокие стеллажи, доверху набитые книгами, стояли по стенам. На уровне глаз красовались самые яркие, новые, золотые переплеты, неказистые книжки прятались либо на верхних полках, либо на уровне коленей и не бросались в глаза. Алексей провел рукой по толстым корешкам, чувствуя под пальцами гладкость кожи и тиснение.
– Как много книг, – задумчиво произнес он, пытаясь в уме прикинуть количество томов.
– Да, у дядюшки очень хорошая библиотека, – восторженно отозвался Саша. – Я могу быть здесь часами, это целая сокровищница знаний. Ты представляешь, в одну небольшую комнату уместился опыт тысячелетий, и мы имеем возможность его постичь, даже не выходя на улицу.
– Ну, практика не менее важна, нежели теория, – не согласился Алексей, достав с полки одну толстую и по виду новую книгу с ярким красным корешком.
На самом деле молодой человек считал, что практика намного важнее теории: только потрогав, попробовав на зуб и испытав на своей шкуре, можно в полной мере понять суть вещей. А теория… что теория? Она лишь слабое отражение действительности. Но свое мнение Алексей озвучивать не стал, решив не расстраивать нового друга. С книгами оно как-то безопаснее, чем с действительностью. Пусть тешится.
– О! Вижу, тебя заинтересовали мифы? – не стал спорить Саша и перевел тему, указав на книгу в руках Алексея.
– А… «Большая Эдда», – перевел молодой человек написанное по-английски название. – Да, я люблю мифы. Особенно скандинавские. Занятные сказки…
– Ну почему же сказки? Я бы назвал их, скорее, приукрашенной историей. Наши предки, описывая происходящие вокруг них события, не всегда стремились полностью сохранить их достоверность. Иногда присочиняли…
– То есть события и персонажи мифов реальны? – заинтересовался Алексей и, устав подпирать стену, присел на невысокий диван рядом с круглым низким столом. Саша разместился напротив, на стуле.
– Кто знает? Я бы не стал исключать такую возможность.
– Тогда и Дикая Охота, которую несколько ночей назад видели над Петербургом, может оказаться не пьяной байкой, передающейся из уст в уста?
– Ты знаешь, Дикая Охота – не вымысел, – уверенно и серьезно ответил молодой человек. – Слишком часто в разные времена и в разных местах встречаются упоминания о ней. Есть много свидетельств. Вот что я недавно прочитал в одной книге: «В темные безлунные ночи по лесам и полям мчатся огромные всадники в черных доспехах. Их кони хрипят в азарте скачки, их гончие неутомимы и не собьются со следа. Во главе мрачной кавалькады грозно потрясает копьем древний Один. Два ворона кружат над ним, два волка мчатся следом. Позади, словно плащ, сотканный из первозданного мрака, сплошным потоком скачут древние герои. Горе тому, кто встанет на пути Дикой Охоты, ибо никогда не увидит он этого мира. Горе тому, кто прогневает великого Одина подлостью или предательством, ибо черные всадники погонят его прямиком в ад». Здорово, да! – Саше видимо так понравился этот отрывок, что он запомнил его наизусть. – И автор, между прочим, очень уважаемый…