Вообще хорошо, что у нас тут все свои и мы – не последние в городе люди. Я живо представил себе, как бы все это было в чужом отделении: сухо-официально, предвзято, раздраженные сотрудники, протокольные рожи, тупые вопросы, возможно, глумливые ухмылки, экспертиза эта пресловутая...
Короче – жуть. Интересно, как с этим справляются простые смертные, угодившие в такого рода передряги?
Немного поразмышляв, один экипаж «скорой» поехал вслед за экспертами: врачам так и не удалось осмотреть пострадавшую. Возможно, это удастся сделать дома, в более спокойных условиях.
Теперь все внимание сосредоточилось на моей скромной персоне.
Врач второй «скорой» стал меня осматривать, Федя задавал горестные вопросы из серии «как же так, брат, как ты допустил такое?!», остальные столпились вокруг, смотрели сочувственно, оживленно переговаривались. Общий настрой был прост, понятен и от подростковой логики наших юнг далеко не ушел: это дело так оставлять нельзя, надо дать достойный ответ. Наказать так, чтобы все содрогнулись. Лейтмотив был очевиден: Ленку изнасиловали джигиты, значит их и надо наказать. Но сначала, понятное дело – надо найти.
Врач с ходу, наметанным взглядом определил: сломана челюсть. Дал зачем-то укусить карандаш – я не смог, больно было, и утвердился в первоначальном диагнозе:
– Челюсть сломана. Надо везти в «травму» и немедленно с ним заниматься...
На что Федя категорически возразил:
– Какая, в ж..., «травма»?! – воскликнул он с холодным бешенством. – Он единственный свидетель. Мы сейчас берем его и едем искать ублюдков. Пока не найдем – никаких «травм»!
– Опухоль, температура, тремор. В таком состоянии свидетель из него – никакой, – спокойно возразил врач. – Тем более темнеет уже. А ему надо снимочек организовать – и вообще лучше все сделать побыстрее, как бы не получилось осложнения...
Федя начал спорить с врачом, омоновский командир взял его сторону – надо немедля ехать, – но тут вмешался толковый Гена и авторитетно заявил, что такая экстренная поисковая активность в данном случае никаких результатов не даст.
– Сдается мне, что этого «антифа» били под заказ. Ну, по крайне мере, очень похоже на то. В таком случае эти «хачи» – не местные, их там давным-давно след простыл, и искать в районе бессмысленно.
– Почему бессмысленно? – командир ОМОНа жаждал крови. – Поедем и поставим там всех на уши – может, кто-нибудь расколется...
– «Хачей» в Москве – более трех миллионов. Если построить всех на Красной площади (а влезут ли все – вот вопрос?) и даже при свете дня производить опознание – в нормальных условиях это займет не одну неделю. Так что нарезать круги вокруг парка и ездить по району, где произошло злодеяние – занятие бессмысленное. Как впрочем, и все наши «перехваты»-«гастролеры» в таких случаях: еще ни разу никого не поймали. Кроме того, врач правильно сказал про состояние, – Гена кивнул в мою сторону. – Он сейчас в горячке, будет показывать на всех подряд крепких молодых «хачей». Замучаемся вязать и «колоть», а толку в итоге будет – ноль.
– Не, я не понял, ты что, предлагаешь совсем ничего не делать?!
– Делать надо. Это даже не вопрос. Но делать надо по-умному. Для нас что важнее: поймать ублюдков, или поехать сейчас, поймать кого попало и кулаки почесать?
– Короче, умник – что делать?
Гена в два счета популярно объяснил, что надо делать: полечить меня, привести в чувство, еще раз уточнить все детали происшествия, составить портреты мерзавцев, плотно пообщаться с побитым «антифа» (взять данные у Ленки), опросить возможных очевидцев на месте преступления, дать объявление где можно – о солидном вознаграждении за любую информацию и так далее и еще два десятка пунктов – я все просто не запомнил.
– Паша у нас спец, так что «материал» для ДНК будет – тут я даже и не сомневаюсь. Завтра с утра законтачим с тамошним ОВД: вот это будет самое непростое – убедить их завести дело на такой голимый «висяк»...
– Не надо заводить, – тихо сказал Федя.
– Не понял? – удивился Гена. – Федь, завести дело – это просто обязаловка...
– Да мне до п..., есть дело, нет дела... – все с тем же холодным бешенством процедил Федя. – Вы мне их только найдите – а дальше я сам разберусь.
– Да, это правильно, – одобрил омоновский командир. – Это по-нашему.
– Уверен? – Гена внимательно посмотрел на Федю и едва заметно показал глазами – придержи язык, вокруг полно народу, мало ли как оно потом обернется...
– Уверен, – кивнул Федя, игнорируя намеки. – Я их резать не буду, если ты это имеешь в виду...
– Ну, слава богу, – с облегчением вздохнул Гена.
– Я их буду рвать голыми руками, – завершился Федя. – На мелкие части. То есть умирать они будут долго и мучительно...
– Ну не дурак ли?! – в сердцах воскликнул Гена. – Андрей Михайлович – я заберу его, пойдем, потолкуем у нас. А то тут обстановка маленько не располагает...
– Хорошо, давай – занимайся, – одобрил начальник штаба. – Все остальное отложи, пробей это дело, доведи до ума. Если что-то надо – не стесняйся, беспокой в любое время. Понадобится – подключим управу, это не проблема...
Гена повлек Федю в отдел, а меня посадил в «скорую» и повезли в травму. И слава богу – к тому моменту мне что-то так занехорошело, что хоть ложись да помирай...
* * *За те девять дней, что я лежал в больнице, Федя не навестил меня ни разу.
Звонил неоднократно, но впопыхах, мимолетно, и сугубо по делу.
И это мой лучший друг, можно сказать – брат. Мог бы вообще-то мимоходом заскочить на минутку, привести пару червивых яблок и поинтересоваться, что я предпочитаю – кремацию или традиционное православное погребение...
В общем складывалось такое впечатление, что Федя во всем случившемся винит меня. Скажите, это справедливо? Нет, понятно, что все получилось вот так по-скотски по большей части из-за того, что я – «рахит». Будь на моем месте Федя, или хотя бы двоякоединая сущность Борман-Рома – все было бы иначе.
С другой стороны – разве это я заставил Ленку мчаться куда-то к черту на кулички и встречаться с этим трижды никому не нужным «антифа»? Сам Федя тоже красавчик. Он прекрасно знает, что такого рода мероприятия чреваты чем угодно, так что вполне мог бы как-то более эффективно отреагировать: пожертвовать этим совковым прохождением и поехать сам, или отправить с Ленкой кого-нибудь из своих друзей-спортсменов...
А может, все дело как раз в его комплексе? В том, что произошло, он больше всех винит себя, и неосознанно отстраняется от меня, как от живого напоминания о том, что его комплекс вот таким страшным образом неожиданно реализовался – по самому худшему из возможных сценариев?
Короче, не знаю – но вот вам факт: за девять дней Федя не пришел ко мне ни разу.
Я тут не просто так валялся – мне сделали «остеосинтез» (проще говоря, поставили титановые пластины и сказали, что снимут, когда срастется). Не знаю, так ли уж остро это было нужно, но хирург сказал, что таким образом срастаться будет быстрее – а отец ему доверяет, поэтому я не стал спорить и покорно дал подвергнуть себя вивисекции.
Ленка приняла добровольное затворничество в усадьбе родителей. Единственный человек, которого за эти девять дней к ней пустили – тетя Тома из гинекологии, и то строго по делу и ненадолго.
Остальные особи моего круга, не связанные необходимостью изолировать себя от общества и валяться в медучреждении, активно занимались оперативно-розыскной деятельностью.
Если кто-то подумал, что главнокомандующим в этом процессе был Федя – это не совсем так. Нет, Федя, безусловно, был основным генератором энергии возмездия, но в данный момент работал рядовой ищейкой и ежедневно наматывал сотни километров по Москве и пригородам. А вдохновителем и организатором всех наших побед был Гена Ефремов – тот самый толковый старший опер, который лучше всех соображает в минуты сумятицы и всеобщего отупения и умеет правильно задавать вопросы.
На следующий же день, через пару часов после операции, Гена ворвался ко мне в палату с ноутбуком и пивным ароматом и сказал, что сейчас самое время развлечься составлением портретов. Время, в самом деле, было как раз что надо: я едва отошел от анестезии, из-за боли соображал скверно, общаться мог только посредством мычания и хлопанья ресницами и больше всего на свете мечтал в тот момент о быстрой и безболезненной смерти.
В кино я видел, как это делается: выбираем из тысячи причесок похожую, потом лоб, брови, нос и так далее – короче, долгий и мучительный процесс. Может, мне лучше сразу сделать эвтаназию, а на роль основного свидетеля выбрать вот этого долбанутого во все места «антифа», и, не тратя время зря, сразу заняться его поисками?
Гена меня успокоил: методика отработана, мне нужно будет только тыкать пальцем да кивать или, наоборот, отрицательно мотать головой. А насчет «антифа» я беспокоюсь напрасно: его уже нашли. Гена законтачил с Ленкиным отцом, взял ее блокнот и быстро откопал в нем координаты нашего несостоявшегося героя интервью. Валяется этот герой в «Склифе», в тяжелом состоянии – сломаны ребра, шея, левая рука и челюсть в двух местах – хрипит, что разберется сам – как выйдет, и сотрудничать наотрез отказывается. Короче – я единственный свидетель. Так что, нечего отмазки лепить: за дело...
На самом деле методика была совсем не та, что показывали в кино, а может и не методика вовсе, и Гена сам все придумал. У него на ноутбуке были сотни фотографий молодых кавказцев – реальных людей (где взял и что за люди – я не спрашивал, не до того было), из которых мне было предложено выбрать наиболее похожих на наших злодеев. Я отобрал полтора десятка наиболее похожих, потом Гена загнал их в какую-то программу, наподобие «фотошопа», и, следуя моим указаниям, подправил несовпадающие детали. Получилось ловко и толково: вы не поверите – три негодяйских портрета мы состряпали буквально за полчаса. Почему три? Четвертого, с камерой, я просто не запомнил. Он находился в сторонке, снимал, и как-то совсем выпал из поля зрения: я даже не мог вспомнить, точно ли он нерусский, или только местами.
С антропометрией было посложнее: они все показались мне коренастыми, крепкими и невысокого роста. А это, вы уже в курсе – от метр семьдесят шесть и вниз.
Особых же примет не было вовсе: я не мог вспомнить ничего такого, что сразу бы бросалось в глаза – ни татуировок, ни шрамов, ни пирсинга какого завалящего или хотя бы паршивенького биопротеза для разнообразия.
– Да ничего, пойдет, – сказал Гена. – Будем работать с тем, что есть. Сейчас махом соорудим «ориентировки» – и вперед. Выздоравливай – я буду держать тебя в курсе...
Как только появились вот эти самые «ориентировки» (а это просто листок с фоткой и кратким описанием субъекта), наши тотчас же занялись розыскной деятельностью. Катались по Москве и пригородам, выискивали подпадающих под описание людей, снимали на мобильный и отправляли мне картинку. Если я подтверждал сходство, подозреваемого бесцеремонно хватали и везли к Гене на допрос.
Да, следует сказать, что процесс этот был не такой гладкий, как может показаться с первого взгляда. Наши хлопцы практически в каждом случае подтверждения с моей стороны производили силовое задержание, так что им приходилось регулярно драться. Почти всегда это было чревато осложнениями (эта публика почему-то всегда проводит время в компании, а порой – в изрядной компании) и Гена вынужден был улаживать вопросы с милицией той «земли», где брали подозреваемого, а пару раз наши неправильно рассчитали свои силы и сами получили по первое число.
В общем работа кипела – не факт, что результативная, но сложа руки никто не сидел, и была надежда, что наши усилия не пропадут даром.
Между делом пробивной Гена принудил коллег из Леоновского ОВД возбудить уголовное дело о нападении на меня любимого – или, что правильнее, по факту «Умышленного причинения средней тяжести вреда здоровью».
– С изнасилованием даже и затеваться не стоит, – пояснил Гена. – Паша «материал» взял – выпросил у отца одежку, но... Короче, «заявы» от Ленки не будет, это уже совершенно точно, родители ее категорически против, и, между нами, коллеги из Леоновского сделают все, чтобы не возбуждать, потому что это стопроцентный «висяк». А вот по избиению – можно и нужно. Хотя бы для того, чтобы формально объявить их в розыск, расклеить везде ориентировки и иметь повод для задержания – а то уже запарило каждый раз отмазывать ваших «патриотов».
В общем я написал заявление, а все материалы по делу за подписью некоего Глухаревского М.И. Гена оформил самостоятельно и отвез в Леоновский ОВД. Сам Глухаревский ко мне так ни разу и не подъехал, и даже не позвонил – видимо, очень занятой товарищ. Ну и бог с ним, главное, что дело возбудили.
Я тоже приложил некоторые усилия: подготовил текст объявления о «жестоком нападении на молодую пару», отдал Борману и они с Ромой разместили его в целом ряде наиболее часто посещаемых ресурсов Рунета. В объявлении я угрожал завалить деньгами любого, кто даст по этому факту хоть какую-то информацию, и гарантировал анонимность. Денег у меня не было, а если кто объявится, непременно натравлю на него Гену, так что, сами понимаете, анонимность тут – понятие весьма условное.
Чуть погодя ко мне наведался один из сержантов «Легиона» и сказал, что комиссар просит телефон (старый, напомню, у меня отняли). Я дал номер. Вскоре мне позвонил Руденко, сообщил, что обо всем в курсе и предложил помощь. Я сказал, что процессом рулит Федя, так что такие вопросы надо решать с ним.
– Командир звонил ему – он говорит, что свои проблемы решает сам, и помощь не нужна.
– Ну, значит в самом деле – не нужна...
– Не спеши отказываться. Вождь ваш сейчас в горячке, в амбициях, сам понимаешь... Короче, если что – обращайся. Чем можем – поможем.
– Хорошо. Спасибо за предложение. Если что – я вас побеспокою...
* * *Спустя девять дней я покинул больницу. По-хорошему, следовало бы валяться еще пару недель (врач сказал – минимум двадцать один день), но совесть не позволяла: все близкие вкалывали в три смены, а я – самый главный виноватый – вроде как в сторонке прохлаждался. Мне прописали амбулаторное лечение, обязали регулярно наблюдаться у лечащего врача, а по нетрудоспособности в рамках заявленной статьи Гена обещал все устроить.
Клуб был пуст.
Никто не приходил заниматься, тренировки и мероприятия отменили, все силы были брошены на розыски негодяев. Думаю, теперь «Патриот» можно было смело переименовывать в «Найти и уничтожить», или «Орден возмездия»: вождь страстно жаждал мести, и его устремление мгновенно передалось всем, кто входил в ближний круг – как заразная болезнь.
Вообще создавалось такое впечатление, что жизнь остановилась и все, кроме розысков, отодвинулось на второй план. Федя и ряд взрослых членов клуба взяли отпуск за свой счет, в школе отменили физкультуру (зал был нужен круглые сутки), я был на больничном, Борман-Рома и пара десятков наиболее активных юнг перестали ходить на уроки – и никто им за это не пенял, все был в курсе, что почем...
Федя моему возвращению жутко обрадовался.
Да, прошу читать правильно: именно моему возвращению, а не собственно мне. Как я себя чувствую, что у меня на душе – его, кажется, совершенно не интересовало. Между тем, я вот уже девять дней питался жидкими кашами и фруктовыми смесями, отчего был слаб и медлителен, двигался, как сомнамбула, и разговаривал тихо, не разжимая рта. Я уже привык к такой манере общения и к своему болезненному состоянию.
А про то, что у меня на душе, в двух словах даже и не объяснишь. Можно сказать для краткости: я – самое распоследнее чмо России. Вот так я себя чувствовал. Не вскрылся и не выпил яду до сих пор только лишь потому, что четко осознавал: я – единственный свидетель (долбанутый на всю голову «антифа» – не в счет) и без меня нашим пацанам найти негодяев будет очень непросто. Вот эта эфемерная нужность и поддерживала меня на плаву все эти дни, не давала принять радикально правильное решение...
– Ну все, теперь у нас дела пойдут, – уверенно резюмировал Федя. – Теперь уже недолго козлам резвиться – найдем в два счета...
Федя посадил меня в свою машину, которую чьи-то заботливые руки успели привести в порядок и стали мы с ним кататься по нерусскому граду Москве и пригородам.
Эмм... Про нерусский град – это не тупая шутка. Это мое субъективное восприятие действительности на тот момент. Судите сами: ездили мы не экскурсионными маршрутами на предмет полюбоваться памятниками старины, а сугубо по местам, где имеет обыкновение в массовом порядке «тусить» кавказская молодежь.
Федя – товарищ деятельный и активный, за девять дней на основе добытых всеми участниками розыскной операции данных составил схему расположения всех этих замечательных мест, график активности, и нанес на карту «обстановку», как и полагается любому нормальному военному перед началом боевых действий.
Мы подъезжали, вставали на заранее облюбованном участке, удобном для наблюдения (в некоторых местах было два и даже три запасных НП) и я до посинения любовался на детей гор через двенадцатикратный бинокль.
Занимались мы этим ежедневно, часов по пятнадцать кряду – судите сами, какое тут может сложиться впечатление у человека, которому эти самые дети совсем недавно нанесли страшную душевную рану.
Если вы совсем не в курсе по нерусской активности в некогда русской столице, я вас сейчас удивлю. Безусловный лидер здесь, разумеется, рынки и прилегающие к ним территории. А вот на втором месте – вовсе не развлекательные заведения и клубы, а... учреждения высшего образования. Универы, институты и разнообразные академии, которых в последнее время расплодилось великое множество.