Пригоршня подошел к ней и обнял, а она благодарно уткнулась в его грудь. «Слезогонка. Актерское мастерство», – убеждал разум, и он же говорил, что человек неспособен так лгать. Может, Энджи просто играет роль? Она – второй агент, если что-то случится с Виком, то миссия ложится на ее хрупкие плечи, и болезнь – не более чем симуляция.
Подождав, пока она успокоится, Пригоршня усадил ее и устроился рядом.
Девушка покачала головой и сказала:
– Вы теперь не пойдете со мной. На вашем месте… так бы и сделала. Верните мне карту. Это мой последний шанс.
– Успокойся, – проговорил я. – Как выглядит артефакт, который тебе нужен?
– Это не артефакт – аномалия. Я должна шагнуть туда. Говорят, она исцеляет, а взамен забирает самое дорогое. Мне терять нечего, так что готова рискнуть.
– Ты что-нибудь слышал о таком? – спросил я у Пригоршни.
– Ага, бают байки. Называется штука «панацеей», лечит, но может и покалечить. Подходит только тем, кому нечего терять. Это, слышал, сталкер один, Батей кличут, заболел сильно, пятнами такими белыми покрылся, сердце начало отказывать, вот он полез туда, ну, в «панацею». Вылечился. Приходит домой, а у него сына убили. Так-то. А еще говорят, что «панацея» и «исполнитель желаний» – одно и то же.
Энджи изо всех сил старалась сохранить лицо, вперилась в стену перед собой. Пригоршня пыхтел и сопел, не понимая, как ее утешить, наконец придумал:
– Химик, а Химик, мы ведь не бросим Энджи, да?
С одной стороны, правильнее было оставить неблагонадежного члена команды, добраться до Ядра, набрать артефакты и вернуться. Но с другой бесчеловечно лишать девушку шанса и по сути – жизни. Мы вдвоем, она одна, по дороге к Ядру нам ничего не угрожает, а потом достаточно быть бдительными.
– Надо хорошенько подумать, – сказал я, вставая. – Пойдем, Пригоршня, поговорим с главным желдаком, может, он прольет свет на случившееся.
Сам я в это не верил – желдаки изъяснялись с трудом и вряд ли в курсе, что в Ядре такого ценного.
Тим смиренно ждал нас и даже не попытался освободиться от веревки, это сделал Пригоршня, толкнул его на деревянный стул, а сам занял трон, закинул ногу за ногу и сдвинул шляпу на нос.
– Итак, – начал он. – Знал ли ты Вика раньше?
Тим вытаращился на меня и покачал головой – не понимаю, дескать. Пришлось переводить на пиджин. Из блеянья желдака понял, что Вик приходил один раз с посланниками, посланники велели слушаться Вика и вести его и других в Ядро.
– И что им там надо, они тебе говорили?
Вопрос Никиты я счел дурацким, но все равно перевел. А вот ответ меня удивил. Оказалось, что ходить в Ядро нельзя, потому что там некое Зерно, вместилище души Зоны. Заберешь его – Зона умрет и воскреснет там, куда Зерно посеешь.
– А если его уничтожить? – полюбопытствовал Пригоршня.
Желдак ответил, а я перевел:
– Посланники говорили, ни в коем случае нельзя. Надо сохранить, чтобы они посеяли Зерно у себя.
Ни кто такие посланники, ни где «у себя», Тим не ответил. Я порасспросил желдаков о посланниках и получил странные ответы: «Говорят непонятно, но не как вы. Дают еду и патроны. Приводят новеньких, но давно уже пополнения не было».
Пришлось заговорить на моем плохом английском – желдак закивал. Ясно, прав я: натовцы руку приложили, они и были посланниками, Тим узнал их речь. Вот и встало все на места. И отвратительным коричневым мазком – отличный английский Энджи. А еще взяла злость – какое право имели американцы калечить русских людей, делая из них идиотов? Это у себя в Штатах они хозяева, в Зоне – гости, которые должны относиться и к ней, и к сталкерам уважительно. Стоило дойти до конца и найти Зерно, только бы оно не досталось врагам.
– Ну, так что делать будем? – спросил Пригоршня, когда я объяснил ему, в чем дело. – Все равно не верю, что Энджи заодно с натовцами.
Вышли на порог. Оглядевшись, я придвинулся к Никите и заговорил вполголоса:
– Мы проделали сложнейший путь, у нас уникальная карта, и надо разобраться, что за Зерно такое. Напоминает смерть Кащееву, которая в игле, а игла в яйце. Нельзя допустить, чтобы ценнейший артефакт попал в руки натовцев.
– А Энджи? Она ведь умирает. Давай возьмем ее с собой?
Подумав, я решил, что оставлять ее в тылу и опасно, и бесчеловечно. В конце концов, ее вина не доказана.
– Слушай. Ладно, она пойдет с нами, но не забывай, что она – потенциальный враг и может ударить в спину. Вспомни смерть Патриота. Где гарантии, что когда Вик выталкивал его из строя, она не была с ним заодно? Не смотри так, уверен, смерть Патриота на совести Вика.
– Ага, ладно. План какой?
– Идем туда втроем. Приходим на место, связываем девушку – если она агент, то может нас прикончить, когда мы выполним свою функцию, находим «панацею», заталкиваем ее туда. Отыскиваем таинственное Зерно, прячем. Кстати, путь пролегает через заброшенную натовскую базу, где, возможно, и делали желдаков.
Неторопливо возвращаясь в из хижины Тима в свою каморку, я прокручивал события последних дней. Натовцам нужно Зерно, в Зоне они чужаки, и потому наняли нас, сочинив легенду. Мы должны были довести их до Ядра, где бесславно сложили бы головы. ФСБ что-то заподозрило и внедрило в отряд своего агента, но его вычислил Вик и убрал. Шнобель погиб… Надо будет расспросить его приятелей, где он живет, чтобы родственники его не искали. Шнобеля по-человечески жаль, даже не похоронишь. Можно сказать, он принес себя в жертву, если бы не его смерть и желдаки, то мы по-одному погибли бы при странных обстоятельствах.
Энджи стояла на пороге, скрестив руки.
– Что вы решили? – спросила она, завидев нас.
– Не волнуйся, – улыбнулся Пригоршня. – Идем в Ядро, все вместе.
Энджи просияла.
– Идем собираться, – устало проговорил я.
Глава 8
Солнце только встало, обещая жаркий и долгий день, скорее летний, чем весенний. После вчерашних событий все были немного дерганые: Энджи поджимала губы, угрюмо молчала – видно, вспоминала «дядю» и пыталась понять, был ли он самозванцем, использовавшим ее предателем или все-таки – сердобольным родственником. Пригоршня вился вокруг девушки, но заговорить не решался, хмурился – там, в голове, под ковбойской шляпой, шебуршились какие-то мысли, и это мне заранее не нравилось.
Мне, как капитану Зеленому из детского мультика, вообще ничего не нравилось.
Особенно – лес.
Наверное, живи я в городе, обычном городе, среди бетона и асфальта, я бы с удовольствием гулял по лесу – молодому, сосновому, тонкоствольному. Знакомый сталкер-ботаник по имени, разумеется, Ботан, говорил, что такой называется «жердняк». После того, как поделился новым словом, Ботан до самой смерти своей (в лесу, кстати), звался Жердняком… Почти желдаком.
Итак, на взгорке, прямо перед нами, начинался молодой сосновый лес – прозрачный, теплый, зовущий, с ярко-изумрудной травой, пронизанный солнцем… И однозначно опасный. Впрочем, здесь, почти в сердце Зоны, не могло быть неопасных мест.
Энджи по неопытности повеселела – наверное, вспомнила оздоровительный лагерь или санаторий, лето, каникулы. А мы с Пригоршней переглянулись и полезли проверять рюкзаки, оружие и обмундирование.
После смерти Шнобеля и Вика к нам перешла их снаряга. До сих пор мы перли оружие Вика и Шнобеля, не оставлять же его желдакам, но теперь пришло время избавиться от лишнего. По открытому пространству, еще и относительно безопасным местам, можно тащить тяжелые даже с «облегчалками» рюкзаки и по два набора оружия, но мы планировали нагрузиться артефактами, и на обратном пути попросту не подняли бы груз.
– Надо делать схрон, – сказал Пригоршня, – не бросать же добро.
Схрон – это святое. У нас с Пригоршней, помимо основного, в Любече, есть заначки в разных концах Зоны, в приметных и неприметных местах, отмеченные на ПДА. Иногда такой тайник может спасти жизнь.
– Схрон? – удивилась Энджи. – Ребята, вы в своем уме? Вы сюда возвращаться собираетесь?
– Тю. То такое. – Пригоршня неопределенно повел рукой. – Никогда не знаешь, когда пригодится.
– Не собираемся, – перевел я, – но человек предполагает, а Зона располагает. К тому же нам предстоит путь на заброшенную базу, и я задницей чую неприятные сюрпризы. У нас по два набора оружия, а если бежать придется? Однозначно, надо сбрасывать балласт.
Мы опустились на еще влажную от росы траву и расстегнули рюкзаки.
Патронов теперь с избытком, то есть, предположительно, достаточно. Патронов много не бывает. Их оставлять никак нельзя. Коробки и магазины легли в наши рюкзаки. Надо сказать, свинец – металл тяжелый, поэтому весят патроны, что для дробовика, что для винтовки, что для пистолета вполне прилично. Хорошо, существуют «облегчалки», их мы тоже забрали из рюкзаков погибших товарищей и недруга.
Потом – аптечки. Только безумец выбросит аптечку. Правда, посовещавшись, мы отложили лишние жгуты, два израильских бандажа и перевязочную мелочь, забрав кровеостанавливающие, обезболивающие с морфием и несколько других дорогих препаратов. Это много не весит, но место занимает.
Потом – аптечки. Только безумец выбросит аптечку. Правда, посовещавшись, мы отложили лишние жгуты, два израильских бандажа и перевязочную мелочь, забрав кровеостанавливающие, обезболивающие с морфием и несколько других дорогих препаратов. Это много не весит, но место занимает.
Артефакты. Стандартные, «облегчалки», «батарейки», «паутина». В вещах Вика попалось два контейнера с неопознанными артефактами – тоже забрали, потом разберемся.
Оружие Шнобеля и Вика нам не нужно. Пусть оно и в хорошем состоянии, но у нас – свое.
На запас консервов Никита долго любовался, покачивая головой и вздыхая: сталкерская практичность боролась с легендарной национальной жадностью.
– Ты рюкзак попробуй поднять, – посоветовал я. – Если еще и банки положим – точно не упрем. И так еле тащили, а как дойдем до леса…
– Уговорил, – буркнул Пригоршня.
Осмотрелся в поисках подходящего для схрона места.
Оно нашлось почти сразу – недалеко от нас, поросший мхом, покосившийся, виднелся колодец – не древний сруб с «журавлем», а бетонное кольцо с ржавой цепью и валяющимся тут же дырявым ведром. Над колодцем нависала старая, развесистая ива. Мы дружно уставились в ту сторону. После деревни желдаков не наблюдалось никаких признаков цивилизации.
И снова шевельнулось недовольство.
За каким чертом мы поперлись дальше? За полем артефактов? Таинственном, не факт, что существующим, Зерном? Волшебным излечением Энджи? Я сам-то в это верю? Нет, не верю. Поперлись потому, что вела Зона, звала Зона, а мы не могли – и не хотели – возразить. Вот, колодец подсунула.
– Надо посмотреть, – решился Пригоршня, сдвинул шляпу и почесал затылок. – Только не вдвоем. Мало ли… Кто-то должен остаться.
Я вынужден был согласиться. И даже предложить свою кандидатуру:
– Давайте, я пойду. Мало ли – аномалия, я их чую.
– Я прикрою, – откликнулся друг.
Внимательно прислушался к себе: не вызван ли приступ внутреннего бубнежа близостью аномалии? Вроде, нет. Устал просто, вымотался. Ну, вперед.
К колодцу я подошел почти без опаски, кидая гайки на полметра вперед и подбирая, – ни одна не зависла в воздухе, ни одну не закрутило, не повело. Тишь, гладь, божья благодать. Самое время привал соорудить, перекусить, потравить байки, помянуть Шнобеля. Только сначала – схрон.
Бетонное кольцо почти вросло в землю, цепь проржавела, а от ведра осталось только воспоминание. Остановившись за пару шагов до колодца, я кинул гайку сперва в ведро (ожидаемый гулкий «боммм»), а потом – внутрь кольца. Ни плеска, ни другого звука. Листья с ивы, что ли, дно устлали?
Ладно. Рискнем.
Придвинулся чуть ближе, отправил в колодец следующую гайку. Чтобы заглянуть внутрь, придется подойти вплотную. Но место для схрона хорошее: по доброй воле ни один сталкер сюда не сунется. Аномалий я по-прежнему не чувствовал, да и подавленность, раздражительность отступили: делом занялся. Не люблю пустых брожений, да и кто их любит? Вот с конкретной целью разведка – другое дело.
Наконец, я подошел вплотную, перегнулся, слегка опершись о бетонное кольцо, и заглянул внутрь колодца.
Темнота. Солнце, заслоненное ивой, высвечивает дно. Из проема веет прохладой, кольцо на ощупь тоже холодное, в тени не успело нагреться. Мирное такое место, чисто пастораль. На всякий случай – еще одна гайка. Мелькнул и исчез во мраке белый хвост.
– Видишь что-нибудь? – окликнул Пригоршня.
Я обернулся. Они с Энджи следили за мной внимательно, подняв оружие. Спасибо, друзья. Аж на душе потеплело.
– Ничего не вижу, сейчас фонариком посвечу.
Достал фонарь, нажал кнопку, луч прорезал колодезную тьму. Как и ожидалось – плотный слой опавших с ивы листьев, мокрых, слегка залитых водой. Отблескивают. Прежде, чем сюда спускать припасы, нужно будет их герметично упаковать. Или рядом прикопать, под ивой? Так, пожалуй, логичней будет.
– Тут мокро! – сказал я. – Давайте под иву…
Вот не стоило отвлекаться. Внимание рассеялось, и я не сразу понял, что листья на дне колодца зашевелились. Показалось, что просто луч фонаря мазнул. А потом, через несколько длинных мгновений, я понял, что это не листья. Это – мелкие летучие мыши, обычные для любого города средней полосы. Спрятались, бедолаги, от солнца… На дне, правда, почему-то…
– Мышек тут летучих… – начал я и осекся.
Тварюшки ползли по стенам колодца. Черт знает, почему не пробовали взлететь – карабкались, цепляясь лапками, уставившись на меня бусинами глаз, шелестя бессильными крылышками.
Первые уже доползли почти до верха. Теперь я различал не только шелест крыльев, но и шипение.
В детстве любил летучих мышей, а тут вдруг перестал. Не отрывая взгляда от края колодца, начал пятиться. Вот показались первые курносые морды. Мерзкие такие, хищные. Мыш уселся на бетонном кольце, пискнул несколько раз пронзительно и взлетел. Следом за ним – другие. Одна тварь пронеслась прямо у меня под носом, едва не задев крыльями, заверещала. Кажется, они не опасны. Я опустил винтовку, вытер рукавом холодный пот со лба.
– Вот ведь пакость, – откликнулся Никита.
– М-м-мерзк-кие, – выговорила Энджи.
– Зато – безопасные!
Я снова обернулся, чтобы улыбнуться напарникам, и снова – зря. Сглазили меня, что ли? Будто первый раз в Зоне…
У Энджи – выразительное лицо, эмоции тут же проявляются. Сейчас девушка побледнела, только на скулах вспыхнули ярко-красные пятна. Вроде, она пыталась что-то сказать, но не могла. Пригоршня коротко выматерился, глядя мимо меня.
И только тогда я медленно, как распоследний тормоз, обернулся.
Оно лезло из колодца.
Что-то уже мелькало над краем, кожистое, складчатое – не то сложенные крылья, не то уши. Пригоршня выстрелил из винтовки. Пуля чиркнула по коже. И тварь завизжала. Показалось, что барабанные перепонки сейчас лопнут, меня оглушило, пригнуло к земле, будто лез из колодца былинный Соловей-разбойник, а не мутант.
На миг я потерял всякую ориентацию в пространстве. Осталась только резкая боль в ушах – настолько сильная, что все остальные органы чувств отказали. Наверное, поэтому я пропустил момент, когда мутант взмыл в воздух.
Таких мы еще не видели, да и никто из сталкеров не видел.
Нетопырь из детских кошмаров, Бэтмен, переметнувшийся на темную сторону, вампир в первоначальном понимании этого слова. Уродливая голова, нос приплюснут, ноздри вывернуты, хрящеватые огромные уши, подслеповатые глазки, крохотные, как горошины черного перца, раззявленная пасть с острыми, длинными, сантиметров по двадцать, зубами. Голова, относительно ушей и зубов, кажется крохотной. Широкие плечи – прям два Пригоршни, короткое, уродливое тело с рудиментарными задними конечностями и развитыми, обезьяньими, руками. Крылья хлопают, но монстр не порхает, движется тяжело, хотя и быстро, рывками.
Нетопырь снова завизжал, но теперь он был над нами, и звуковая волна получилась не столь точно направленной. Энджи, зажав уши, валялась на земле, Пригоршня пытался прицелиться, но тряс головой… кажется, я тоже встряхивал головой, пытаясь избавиться от ваты в ушах.
Он носился над нами и орал, и непонятно было, опасна эта тварь или просто противна.
Я попытался прицелиться, но очередной вопль заставил зажмуриться. Нет, это бесполезно.
На крики отреагировали мелкие мыши: с писком они кинулись к вожаку, и вокруг него завертелся целый вихрь крылатых тварей. Гомон стоял невообразимый, в воздухе воняло остро, как в курятнике.
Пригоршня матерился, болезненно кривясь. Я все-таки выстрелил два раза из пистолета, но оба – «в молоко». На траве блестели стреляные гильзы. В голову пришла идея. Подобрал две штуки, сунул в уши – если нет наушников, самый простой способ. Стало тише, и ко мне частично вернулась способность соображать, по крайней мере, воспринимать окружающую реальность.
Пока что мутанты не нападали. Да, оглушали, дезориентировали, носились над нами, но не нападали. Хотя, судя по клыкам, могли бы и растерзать, не просто кровь выпить.
Как с ними бороться, не совсем понятно. Конечно, Пригоршня рано или поздно очухается и стрельнет из дробовика, и даже есть шанс, что какое-то количество мелочи погибнет, но не факт, что вожака этим возьмешь.
Имеются неизученные артефакты Вика. Один раз арт из его запасов уже здорово помог в «уничтожении мелких целей» – на свалке, при встрече с медведками, но только один раз. И проверять, что скрывается в оставшихся контейнерах, я не очень хочу.
– Фак зис мышь! – раздался знакомый говорок.
Я обернулся. Так и есть, на летучих мышей, разинув рты, пялились двое желдаков. Что они здесь делают? Неужели шли за нами в надежде ограбить, подкравшись тихонько сзади?
Были они совершенно карикатурной парочкой. Один – хайрастый, бородатый, ярко-рыжий. Второй – мелкий, рахитичный, в тюбетейке и без бороды, видно скошенный подбородок.
– Мутантс! – воскликнул бритый. – Очень бед! Нападать ту ит эни тело! Гоу бежать!