Ланкастер понял: за его спиной все время велась и, возможно, до сих пор ведется какая-то непонятная ему игра… Но слишком долго раздумывать времени не было.
Схватив Фатиму за руку и увлекая ее за собой, Ланкастер бросился между контейнерами — туда, в носовую часть сухогруза, где свистели пули, где, как он знал, находились нужные контейнеры. Следом за Ланкастером и Фатимой бежали Салех и его помощник. В руках помощника Салеха были две мины — квадратные красочные пакеты с тринитротолуолом. На каждой мине имелись взрыватель, таймер и мощные магниты…
Отстреливаясь от людей Газифа, Салех с помощником добрались до нужных контейнеров. Помощник Салеха тут же быстро прикрепил по мине на каждый из указанных Ланкастером контейнер. Мины намертво прилипли к стенкам контейнеров — не оторвать… Затем на таймерах все тот же помощник вывел время взрыва, вполне достаточное, чтобы можно было спокойно убраться с сухогруза. Как только было выставлено время взрыва, тут же с еле слышным попискиванием заморгали индикаторные лампочки на минах. Время пошло…
— Быстрее, быстрее, — поторапливал всех Салех.
Прячась за стенками контейнеров, четверка тихо и незаметно, стараясь не стрелять, чтобы не привлекать к себе внимание, пробралась к лестнице, а затем спустилась по одному вниз, на яхту, где их уже давно ждал матрос.
Тихо урча мотором, не зажигая огней, яхта отчалила от борта сухогруза и ушла в сторону берега…
На борту сухогруза какое-то время еще слышалась пальба. Ничего не понимающие пираты из команды Салеха все еще продолжали сражаться, но увидев, что их главарь сбежал, растерялись. Многие из них начали понимать, что они простые пешки в чужих руках… И эти чужие руки непонятно куда скрылись, бросив их на произвол судьбы. И потому им теперь ничего иного не оставалось, как отбиваться от разъяренных бандитов Газифа. Сейчас они уже не думали об обещанных Салехом богатствах, сейчас они думали только о том, как спасти свои жизни.
23 19 сентября 2009 года. 20 часов 35 минут
Газиф очнулся. В полумраке он стал шарить рукой по кровати, ища мягкое и сладкое тело нежной Фатимы. Но Фатимы не было. Только сейчас Газиф понял, почему очнулся. Хотелось пить. Во рту все пересохло. Но это было не страшно. Главным было то, что нестерпимо болела голова. С ним такого никогда не случалось. Он был от природы крепок, как буйвол. Газиф это знал. Даже во времена студенческих попоек, после которых многие студенты жаловались на головную боль, у него никогда голова не болела.
Газиф вспомнил, как когда-то на рынке от матросов, которые, как известно, обо всем все знают, он слышал рассказы о том, что космонавты во время полетов в космос, в случае если у них начинает болеть голова, стучат головами об обшивку станции. И это им, как ни странно, помогает. Головные боли тогда исчезают.
Газиф был не только сильный человек, но и умный. Чем он хуже космонавтов? Долго не раздумывая, он тут же решительно стукнул своей головой о стенку каюты. И действительно, опытные матросы не соврали: боль в затылке тут же исчезла, ее как рукой сняло. Но на мгновение. Теперь боль появилась в ином месте — в лобной части кучерявой буйной головы, в том месте, которым стучал Газиф о стену.
Но где же Фатима, куда она подевалась?
Медленно Газиф опустил ноги на пол каюты и затряс головой, пытаясь этими движениями вытряхнуть из себя непонятно откуда взявшуюся головную боль.
Тягучую, липкую тишину разорвал треск автоматной очереди.
Тут же забыв о головной боли, схватив автомат, Газиф бросился к выходу из каюты.
Уже на палубе, увидев мелькавшие черные тела, услышав цоканье и свист пуль, он все понял.
Его предали… Его предала Фатима. Эта она причина его головной боли, она отравила его, подмешав снотворное или какую-то иную гадость в шампанское. Она переметнулась к Салеху. Она его обманула и привела Салеха с командой на палубу сухогруза, чтобы забрать его законную добычу…
Бешеная злоба переполняла Газифа. Забыв о заложниках, находящихся в ходовой рубке, и о богатом выкупе, Газиф сейчас думал только об одном: о мести Салеху и этой бесстыжей продажной Фатиме.
Его, умного Газифа, обманули, как глупого ягненка. И кто обманул? Фатима обманула…
А он собирался взять ее с собой в богатую Европу… Какой же он был наивный…
Газиф прислушался: судя по крикам, Салех и Фатима находились сейчас в носовой части сухогруза. Наверное, эти трусливые шакалы, решил Газиф, побоялись вступать в открытый бой с его отважной командой и сейчас ждали, когда пираты перебьют друг друга. Сейчас у Газифа появилась возможность поймать их обоих живыми.
Но шквальный автоматный огонь из носовой части сухогруза не давал возможности Газифу приблизиться к своим заклятым врагам.
Иного выхода у Газифа не было. Он бросил вперед гранату — туда, между контейнерами. Раздался взрыв. Потянуло едким вонючим дымом. В носовой части сухогруза стрельба затихла. Уверенный, что теперь-то он точно разделается с Салехом и предательницей Фатимой, Газиф бросился вперед, забыв об опасности быть подстреленным шальной пулей.
И здесь вместо мертвых, разорванных на клочки гориллы Салеха и продажной Фатимы он увидел две мины. Вернее, сначала он услышал непонятные попискивания, а затем увидел таймеры и мигающие огоньки… И еще цифры на таймерах: пятнадцать, четырнадцать… Холодный пот выступил на лбу Газифа. Он понял, что это смерть ведет отсчет его жизни…
Мудрый сообразительный Газиф моментально понял, что делать дальше, он бросился к борту сухогруза и там увидел удаляющуюся яхту.
Заскрежетав от бессилия зубами, Газиф сообразил, что стрелять сейчас бесполезно. Сейчас нужно было как можно быстрее спустить спасательный надувной плотик на воду.
— Быстрее, быстрее, — подгонял Газиф свою поредевшую команду. Главное сейчас — и это все понимали — побыстрее убраться с проклятого сухогруза.
Потом, уже на берегу, Газиф всех достанет. И этого ученого белого человека. И Салеха. И Фатиму. Конечно, сначала он найдет Фатиму. Она ответит ему за все. Потом он поквитается с заклятым врагом Салехом. А затем примется и за белого господина. С него он обязательно затребует богатый выкуп. А если этот белый господин ученый не даст выкуп, он просто-напросто снимет с него скальп, как это делали когда-то его предки с белыми людьми…
24 19 сентября 2009 года. 20 часов 45 минут
Внезапно перестрелка прекратилась. И те, кто нападал, и те, кто защищался — все будто испарились с сухогруза.
Бросившись к борту, Батяня увидел внизу на плотике группу пиратов, которые изо всех сил налегали на весла, стараясь как можно быстрее уплыть от сухогруза. Яхты возле сухогруза также не было.
Что-то случилось. Но что? Что могло заставить пиратов бросить столь вожделенную ими добычу? В спешке, покидая сухогруз, они даже про своих заложников забыли.
Между тем капитан смог запустить двигатели и сейчас, управляя сухогрузом с помощью джойстиков, вел его в сторону отмели, туда, где до сих пор они стояли на банке. Команда была в растерянности. И вэдэвэшники, и матросы смотрели на Батяню, ожидая его решения.
Была, была же какая-то причина, заставившая пиратов срочно оставить сухогруз.
И Батяня внезапно догадался об этой причине. Махнув рукой в сторону носовой части сухогруза, он первым что есть силы понесся туда, откуда недавно слышались выстрелы. Громыхая каблуками о металл, следом за ним понеслись матросы и вэдэвэшники. Там Батяня увидел то, чего он боялся увидеть: мигающие огоньки таймеров на минах и цифры на индикаторах, которые отсчитывали обратное время.
Времени было в обрез.
Первым желанием, появившимся у Батяни, было сорвать любой ценой мины со стен контейнеров и выбросить их за борт в море. Но эмчеэсовец, бежавший вслед за Батяней, гаркнул:
— Нельзя. Ни в коем случае нельзя их трогать, товарищ майор. Взорвутся сразу же. Неизвлекаемые… В принципе, сейчас уже ничего нельзя сделать.
Быстро окинув взглядом контейнеры, Батяня моментально сорвал хлипкие пломбы. Точно такую же операцию провел и Калмыков вместе с эмчеэсовцем… Открыв за ручку дверь контейнера, Батяня закричал:
— Калмыков, свети фонариком. Посмотрим, что здесь находится.
Калмыков посветил фонариком внутрь контейнера. И первое, что им бросилось в глаза — железная бочка со всем известным желто-оранжевым знаком радиоактивной опасности…
Точно такая же бочка находилась и в другом контейнере.
— Сбрасываем их в море. Выкатываем к борту и сбрасываем. Быстро. Ни секунды не теряем… — снова скомандовал Батяня.
Разделившись на две группы, бойцы и эмчеэсовец выкатили на палубу тяжеленные бочки, наполненные радиоактивными веществами… В море бочки выбрасывали с трудом — настолько они были тяжелы.
— А сейчас — на надувные плотики. Там, на воде, их распустите. Живо, живо, — метался между бойцов Батяня, понимая, что дорога каждая секунда.
Люди и без него понимали, какая опасность нависла над ними.
Оставив бойцов, Батяня бросился в рубку к капитану:
— Товарищ капитан, зафиксируйте координаты нахождения нашего сухогруза на это мгновение. Поточнее зафиксируйте.
— Зачем? — капитан повернул лицо в сторону Батяни.
— Нужно. Потом объясню, — ответил запыхавшийся Батяня. — Вы эти координаты или запишите, или запомните. А сейчас нам нужно срочно покидать сухогруз. На борту мины. Я — за вами. Люди уже на плотиках.
Не отрывая пальцев от джойстика, капитан сказал:
— Сейчас, сейчас, товарищ майор. Сухогруз еще не дошел до отмели. А ежели он взорвется на глубине, то его потом хрен достанешь. Кому-то это очень нужно, чтобы сухогруз затонул. Нет, мы это им не дадим сделать. Уходи, майор, я за тобой.
Глядя в темноту, капитан помолчал, а затем как-то на удивление спокойно сказал:
— Вижу, неплохой ты парень, майор. Командиру, как сам знаешь, надо уходить с корабля последнему. Или вовсе не уходить. Да, кстати, возьми-ка мини-диск. Кеша его стырил у этой швали. Посмотришь, что на нем записано.
Взяв из рук капитана мини-диск, Батяня посмотрел на забинтованную голову капитана. Он понимал, что сейчас не сможет уговорить его оставить корабль.
Бойцы в это время были уже на надувных плотиках и изо всех сил гребли от сухогруза. Они понимали: если сухогруз пойдет ко дну, воронкой их может затянуть на дно.
Но и сухогруз на месте не стоял, — медленно уходил в сторону отмели.
По огням на сухогрузе бойцы могли судить, насколько далеко они отошли от сухогруза. Внезапно огни на сухогрузе, резко дернувшись, погасли. Все поняли: судно село на отмель. И сразу же после этого сухогруз осветили беззвучные огненные вспышки. Сначала одна. Потом вторая. Через пару секунд до сидящих в лодке донеслись звуки мощных взрывов. Один. Потом второй.
25 20 сентября 2009 года. 5 часов утра
Сначала в утреннем молочном тумане ничего не было видно. Но вот впереди показалась узкая полоса земли — желтый песчаный берег, пальмы с обвисшими зелеными листьями и совсем маленький, со спичечную коробку, трейлер, стоящий недалеко от деревушки, в которой еще все спали.
Высчитанное ночью по звездам направление оказалось верным.
Уставшие до изнеможения пираты вяло взмахивали веслами. Весел было только два, поэтому четверка пиратов гребла по очереди: двое гребли, а двое отдыхали.
Жадными глазами Газиф смотрел на берег, ему казалось, что спасательный плотик совсем не движется, даже более того, казалось, что невидимое течение относит плотик назад, в море… Иногда он оглядывался на пиратов, находящихся за его спиной, собираясь по привычке крикнуть на их, но, встретившись с потухшими, красными от усталости и бессонницы глазами, он ничего не говорил, только зло поблескивал белками глаз. Он понимал, что пираты выдохлись. Пираты устали так же, как и он. Пираты хотели пить.
— Сейчас, сейчас причалим. Видите, я верно высчитал направление. Вон там, видите, бело-желтая коробка на берегу. Там наше спасение. Это мой трейлер. В нем есть вода. Там даже и ром имеется.
Умный Газиф понимал, что сейчас только эти слова могут взбодрить его измученных соратников.
Медленно из-за верхушек пальм в небо поднимался величественный золотой диск.
Все в мире, освещенное этим ярким белым диском, становилось после ночи четким и однозначным. Глядя на спасительный трейлер, Газифу вдруг почему-то вспомнилось детство — вот в точно такое же раннее утро когда-то он уходил из деревни в Могадишо, унося с собой счастливое пророчество колдуна и его кривой нож. Такое же белое и яркое было тогда солнце, и была тогда уверенность, что в Могадишо он станет богатым, что люди там только тем и заняты, что ждут не дождутся, когда он появится среди них… Газифу тогда казалось, что весь мир устроен так, что в центре этого мира находится он, Газиф, а вокруг него все вертится и должно вертеться…
Все оказалось совсем не так…
Сидя в спасательном плотике и глядя издали на берег, Газифу почему-то вспомнился Омар, его последний растерянный и затравленный взгляд. Потом вспомнилось студенчество, те мгновения, когда он в ярости выхватил кривой нож…
Странно, странно…
Никогда ранее Газиф не воспоминал об этих своих преступлениях. Он всегда думал только об одном — о будущем, о сладком будущем, где его ждало счастье, которое он добудет с помощью денег. И вот сейчас, когда он издали смотрел на далекий и какой-то чужой берег, впервые в жизни что-то словно переломилось в его душе. Нет, он не стал иным, он не раскаивался в содеянном, просто Газиф почувствовал, что в прошлом, в прожитой жизни было что-то такое важное и сладкое, чего терять было никак нельзя.
Но что же это было?
Вдруг, глядя на чистый безлюдный берег, на величественное солнце, Газиф почувствовал, что ему жалко своей ушедшей юности.
Но как только он начал думать о сладких мгновениях юности, ему сразу же вспомнилась Фатима, нежная гибкая Фатима. Он знал, что она предала его, но ничего не мог с собой поделать. Как истинный влюбленный, он думал, что, как только она увидит его, она тут же поймет свою ошибку…
А затем злоба снова захлестнула Газифа. Сладкие воспоминания детства, грязная работа в порту, студенчество, слабый беспомощный Омар — все вмиг исчезло. Газиф напрягся и снова, как это делал обычно, стал думать о будущем.
Он думал, как разделается с этой гориллой Салехом… Он думал об этом хитром ученом. Он будет сам пытать его, этого белого человека, который надумал перехитрить его, умного Газифа. А потом после пыток Газиф затребует с белого человека выкуп. И тот белый человек позвонит своим белым друзьям, и они сбросят с вертолета или дельтаплана выкуп. А если выкупа не будет, то он просто лично снимет с белого человека скальп. Снимет вот этим кривым ножом, с которым Газиф никогда и ни при каких обстоятельствах не расставался. А потом, когда Газиф разберется с гориллой Салехом и белым ученым, он подойдет к Фатиме и спросит ее о том, что его тревожит… Он спросит: «Фатима, почему ты меня предала? Ведь я тебе давал деньги. Давал или нет?» «Давал деньги», — ответит бедная Фатима и тут же заплачет. Она тут же бросится ему в ноги. Она наконец-то поймет, что лучше и сильнее Газифа никого в мире нет и не может быть… И тогда, возможно, он простит глупую Фатиму…
Берег приближался. Гладкая песчаная отмель становилась все шире и шире. Теперь уже были видны деревенские строения, скрывавшиеся до сих пор среди пальм. И трейлер теперь был виден отчетливо.
Глядя на трейлер, Газиф думал, что сейчас, наверное, эта горилла Салех спит рядом с нежной Фатимой в уютной каюте. И даже не догадывается, что к нему приближается его смерть.
Сейчас, причалив к берегу, он вместе с пиратами направится к трейлеру. Там они выпьют воды. И может быть, немного рома. Этот ром их взбодрит, придаст им силы, и они, возбужденные алкоголем, тут же пойдут по берегу в поисках вожделенной добычи, которую он, Газиф, им пообещает. Если они не взяли добычу на море, то они возьмут ее на берегу. У них будет целая яхта. Эта яхта на первых порах заменит ему «Сомалиленд». Они пойдут по берегу к причалу, возле которого когда-то стояло судно, принадлежавшее Газифу, и где сейчас — в этом Газиф был почему-то уверен — стоит яхта, та самая яхта, в каюте которой, обнимая друг друга, безмятежно лежат Салех и Фатима…
Причалив к пустынному еще берегу, пираты выбрались из спасательного плотика и тут же, как это бывает после длительного сидения в лодке, чуть не упали — онемевшие, затекшие ноги не могли держать грузные тела…
Отдышавшись, придя в себя, пираты поднялись с песка и, покачиваясь от усталости, медленно побрели в сторону спасительного трейлера. Впереди, как обычно, шел Газиф.
Когда уже вплотную подошли к самому трейлеру, из кустов, вспарывая утреннюю тишину, раздалась трескучая автоматная очередь.
Сначала Газиф даже и не понял, что происходит. Он почувствовал, как что-то обжигающее вошло в его грудь. Раз, второй…
Он попытался поднять автомат и защититься от этих жгучих и горячих уколов, но рука его почему-то оказалась слишком слабой, чтобы удержать спасительный автомат и выстрелить в ту сторону, откуда раздавалась автоматная очередь…
И ноги… Его сильные ноги почему-то надломились. И он упал. Но боли пока он еще не почувствовал.
И только когда Газиф уже лежал на теплой, нагретой солнцем земле, он понял, почему это утро было таким необычным и ярким. Он также понял, почему в это чистое солнечное утро такими яркими были воспоминания детства, юности, годы его прожитой жизни…
Упав на песок, Газиф увидел белое солнце. Оно уже поднялось в безбрежную голубизну, оно слепило в глаза так ярко и беспощадно, что захотелось защититься от этого жгучего, болезненного света. Газиф закрыл глаза. Мелькнуло в мыслях, что колдун, некогда предсказавший его судьбу, как всегда, был прав: таинственные невидимые силы, все время витающие вокруг него, покидали бренное тело навсегда…