– Мороженое! – шепотом передразнил Ваня, с сожалением выключая телевизор. – Ма! А что, позвонить туда нельзя? Передать это сообщение телефонограммой?
– Умный какой! – заорала из ванной Маруся: запущенная стиральная машинка здорово шумела. – Был бы телефон, без тебя бы обошлись! Хватит разговоры разговаривать, дуй куда сказано! Оболтус!
На оболтуса Ваня не обиделся, в матушкином лексиконе это слово было из разряда ласковых. Покорно облачившись в приличные джинсы и рубашку, Ваня руками придал форму неподвластной расческам шевелюре и походя сгреб с трюмо кучку мелочи.
– Куда все деньги без счета поволок, охламон? – донеслось из ванной.
Но охламон уже выскользнул из квартиры и побрел к трамвайной остановке, стараясь держаться в тени домов и деревьев: на солнцепеке термометр зашкаливал далеко за тридцать. Наличие в организме африканских генов от перегрева не спасало.
Сорок минут в душном переполненном народом трамвае привели обычно кроткого Ваню в состояние тихого бешенства. Потом еще поиски нужного дома затянулись, поскольку те, кто планировал улицы в микрорайоне, придерживались парадоксальной логики: рядом с домом, на боку которого блестела эмалью табличка «Урюковая, 72», с одной стороны стоял дом с табличкой «Толстого, 9», а с другой и вовсе простирался поросший чертополохом пустырь. Вынужденный пересечь обширную пустошь под палящим солнцем, Ваня окончательно озверел и, даже найдя нужный дом, не обрадовался: проанализировав номера на почтовых ящиках в подъезде, он выяснил, что адресат живет на пятом этаже – в доме без лифта!
– Не полезу я на пятый, – с претензией объявил Ваня облупившимся синим стенам.
После недолгих раздумий он скормил записочку почтовому ящику.
Потом он еще немного потоптался в прохладном подъезде, вытряхнул на ладонь мелочь из кармана, пересчитал ее, шевеля губами, и огорчился: получалось, если с относительным комфортом вернуться домой на маршрутке, на мороженое уже не хватит. Значит, придется снова париться в трамвае.
Деваться было некуда. Глубоко вздохнув, Ваня зажмурился и решительно шагнул на залитое светом крыльцо. Позади него в прохладном подъезде гулко хлопнула дверь, потянуло приятным сквознячком, потом сверху загрохотали шаги. Кто-то быстро спускался по лестнице. Ваня сошел с крыльца, побрел вдоль пышущей жаром кирпичной стены, привычно держась в тени, но на шум шагов машинально обернулся, и его тут же пробил озноб: на ступеньках, впившись взглядом в знакомую клетчатую бумажку, застыл на одной ноге Вован. Ваня попятился, спрятался за угол и чуть погодя осторожно выглянул из-под прикрытия водосточной трубы.
Крыльцо опустело, Вован без следа растаял в жарком мареве раскаленного июньского дня.
– Пожалуй, обойдусь без мороженого, – взбодрившись, сам себе сказал заинтригованный Ваня.
Он решительно свернул к остановке маршрутного такси, торопясь скорее вернуться домой, чтобы разузнать хоть что-то об авторе записки, пока мама Маруся не ушла на дежурство в больницу.
Пара сломанных ребер, вывих правой кисти, сильно ушибленное колено и слегка разбитое лицо – таковы оказались итоги аварии, в которую попал Сашок. Плюс, конечно, покалеченный автомобиль, плюс густо залитые кровью из носа новый чехол на сиденье и парадный костюм, плюс бесследно сгинувшие в кутерьме большая коробка шоколадных конфет и огромный букет дорогущих алых роз – каждый цветок размером с кулак, стебли метровой длины! То есть, конечно, это все были не плюсы, а минусы…
– Сватовство гусара, – сплюнув сукровицу в линялое больничное полотенце, сварливо проворчал Сашок. Он был сам себе противен.
Обиднее всего было то, что глупейшее столкновение с деревом произошло как раз под окнами Ленкиной компании, может быть, даже на ее глазах! А он-то собирался осчастливить бывшую жену повторным предложением руки и сердца, приготовился предстать перед ней в лучшем виде!
Сашок чувствовал себя униженным и оскорбленным.
– Проклятый педик! – выругался он, вспомнив невесть откуда взявшегося хлипкого белобрысого паршивца в карнавальном наряде «Сиротка Марыся», поразившем воображение Сашка до такой степени, что он забыл рулить и обернулся.
– Простите? – с достоинством переспросил сосед по палате, скрипнув каким-то механизмом.
Сашок перевел на него взгляд и чуть повеселел: вот, человеку еще хуже пришлось! Сосед, лицо которого трудно было разглядеть под бинтами, лежал, растопырив загипсованные конечности, на специальной кровати, снабженной системой блоков.
– Нет-нет, это я не вам, – сказал Сашок, отворачиваясь лицом к стенке и закрывая глаза.
Строго говоря, в больнице можно было и не валяться. Эскулапы, наскоро произведя ревизию Сашиного организма, рекомендовали ему полечиться амбулаторно, но мнительный Сашок настоял на госпитализации и даже заплатил деньги, чтобы лежать не в общей казарме на шесть коек, а в палате повышенной комфортности. Особого комфорта, впрочем, и здесь не было – разве что скверно показывающий цветной телевизор и совершенно домашнего вида цветастые шторы с ламбрекеном, за которым прятались охочие до несанкционированного забора крови комары. Зато сосед у Сашка был всего один – тихий мужчина, чудом переживший падение на него секции бетонного забора. Как строитель, Сашок понимал, что попавший под плиту товарищ, при всех своих травмах, отделался легким испугом.
Больничная тишина убаюкивала, Сашок задремал, а когда проснулся, услышал рядом негромкие голоса, приоткрыл глаза и увидел на стуле у кровати своего соседа посетителя – упитанного румяного мужика с блестящими глазками. В настоящий момент глазки пребывали в состоянии «навыкате», а толстогубый рот был приоткрыт в изумлении.
– Да в какой, к черту, морг? – возбужденно повысив голос, произнес забинтованный сосед по палате. – Вы вообще соображаете, что говорите? Кота – и в морг!
Сашок заинтересованно насторожил уши и одновременно закрыл глаза, стараясь дышать тихо и ровно, как спящий.
– Завернете его в пакет и положите в холодильник, лучше даже в морозильную камеру, – уже тише продолжил сосед.
Посетитель беспокойно зашевелился на скрипучем стуле.
– Дохлого кота – в холодильник? Я же ем из него, как можно! Меня потом тошнить будет!
– А от денег вас не затошнит? – язвительно поинтересовался забинтованный. – Я вам пятьсот баксов плачу, и за что? Всего-то и нужно, что раскопать кошачью могилу и достать из нее тело!
– А оно не воняет? – опасливо спросил посетитель, заранее брезгливо морща нос.
– Да говорю же вам, только что зарыли! Свеженький! Еще вчера был живее всех живых!
– А это законно?
– Это совершенно законно! Поймите, вы же не человеческую могилу раскапывать будете, а кошачью! И притом учтите, что кот этот, как только помер, всякую ценность для хозяев утратил, потому что покойнику содержание не выплачивается. Раз лапы протянул – все, наследство тю-тю! Так что никому он теперь не нужен.
– А вам тогда зачем? – резонно поинтересовался посетитель.
– А вот это не ваше дело! – возмущенно скрипнули блоки.
– Тише!
Собеседники понизили голоса. Сашок перестал прислушиваться и задумался. По всему выходило, что говорили эти двое о Тохе, ведь второго кота-наследника в Екатеринодаре быть не могло, такая фантастическая ситуация просто неповторима… Значит, кота больше нет и можно прекратить погоню за кошачьим наследством.
Эта мысль неожиданно принесла ему облегчение.
«Интересно, а что же случилось с Тохой?» – подумал еще Сашок, на сей раз засыпая по-настоящему.
Во сне ему привиделся огромный белый кот с куцыми голубиными крылышками на спине и сияющим нимбом над головой. Свесив пушистый хвост в небесную синь, кот прочно сидел на пухлом поролоновом облаке, когтистой лапой усердно терзал струны золоченой арфы и немузыкально орал.
Сашок проснулся и сразу нашел источник звука: сосед по палате нервно грыз шоколадку и при этом так дергал подвешенной рукой, что блоки поддерживающего механизма громко и пронзительно скрипели.
– А помните, как прошлой осенью мы праздновали день рождения кота? – опуская на подоконник кружку с пивом для Моржика и стакан с соком для меня, мечтательно спросил Колян.
В комнате завозилась Ирка:
– Покажи еще раз фотографии!
– Фотографии-порнографии, – сквозь зубы срифмовал Моржик.
Я утерла пот со лба и спросила Моржика, старательно ковыряющего столовым ножом сухую землю в старой дырявой кастрюле:
– Может, хватит ее полоскать?
Моржик заглянул в ведро, где вымачивался кустик, заявленный как вьющаяся роза, и кивнул.
– Сажаем? – обрадовалась я.
– Сеем, сеем, посеваем, с новой розой поздравляем, – рассеянно пробормотал Моржик.
Он провертел в емкости с землей углубление, налил в него воды, осторожно извлек розовый полуфабрикат из ведра и поместил его в землю.
– Сеем, сеем, посеваем, с новой розой поздравляем, – рассеянно пробормотал Моржик.
Он провертел в емкости с землей углубление, налил в него воды, осторожно извлек розовый полуфабрикат из ведра и поместил его в землю.
– Давайте притопчу! – предложил Колян, заглядывая из прохладной комнаты на балкон, где парились мы с Моржиком, и высовывая из двери ногу в тапке сорок пятого размера.
– Изыди, – сквозь зубы сказала я.
Колян исчез, но на его месте появилась Ирка с раскрытым фотоальбомом в руках.
– Мне вот этот снимок больше всех нравится, – сообщила подруга.
Отряхнув руки, я вошла с балкона в комнату, заглянула в альбом и кивнула:
– Правда, хорошая фотография!
На снимке был запечатлен Тоха, решительно шагающий к холодильнику. На голове у кота была конусообразная именинная шляпка, завязанная под подбородком золотой тесьмой.
– Жалко, тортик из «Вискаса» со свечами в кадр не попал, – посетовал Колян, сам осуществлявший фотосъемку.
– Зато холодильник едва ли не в полный рост, – язвительно заметила я. – Подумаешь еще, а где, собственно, любимый объект съемок?
С балкона с пивной кружкой в руке в комнату шагнул раскрасневшийся под солнцем Моржик.
– А что же теперь будет с днями рождения кота? – поинтересовался он. – Начнем отсчет с нуля или будем праздновать подпольно? В смысле, без фейерверка, надувных шаров, ритуального надирания ушей и стенгазеты «Жизнь замечательных котов»?
Я неуверенно пожала плечами.
– Эх, а ведь я Тохе столько потрясающих стихов посвятил! – вздохнул Колян, посмотрев на безмятежно спящего кота с таким видом, будто тот был в чем-то виноват. – Помните? Вот это, к примеру, из раннего: «Тоха – толстый кот мохнатый, он не любит депутатов!»
– Как же, как же, – оживился Моржик. – Помню! «Тоха – толстый кот пушистый, он не терпит шовинистов!»
– Чистая правда, – кивнул Колян. – Кот страшно далек от политики и совершенно чужд классовой и расовой дискриминации!
– «Страшно далеки они от народа», – к чему-то вспомнила Ирка.
– Ну, если уж цитировать и перефразировать классиков, то мне вспоминаются другие твои, Коля, бессмертные строки, – оживилась я. – Вернее, ваши общие с Александром Сергеевичем Пушкиным: «Тоха, Тоха, ты вонюч, мочевой пузырь текуч!» Это же шедевр! Какая рифма!
– Какой образ! – подхватила Ирка.
– Зримый! Осязаемый! Более того, практически обоняемый! – продолжила я. – И на ту же социально значимую тему, уже от первого лица: «Писать в тазик не хочу, на паркет пролью мочу!»
– А вот еще было, я помню, – расплылся в улыбке Моржик. – «Эй, котенция! Какова твоя потенция?»
– А вот это мы скоро узнаем, – переставая улыбаться, с нажимом сказала Ирка. – Вы еще не забыли, что оставили у нас свою кошку? Вы забирать ее собираетесь или нет? У меня не приют для брошенных животных, с меня вашего оглоеда Томки довольно!
– Хочешь еще пива, Ирочка? – Колян поспешно протянул подруге наполненную кружку.
– Ирусик, миленький, ну потерпи еще немного, – виновато попросила я, погладив ее по круглому плечу. – Куда нам сейчас еще кошку? Нам пока не до нее, нам бы историю с Тохой до конца довести! Надоели уже эти кошачьи страсти, просто эпопея какая-то, сериал «Живые и мертвые»…
Все посмотрели на живого и одновременно мертвого кота. Тоха сладко спал на диване, разметавшись, как рембрандтовская Даная. До утраченного наследства и собственной гибели ему не было никакого дела.
Дактилоскопец дядя Вася делал свою работу на совесть. Уж если он брался за дело, то доводил его до конца, и остановить осуществляемый дядей Васей процесс виртуального грабежа со взломом могла разве что серьезная авария в энергосети. К счастью, перебоев с электричеством Контора никогда не знала, график «Веер» ее не касался, так что начало нового дня в лице раскрасневшегося, как утренняя Аврора, дяди Васи принесло капитану Филимонову целую пачку распечаток документов с чужеземными штампами и печатями.
Документы были на английском, поэтому капитан сразу загрузил работой переводчика и, по мере того, как русскоязычные копии ложились ему на стол, все больше ерзал на стуле.
Результаты расследования интриговали. Господин Джереми Адам Смит оказался не рядовым американским гражданином, а полковником ВВС США. Правда, бывшим полковником. Тут капитан еще не увидел какого-то криминала, потому как и в нашем отечестве уволенным в запас военным свойственно переквалифицироваться в управдомы. Судя по тем бумагам, на которых не было грифа «Совершенно секретно», мистер Смит поступил на службу в солидную нотариальную контору, имеющую своими клиентами граждан не только в Америке, но и в разных странах мира. Этим, по официальной версии, и объяснялись многочисленные зарубежные вояжи бывшего военного.
Однако другие документы, нелегально добытые дядей Васей из недр базы данных ВВС, заставляли усомниться в том, что полковник Смит имел право на приставку «экс». Между прочим, оказалось, что Джереми Смит в свое время числился в составе американского отряда астронавтов, проходил специальную подготовку и был задействован в секретной программе по поиску следов внеземного разума – ИВР. Более того, изучение финансового положения Смита показало, что ВВС до сих пор регулярно выплачивает ему жалованье. Возникал закономерный вопрос: за что?
Что касается зарубежных поездок полковника, то они явно не имели характера туристических и больше походили на служебные командировки. К примеру, свой последний перед прибытием в Россию заграничный вояж Смит совершил в маленькую африканскую страну Гамбию, где полностью проигнорировал великолепные пляжи с порхающими бабочками и колоритное туристическое гетто, зато посетил главную мистическую достопримечательноть страны, знаменитый «гамбийский Стоунхендж» – обширное поле в окрестностях городка Джорджтаун, сплошь уставленное камнями, расположенными в строгом математическом порядке. Характерно, что посещение полковником африканского Стоунхенджа совпало с публикацией в местной прессе сенсационных сообщений о появлении в небе над полем неких загадочных шаров, излучающих на древние дольмены ослепительно-яркий свет и до одури пугающих аборигенов и обитающих в саванне диких животных необычными звуками. Копия соответствующей страницы одной из двух местных газет и ее перевод прилагались, и Филимонов с интересом прочитал упомянутое сообщение о таинственных шарах в небе над заповедником, соседствующее с увлекательной статьей о необходимости отмены варварского обычая женского обрезания.
По всему выходило, что мистер Джереми Адам Смит должен быть чрезвычайно интересен коллегам капитана Филимонова из специализированного тринадцатого отдела Конторы. Однако мудрый Филимонов воздержался от того, чтобы просто отнести собранные им материалы высокомерным парням из «Чертовой дюжины» и кротко пожелать коллегам удачи в дальнейшем расследовании. Зачем, чтобы они опять на чужом горбу в рай въехали?
Сначала капитан прочно уселся за рабочий стол и написал подробный отчет о проделанной им лично гигантской работе, а потом торжественно вручил его руководству. Пусть посмотрят, кто из подчиненных действительно вкалывает, не покладая рук и ног, а кто целыми днями бьет баклуши, рисуя карикатуры на зелененьких человечков и мастеря из одноразовой посуды недействующие модельки «летающих тарелок»!
Ирка и Моржик уехали к себе домой ближе к вечеру. Тоха порывался улизнуть вместе с ними на лестницу, но Колян воспрепятствовал, втянув кота в дом за задние лапы со словами: «Сиди в подполье, нелегал!» Обиженно надувшись, Тоха демонстративно уселся под дверью, откуда периодически вякал на редкость противным голосом.
– Попрошу не нарушать маскировку, – сказал ему Колян, унося разгневанного Тоху в комнату, подальше от чужих ушей.
Заботливо уложенный на подушки, кот через некоторое время успокоился, но мне было не по себе: меня мучила совесть. Тоха казался безвинным узником, вдобавок ни за что ни про что лишенным прогулки. Помаявшись немного, я не выдержала, подошла к телефону и набрала номер Людмилы Панчуковой. Вот интересно, что она мне скажет? Куда подевался мой кот, оставленный на ее попечение? То есть я-то знаю, где сейчас Тоха – дома, на диване валяется, но Люсе-то это неизвестно!
И что получается? Вечерком я доверила мадам Панчуковой своего любимого кота, а уже наутро совершенно случайно обнаружила его на другом конце города – одинокого, сиротливого, без шлейки и ошейника и страшно голодного, судя по тому, сколько он слопал шашлыка! И, насколько я понимаю, тем же утром до нашей с ним счастливой встречи Тоха сидел в кошачьем ящике у Петра Петровича Быкова. Так кто же передал его Быкову, если не коварные Панчуковы? Ну что же, они об этом пожалеют! Я заставлю Люсю заплатить за свой поступок – не кровью, нет, чернилами! Придется ей спроворить для меня кое-какие липовые документики.