Я невольно любовался ледяными радугами чужой страны, а из-за горизонта, навстречу нам, поднимался циклопический кристалл — великая хрустальная пирамида, увенчанная фиолетовым сапфиром триллионов карат. Египетский Хеопс казался в сравнении с этой пирамидой детской настольной безделушкой.
Я не успел спросить даже мысленно, как Сигурд-Омега ответил:
— Вход в Исток.
Наша «капля» стремительно неслась прямо на «сапфир». Фиолетовая глубина раскрывалась перед нами.
— Закрой глаза, Свободный, — услышал я глас, словно доносившийся из глубин моего собственного мозга. — Так легче перенести вход.
Я повиновался. Был резкий порыв холодного ветра в лицо. Заложило уши.
ЧУЖИЕ БЕРЕГА
Планета ИстокаЧетыре тонких стеариновых колонны поддерживали легкий свод «Беседки ветров».
Новый величественный пейзаж открывался с пологой и чистой горы, на вершине которой мы очутились под этим легким сводом.
Бескрайний ало-золотой океан осенних лесов, сиреневая тонкая дымка на окоеме тверди, а над горой по-земному синий купол небосвода и солнце… настоящее земное солнце, а не слепящий магниевый сгусток. Чудесно пахло прелой листвой и подогретым октябрьским простором.
— Где мы? — обрадовался я.
— На Планете Истока… — был ответ.
Вдруг я заметил рядом, над собой, руку с тонкими музыкальными пальцами — великанскую, но нежную дворянскую руку. Куда же девалась страшная клешня?! Она пугающе чернела на полу беседки и не шевелилась…
Открытой рукой Сигурд-Омега освободил лицо — и его шлем съежился вдруг, показавшись мне легкой маскарадной тряпочкой.
Глаза!.. Но веки еще были опущены несколько мгновений. Я затаил дыхание. Веки поднялись.
Обычные, серые, настоящие человеческие глаза увидели меня, слава Богу! О, как мне сразу стало тепло и уютно, я вспомнил Чагина… Тот же лик с резкими, мужественными и печальными чертами уставшего воина. Это мог быть и спартанец, и викинг, и русский дружинник… если не считать отсутствия боевых усов и густой бороды…
— Свободному тяжело оставаться в Круге? — со странным, скупым сочувствием спросил Сигурд-Омега, его тонкие, сухие губы чуть шевелились, но не так, как если бы он действительно произносил слова на русском языке. — Здесь как в клетке?
Я попытался дать ответ:
— Вернее определить так: Свободному непонятно. Ему непонятно, почему он «свободный», непонятны законы вашего мира… Впрочем, в противном случае я, вероятно, был бы уже окончательно мертв.
— Мертв?! — изумился Сигурд-Омега. — Свободный?!
— Я ведь не знаю, как вы определяете смерть… — заметил я в свое оправдание.
— Кольцо, — непонятно сказал атлант. — Но ты вне Кольца. Поэтому ты — Свободный.
— Жителям той планеты, с которой я взят, кажется, что они знакомы со смертью… С Кольцом.
— Свободные вне Сферы. Вне Кольца, — как будто пытался меня успокоить атлант. — Цель воина в Сфере — разрыв Кольца.
«Эта игра посложнее «русской рулетки», — только и подумал я.
— Воина, разорвавшего Кольцо, ждет награда?
— Валхалла! — был ответ.
«Прямое попадание!» — обрадовался я.
Догадка прояснялась.
— Все погибшие воины восходят в Валхаллу? — рискнул допытаться я.
— Протопредание, — кивнул надо мной атлант. — Протопредание, рожденное вне Сферы. В Эоне Свободных. В Сфере наоборот — только всепобеждающий воин разрывает Кольцо и восходит в Валхаллу.
— Из Валхаллы не возвращаются? — рискнул я еще раз.
Видом атлант стал очень суров:
— Мне не известен ни один воин, взошедший в Валхаллу. Есть легенды…
— Слишком много препятствий?
— Каждый воин должен пройти все три Круга. На границах высшего, Белого Круга — последняя Война. Слишком бесконечное усилие… Я замыкал Кольцо в Белом Круге более сорока раз… сорок три усилия… и возвращался в Инкарнаполис, на Планету Истока.
— Инкарнаполис и Валхалла не одно и то же?
Ответ, впрочем, угадывался. Как я и ожидал, Сигурд-Омега проявил изумление:
— Инкарнаполис — начало пути. Вахлалла — конец пути.
«Инкарнаполис — Град Воплощения…» — сделал я себе перевод на заметку.
— А бесконечная война?
— Уточнение. Бесконечное усилие. Война — поле. Усилие — урожай.
— А кто враг? — подобрался я.
— Враг всегда один. Сила. Чем выше Круг, тем сила противотока Хаоса становится все мощнее. На границе с Валхаллой сила почти беспредельна. Это сила напряжения самой материи… или Пустоты. В этом главное отличие Сферы от Эона Свободных. Мы обязаны… Мы обречены неустанно расширять Круг, завоевывать новые пространства и планеты. Если хотя бы один воин остановится, сила отбросит назад всех. Начнется неудержимое сжатие Кругов. Сфера свернется в точку с бесконечной массой. Конец мира. Способен ли Свободный объять разумом наш мир… и наши усилия?
Я припомнил атлантов, держащих на плечах небеса… Землю… или всякие красивые балкончики с барышнями, жмурящимися на солнышке.
— Пожалуй, нам жить легче, — признал я. — Значит, сила п о ч т и бесконечна?
— Истинный воин должен стать сильнее, — помолчав, ответил Сигурд-Омега.
— Мне осталось выяснить самую малость: где я нахожусь и что обязан сделать в награду за спасение?.. Иными словами, Планета Истока — далеко ли она от планеты Земля?
— Исток един, — был ответ. — Таково Предание. Земля Свободных — в Эоне. Планета Истока — в Сфере, в пределах низшего, Зеленого Круга.
«Так! Планета Истока и Земля — одно единое! — уверенно, с сильным нажимом провел я ось абсцисс своего необычайного существования. — Круги, кольца… таким образом, здесь как бы нет времени».
— Есть ли с р о к между планетой Земля и Планетой Истока?
— В Предании сказано: «мгновение длиной в сто веков».
«Десять тысяч лет! — обомлел я. — Сто веков с того дня, когда нечто катастрофическое произошло на Земле. Мгновение длиною в десять тысяч лет. Будущее такое далекое, что уже нет никакого смысла знать, в какую точку пространства, на какую планету ты попал».
Смешная мысль мелькнула: неужто большевики добились-таки своего? Разрушили до основанья, а затем — уж никакого времени, а сплошное пространство бесконечной войны и революции…
— Маг впустил в Сферу поток времени… — словно послушав развитие моих мыслей, добавил атлант. — «На копытах коней» — таково Предание.
Он поднял руку — и смятая маскарадная маска на его ладони вспухла и вновь превратилась в шлем.
— Ожидаем открытия низшего Круга, — сообщил он. — Пора видеть.
— В этом шлеме можно видеть? — сделал я нарочито изумленное лицо, куда уж деваться от моего врожденного любопытства, которое однажды завело меня в Полинезию, потом… потом, похоже, черт знает куда.
— Это Арена, — сказал атлант Сигурд-Омега. — Полный обзор Сферы.
Он вдруг протянул этот огромный шлем мне и добавил:
— Сначала следует закрыть глаза.
Я невольно подчинился. Огромный, на медвежью голову, шлем опустился… и вдруг — с коротким воздушным звуком — плотно, но бережно обхватил мою голову.
Я открыл глаза — и тут же пол беседки выскользнул у меня из-под ног… Меня опрокинуло навзничь, и я, наверно, расшибся, если бы атлант не поддержал меня. Шлем давал полное обозрение всего вокруг, в нем я будто сделался стоочитым херувимом: я видел и стопы своих ног, и пол под ними, и все колонны беседки, и всю панораму природы за ними… Будто и вправду вся моя голова оказалась облеплена со всех сторон глазами.
Я зажмурился… и услышал смех. Гомерический смех атланта. Он забрал у меня свой всевидящий шлем.
— Сфера беспредельна, — сказал он. — Низший, Зеленый Круг замкнут здесь — всего одна планета. Планета Истока. Высший, Белый Круг беспрерывно и беспредельно расширяется, как беспредельно расширяется Война. Высший, Белый Круг — миллионы планет, сотни галактик, и освоена лишь малая часть звездных систем.
«Вместительный ад», — подумалось мне.
— Как же могут какие-то гунны завоевать беспредельный Круг? — стало любопытно мне.
— Время, — обронил атлант. — Время на копытах их коней вторглось на все планеты предела Сферы.
Воздух дрогнул.
— Круг разомкнут, — с тем же олимпийским спокойствием сообщил Сигурд-Омега.
Что-то незримое, хищное заворочалось в атмосфере.
Что-то надвигалось.
Сигурд-Омега стоял слепым истуканом, выставив свои боевые клешни прямо в небо.
Появилась в синеве черная точка. Она разрасталась, расплывалась в черное тело, плоскую непрозрачную медузу.
— Преодолей тропу! — со строгим, боевым воодушевлением, повелел он, ибо в мире без времени наступал его час. — Двигаться строго по тропе. Не задерживаться и не оглядываться. Весь огонь останется на мне. Внизу тебя встретят юные воины низшего Круга. Не страшись, Свободный.
Я шагнул с паперти «Беседки Ветров» на нежную, видом совершенно подмосковную траву.
Темная тень, словно исполинская крышка, надвигалась на гору.
Я нашел взглядом узкую, не протоптанную, а словно выложенную меловой бумагой тропку и, как было приказано Свободному, задал стрекача…
Я сломя голову влетел вглубь леса, опомнился — и заскользил по влажной земле, опрокидываясь на спину.
Меня учтиво подхватили страшные клешни. Тридцать три богатыря без Черномора ожидали меня у самого края леса, все на одно, извне ослепленное боевыми шлемами лицо, и в той же униформе, что у Сигурда-Омеги, лишь с иным — зеленым цветом значков-нашивок. И на пару голов ниже него.
— Хвала Свободному! — смешно гаркнули хором.
Ах, как знакомо пахло здесь октябрьскими дубами, ольхой, мхом… Что тут успело некстати вспомниться! в одну мою секунду! вся жизнь, все детство!
На горе, за моей спиной, тем безвременьем, грохотало, клокотало и сверкало. Там будто открылось жерло вулкана. Я повернулся. Наверху, и вправду, кипел чудовищный фейерверк. Страшная крышка висела над вершиной, извергая вниз радужные сгустки огня. Ни беседки, ни атланта не было видно в этом слепящем потоке, но он, этот поток, словно наталкивался на некое встречное течение, вспухал и разливался вокруг беседки, накрывая ее куполом.
Не успел я дух перевести, как вокруг меня тоже взвились ослепительные вихри, свернулись винтами-струями и ударили в жуткую висячую штуковину. Это «воины низшего Круга» дали дружный залп из выставленных вперед клешней — прямо по нависшей над горой темной массе. В следующий миг их фаланга рассыпалась, и воины причудливо задвигались-затанцевали, словно уворачиваясь… И правда! Встречный залп незамедлительно грянул.
Пучок слепящих синих копий пронизал кроны, сжигая их, вонзился в стволы, в кустарник. Вспыхнуло, затрещало, задымилось вокруг, сверху посыпались кривые угольки веток, курящийся пепел листвы. Огненный бой густел, в меня отовсюду пыхало жаром, я лишь обреченно прикрыл глаза, сквозь веки мутно мелькало.
Сдавленный крик заставил меня прозреть вновь. Ломая почерневшие кусты, падал навзничь один из «зеленых воинов», из ужасной дымящейся раны на его груди голо торчали темные ребра.
«Это не шутка, совсем не шутка, — пытался я будить себя. — Это убийство без всяких фокусов. И здесь тоже. Везде одно и то же. Тот же сон. Те же страшные игры».
В этот миг геенна огненная выплюнула на тропу Сигурда-Омегу, слегка почерневшего, закопченного, но явно живого.
— Первые Врата! — хрипло выкрикнул он странное заклинание. — Вперед, Свободный!
Я видел теперь перед собой только извивы лесной тропы и мелькание огромных ног атланта. За спиной густо грохотали по тропе воины низшего Круга…
Что-то то и дело настигало нас, крушило ветви, проносилось, фырча, над головами, что-то темное справа и слева выпрыгивало из леса, пыталось валиться на дорогу, но вихри огня, извергаемые боевыми перчатками-клешнями поражали все, что на нас выпрыгивало и налетало.
Вдруг я поскользнулся и проехал по тропе на брюхе. Меня, как ребенка, подхватил и подбросил на ноги один из воинов, но едва ли не в тот же миг нас опахнуло синим светом — и он, издав хрип, рухнул. Я кинулся было к нему, но меня приказ Сигурда-Омеги:
— Вперед!.. Он — в Кольце.
На исходе версты я был загнан…
Внезапно тропа вырвалась на пологий, открытый склон, по которому сверху, навстречу нам, беззвучно скользила, не касаясь травы, золотистая полупрозрачная машина, напоминавшая бескрылую осу размером с германский дрижабль-цепеллин.
Сигурд-Омега вдруг встал столбом — и я плашмя врезался в его ноги, а головой в поясницу, при этом ничуть не поколебав гиганта.
Оса-цепеллин усилила фейерверк. Выцветший осенний склон холма переливался отблесками низко разлетавшихся огней.
— Вторые Врата! — магически произнес атлант.
Я успел оглянуться: их, охраны моей, осталось только четверо безгласных воинов.
Вдруг земля ушла из-под ног, я замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но неведомая сила бережно, словно в мягком коконе, понесла меня вместе с остальными вперед, к «осе». И не успев опомниться, я очутился в ее «голове». Эта «голова» казалась объемом с купол Исаакиевского собора. Вся она насквозь, с рассекавшим ее по экватору полом-плоскостью, с двумя в человеческий рост голубыми кристаллами в центре и огромным причудливым креслом, что покоилось точно между кристаллами, — вся она была прозрачной… даже едва видимой. Ступать по полу было боязно, как и в той «аэро-капле», в который мы с атлантом летели над тающим арктическим городом.
Сигурд-Омега сбросил прямо на кресло свои клешни и шлем и чуть пригнулся над вершиной одного из кристаллов. Струйки голубой, светящейся жидкости брызнули ему в лицо… Он наслаждался, подставлял то лоб, то глаза… наконец, сделал несколько глотков.
Сильно прищурившись, он взглянул на меня, а затем — на воинов, уже выстроившихся короткой парадной шеренгой.
Они, как по команде, сбросили на пол клешни и шлемы — и я увидел… да, это были явно подростки, светловолосые арийские мальчики с нежной розовой кожей на щеках.
— Третьи Врата закрыты, — услышал я из глубин своего мозга голос Сигурда-Омеги. — Передышка… Воины, примите мои поздравления. Красный Круг готов принять вас.
Я заметил, что значки-нашивки на их мундирах-латах сразу изменили цвет — ярко заалели.
Юные воины приложили правую ладонь к середине груди, гулким, басистым хором ответили на поздравление — это было совершенно непонятное слово, которое я теперь не могу вспомнить — и вышли в матово освещенный изнутри коридорчик, пронзавший тело «осы-цепеллина».
Сигурд-Омега коснулся кресла, и оно заклубилось широким облаком. Он жестом предложил мне сесть, а сам прямо повалился на это облако… и повис. Я без опаски последовал его примеру — и тоже сладостно повис над полом, ноги мои измождено гудели.
— Свободному трудно оценить то, что сегодня произошло на Зеленом Круге, — довольно сумрачно заметил Сигурд-Омега. — Эти мальчики заслужили более высокого уровня. Черные медузы никогда не нападают ниже Красного Круга, однако сегодня они появились внизу. В нарушение Вечного Закона Войны… Твоя ценность, Свободный, очень высока. Ради тебя Боги используют многих…
«Оса-цепеллин» стремительно поднималась вверх, в глубокую синеву. Внизу, под легкой дымкой-пеленой, лежал великий золотой круг земных лесов.
Я рискнул уточнить:
— Имелось в виду «пожертвуют многими»?
Мне показалось, атлант содрогнулся и потемнел.
Я был неважным дипломатом. И удивился, как еще обошлось в Полинезии.
— В Предании нет такого глагола, — словно бы в полусне пробормотал Сигурд-Омега. — Такого слова не существует. Запомни, Свободный.
«Табу. В Сфере запрещено слово «жертва», — догадался я, смутно чувствуя, что приблизился к истине еще на один шажок… и решил поменять тему:
— Позволь узнать, воин Белого Круга. Если Земля и Планета Истока — одно, то в какой части света мы находились.
— Терра Антарктика, — был ответ.
— …А куда направляемся?
— Терра Европос.
«Европа!» — но мое вспыхнувшее было удивление тут же угасло, поскольку я догадался:
— Там, должно быть, лежат вечные льды?
— Да, — кивнул Сигурд-Омега. — Там холодней.
И тут я заметил, что вижу края горизонта, опустив взгляд. Мы были очень высоко! На одной из сторон земного окоёма горизонт был чуть загнут вверх и измят — там тянулась горная гряда.
— Не вижу никаких городов, — констатировал я с намеком.
— На Планете Истока городов нет, — вновь кивнул атлант. — Только Инкарнаполис. И входы на второй, Красный Круг Войны.
— А где ваш Инкарнаполис? — вконец обнаглел я.
— Под нами, — ткнул пальцем вниз атлант. — Под поверхностью земли. Им занят весь материк.
На новые вопросы уже не доставало сил. Картина разворачивалась столь грандиозная, что воображение перегорало, как электрическая лампочка.
Сигурд-Омега заметил, что я сник.
— Свободный, должно быть, голоден и утомлен, — улыбнулся он, и эта сухая улыбка была, верно, высшим проявлением участия и сочувствия в этом мире.
— Напоминание о голоде кстати… — признал я.
Атлант указал на один из кристаллов:
— Сому дозволено вкушать только воинам моего, Белого Круга. Но Свободный выше…
Спустя несколько мгновений он поднял меня, как ребенка, над кристаллом.
Искрящаяся голубая струйка священного напитка богов из древне-арийских преданий ударила мне в лицо, сначала показалась горячей, но тут же, во рту, тепло обернулось мятно-медовой прохладой, а мои жилы молниеносно налились жаром. Я ощутил некое состояние, которое могу назвать только физической, телесной полнотой. Голод, жажда, усталость и всякое человеческое недомогание показались чистой иллюзией, смытой сажей давно погасших снов.