Обо всем этом Леонид размышлял, провожая спину Карпухина пристальным взглядом.
* * *
Трофименко радовался, как ребенок: у него наконец-то появился шанс доказать всем – и в том числе Артему Ивановичу, – что он действительно чего-то стоит! Ориентировка, полученная перед самым окончанием рабочего дня, гласила, что в одно из отделений полиции поступил некий гражданин, точнее, лицо без определенного места жительства и рода занятий. В этом человеке не было ничего примечательного, если не считать того, что, при общей убогости его одеяния, обут он был в дорогие ботинки от «Тестони»! Когда пришла ориентировка, майора уже не было на месте – он усвистал так быстро, что Трофименко даже не успел поинтересоваться у него насчет планов на завтрашний день. Ну ничего, зато теперь он по горячим следам помчится в пятьдесят четвертое отделение и повидается с бомжом до того, как Артем Иванович об этом узнает. Он предоставит ему ботинки и информацию из первых рук, и тогда Карпухин оценит его по достоинству!
Бомж ничем не отличался от класса представителей себе подобных. Он так же плохо пах, так же помято выглядел и матерился, как пьяный сапожник. Строго говоря, он не был по-настоящему пьян, скорее с похмелья, но кричал знатно, о чем Павла сразу предупредил дежурный.
– Мы попытались снять с него ботинки, – поведал он Трофименко, ведя его по длинному узкому коридору к «обезьяннику». – Что ты – он такой концерт устроил, что мы решили не связываться!
Интересно, подумал Павел, когда это чей-либо «концерт» мешал работникам полиции получить от задержанного все, что им требуется? Словно предугадав ход его мыслей, сержант сказал:
– У нас сейчас с этим строго – пальцем нельзя их тронуть, задержанных, а то, не ровен час, нарвешься на переодетых журналистов или еще что! Короче, не стали мы с ним драться, решили – вы уж как-нибудь сами разберетесь.
Трофименко вовсе не испытывал жгучего желания разбираться с задержанным, но выхода ему, похоже, не оставили.
– За что его задержали? – спросил он сержанта.
– Не поделил с собратьями мусорный контейнер у Макдоналдса. Это ведь я заметил, что на нем ботиночки крутые, но только через несколько часов прочитал, что вы ищете какую-то похожую обувь. Не уверен, что это именно те ботинки, но уж больно похожи – по фотографии!
– Спасибо тебе, сержант, – сдержанно улыбнулся Павел, подумав о том, что Карпухин непременно похлопал бы парня по плечу и горячо поблагодарил за службу (он никогда не стеснялся выражать свои чувства, как хваля подчиненных, так и выражая им свое неодобрение). Павел же старался скрывать эмоции: его молодость и внешность, напоминавшая о румяном белобрысом старшекласснике, чаще вызывали у людей улыбку, нежели чувство уважения, как в случае с майором. Но сержант и не пытался оспаривать его авторитет, а, напротив, старался услужить.
Бомж, которого записали как Петра Евсеенко, сидел на длинной обшарпанной скамейке, вытянув ноги – без носков, зато в отличных штиблетах, тех самых, которые так подробно описали им с Артемом родители Щукина.
– Я ничего не делал! – заявил гражданин Евсеенко, едва лишь Павел переступил порог «обезьянника». – Меня ни за что задержали, и я требую адвоката!
– Может, тебе еще поляну накрыть и цыган вызвать? – добродушно поинтересовался сержант.
– Злой ты человек, Олег Петрович, – качая косматой головой, пробубнил задержанный, и Павел заключил из этого, что Евсеенко – частый гость в этом участке. – Прям зверь!
– Ладно, – усмехнулся «зверь». – Вы тут побеседуйте, а я пойду перекушу.
Трофименко с интересом разглядывал бомжа, который, в свою очередь, тоже буравил его взглядом маленьких водянистых глазок неопределенного цвета.
– Итак, Петр… – начал он.
– Владленович, – уточнил задержанный.
– Итак, Петр Владленович, – с готовностью подхватил Павел, – вас задержали за пьяную драку?
Собеседник ответил не сразу, словно бы взвешивая, стоит ли молодой следователь того, чтобы вести с ним беседу? Трофименко терпеливо ждал. За время работы с майором Карпухиным он нахватался от начальника определенных приемов и часто имел возможность убедиться в том, что Карпухин – далеко не типичный представитель своей профессии. Несмотря на его простоватую внешность, Артем Иванович, в отличие от большинства его коллег, предпочитал вежливость в общении с подозреваемыми. Еще в первые дни, когда Павел с удивлением отметил эту его особенность, Карпухин пояснил:
– Понимаешь, стажер, никто ведь еще не придумал ничего лучше правил, прописанных в Библии, в частности – «обращайся с другими так, как хотел бы, чтобы обращались с тобой». Знаком тебе такой постулат? Так вот, самый отъявленный негодяй и убийца в душе желает уважения к собственной личности. Подавляя его, играя мускулами, когда наручники уже надеты на его руки, ты вызываешь в нем лишь ненависть. Ненависть – это совсем не то, что тебе нужно, ежели ты хочешь заставить его общаться с тобой на равных, а ведь, только общаясь таким образом, вы имеете право ожидать друг от друга откровенности. Не думай, что ваше положение типа «начальник – подчиненный» сохранится навсегда. Все в жизни меняется, и когда-нибудь этот человек может оказаться на том месте, на котором сейчас, надувая щеки и куражась, стоишь ты. Будь вежлив и предупредителен, и любой отморозок, почувствовав это, не перевоспитается, конечно, но захочет не ударить в грязь лицом в твоем присутствии!..
– Ну почему сразу – пьяную? – передернул плечами Евсеенко. – Просто не надо лезть, куда не приглашают!
– Вы о чем?
Павел усиленно делал вид, что его страшно интересуют обстоятельства задержания бомжа, хотя единственным, что по-настоящему занимало его мысли, были красивые ботинки Евсеенко, надетые на босу ногу.
– Те ребята притащились из другого района, – пояснил бомж, удивленный и даже, пожалуй, польщенный интересом Трофименко.
По правде сказать, он испугался, когда дежурный притащил сюда этого нового парня. По крайней мере, Олега он знал – не первый день замужем, как говорится, и он был не самым страшным человеком в этой структуре, от которой Евсеенко уже не раз пришлось серьезно пострадать. Его частенько били – правда, ни разу не избивали до полусмерти, как некоторых его товарищей. Бывало, и деньги отнимали, и вещи, добытые с таким трудом, но Олег обычно этого не делал, и хотя бы за это Евсеенко испытывал к нему нечто похожее на чувство благодарности. Такое чувство испытывает пес, которого хозяин бьет, однако не слишком жестоко. Появление же нового лица, более важного, насколько мог заключить бомж, в его камере, говорило о том, что речь идет о куда более серьезных делах, и он никак не мог взять в толк – что это за дела такие? Вернее, мысли на этот счет у него имелись, но Евсеенко искренне надеялся, что он ошибается. К счастью, молодой следователь не стал его лупить и даже начал задавать обычные вопросы, что заставило его наконец расслабиться и поверить в то, что самого страшного ему удалось избежать.
– Мы всегда харчимся у этого Макдоналдса – нас там каждая собака знает, – продолжил он. – А они решили, что могут просто так прийти и перебить нам весь бизнес!
– Бизнес?
Быстрый взгляд Евсеенко скользнул по лицу Трофименко, выражавшему откровенную заинтересованность. Не сболтнул ли он чего лишнего?
– Ну, нужно же как-то выживать, – пробормотал он, все же решив, что большой беды из этого не будет: в конце концов, Россия – страна со свободной капиталистической экономикой, разве нет? – Но мы берем только свежак! – тут же добавил он в свое оправдание. – В конце дня они выбрасывают такие хорошие продукты и вещи – пластиковую посуду там, вилки-ложки…
– Значит, вы все это продаете?
– Когда удается. А больше, конечно, сами используем, а те, пришлые, решили нас обобрать, как лохов… Только шиш им вышел – не на тех напали!
Бомж гордо расправил плечи и бросил на Павла взгляд, исполненный чувства собственного достоинства. Интересно, подумал Трофименко, как человек, униженный уже самим способом своего существования, неожиданно обретает подобие гордости, как только окажется в соответствующих обстоятельствах!
– А что, – проговорил Трофименко спустя несколько минут, – та помойка, у Макдоналдса, – единственное место, где вы обретаетесь?
– Да нет, конечно! Другие места есть, хлебные. Но та – самая лучшая, потому как свежачок там, понимаешь, начальник?
– А одежду вы где достаете?
Бомж слегка заволновался.
– Да где-где… Где придется – вот где! Отец Андрей подкидывает иногда – ему приносят то, что не нужно, прямо в церковь. Или вот, к примеру, народ выкидывает то, что не по размеру, или покойники… короче, если кто помирает, ему ведь шмотки не нужны больше, так?
– И ботиночки эти вы тоже взяли у того, кому они больше не нужны, да? – вдруг подавшись вперед, задал вопрос Трофименко, огорошив Евсеенко. – С покойника сняли?
– И ботиночки эти вы тоже взяли у того, кому они больше не нужны, да? – вдруг подавшись вперед, задал вопрос Трофименко, огорошив Евсеенко. – С покойника сняли?
– Я?! Да нет… Да я… – забормотал тот, шныряя глазами по небольшому помещению камеры, словно надеясь отыскать некую лазейку, через которую он смог бы выскользнуть наружу. – Да ты что, начальник, на помойке я нашел эти ботинки – лежали там вместе с другим барахлом!
– Ну да, новые ботинки от «Тестони» валялись на помойке – очень убедительно, гражданин Евсеенко!
– От… какого еще «Тестони»?!
– Фирма такая. Знаете, сколько стоят эти штиблеты, Петр Владленович? Четыреста тысяч!
– Ч-четыреста т-тысяч – чего?!
– Рублей, Петр Владленович, наших российских рублей! За такие деньги можно и убить, верно?
– У-убить?! – прошелестел Евсеенко, буквально вжимаясь всем телом в лавку, на которой он сидел. – Господь с тобой, товарищ следователь… К-к-как убить-то?!
– Ну, это вы мне расскажете – как убили Валерия Щукина, у которого вся жизнь молодая была впереди! Расскажете?
– Да я… Гражданин следователь, я тут ни при чем! Никого я не убивал, да я в жизни никого пальцем не тронул…
– Правда? А вот по протоколу задержания этого не скажешь! – парировал Павел, потрясая тонкой папкой перед носом Евсеенко. – Телесные повреждения, сломанные носы, трещина в челюсти…
– Так то ж в драке получилось – не смотрел я, куда бью! Да и не один же я был, много нас… А они, думаете, стояли и смотрели? Да они нас так метелили – спасибо, патруль мимо проезжал, а то еще неизвестно…
– Где вы достали эти ботинки? – сурово спросил его Павел.
Инстинктивно бомж подобрал под себя ноги. Трофименко, сам от себя не ожидая такой реакции, вдруг почувствовал жалость. Ежу понятно, что этот несчастный, опустившийся мужик никого не убивал, но надо было ковать железо, пока горячо, и Павел не мог позволить человечности возобладать над здравым смыслом.
– На помойке нашел, я же говорю! – упрямо отозвался Евсеенко.
– Неправда, и я это легко докажу! Парень, с которого вы сняли обувь, лежит сейчас в морге. Его родители спят и видят, чтобы убийца понес заслуженное наказание. Знаете, кто его отец? У него собственная охранная фирма, так что можете себе представить, что он с вами сделает, если узнает, что вы причастны к убийству!
– Вы не можете… Я же ни в чем не виноват!!!
Павел действовал по «инструкции», применяемой Карпухиным. Переходить от уговоров к угрозам нужно быстро, без предупреждения, и «брать на понт» любыми способами, даже незаконными, – в конце концов, к делу это не пришьешь, и по завершении следствия останутся лишь слова обвиняемого против слов следователя – не приходится задумываться над тем, кому поверят больше в случае чего.
– Сами понимаете, гражданин Евсеенко, – продолжал Павел, не переводя дыхания, – мы не можем держать вас здесь вечно. От нас тоже требуют результатов, и мне придется их предоставить. Как ни крути, но на вас – именно те ботинки, которые проходят по делу об убийстве, а отец жертвы…
– Я не убивал! – пискнул вконец перепуганный бомж. – Он уже мертвый был… Совсем!
– Так-так, продолжайте! – потребовал Павел. – Чем больше вы расскажете, тем больше я смогу для вас сделать. Возможно, вы и в самом деле непричастны к гибели Щукина, и тогда вам совершенно ничто не угрожает…
– Ну да – не угрожает: а вдруг они ночью явятся и…
Бомж внезапно замолчал.
– Кто явится ночью?
– Они! Это у вас – теплая постель, двойные двери небось, а у меня… В чистом поле, можно сказать, ночую, без защиты!
– Вы кого-то конкретного опасаетесь? Вы знаете убийц?
– Да кто ж их не знает, вурдалаков этих?!
– Кого-кого?!
– Ну, этих… кровопийц, – нерешительно пробормотал Евсеенко, отводя глаза, словно ему вдруг стало стыдно за свои слова.
– Кого, если не секрет, вы кровопийцами называете, Петр Владленович? – смягчая тон, спросил Трофименко.
– Кого-кого… да их же и называю… Тут в одной газете прочитал, что вампиры разгулялись не на шутку. Думал, врут все газеты-то, а тут сам увидел, своими глазами…
– А вы, значит, и газеты почитываете?
– А что? – снова расправил плечи бомж, словно опровергая мнение о безграмотности людей, волею судьбы и алкоголя оказавшихся на улице. – Мы всегда в курсе последних событий! Правда, телик редко посмотреть удается – если только в приюте… Иногда еще передвижная «Скорая» подъезжает, и тогда можно в креслице расслабиться у экрана, пока они свое дело делают. Но прессу я регулярно просматриваю!
– Хорошо-хорошо, я вам верю, – поспешил согласиться Павел. – Но почему вы решили, что видели именно вампиров? Может, находясь под впечатлением от газетной статьи, вы среди ночи приняли желаемое за действительное?
– Ничего ж себе – желаемое! – пробубнил задержанный, обхватывая себя руками, словно он вдруг замерз. Однако в камере было на редкость душно и жарко, и Павлу даже пришлось снять пиджак, чтобы окончательно не вспотеть.
– Так, – сказал он, понимая, что Евсеенко не горит желанием продолжать разговор, – что же конкретно вы видели?
– Да ничего такого я не видел!
Но идти на попятный было уже поздновато, и бомж сам это понимал.
– Рассказывайте, Петр Владленович, – со вздохом сказал Павел, откидываясь на спинку расшатанного стула. – Рассказывайте, и вам это зачтется. В противном случае, так как на вас обнаружена обувь, снятая с трупа…
– Ладно, ладно, начальник! – поморщившись, прервал его задержанный. – Понял я – чего уж тут непонятного: если вы кого прищучили, так потом геморроя не оберешься! Короче, в тот вечер мы с Антохой…
– Что еще за Антоха?
– Кореш мой, Антон Нагорнов, – пояснил Евсеенко. – Так вот, пошли мы с ним по «ленинским» местам…
– По каким местам?!
– По «ленинским»! Ну, это места такие, хлебные, где можно что-то найти. После девяти вечера из продуктовых магазинов и кафе частенько выбрасывают то, что они за день не продали. А иногда, в сезон распродаж, – вот как сейчас, – и одежку хорошую можно найти! Моль там чуток погрызла, нитки где-то повылезали – и покупатель ее уже не берет, а нам, сам понимаешь, не до жиру! Да и по презентациям мы не ходим, на подиуме не вышагиваем, так что…
– И что же все-таки случилось тем вечером?
– Ну я же и говорю – пошли мы с Антошкой…
– По «ленинским» местам – это я уже понял!
– Там, куда мы обычно в первую очередь заглядываем… В общем, есть там небольшая забегаловка, называется «Казачок». Рядом с ней – магазин секонд-хенд. С обратной стороны – помойка, и там порой можно очень неплохо прибарахлиться. Вот мы с Антохой там и ковырялись, между помойкой и домом. Тот вечер на редкость урожайным оказался, но нам помешали.
– Вампиры, что ли?
– Они самые! На мотоциклах подъехали, человека три-четыре… Хотя какие они человеки?! Кровососы чертовы, вот они кто!
– Ну?
– Что – ну? Слезли с мотоциклов, болтались там, курили… Я еще подумал – скорее бы они убирались, а то проходить мимо них, знаете ли, как-то неуютно… Нам иногда здорово достается от таких вот козлов в кожанках, понимаешь? Они считают, что если ты живешь на улице и защитить тебя некому, то можно делать с тобой что заблагорассудится, – избить, последнее отобрать…
– А дальше-то, дальше? – поторопил Павел.
– Что – дальше? Стояли они там, курили, трепались, а мы за контейнерами притаились. Все надеялись, значит, что уйдут они.
– Не хотели светиться?
– Точно, не хотели. А потом тот парень появился, на крутой тачке.
– На тачке?
Трофименко удивился. Если речь идет о Валерии Щукине, то никакой машины поблизости не обнаружили.
– Большая такая, черная…
Ну конечно – большая и черная! Кто бы ожидал услышать что-то другое?!
– Вылез он, парней тех увидел и хотел обратно в тачку сигануть, да поздно было! Окружили они его и…
– И?
– И сожрали!!!
– То есть… как – сожрали?!
– Зубами, как еще-то?
– Погодите, гражданин Евсеенко… Вы хотите сказать, что видели, как эти вампиры… ели жертву?!
– Ну, может, не ели… Они же кровь сосут, верно? Вот и высосали из него!
– А… как вы поняли, что они кровь сосали?
– Да как… Столпились они вокруг, штуку какую-то достали – металлическую… Или пластиковую? Да не видели мы почти ни фига – темно же, да и уж больно плотно они вокруг стояли!
– Они били жертву перед тем, как… высосать кровь?
– Ну, стукнули его по башке… Но до этого они заставили его что-то проглотить.
– Проглотить?!
– Ну да, что-то… небольшое. Он не хотел, вырывался, но двое вурдалаков держали его за руки, а третий откинул его голову назад и что-то то ли всыпал, то ли влил ему в глотку… В общем, не знаю я – темно же было, говорю!
– А потом, значит, они ударили его по голове и…
– Угу.
– А с машиной что сталось?
– С тачкой-то? Да один из них за руль уселся и поехал себе, а остальные – за ним, на мотоциклах.