Мы брали с собой больше десяти лаков серебра, достаточно, чтобы построить флот или купить войско наемников. Меня по-прежнему одолевали дурные предчувствия из-за того, что я не согласился с советом своей прорицательницы и подвергаю опасности такое сокровище.
Когда я вошел на монетный двор, там было жарко и шумно, как в кузнице. Ревело в печах пламя, а от ударов молотов закладывало уши.
Я заметил Зараса. Голый по пояс, он высоко поднимал над головой бронзовый молот. Его мускулистые руки блестели от пота, пот катился по щекам и капал с подбородка. Этот парень никогда не стоял в стороне, наблюдая за тем, как идет работа. Несмотря на свой высокий воинский чин, он не гнушался физического труда, сам чеканил монеты.
Я с удовольствием наблюдал за ним. Я не видел его несколько недель и почти забыл, как привязался к нему за время нашего общего похода в Тамиат. Даже остро сожалел, что не могу взять его с собой в долгую поездку в Вавилон и Кносс.
Зарас, должно быть, почувствовал мой взгляд. Он поднял голову и увидел меня. Со звоном бросил молот на каменные плиты пола, подбоченился и улыбнулся мне сквозь дым и отблески пламени.
Несмотря на нашу дружбу, меня удивило то, как тепло он приветствовал меня, когда подошел.
– Я думал, ты забыл обо мне, бросил меня гнить здесь, но мне следовало лучше понимать тебя. Такой человек, как ты, никогда не бросит друзей. Я уже надраил доспехи и наточил меч. Готов идти, как только ты отдашь приказ выступать.
Я был в замешательстве; мне потребовалось все самообладание, чтобы не сообщить об отказе и не раскрыть свое смущение.
– Не ожидал от тебя меньшего, – ответил я, надеясь, что улыбка получилась убедительной. – Но откуда ты узнал…
Я оборвал фразу: не желая признаваться, что я не имею понятия, о чем он говорит.
– Сегодня утром посыльный из высшего совета принес мне приказ. Но, конечно, я понимаю, что это ты просил за меня. – Он вновь рассмеялся, и я вспомнил, какой он славный и легкий в общении человек. – У меня нет других друзей наверху.
– Чья печать была на приказе, Зарас?
– Не решаюсь произнести имя, но…
Он украдкой осмотрелся, прежде чем сунуть руку в сумку, висевшую у него на поясе, и достать оттуда маленький свиток папируса; держа его осторожно и с глубоким уважением, он протянул мне свиток.
Я узнал царский картуш, которым был запечатан свиток.
– Фараон?
Меня поразило, что фараон занимается такими незначительными делами.
– Никто другой.
Зарас внимательно смотрел, как я разворачиваю свиток. Приказ был коротким и точным.
«Немедленно поступай в прямое подчинение вельможе Таите. Его приказам ты будешь подчиняться безоговорочно, под страхом смерти».
– Куда мы отправляемся, Таита? – Зарас перешел на шепот. – И что будем делать, когда доберемся? Уверен, нас ждет жестокая схватка. Я прав?
– Отвечу, когда придет время. Сейчас ничего не могу сказать. – Я строго покачал головой. – Но будь готов.
Он вскинул в приветствии сжатый кулак, но, хотя сумел скрыть улыбку, глаза его по-прежнему блестели.
Я небрежно обсудил с ним вопрос о монетах, из-за которого приехал, и поспешил вернуться во дворец. Мне нужно было поговорить с фараоном и убедить его отменить данный Зарасу приказ, но даже я не вправе врываться к фараону без приглашения и предупреждения. Если нужна аудиенция, существует строгий протокол, который необходимо соблюдать.
Я направился прямо в приемную царских покоев, где несколько десятков писцов сидели поджав ноги перед пюпитрами и деловито работали кистями, переписывая приказы и послания фараона. Главный писец сразу узнал меня и заторопился навстречу. Но он не смог мне помочь.
– Фараон на рассвете уехал из дворца. И не сказал, когда вернется. Я знаю, если бы он был здесь, он бы поговорил с тобой. Может, желаешь подождать его возвращения, сиятельный Таита?
Я уже собирался отказаться от приглашения, но услышал в коридоре голос, в котором нельзя было ошибиться, – голос фараона. В сопровождении свиты (адъютантов и придворных) фараон вошел в приемную. Увидев меня, он подошел и сжал мое плечо.
– Рад, что ты здесь. Ты вновь предвосхитил мои желания, Тата. Я собирался послать за тобой. Пойдем со мной.
По-прежнему держа руку на моем плече, он провел меня в свои внутренние покои и сразу начал обсуждение нескольких очень сложных проблем. Потом столь же неожиданно отпустил меня и занялся свитками, которые лежали перед ним на низком столике.
– Прошу еще одно мгновение твоего времени, Мем. – Он поднял голову и вопросительно посмотрел на меня. – Хочу спросить о капитане Зарасе и полученном им приказе.
– О ком? – Фараон был явно озадачен. – О каком приказе?
– О Зарасе. О сотнике Зарасе, который был со мной в Тамиате.
– А, о нем! – Он вспомнил. – Да, ты хотел, чтобы он сопровождал тебя на Крит. Не понимаю, зачем тебе понадобилось мое разрешение, чтобы назначить его, или почему ты лично не поговорил со мной, если считаешь это необходимым. На тебя не похоже просить мою сестру о посредничестве. – Он снова посмотрел на свитки. – Во всяком случае, я исполнил твою просьбу. Надеюсь, ты доволен, Тата.
Конечно, я подозревал, кто за этим стоит, но я недооценил наглость и изобретательность моей царевны. Она впервые напрямую вмешалась в военную последовательность приказов. Сейчас мне предстояло принять немедленное решение: трусливо сдаться или поссориться с царевной Техути, которая никогда не стеснялась использовать свое царское происхождение и иные средства, чтобы добиться своего. Я склонил голову.
– Ты щедр, владыка Египта, и я тебе благодарен.
Я принял неизбежное.
Когда подготовка завершилась и наш караван готов был выступить из Фив, я попросил вельможу Атона выпустить почтового голубя. Эта птица вылупилась в голубятне, которую содержал египетский посол в Вавилоне, и знала, где ее гнездо. В сообщении, отправленном с голубем, я просил посла известить царя Аккада и Шумера Нимрода, что в его столицу с дипломатической миссией приедут царевны и фараон Тамос будет крайне признателен его величеству царю Нимроду за сердечный прием, оказанный его сестрам.
Четыре дня спустя в царскую голубятню в Фивах прилетел голубь из Вавилона с известием от царя Нимрода, переданным через нашего посла.
Царь подтверждал свою верность союзу между нашими державами и выражал удовольствие от предстоящей встречи с царевнами в своем дворце, где, как он надеялся, те во время своего визита воспользуются его гостеприимством.
Едва получив это сообщение, я отправил Зараса с большим отрядом воинов расчистить дорогу от Фив к побережью Красного моря. Предлогом послужило желание убедиться, что в дороге нас не подкараулят разбойники или преступники. На самом же деле мне хотелось держать его подальше от моей милой Техути.
Не знаю, как Техути узнала о моих потугах помешать ей. У нее везде шпионы, а царский гарем – это теплица, в которой растут интриги и рождаются слухи.
Приказ Зарасу возглавить передовые отряды я отдал утром, а сейчас сидел в своем саду у водоема с рыбами и смаковал вино, которым хотел встретить приход ночи и отметить благополучно прошедший день со всеми его достижениями, успехами и редкими неудачами. Она подошла ко мне сзади, неслышно, как тень, закрыла мне глаза гладкими прохладными ладонями и прошептала на ухо:
– Угадай, кто это!
– Понятия не имею, кто это, ваше царское высочество.
– О! Ты, наверно, подглядывал! – возразила она, села мне на колени и обняла за шею. – Я так тебя люблю, дорогой Тата! Я сделаю все, о чем попросишь. А ты сделаешь все, о чем я попрошу?
Она обняла меня.
– Конечно, ваше царское высочество. Я сделаю все, что не угрожает твоей безопасности и интересам нашего Египта.
– Ни о чем подобном я и не могу тебя просить. – Ее как будто бы испугали мои предположения. – Но ведь путешествие в Шумер и Аккад через эту страшную пустыню будет очень долгим. Мы с сестрой соскучимся, нам нужны будут развлечения. Как было бы прекрасно, если бы с нами был поэт, который мог бы петь для нас и читать стихи.
– Поэтому ты попросила брата, фараона Тамоса, назначить сотника Зараса в караван, который отвезет нас всех в Вавилон?
– Сотник Зарас! – воскликнула она, удивленно округлив глаза. – Он едет с нами? Как замечательно! Он одаренный поэт, и у него прекрасный голос. Я знаю, он тебе нравится. Днем он сможет ехать со мной и с Бекатой и развлекать нас.
– Сотник Зарас прежде всего военачальник и воин, а не бродячий певец. С нами и так едут музыканты, лицедеи, шуты, жонглеры, танцовщицы, акробаты и цирковые животные, даже ученый медведь. Зарас будет командовать отрядом, идущим впереди нашего каравана. Он будет проверять дорогу, обеспечивая всем нам безопасность, в особенности тебе и твоей младшей сестре.
Заискивающая улыбка исчезла с лица Техути. Царевна отстранилась и посмотрела на меня ледяным взглядом.
– Почему ты так суров со мной, Таита? – спросила она. Теперь я стал Таитой – явный знак царского нерасположения. – Разве я о многом прошу?
– Вот почему, высокородная.
Я взял ее правую руку и повернул ладонью вниз, чтобы стало видно кольцо, которое она не снимала с пальца с тех пор, как получила его от меня, – кроме того случая, когда Зарас нашел для нее кольцо.
Техути вырвала руку и спрятала за спину. Мы молча смотрели друг на друга.
Она составила план битвы и обнажила воображаемый кинжал. Встала и пошла от меня, грациозно покачивая бедрами, не оглядываясь и не добавив ни слова.
В первый день месяца месора Зарас во главе передового отряда достиг порта Сагафа на ближнем берегу Красного моря. Он отправил мне голубя с известием, что флотилия дау и барж готова и ждет у берега; флотилия способна вместить и переправить весь караван. Получив это сообщение, я приказал выступать.
Когда мы поднимались на берег Нила, фараон ехал рядом со мной во главе каравана. Добравшись до высокого места, мы спешились.
Царевны сидели на стульях с подушечками с боков от фараона. Все присутствующие члены совета и старшие воины окружили царственную троицу. Фараон призвал меня, и я склонился к его ногам. Он встал надо мной и обратился к собравшимся.
– Призываю всех своих возлюбленных и верных подданных, собравшихся здесь, быть свидетелями происходящего.
Все, даже Техути и Беката, ответили возгласом:
– Слава фараону! Да исполнится его воля!
Обеими руками фараон поднял над головой золотую статуэтку ястреба.
– Вот моя Печать ястреба, мой знак и моя подпись. Тот, у кого этот ястреб, наделен всей моей дарованной богами властью. Пусть все знают это и берегутся моей силы и моего гнева.
Стоя на коленях, я воздел руки. Фараон наклонился и вложил в них Печать ястреба.
– Пользуйся ею разумно, вельможа Таита, и верни мне, когда мы встретимся в следующий раз.
– Слышать приказ фараона значит повиноваться, владыка Египта! – громким, ясным голосом вскликнул я.
Он поднял меня и обнял.
– Да отнесутся милостиво к тебе и твоим делам бог Гор и все божества Египта.
И он отвернулся, чтобы попрощаться с сестрами. Потом сел верхом, свита выстроилась за ним. Он коснулся лошади шпорами и поскакал вниз к сверкающим стенам Фив на берегу Матери Нила. Миновал хвост нашего каравана, продолжавшего подниматься.
Рабы поставили навес, сплетенный из верблюжьей шерсти, чтобы мы могли сидеть, защищенные от жаркого солнца. Мы сидели и смотрели, как фараон со свитой исчезают в мерцании под нами. Голова каравана достигла нас и потянулась мимо.
Впереди двигался ном Крокодила. Сразу за ними следовали пятьдесят верблюдов и их погонщики-арабы. Каждое из этих неуклюжих животных несло четыре огромных кожаных меха с водой, по два с боков от горба. От этой воды зависело наше продвижение на большие расстояния, отделяющие один источник или оазис от другого в пламенеющих просторах Аравии.
За верблюдами и драгоценной водой шел второй ном Синего Крокодила. Если бы на нас напал враг, позиция нома как нельзя лучше подходила для защиты воды или для защиты середины каравана, где ехали царевны.
Хотя я наметил путь южнее и восточнее Синайского полуострова, которым владели гиксосы, я не собирался рисковать: царь Корраб мог проведать о наших планах и послать на перехват отряд своих колесниц.
За строем стражников большими шагами шли еще пятьдесят длинноногих верблюдов. Они везли шатры, мебель и все прочее, что в пустыне будет устанавливаться на каждом привале.
Далее пешком следовали рабы, слуги и многочисленные сопровождающие. За ними еще двадцать дромадеров. Эти тащили тяжелые мешки с серебряными монетами.
Замыкал шествие третий ном Крокодила, запасные лошади, верблюды и повозки со скарбом. Когда они поравнялись с нами, я приказал снять шатер, в котором мы сидели.
Мы ехали вперед, пока не заняли свое место в самой середине длинной змеящейся процессии, растянувшейся в пустыне на целую лигу. Этому неуклюжему и медлительному скоплению людей и животных потребовалось десять дней, чтобы добраться до западного берега Красного моря.
Зарас выехал из порта Сагафа нам навстречу. Со своей почетной охраной он проскакал вдоль каравана; добравшись до нас, он соскочил с лошади, чтобы приветствовать царевен.
Зарас опустился перед Техути на одно колено и приветственно вскинул кулак. Она вознаградила его сладострастной улыбкой.
– Сотник Зарас, я очень рада, что ты будешь сопровождать нас в путешествии в Вавилон. Я хорошо помню твои стихи о взятии крепости Тамиат, когда вы с вельможей Таитой вернулись из похода. Мне доставит большое удовольствие, если ты поужинаешь с нами сегодня и потом развлечешь стихами. Что касается остального пути в Вавилон, вот мое желание и мой приказ: отдай свое место в передовом отряде другому номарху и лично защищай меня и мою сестру Бекату.
Я резко и громко выдохнул, чтобы она услышала, но царевна не обратила внимания на мой сдавленный протест и сосредоточила все внимание на Зарасе. Он казался смущенным и слегка запинался, отвечая ей: я впервые слышал такое.
– О царевна, слышать твой приказ означает повиноваться. Но прошу меня извинить. Я должен немедленно доложить об этом вельможе Таите, которого фараон поставил над караваном и которому вручил Печать золотого ястреба.
На меня произвела впечатление верность Зараса и его попытка напомнить Техути, кто здесь верховная власть. Бедняга отчаянно старался разрешить противоречие интересов, с помощью которого она пыталась прибрать его к рукам.
Я приготовился защищать его, когда на его голову обрушится гнев царевны. Техути не привыкла, чтобы сомнению подвергали даже малейшие ее приказания. Однако она снова удивила меня. Вместо того чтобы оборвать Зараса, она улыбнулась и кивнула.
– Сделай это немедленно, сотник Зарас. Долг воина важнее всех прочих соображений.
Зарас подъехал ко мне, а я сознательно отъехал так, чтобы царевны нас не слышали. Мы начали спускаться с возвышенности; под нами лежали дома Сагафы на берегу моря.
Поняв мое намерение, Зарас понизил голос и рассказал, что, поджидая нас, воспользовался возможностью и на быстрой рыбацкой дау пересек Красное море и добрался до маленькой рыбацкой гавани эль-Кумм на противоположном берегу. Он отправился туда убедиться, что наш проводник-бедуин получил наш приказ и готов вести нас через Аравийскую пустыню.
Это был аль-Намджу, тот самый, что вел нас через Синайский полуостров в нашем путешествии к берегам Среднего моря и к крепости Тамиат.
– Я с удовольствием сообщаю тебе, что аль-Намджу ждет нашего прибытия уже два месяца, с тех пор, как получил мое сообщение, что мы прибудем. – Зарас казался довольным. – С ним два его сына, но он отправил их вперед на разведку источников воды и оазисов вдоль пути каравана. Пока во всех их сообщениях говорится, что вода везде есть, как и следует ожидать в это время года.
– Рад слышать, – сказал я, но потом искоса взглянул на него. – Продолжай, Зарас. Ты хотел сказать еще что-то.
– Откуда ты… – начал он, и я закончил за него:
– Откуда я знаю? Знаю – ведь ты не умеешь ничего скрыть от меня. Это похвала, а не выговор.
Он покачал головой и печально рассмеялся.
– Мы слишком долго были в разлуке, мой господин. Я забыл, что ты умеешь читать мысли. Но ты прав, мой господин. Я хотел упомянуть одно обстоятельство, но не решался, чтобы ты не счел меня паникером.
– Никакие твои слова не заставят меня в это поверить, – заверил я.
– Тогда я должен рассказать тебе, что, пока я был в лагере аль-Намджу, из пустыни привели трех беженцев. Они были совсем плохи, почти мертвые от жажды и ран. По правде сказать, один из них умер вскоре после того, как они добрались до безопасности в шатрах аль-Намджу, а второй не мог говорить.
– Почему, Зарас? – спросил я. – Что за участь постигла этих несчастных?
– Мой господин, первого избили накаленными мечами, так что вся кожа на его теле сгорела. Смерть для него стала счастливым избавлением от мучений. Что касается второго, то ему самым жестоким образом отрубили язык. Он способен был только мычать и реветь, как животное.
– Во имя милосердного Гора, что с ними случилось? – спросил я у Зараса.
– Третий избежал таких жестоких мучений. Он смог рассказать нам, что вел караван из пятидесяти верблюдов и такого же количества мужчин и женщин; караван вез соль и медные слитки из города Турок, когда на них напал Джабер аль-Хавсави. Тот, кого называют Шакалом.
– Я знаю о нем только понаслышке, – признался я. – Его больше всех прочих боятся в Аравии.
– Есть все основания бояться его, мой господин. Он просто для забавы оскопляет захваченных караванщиков или вспарывает им живот. А еще, Шакал и его люди бесчестят мужчин и женщин, прежде чем убить их.
– А где этот Шакал сейчас? Тот человек знал, куда он пошел?