Диона усмехнулась, снова закрыла лицо платком и быстро зашагала к двери, ведущей на улицу.
5
Через десять минут после ухода Дионы в зал кружала вышел Глеб. Он был закутан в длинный и бесформенный суконный плащ. Проходя мимо стойки, Глеб вдруг остановился, подошел к целовальнику и тихо попросил:
– Дружище, продай мне фляжку с водкой.
Целовальник нервно облизнул губы.
– Странник, – хрипло проговорил он, – ты же знаешь, что княжий указ запрещает...
– Продай, – сухо повторил Глеб.
Целовальник насупился и с упреком посмотрел на Глеба. Потом незаметно огляделся по сторонам и повернулся к полкам, заслонив их своей широченной спиной. С минуту он колдовал у полок, затем повернулся и сунул в руку Глеба небольшую кожаную флягу.
Глеб спрятал флягу в сумку-ташку, притороченную к поясу, швырнул на стойку деньги и хотел идти, но тут его внимание привлек негромкий разговор купцов, сидящих за ближайшим к стойке столом.
– Странные вещи творятся нынче в княжестве, – говорил один, приземистый, сановитый, заросший до глаз русой бородой.
– О чем ты, Булыга? – спросил его другой.
Купец Булыга обвел взглядом лица собутыльников.
– А вы не слыхали? Может, кто из вас помнит мытаря Владуха? Одно время он сюда часто захаживал.
– Это такой тощий да кадыкатый? – уточнил один из купцов.
Булыга кивнул:
– Он самый.
– Так ведь он помер. Седмицу тому назад.
– Верно, – снова кивнул Булыга. – Помер от какой-то болезни, а от какой – никто не ведает. Говорят, бедняга Владух исхудал так, что кожа облепила его кости, как мокрая бумага. А глазам стало так тесно в его голове, что они выползли наружу, словно у рака.
– Я про такую болезнь слыхал, – деловито сообщил один из купцов. – Гофы кличут ее чумой.
Булыга покачал головой.
– Нет, не то. Чуму я знаю. Это была не чума. Но не об том речь. На прошлой седмице Владух помер. А четыре дня тому назад купец Стожар, что не был в Хлыни полгода, вернулся из Моравии и встретил Владуха на площади. Встретил, разговорился. То да се – как это обычно бывает. А только заметил Стожар, что мытарь какой-то странный. На вопросы отвечает сбивчиво и будто бы спешит поскорее закончить этот разговор. Ну, ладно. Распрощались они, и каждый отправился своей дорогой. А вечером Стожар узнал, что Владух помер на прошлой седмице.
Булыга замолчал. Купцы несколько секунд сидели молча, думая, что он продолжит или объяснит, но Булыга помалкивал.
– Это как же понимать? – спросил тогда один из купцов. – Выходит, Владух ходил по городу после того, как его схоронили?
– Выходит, что так, – ответил купец Булыга. – Но это еще не конец истории. С тех пор еще три человека видели Владуха в разных местах. Был он угрюм и неразговорчив. Кончилось тем, что родичи Владуха решили раскопать его могилу, чтобы убедиться, что мытарь все еще в гробу.
– Это как же? – удивился один из купцов. – Да разве его не сожгли?
Булыга качнул кудлатой головой.
– Нет. Его мать – христианка, да и сам он чуток тоже.
– Вот оно что. И чем все закончилось?
– Вчера утром могилу Владуха раскопали.
– И что? – хрипло спросил один из купцов. – Был он в могиле?
Булыга усмехнулся и прищурил глаза.
– Был. Да только лежал не так, как его уложили, а на боку. И рот у него был весь испачкан кровью. А кровь та была – черным-черна.
Несколько секунд купцы молчали, пораженные услышанным. Затем один из них, самый смелый, тихо поинтересовался:
– Стало быть, Владух вставал из могилы и гулял по городу?
– Стало быть, так, – кивнул Булыга.
И тут вдруг один из купцов уставился на что-то, выкатив глаза, стукнул Булыгу по плечу и пробормотал дрогнувшим голосом:
– Так вон же он!
– Кто? – не понял Булыга.
– Мытарь Владух, о котором ты рассказывал.
Купцы, как по команде, повернули головы.
– Верно... – дрожащим голосом проговорил купец Булыга. – Это он.
Глеб повернул голову и взглянул туда, куда смотрели купцы. За столом сидел худощавый мужик с курчавой темной бородкой. Он сидел неподвижно, глядя на свою кружку так, будто никак не мог вспомнить, что с ней делать.
– Что же это? – еле слышно пробормотал один из купцов. – Выходит, он и впрямь ходит?
Булыга вдруг отодвинул кружку и глухо пророкотал:
– Пойду и спрошу его прямо.
– Булыга, не надо!
– Пойду и спрошу, – упрямо повторил купец.
Он поднялся с лавки, однако дальше этого дело не пошло – видимо, решимость покинула его.
– Ну? – нетерпеливо спросил его один из собутыльников, самый молодой и нетерпеливый. – Так ты идешь? Али испужался?
– Не подначивай его, Заслав, – прогудел пожилой купец. – Негоже живому человеку к мертвяку приставать.
– Я пойду, – угрюмо проговорил Булыга. – Пойду и спрошу. Ну, что он мне сделает? Тут ведь полно народу.
– Верно, – кивнул молодой купец. – Поди и спроси прямо.
Булыга двинулся с места. Глеб, внимательно следя за ним взглядом, непроизвольно положил руку на ольстру.
Булыга сделал вид, что проходит мимо стола, но вдруг остановился и, уставившись на худощавого мужика, воскликнул:
– Ба! Никак Владух!
Мужик вздрогнул и медленно поднял на Булыгу взгляд. Булыга попятился, но, скосив глаза на своих приятелей, снова приободрился и смело проговорил:
– Владух, это ведь ты?
Несколько мгновений мужик пристально смотрел на Булыгу, затем единым махом вскочил с места, схватил купца за горло и, резко дернув руку вбок, с хрустом свернул ему шею. Все это произошло так быстро, что никто ничего не успел понять.
Разжав пальцы, худощавый мужик бросился к двери, но дорогу ему преградил Глеб. Громыхнувший выстрел потряс стены кружала.
Мужик отшатнулся в сторону, споткнулся об лавку и повалился под стол.
– Булыга! – заорали купцы, спрыгивая с лавок.
Глеб, не обращая внимания на суету, поднявшуюся вокруг, подошел к столу, отпихнул ногой лавку и, держа ольстру наготове, заглянул вниз.
Изумлению его не было предела. Никакого трупа он на полу не обнаружил. Там, где должен был лежать ходячий мертвец Владух, лежала лишь его одежда. Приглядевшись, Глеб разглядел на досках стремительно тающие ошметки черной слизи.
– Где ж он? – услышал Глеб рядом с собой удивленный голос молодого купца. – Куды ж он подевался?
Глеб, не отвечая, сунул ольстру в кобуру, повернулся и стремительно зашагал к выходу. В голове его крутилась странная мысль. Он словно бы что-то заметил, что-то чрезвычайно важное, но что именно – никак не мог понять.
На мгновение Глебу показалось, что он почти ухватил ускользающую мысль, но она тут же растаяла, оставив в душе Глеба чувство потери и странную, досадную пустоту.
Когда он отошел от кружала на двести шагов, досада, поселившаяся у него в душе, стала перерастать в нечто иное. В нечто страшное и неистовое, что пульсировало, содрогалось у него в сердце и в голове, в такт все возрастающей, такой же пульсирующей и дергающей боли в плече.
Яд лиловой кишенской ящерицы продолжал бродить по жилам Глеба.
6
Ольстра с полным магазином в заплечной кобуре, меч у бедра, метательные ножи в ножнах-сотах, прикрепленных к поясу. На голове – капюшон. Что еще нужно герою, чтобы добраться до логова врагов неузнанным и расправиться с дюжиной вооруженных до зубов мерзавцев?
Поступь Глеба была легка и пружиниста, взгляд – мрачен, зубы крепко стиснуты. И только дьявольская боль в плече мешала ему мыслить четко и хладнокровно.
Не дойдя до кружала Бавы Прибытка полусотни метров, Глеб открыл берестяную коробку и тщательно вылизал ее. Однако толку от этого не было никакого. Бурая пыль закончилась, а те жалкие крохи, что ему удалось слизнуть, уже не помогали.
– Дьявол! – рявкнул Глеб, с хрустом сжал коробку в руке и швырнул ее в грязь.
В ушах у Глеба зазвучали страшные слова Рожены:
– Боль начнет сводить тебя с ума. Ты невзлюбишь весь мир, человеческие лица станут тебе ненавистны. Душа твоя наполнится яростью и злобой, и ты станешь опасен для людей, как бешеная собака. Ты захочешь убивать. И будешь убивать.
По коже Глеба пробежала дрожь, глаза заволокло багровой пеленой. И вдруг непреодолимое желание убивать охватило Глеба и подчинило его себе. Рубить мечом, ломать руками, рвать зубами. Убивать! Убивать или быть убитым! Теперь он знал, что чувствуют взбесившиеся псы.
Первоход вскинул руки к голове и стиснул виски.
«Это все яд, – сказал он себе. – Это не я. Чтобы победить охоронцев Бавы, мне нужен трезвый и холодный ум. Боги Семаргл и Хорс, помогите мне! Прошу вас, помогите!»
Но помощь не пришла. Боль железным обручем стянула плечо, вонзила в него свои острые зубы, выпустила в рану разъедающий, жгучий яд. Глаза Глеба затянуло бурой пеленой. Из горла его вырвался звериный, клокочущий рык.
Он выхватил из кобуры ольстру и зашагал к двери.
На пути у Глеба показались два охоронца – высокий и низкий. Глеб, не останавливаясь, вскинул ольстру и дважды нажал на спуск. Первая пуля пробила высокому охоронцу живот, вторая вырвала из его шеи кусок мяса.
Окатив землю фонтаном крови, высокий рухнул на землю.
Малорослый охоронец махнул саблей, но Глеб легко увернулся, ударил его локтем в зубы и сшиб с ног. Затем вставил ему в рот дуло ольстры и вновь нажал на спусковой крючок. Голова охоронца разлетелась на куски.
Душа Глеба наполнилась звериным восторгом. Он поднял забрызганную кровью ольстру и продолжил путь. Еще один охоронец возник у него на пути. Ольстра дважды пролаяла в руке Глеба, и охоронец повалился на землю, превратившись в груду мертвого мяса.
В магазине ольстры не осталось патронов. Глеб вложил ее в кобуру, подошел к двери и с размаху ударил по ней ногой. Дверь кружала распахнулась, и он вошел внутрь.
– Слушайте все! – рявкнул он от порога.
Десяток гостей и дюжины полторы охоронцев повернули головы и устремили взгляды на Глеба. Он выхватил из ножен меч и пророкотал, сверкая глазами:
– Охоронцы могут остаться! Остальные – вон отсюда!
Очевидно, вид Глеба был столь страшен, что никто из гостей не посмел усмехнуться, возразить или усомниться. Купцы и путешественники побросали свои кружки и тарелки и, опасливо косясь на Глеба, заспешили к выходу.
– Первоход! – Тунгир встал со скамьи и восторженно ухмыльнулся. – Сам пришел!
Глеб посмотрел на него холодным, ненавидящим взглядом и прорычал:
– Ты мне не нужен, степняк! Мне нужен твой хозяин!
Тунгир сделал знак, и другие охоронцы поднялись со своих лавок. Их было около пятнадцати. Еще трое охоронцев, топая сапогами, спускались по лестнице со второго этажа.
– Так-так, – сказал Глеб и усмехнулся. – Вся свора в сборе. Это мне на руку. Не придется гоняться за вами по всему Порочному граду.
Многие охоронцы выглядели удивленными. До сих пор им ни разу не доводилось видеть, как жертва сама приходит на растерзание к хищникам. Должно быть, в их глазах Глеб был чем-то вроде рассвирепевшего зайца, явившегося в волчье логово с морковкой наперевес.
Глядя на сжимающих кольцо охоронцев, Глеб не чувствовал ни страха, ни волнения. Боль в плече поглотила его, растворила все его чувства, оставив лишь одно – ярость. Глухую, клокочущую и требующую немедленного и кровавого выхода ярость.
– Уйди с дороги, Тунгир! – рявкнул он.
– Яма, Сила, Тайман, сава мункар! – коротко приказал Тунгир.
Трое узкоглазых, смуглокожих воинов зашли Глебу за спину и отрезали ему путь к отступлению.
– Ах, вот как! – Глеб улыбнулся. – Ну что ж... Считайте, что вы сами напросились!
Не в силах больше сдерживать гнев, Гнев поднял меч и ринулся в атаку.
Несмотря на ярость, захлестнувшую душу Глеба, его тело действовало расчетливо и хладнокровно. Клинок меча, молниеносно рассекая воздух, попадал точно в цель, не позволяя руке растрачивать силы попусту.
Кровь из перебитых и пронзенных шей, голов и животов брызгала во все стороны, обдавая лицо Глеба горячими фонтанами. Через две минуты на пути у Глеба больше никто не стоял.
Глеб хрипло перевел дух и огляделся. Пол кружала был усыпан изрубленными, окровавленными телами охоронцев.
– Тоже мне – непобедимые воины-дикари, – презрительно проговорил он, вытер меч о кафтан лежащего у стойки Тунгира и вложил его в ножны.
Достав из заплечной кобуры ольстру и несколько патронов, Глеб быстро перезарядил ее, вновь вложил ольстру в кобуру и двинулся к лестнице.
Вдруг за спиной его послышался шорох.
Глеб остановился и быстро обернулся. Лицо его вытянулось от изумления. Окровавленные охоронцы, с которыми он, казалось, покончил раз и навсегда, снова стояли на ногах.
И тут Глеб понял, что было не так с мытарем Владухом, которого он прикончил час назад. Владух не отбрасывал тень! Точно так же и ожившие охоронцы, стоявшие сейчас перед Глебом с саблями в руках, не отбрасывали тени!
Меч Глеба не причинил охоронцам вреда, потому что они были не люди.
– Ты, кажется, удивлен, ходок? – с холодной усмешкой проговорил Тунгир. И тут же, яростно вытаращив глаза, скомандовал на своем гортанном, резком языке: – Сава мункар!
И ожившие охоронцы, молча вскинув сабли, вновь ринулись на Глеба.
7
Меч Глеба, обычный, незаговоренный, выкованный из чистого хуралуга, был бесполезен в бою с этими тварями. Тогда Глеб выхватил из-за пояса два метательных ножа и, орудуя ими, словно кинжалами, стал пробивать себе дорогу к лестнице.
Лезвия его ножей сверкали в свете факелов и свечей, вспарывали охоронцам животы, рассекали шеи, пронзали плечи и руки. Боль и ярость удесятерили силу Глеба. Он все разил и разил – неистово, остервенело, упиваясь собственной злобой и силой, как вырвавшийся на свободу хищник, режущий стадо своего врага-человека.
Лишь на мгновение Глеб остановился, когда осознал, что падающие на пол охоронцы тают – в буквальном смысле слова! Их плоть обмякает и расползается, пузырясь и чавкая, как болотная жижа.
«Белое железо ножей – вот в чем дело!» – пронеслось у него в голове.
Белое железо было смертоносным для этих тварей! Они были таким же порождением Гиблого места, как оборотни и упыри!
Глеб метнул нож в горло Тунгиру и выхватил из кобуры ольстру. Сплав, из которого Глеб отливал пули и дробь, включал в себя и белое железо. Кружало наполнилось грохотом выстрелов и пороховым дымом.
Вскоре Глеб был наверху. Он распахнул дверь, ведущую в покои Бавы Прибытка, переступил через порог и захлопнул дверь за собой.
Бава Прибыток сидел на широкой кровати с обнаженным мечом в руке. Он был одет в длинную рубаху и мягкие замшевые туфли на босу ногу. На столике возле кровати стояли склянки с лекарскими зельями и серебряная чаша с бурой пылью. Судя по красному носу и воспаленным глазам, Бава был сильно простужен.
Глеб остановился у двери, тяжело дыша.
– Кто ты? – с ужасом спросил его Бава Прибыток.
Глеб поднял руку и отер рукавом забрызганное кровью охоронцев лицо.
– Первоход! – выдохнул чернобородый купец. – Неужели это ты?
Глеб усмехнулся и угрюмо проговорил:
– Ты ведь знал, что я вернусь.
– Знал, – согласился Бава. – Но... как ты сумел прорваться ко мне? Ни один человек не способен...
– Я не человек, – оборвал его Глеб. – Я зверь. И знаешь, кто сделал меня зверем?
– Кто?
Глеб прищурил недобрые глаза.
– Ты.
Он медленно двинулся к кровати. Бава выставил перед собой меч.
– Ты не посмеешь! – воскликнул он дрогнувшим голосом. – Я... Я ничего тебе не скажу!
Глеб грубо толкнул Баву к высокой спинке кровати, выхватил из-за пояса нож и, коротко размахнувшись, вогнал его купцу в плечо. Бава заорал от боли, дернулся, понял, что пригвожден, и заорал еще сильнее.
Глеб сел на лавку, посмотрел на Баву потемневшими от ярости глазами и сказал:
– У меня мало времени, купец. Либо ты будешь отвечать на мои вопросы, либо я воткну этот кинжал тебе в глотку. Выбор за тобой.
– Что... – Бава шевельнулся и скривился от боли. – Что ты хочешь знать, ходок?
– Что за вещь принес тебе из Гиблого места Дивлян?
По бледному, искаженному болью лицу Бавы пронеслась тень.
– Я не скажу, – выдохнул он. – Это мое... Мое!
Глеб сжал кулаки.
– Если бы ты знал, купец, каких усилий мне стоит не убивать тебя, – медленно проговорил он. – Спрашиваю в последний раз, и если ты не ответишь, я размозжу тебе голову. Что за вещь принес тебе Дивлян?
Бава облизнул губы.
– Ладно... Хорошо... Я скажу... Эта вещь... Не знаю, как ее назвать... Она может быть всем.
Глеб прищурился:
– Не понимаю.
– Она может стать всем, чем угодно. Только пожелай. – Купец, неловко шевельнувшись, снова поморщился от боли: – Леший... – процедил он. – Ты ведь ходок... Ты знаешь, что можно найти в Гиблом месте. Говорю тебе – эта вещь может быть всем, чем угодно...
Глеб провел по лицу рукой, словно стирал с него невидимую паутину.
– Где эта вещь? – сухо спросил он.
– У меня за спиной есть дверь... Видишь ее?
Глеб взглянул на неприметную светлую дверцу. Поднявшись с лавки, он протянул руку и потребовал:
– Ключ!
Бава мотнул головой.
– Нет ключа. Над притолокой... Медная пластина... Нажми ее!
Глеб отвел взгляд от купца, прошагал к дверце, поднял руку, коснулся пальцами медной пластины и надавил на нее.
Где-то в стене скрежетнули тайные пружины, и дверца слегка приоткрылась.
– Там еще одна дверь... – хрипло проговорил Бава, скосив глаза и стараясь поймать в поле зрения Глеба. – Пружина у порога... справа...
Глеб распахнул дверцу и увидел за ней еще одну. Одна из плашек на полу чуть выступала.
– Наступи... – прохрипел Бава. – Наступи на нее... Только посильнее.
Новый приступ боли заставил Глеба прислониться плечом к стене и стиснуть зубы. Вернуться к купцу, достать из ножен меч и отсечь ему голову! Глеб представил себе это, и свирепое, извращенное, сладострастное чувство захватило его.
Он почти повернулся, но стиснул зубы еще крепче и приказал себе: «Нет. Сперва вещь».
Глаза заволокло бурой пеленой, и Глеб, испугавшись подступающего припадка, шагнул к двери и наступил ногой на деревянную плашку.