– Замята... Помоги...
Зубы оборотня, острые, длинные, крючковатые, покрытые черной слизью, щелкнули у самого лица Глеба.
– Замята... – вновь позвал Глеб, сдерживая монстра из последних сил.
Зубы чудовища щелкали все ближе и ближе. Черная слизь капала Глебу на щеки, зловонное дыхание обдавало ему лицо. Руки Глеба дрогнули, и он понял, что не сможет больше удерживать оборотня.
И тут что-то со свистом рассекло воздух, и оборотень замер. Глаза зверя погасли, тело обмякло, и Глеб одним рывком скинул его с себя.
За спиной у зверя, сжимая в руках окровавленный скрамасакс, с бледным, перекошенным от ужаса лицом, стоял Анчутка. Глеб вскочил на ноги и огляделся. Оба зверя были мертвы.
– Замята! – позвал Глеб, хрипло дыша. – Замята, мать твою, где ты?
– Да тут я, тут.
Где-то наверху послышался треск веток, и вслед за этим дознаватель неуклюже спрыгнул с дерева на землю.
– Кончено, – с облегчением проговорил он. – А вы молодцы.
Глеб холодно взглянул на дознавателя и сказал:
– Я звал тебя на помощь. Ты слышал?
Тот отвел взгляд и нехотя кивнул:
– Слышал. Но какой от меня толк. Я всего лишь княжий дознаватель и не привык махать мечом.
– В следующий раз, – хрипло проговорил Глеб, – я не стану тебя защищать. Просто возьму и скормлю оборотням.
– Ты защищал свою шкуру, а не меня, – беззлобно возразил Замята.
Дознаватель отвернулся, подошел к одному из мертвых чудовищ, глянул на его оскаленную, оцепеневшую морду и покачал головой:
– Ну и харя. Такого во сне увидишь, не проснешься. Первоход, а разве оборотень после смерти не должен превратиться в человека?
– Должен, – ответил Глеб.
– А почему этот не превращается?
– Спроси у него.
– Грубый ты, Первоход, – со вздохом проговорил Замята. – Эй, Анчутка! – Дознаватель дружески хлопнул коротышку по плечу. – А ты молодец. Не будь ты нелюдем, мы бы могли стать друзьями. Верно?
Коротышка улыбнулся и кивнул.
– Ну вот, – сказал Замята. – И помирились. Куда дальше, Первоход? Может, сделаем привал и перекусим?
– Мы наделали много шума, – проговорил Глеб, внимательно оглядывая деревья. – Если освежеватели услышали нас, они скоро будут здесь.
И словно в подтверждение его слов, в отдалении вновь послышался треск ломаемых веток.
Замята насторожился и пробормотал дрогнувшим голосом:
– Вот леший... Кажется, ты прав.
– Нужно уходить, – сказал Глеб. – Проверьте оружие и одежду – все ли в порядке.
Анчутка и Замята проверили одежду, удостоверились, что мечи в ножнах, а ножны – на поясах.
– Теперь идем, – сказал Глеб. – И не отставать от меня.
Глеб повернулся и зашагал в черную, пахнущую сыростью и тлением чащобу.
10
– Страшный какой лес, – сказал Замята, шагая по буеракам и напряженно оглядываясь по сторонам. – Никогда не думал, что лес может быть таким страшным. И звуки тут какие-то не те. И запах. И эти постоянные сумерки. Интересно, здесь когда-нибудь бывают солнечные дни?
– После тумана – нет, – ответил Глеб.
Замята опустил взгляд и тревожно проговорил:
– А туман-то до конца не сошел. Стелется вдоль земли. Будто притаился и выжидает.
Анчутка тоже посмотрел вниз и сделал резкое, нелепое движение, будто хотел поджать под себя ноги. Замята заметил это и с усмешкой поинтересовался:
– Что, нелюдь, и тебе тут неспокойно?
– Не называй меня нелюдем, – сказал вдруг Анчутка, схмурив брови.
– Почему? – удивился Замята. – Ты ведь нелюдь. У тебя и ног-то нет, одни копыта. Я же видел.
– Хозяин сделал меня человеком, – дрогнувшим голосом возразил коротышка. – Раньше я был нелюдь Кирлымкумайрген, и меня никто не любил. Теперь я – мужик Анчутка. Я человек, ясно?
Дознаватель хмыкнул:
– Ну, пусть так. Хотя, если вдуматься, то что тут хорошего – быть человеком?
– А что хорошего быть нелюдем? – угрюмо спросил Анчутка.
Замята подумал и кивнул.
– Да, ты прав. И то, и другое отвратно. Живешь, коптишь воздух, кланяешься сильному, гнобишь слабого, и все равно страшно. Придет кто-нибудь, кто сильней и подлей тебя, и раздавит. Порой собственной тени боишься.
Рассуждая, Замята не обошел, как Глеб и Анчутка, большую, темную кучу бурелома, а по инерции стал карабкаться по ней, намереваясь чуть сократить путь. И вдруг мокрый ствол под его ногой дрогнул.
Глеб среагировал мгновенно.
– Анчутка, прочь! – крикнул он, прыгнул к зазевавшемуся коротышке и отшвырнул его в сторону, однако сам отпрыгнуть не успел.
Мокрые, ветвистые стволы посыпались из-под сапога Замяты на ходока, сбили его с ног, прокатились по его ногам и остановились, наткнувшись на торчащий из земли комель сосны.
– Твою мать! – выругался Глеб, пытаясь сбросить с себя ствол.
Испуганный Замята, которому каким-то чудом удалось устоять на ногах, бросился к Глебу и помог ему откинуть ствол.
Глеб хотел подняться, но не смог. Его правая ступня застряла в расщелине между комелем сосны и черным сучковатым стволом дерева.
– Черт... – прорычал, стиснув зубы, Глеб.
Он потянул ногу из расщелины, но не смог. Нога застряла прочно. Тогда Глеб протянул руки к стволу и попытался сдвинуть его. Но и это не принесло результата. Силы рук явно недоставало. Нужно было что-то вроде рычага.
– Анчутка, – позвал Глеб. – Анчутка, леший, где ты?
Замята кивнул подбородком на стоявшего рядом коротышку.
– Да вот он, твой Анчутка.
Глеб поднял голову.
– Анчутка, что ты там увидел?
Глеб проследил за взглядом коротышки, и корни его волос обдало жаром.
Метрах в тридцати от бурелома, на невысоком пригорке стояли люди. Высокий, сутуловатый мужик в длинной, грязной рубахе и меховой, изъеденной молью жилетке, рядом – худая, простоволосая баба в дырявом зипуне, а между ними – маленький мальчонка со светлыми всклокоченными волосами.
– Люди! – радостно воскликнул Замята. – Глеб, мы здесь не одни! Эй! – крикнул он незнакомцам и помахал им рукой.
– Нет! – Глеб попытался ухватить Замяту за ногу, но тот шагнул вперед и, улыбаясь до ушей, зашагал к пригорку.
– Замята, нет! – сипло крикнул Глеб. – Это не люди!
Мальчик улыбнулся и со звонким смехом побежал с пригорка навстречу Замяте. Глеб хотел выхватить из кобуры ольстру, но обнаружил, что ольстры нет. Видимо, вылетела из кобуры, когда он падал, и теперь лежит под рухнувшими стволами.
– Анчутка! – позвал Глеб, но коротышка не шелохнулся. – Анчутка, дьявол!
Тот вздрогнул и уставился на Глеба.
– Найди ольстру! Быстро!
Коротышка бросился шарить по земле руками и взглядом.
Глеб видел, как Замята и мальчишка встретились посреди пригорка. Видел, как мальчишка высоко подпрыгнул. Видел, как Замята засмеялся от радости и как смех его оборвался, когда зубы ребенка сомкнулись на шее бедняги-дознавателя.
Замята закричал от ужаса и боли и попытался оторвать от себя ребенка, но тот впился, как клещ. А на помощь упыренку уже заспешили взрослые. Втроем они повалили Замяту на землю и стали рвать зубами его тело.
Замята орал и вопил, пытаясь отбиться, но пальцев у него на руках уже не было, их отгрызла упыриха. Твари действовали сосредоточенно и неторопливо, не обращая внимания на вопли и дерганья Замяты. Больше всех усердствовал ребенок. Своими маленькими и острыми, будто у пираньи, зубами он быстро обгладывал Замяте голову.
Дознаватель уже перестал дергаться, но все еще был жив.
– Где ольстра? – хрипло спросил Глеб.
– Нет, – растерянно пробормотал коротышка, с ужасом глядя на трапезу упырей.
– Палку! – прохрипел Глеб. – Найди палку покрепче!
Ребенок вскинул голову и уставился на Глеба. Затем толкнул в плечо отца и показал ему на Глеба пальцем. Взрослый упырь, пережевывая оторванную руку Замяты, повернул голову. Теперь двое упырей – большой и маленький – смотрели на Глеба.
– Быстрее! – поторопил Глеб.
Упырь-мужик небрежно отшвырнул изжеванную руку Замяты, поднялся на ноги и зашагал к Глебу.
Упырь-ребенок вскочил на ноги, нагнал отца и зашагал рядом с ним, с безумной, похожей на судорогу улыбкой глядя на Глеба.
– Анчутка! – взмолился Глеб, потея от ужаса. – Ищи палку!
Анчутка бегал по высокой траве, пытаясь высмотреть подходящую крепкую и толстую палку, но ничего пригодного ему не попадалось.
Женщина-упырь продолжала с чавканьем обгладывать труп Замяты. А мужчина и мальчишка быстро приближались. Оба не сводили с Глеба голодных, алчущих плоти взглядов. Ноздри их трепетали от запаха свежего мяса.
– Анчутка, мать твою! – севшим от ужаса голосом крикнул Глеб.
Он задергался в своей ловушке, пытаясь вытащить ногу из расщелины. Поняв, что искать палку уже бессмысленно, храбрый коротышка выхватил из ножен свой скрамасакс и побежал на подмогу Глебу.
Глеб согнулся пополам, уперся в ствол ободранными в кровь пальцами и хрипло прошептал:
– Боги Гиблого места, помогите мне!
Затем сцепил зубы, напряг руки так, что на предплечьях вздулись жилы, и последним отчаянным усилием сдвинул ствол в сторону.
Глеб согнулся пополам, уперся в ствол ободранными в кровь пальцами и хрипло прошептал:
– Боги Гиблого места, помогите мне!
Затем сцепил зубы, напряг руки так, что на предплечьях вздулись жилы, и последним отчаянным усилием сдвинул ствол в сторону.
И в этот миг упыри набросились на него. Молниеносно выхватив из-за пояса нож, Глеб всадил его маленькому упырю в висок, выдернул клинок и откатился в сторону. Ноги мальчишки подломились, и он рухнул лицом в мокрую траву.
Взрослый упырь остановился и озадаченно завертел головой. Казалось, он не мог понять, что произошло и почему добыча вдруг исчезла из поля его зрения. Вблизи Глеб разглядел на его лице трупные пятна.
Увидев подбегающего Анчутку, упырь выставил перед собой руки со скрюченными пальцами и ринулся на него.
– Эй! – окрикнул его Глеб.
Упырь обернулся на звук, и Глеб одним ударом снес ему с плеч голову. Отрубленная голова прокатилась по траве и, ткнувшись в ноги Глеба, попыталась вцепиться ему зубами в сапог. Глеб отдернул ногу и пнул чудовищную голову сапогом. Голова взлетела в воздух и, пролетев две сажени, упала в снег.
Туловище упыря все еще пыталось схватить Анчутку, загребая руками воздух, но Анчутка уворачивался и, ловко орудуя мечом, наносил безголовому монстру быстрые, точные удары в бока и живот.
Глеб поудобнее перехватил меч, шагнул к чудовищу и одним сильным ударом прекратил его муки.
– Осталась еще одна, – хриплым голосом проговорил Глеб и повернулся к упырихе, которая продолжала с чавканьем пожирать тело Замяты. – Идем.
И он, прихрамывая и поморщиваясь от боли, стал взбираться на пригорок. Бледный, встрепанный Анчутка последовал за ним. Завидев приближающихся врагов, упыриха несколько мгновений оцепенело смотрела на них, потом быстро поднялась на ноги и побежала в лес.
Глеб остановился и, перегнувшись пополам и упершись рукою в колено, стал восстанавливать дыхание.
– Черт... – прохрипел он, морщась от боли в ноге и груди. – Надо бросать курить.
Растерзанный труп дознавателя Замяты лежал на пригорке. Снег и жухлая трава вокруг были забрызганы его кровью. Глеб и Анчутка, хмурые, бледные, измазанные зловонной кровью упырей, стояли рядом.
Глеб поднял правую руку и проговорил – не торжественно, а скорее устало:
– Покойся с миром, княжий дознаватель Замята. Мне жаль, что ты погиб. Правда, жаль. Надеюсь, лесные твари обглодают твои кости прежде, чем ты превратишься в упыря. – Он вздохнул и перевел взгляд на коротышку-нелюдя. – Идем отсюда, Анчут.
Глеб поправил на поясе ножны и зашагал к чащобе. Коротышка нерешительно посмотрел ему вслед, затем вновь взглянул на труп Замяты, поднял с земли сосновую ветку с засохшими иголками и бережно прикрыл ею лицо дознавателя.
Потом повернулся и закосолапил за Глебом.
Глеб и Анчутка уже скрылись за деревьями из виду, когда лежащее на пригорке истерзанное тело Замяты зашевелилось. Дознаватель резко поднял обглоданную упырями голову и огляделся по сторонам единственным уцелевшим глазом.
Затем с трудом поднялся на ноги и несколько секунд стоял, балансируя, чтобы не упасть. Вместо левой руки из его плеча торчал обглоданный обрубок. Сорванный с черепа и изжеванный мальчишкой-упырем скальп висел на лоскуте кожи, словно обрывок желто-красного платка.
Замята приподнял голову и принюхался, шевеля порванными ноздрями. Затем кивнул сам себе и, время от времени принюхиваясь, заковылял по следам Глеба и Анчутки.
11
Дергающая боль в плече, о которой Глеб успел подзабыть, вернулась, а вместе с ней вернулась и злоба. Пора было принимать бурую пыль. Глеб потянулся к карману, но остановился. Что, если бурая пыль затуманит его разум и сделает его уязвимым для врагов? Этого нельзя было допустить.
Но, с другой стороны, без бурой пыли он станет опасен сам для себя. И для Анчутки. Придется все же рискнуть.
Глеб сунул руку в карман, собрал остатки бурой пыли – получилась отменная щепоть – и сунул ее в рот.
Через несколько секунд мир вокруг Глеба преобразился. Так хорошо и комфортно он чувствовал себя только в баре, в компании близких друзей, после двух кружек пива, заеденных жареной свиной рулькой или промаринованными в лимонном соке и прожаренными до хрустящей корочки ребрышками.
– Слышь, Анчутка, – обратился он к семенящему рядом коротышке. – Вот ты раньше был нелюдем, а теперь вроде как человек. Так?
– Так, – кивнул Анчут, пугливо поглядывая на кусты, камни и деревья, за каждым из которых ему чудилась новая смертельная опасность.
– А знаешь ли ты, что значит быть человеком?
Анчутка поднял голову и непонимающе посмотрел на Глеба. Тот усмехнулся.
– Вот то-то и оно. А между тем человек – это звучит гордо. И звучит гордо, и мычит гордо, и плачет гордо. Даже стучит – и то гордо.
Глеб понимал, что несет ахинею, но не мог остановиться. Уж очень хорошо ему было.
– Понимаешь, Анчутка... – продолжил он, – в человеке все должно быть прекрасно. И тело, и лицо, и душа... И даже одежда. Нет у тебя прекрасной одежды – значит, ты уже не человек. А уж если природа одарила тебя жуткой рожей и хромой ногой, то ты вообще... непонятно кто.
Коротышка поглядывал на Глеба удивленным, хмурым взглядом. Он явно был встревожен странным поведением своего хозяина.
– Ты не бойся, – успокоил его Глеб. – Умирать не страшно. По крайней мере, не так страшно, как жить. Ну, а мы с тобой... Мы с тобой еще увидим небо в алмазах. Это я тебе обещаю.
Жуткий слоновий рев прокатился по черному лесу. Глеб остановился и вслушался.
– Кажется, освежеватель вышел на наш след, – определил он. Потом усмехнулся и перевел взгляд на Анчутку: – Знаешь, мне чертовски надоело убегать. Что, если мы остановимся, повернемся к врагу грудью и примем бой? Ведь мы же не знаем, что это за тварь. Вдруг это какой-нибудь хорек-переросток?
Мысль о хорьке-переростке показалась Глебу смешной, и он захохотал. Эхо его хохота страшно прокатилось по лесу, отражаясь от черных, влажных деревьев. Глеб оборвал смех и нервно поежился.
– Странное здесь эхо, правда? – вновь заговорил он. – Анчутка, ты заметил, какое оно странное?
Коротышка был бледен. На его лысоватом лбу и бородатой мордочке заспанного домового выступила испарина. Он взглянул на Глеба испуганными глазами и сбивчиво пробормотал:
– Хозяин, прошу, не делай так больше.
– Не смеяться? – Глеб пожал плечами. – Ладно, не буду. Да это и не я смеялся. Это бурая пыль во мне смеялась. Черт бы ее побрал, эту бурую пыль! Откуда она вообще взялась в Гиблом месте? И для чего она?
Глеб вздохнул:
– Глупые, в сущности, вопросы. А откуда в этом про́клятом богом лесу взялись упыри и оборотни? Откуда появились волколаки и все эти чудны́е вещи, которые люди называют амулетами? Ты, случайно, не знаешь?
Анчутка покачал головой.
– Вот и я не знаю, – сокрушенно проговорил Глеб. – Ладно, идем. Мы должны успеть избавиться от перевертня до того, как эта жуткая тварь оторвет нам головы.
И они зашагали дальше, поскрипывая влажным валежником и грязным снежком. Несколько минут Глеб шел, хмуря лоб и размышляя о чем-то. Потом заговорил снова:
– Знаешь, что я думаю? – негромко сказал он. – Гиблое место – это дыра в мироздании. Несколько столетий назад с неба упал метеорит. Или иноземный космический корабль, если уж дать фантазии разгуляться. Этот чертов метеорит не только разрушил Кишень-град и заразил радиацией окружающие леса, породив «незримых духов», но и пробил брешь в самой ткани мироздания. И из этой дыры в наш мир выползли какие-то дьявольские силы. Я понятно выражаюсь?
Анчут моргнул и покачал головой.
– Нет? – Глеб пожал плечами. – Ну, извини. Я ведь не писатель и не ученый. Я всего лишь журналюга-борзописец, который сунулся туда, куда ему не следовало соваться. – Глеб вздохнул и хмуро добавил: – Знаешь, Анчутка, есть пропасти, в которые лучше не заглядывать. Это я теперь точно знаю.
И снова безмолвный, темный лес сотрясся от трубного рева. На этот раз рев прозвучал намного ближе, чем прежде. А вслед за тем до чуткого уха Глеба долетели звуки ломаемых деревьев. Чем бы ни была тварь, которая преследовала их, она быстро приближалась.
Глеб остановился. Мрачно усмехнувшись, снял с плеча сумку и швырнул ее на припорошенную снегом траву.
– Все, пришли, – сказал он.
– Что ты, хозяин? – испуганно спросил Анчутка.
– Ничего. Но дальше мы не пойдем.
На этот раз рев прозвучал так громко и яростно, что с черных, мокрых ветвей сорвались снежинки и посыпались на землю. Теперь уже и Анчутка услышал звук ломаемых ветвей. Он прижался к сапогу Глеба, вцепился пальцами в край его шубейки и забормотал сиплым, дрожащим голосом:
– Хозяин, чудовище приближается! Нам надо бежать!
Глеб покачал головой:
– Нет, Анчутка. Тварь движется быстрее, чем мы. А прятаться здесь негде. Через минуту чудовище будет здесь.