Из всей этой любезной речи Блэкторн уловил только слово «замарахам». «Так называют моих людей и меня – нас, а не эта».
– Добрый вечер, Андзин-сан, – приветствовал его главный банщик, огромный, средних лет мужчина с большим животом и мощными бицепсами. Его только что разбудила служанка, известив, что прибыл поздний посетитель. Он хлопнул в ладоши. Появились банщицы, Блэкторн прошел за ними в мыльную. Его сполоснули, намылили, он попросил повторить все снова, потом, уже в ванной комнате, влез в очень горячую воду и терпел сколько мог, наконец вверил себя сильным рукам массажиста, которые поглаживали кожу, втирали в нее ароматное масло, разминали мышцы. Затем его провели в комнату отдыха, где подали выстиранное, просушенное на солнце кимоно. Блэкторн прилег, издав долгий вздох облегчения.
– Додзо гомэн насай. Хай, Андзин-сан?
– Хай, домо.
Принесли зеленый чай. Он сказал служанке, что останется здесь на ночь – не хочет идти к себе. Потом один, в полном спокойствии, пил чай, чувствуя, как этот напиток окончательно очищает его. «Чертова молотая трава… ужас какая противная», – с отвращением вспомнил он.
«Будь терпелив, не давай разрушить свою внутреннюю гармонию, – одернул он себя. – Они только бедные, невежественные глупцы, которые не знают ничего лучшего. Ты сам был таким еще недавно. Ничего. Теперь ты можешь вразумить их, да?»
Он сумел выкинуть неприятные мысли из головы и достал словарь. Но тут же осторожно отложил его в сторону, впервые с тех пор, как получил бесценную книгу, и задул свечу.
«Я слишком устал, – сказал он себе.
Но не настолько, чтобы не ответить на простой вопрос, – возразил ему внутренний голос. – Они и вправду невежественные глупцы, или ты дурачишь себя?
Ну, полно, я отвечу позже, когда придет время… Сейчас я уверен в одном: не хочу, чтобы они были поблизости…»
Он повернулся к стене и упрятал невеселые думы в дальний угол сознания – ему просто необходимо выспаться…
Проснувшись, Блэкторн почувствовал себя отдохнувшим. Чистое кимоно и набедренная повязка с таби лежали рядом. Ножны обоих мечей были тщательно вычищены. Капитан быстро оделся и вышел на улицу, где его уже ждали самураи. Они поднялись и отвесили поклоны.
– Сегодня мы охраняем вас, Андзин-сан.
– Спасибо. Мы идем на пристань?
– Да, вот ваш пропуск.
– Благодарю вас. Могу я узнать ваше имя?
– Мусаси Мицутоки.
– Спасибо, Мусаси-сан. Пошли?
Они спустились к причалу. «Эразм» крепко держался на якоре на глубине трех саженей, трюмы были в превосходном состоянии. Блэкторн нырнул с борта и проплыл под килем: днище почти чистое – так, несколько ракушек наросло. Руль в полном порядке. В пороховом погребе было сухо и чисто; он нашел кресало и высек искру на пробную порцию пороха, которая воспламенилась мгновенно, показывая, что порох в прекрасной сохранности.
С верхушки фок-мачты он огляделся, нет ли где трещин, поломок, обрывов: нет, ни оттуда, ни во время подъема на мачту, он не заметил в рангоуте ничего подозрительного. Правда, многие снасти, фалы и ванты сращены неправильно, но это пустяк – можно исправить за полвахты.
Оказавшись снова на юте, он позволил себе широко улыбнуться. «Корабль выглядит как… как что?» Блэкторн не подобрал подходящего слова и только засмеялся. Ему захотелось побывать в своей каюте, и он опять спустился вниз. Но здесь, в этой знакомой тесноте, он вдруг почувствовал себя чужим и одиноким. Мечи его лежали рядом, на койке. Он потрогал их, вынул «Продавца масла» из ножен: работа изумительная, жало лезвия наточено отлично. Он разглядывал меч с удовольствием – подлинное произведение искусства. «Да, но смертоносного искусства», – подумал он, поворачивая клинок на свету. Эта мысль всегда приходила ему в голову, когда он смотрел на лезвие.
«Сколько жизней ты отнял за те двести лет, что существуешь? Сколько еще отнимешь, пока не погибнешь сам? Неужели мечи и впрямь живут своей жизнью, как говорила Марико-сан? Марико… Что с ней?..»
Солнечные блики с поверхности моря проникли в каюту и полыхнули на стали – вся его меланхолия тут же исчезла.
Он убрал «Продавца масла», стараясь не трогать лезвие пальцами: малейшее прикосновение, по понятиям японцев, могло повредить такой совершенной вещи.
Блэкторн растянулся на койке, и на глаза ему попался пустой рундук.
«А как быть с руттерами? Навигационными инструментами? – обратился он к своему отражению в медной морской лампе, тщательно начищенной, как и все кругом. Но отражение молчало. – Купишь в Нагасаки, когда будешь набирать команду. И позаимствуешь у Родригеса. Да-да. Тебе же придется взять его в оборот, перед тем как напасть на черный корабль, не так ли? – Его улыбка в зеркале сверкающей меди стала шире. – Ты уверен, что Торанага даст тебе уйти, да? – И ответил уверенно: – Да. Поедет ли он в Осаку, или нет, я получу все, что мне надо. И Марико тоже».
Довольный, он засунул мечи за пояс и поднялся на палубу. Там пришлось подождать, пока снова опечатают двери.
Когда Блэкторн вернулся в замок, было еще очень рано. Он успел заглянуть в отведенные ему комнаты и перекусить: немного рису, две порции рыбы, поджаренной на углях, с соевым соусом – по собственному его рецепту, которому он научил своего повара, – маленькая бутылочка саке, потом чай.
– Андзин-сан?
– Хай?
Сёдзи отодвинулись – за ними кланялась застенчиво улыбающаяся Фудзико.
Глава сорок девятая
– Я забыл о вас, – сказал он по-английски, – боялся, что вы умерли.
– Андзин-сан, нан дэс ка?
– Нани мо, Фудзико-сан, – пробормотал он, устыдившись. – Хай. Гомэн насай. Масуварэ одоройта. Хонто ни мата аэта урэси. (Пожалуйста, простите меня. Сюрприз, да? Рад видеть вас. Садитесь, пожалуйста.)
– Домо аригато годзаймасита, – откликнулась Фудзико. Своим тонким, высоким голосом она сообщила ему, как рада его видеть, как сильно продвинулся он в японском языке, как прекрасно выглядит и как хорошо, что она здесь.
Он посмотрел на ее колено, неловко упирающееся в подушку.
– Ноги… – Он искал в памяти слово «ожог», но не мог припомнить и спросил: – Огонь повредил ногам. Еще болит?
– Нет, но пока, извините, немного мешает сидеть. – Фудзико сосредоточенно следила за его губами. – Ноги пострадали, извините.
– Пожалуйста, покажите мне.
– Пожалуйста, извините меня, Андзин-сан, не хочу вас затруднять, у вас своих хлопот хватает. Я…
– Не понял. Простите меня, слишком быстро.
– Ах, извините! С ногами все в порядке. Они меня не беспокоят, – пыталась отговориться Фудзико.
– Беспокоят. Вы наложница, не так ли? Не стесняйтесь, покажите сейчас же!
Фудзико послушно встала. Она явно смущалась, но сразу же начала развязывать оби.
– Пожалуйста, позовите служанку, – приказал он.
Она повиновалась. Сёдзи сразу же открылись, ей кинулась помогать женщина, которую он не знал.
Сначала они развязали жесткий оби, служанка отложила его в сторону вместе с кинжалом.
– Как вас зовут? – спросил он резко, как и полагается настоящему самураю.
– Ох, пожалуйста, извините меня, господин, простите меня. Мое имя Ханаити.
Он буркнул что-то одобрительное. Мисс Первый Цветок – прекрасное имя! Все служанки согласно обычаю назывались Хвостик, Журавль, Рыбка, Вторая Ива, Четвертая Луна, Звезда, Дерево, Веточка и тому подобное.
Ханаити была женщина средних лет, очень серьезная. «Бьюсь об заклад, что она из старых домашних слуг, – решил Блэкторн. – Не исключено, что из вассалов покойного мужа Фудзико. Муж! Я совсем забыл о нем и о ребенке, которого казнили. Казнили по приказу этого злого духа Торанаги, который на самом деле не злой дух, а даймё и хороший, может быть, великий вождь. Быть может, муж ее заслужил такую судьбу… Если бы знать всю правду… Но не ребенок, за это нет прощения».
Фудзико спокойно дала распахнуться верхнему кимоно, зеленому с узором, но, когда развязывала тонкий шелковый пояс желтого нижнего кимоно и отводила в сторону полы, пальцы ее задрожали. Кожа у нее была чистая, груди, края которых показались между складками шелка, – маленькими и плоскими. Ханаити встала на колени, развязала ленты на нижней юбке и стянула ее с талии на пол, чтобы хозяйка могла переступить через нее.
– Иэ, – приказал Блэкторн, подошел к ней и задрал подол. Ожоги захватывали всю заднюю сторону икр. – Гомэн насай.
Она стояла не двигаясь. Капли пота стекали по ее щекам, прокладывая борозды в краске. Он поднял подол повыше. Обгорела вся тыльная поверхность ног, но заживление, видимо, шло отлично: уже образовались рубцы; никаких признаков воспаления, нагноений не было видно, только немного чистой крови, проступившей там, где новая, молодая ткань лопнула, когда Фудзико опускалась на колени.
Он приподнял подол еще выше. Ожоги кончались в верхней части ног, обходили крестец, который уберегло от пламени придавившее его бревно, и затем снова начинались на пояснице. Бугры шириной в полруки шли вокруг талии. Рубцовая ткань уже перешла в постоянные шрамы. Неприятное зрелище, но заживает на удивление.
– Очень хороший лекарь. Лучший из всех, каких я видел! – Он отпустил край кимоно. – Прекрасно, Фудзико-сан! Шрамы, конечно, ну и что? Ничего. Я видел много пострадавших от ожогов, понимаете? Вот и хотел сам посмотреть, чтобы понять, как дела. Очень хороший лекарь. Будда помог вам. – Он положил руки ей на плечи и посмотрел в глаза: – Не беспокойтесь. Сиката га най, да? Вы поняли?
У нее хлынули слезы.
– Пожалуйста, извините меня, Андзин-сан, мне так стыдно. Пожалуйста, простите мою глупость, простите, что я была там, попалась, как полоумная эта. Мне следовало быть с вами, защищать вас, а не толкаться со слугами в доме. Мне нечего было делать в доме. Не было причин там находиться…
Сочувственно ее обнимая, он дал ей выговориться, хотя почти ничего не понял из ее речи. «Мне бы надо выяснить, чем лечил ее этот врачеватель, – возбужденно думал он. – Это самое быстрое и хорошее заживление, какое я встречал. Каждый капитан Ее Величества должен владеть этим секретом. Да что там – любому европейскому капитану он необходим. Постой! А кто бы отказался заплатить за такой рецепт несколько золотых гиней? Ты же можешь сделать целое состояние! Нет уж, не таким путем. Только не так. Наживаться на страданиях моряков? Нет!»
Фудзико повезло, что обгорели только задние поверхности ног. Лицо все такое же квадратное и плоское, острые зубы – как у хорька, но глаза излучают такую теплоту, что, пожалуй, язык не повернется назвать эту женщину непривлекательной. Он еще раз обнял ее:
– Ничего, Фудзико-сан, не надо плакать. Это мой приказ!
Блэкторн отправил служанку за свежим чаем и саке, приказал принести побольше подушек и помог Фудзико расположиться на них. Она все стеснялась и то и дело спрашивала:
– Как я смогу отблагодарить вас?
– Не надо благодарностей. Давайте снова… – Блэкторн порылся в памяти, но не нашел японских слов «помогать» или «помнить». Тогда он вытащил словарь и поискал их там. – Просить – о-нэгаи… Вспоминать – омой дасу… Хай, мойтидо нэгаи! Оми дэс ка? (Помогайте мне снова. Помните?) – Он поднял кулаки, изобразил пистолеты и нацелился ими. – Оми-сан, помните?
– О, конечно! – воскликнула она, потом, заинтересовавшись, попросила посмотреть книгу. Она никогда не видела раньше латыни, и колонки японских слов против латинских ничего не сказали ей, но она быстро ухватила смысл:
– Это книга всех наших слов… простите. Книга слов, да?
– Хай.
– Хомбун? – спросила она.
Он показал ей, как найти это слово на латыни и по-португальски:
– Хомбун – долг. – Потом добавил по-японски: – Я понял, что такое долг. Долг самурая, не так ли?
– Хай! – Она захлопала в ладоши, как будто ей показали чудесную игрушку.
«Да, это чудо, – сказал он себе. – Подарок судьбы. Книга поможет мне лучше понять и ее, и Торанагу, и скоро я буду неплохо владеть языком».
Она задала ему еще несколько слов, и он нашел их на латыни и португальском; каждое слово, которое она выбирала, было ему понятно, и он непременно находил его – словарь ни разу не подвел.
Он поискал слово:
– Магото дэс, нэ? (Это чудесно, правда?)
– Да, Андзин-сан, книга чудесная. – Она отпила чаю. – Теперь я смогу разговаривать с вами, по-настоящему.
– Понемногу. Только медленно, вы понимаете меня?
– Да. Пожалуйста, будьте терпеливы со мной. Прошу вас, извините меня.
Громадный колокол на главной башне замка пробил час лошади, ему отозвались все храмовые колокола в Эдо.
– Сейчас мне надо уходить. Я иду к господину Торанаге. – Он пристроил книгу за рукав.
– Можно я подожду здесь, пожалуйста?
– А где вы остановились?
Она показала:
– О, там, моя комната – за следующей дверью. Прошу извинить мою бестактность!
– Медленно. Говорите, пожалуйста, медленно. И простыми словами!
Она повторила медленно, особенно тщательно – слова извинений.
– Благодарю вас. Мы с вами еще увидимся.
Она хотела подняться, но он покачал головой и вышел. День был облачный, душный. Охрана уже дожидалась его. Вскоре Блэкторн уже вступал во двор главной башни, где встретил Марико – еще более прекрасную, воздушную, лицо ее под золотисто-красным зонтиком казалось алебастровым. На ней было темно-коричневое кимоно, окаймленное ярко-зеленым узором.
– Охаё, Андзин-сан. Икага дэс ка? – Она церемонно раскланялась.
Он отвечал, что чувствует себя прекрасно, следуя их уговору изъясняться по-японски, пока у него хватает сил, и переходить на португальский, когда уж мочи нет припоминать японские слова и еще когда требовалось сказать ей что-нибудь не предназначенное для чужих ушей.
– Ты… – произнес он осторожно, когда они поднимались по лестнице башни.
– Ты… – откликнулась Марико и немедленно перешла на португальский, с той же серьезностью, что и в прошлую ночь: – Извините, пожалуйста, но давайте не будем сегодня говорить на латыни, Андзин-сан. Сегодня латынь не подходит – она не может служить тем целям, для которых мы ею пользуемся, правда?
– Когда я смогу поговорить с вами?
– Трудно сказать, простите. У меня есть обязанности…
– Все благополучно, да?
– О да, – сказала она, – пожалуйста, извините меня, но что может случиться? Ничего плохого.
Они поднялись еще на один пролет не разговаривая. На следующем этаже, как обычно, у них проверили пропуска, охрана шла впереди и сзади. Хлынул ливень, влажность в воздухе уменьшилась.
– Этот дождь на несколько часов, – заметил Блэкторн.
– Правда, но без дождей не будет риса. Скоро дожди прекратятся – через две-три недели. Тогда будет жарко и влажно до самой осени. – Она взглянула в окно на лохматые облака. – Вам понравится осень, Андзин-сан.
– Да, – он смотрел на «Эразм», виднеющийся далеко отсюда, у пристани. Но дождь скоро скрыл от него корабль. – После того как мы побеседуем с господином Торанагой, нам придется пережидать дождь. Нет ли здесь места, где мы могли бы поговорить?
– Это может быть непросто. – Она уклонилась от прямого ответа, что он нашел странным. Обычно она была очень решительна и излагала свои вежливые «предположения» как приказы – так они и воспринимались. – Прошу простить меня, Андзин-сан, но у меня сейчас трудное время, нужно много всего сделать. – Она на мгновение остановилась и переложила зонтик в другую руку, придерживая подол кимоно. – Как у вас прошел вечер? Как ваши друзья, ваша команда?
– Прекрасно. Все было прекрасно, – сказал он.
– Действительно «прекрасно»? – переспросила она.
– Прекрасно, но очень странно. – Он оглянулся на нее: – Вы что-то заметили, да?
– Нет, Андзин-сан. Но вы не упомянули о своих людях, а между тем много о них думали в последнюю неделю. Я не волшебница, извините.
После паузы он решился:
– А у вас все хорошо? Никаких размолвок с Бунтаро-сан?
Он никогда не говорил с ней о Бунтаро и после Ёкосэ не упоминал его имени. Они сошлись на том, что никогда не будут обсуждать ее семейную жизнь.
– Это мое единственное требование, Андзин-сан, – прошептала она в первую ночь. – Что бы ни случилось во время нашего путешествия до Мисимы или, если позволит Мадонна, до Эдо, для нас это не будет иметь никакого значения, да? Мы не будем обсуждать между собой то, что происходит, да? Не будем… Пожалуйста.
– Я согласен. Клянусь.
– И я тоже. Ведь наше путешествие закончится в Эдо, у Первого моста.
– Нет.
– Но конец неизбежен, дорогой. У Первого моста наше путешествие кончится. Пожалуйста, или я умру от страха за вас, от мыслей об опасности, которой вас подвергла…
Вчера утром он стоял возле Первого моста, и на душе у него внезапно стало тяжело, – не спас даже тот подъем, что он испытал при виде «Эразма».
– Сейчас мы пересечем мост, Андзин-сан, – объявила Марико.
– Да, но это всего лишь мост, один из многих. Идемте, Марико-сан! Перейдите этот мост вместе со мной! Рядом со мной, пожалуйста. Давай пройдем его вместе, – добавил он по-латыни. – И будем знать, что мы рука об руку идем к началу чего-то нового.
Она выбралась из паланкина и шагала рядом с ним, пока они не достигли другой стороны. Там она снова села в занавешенные носилки, и они преодолели небольшой подъем. У ворот замка их ожидал Бунтаро.
Блэкторн помнил, как молился, чтобы с неба ударила молния.
– Так никаких размолвок? – повторил он вопрос, когда они подходили к последней площадке.