— Иди к Орфе, она же там одна. Вдруг проснётся? Не беспокойся, я их найду. И не надо сразу предполагать худшее! Страшнее вампиров никого не встретят.
— Нечего сказать, успокоил!
Знаю, у самого сердце не на месте. Отлично понимаю, сколько всего может повстречаться на пути двух детей, да и те же вампиры не безобидны. Допустим, местных мало, они у нас не охотятся, да и уважают меня, но ведь такой соблазн!
Тёмная кровь, безусловно, помогает, нечисть, если почует, не решится, но сытая нечисть. А вот голодная…
И ведь малявки они у меня, показать свою суть не сумеют, не воспримут их как высших существ.
Но ведь есть и люди, и их бы я опасался гораздо больше. Любых. Не приведи Тьхери, разглядят знак — и будет мне месть на всю оставшуюся жизнь.
Не разглядят — тоже ничего хорошего. Далеко не все добренькие и просто приютят на ночь ребятишек, добренькие по ночам спят.
Насильно загнав Одану в дом и заперев (надеюсь, через окно не выберется, Марта присмотрит — она женщина с головой), ухватил Анже за шиворот и велел обшарить каждый куст по дороге на кладбище и прочесать овраг.
— Надеюсь, понимаешь, что я с тобой сделаю, если с ними что-то случится?
Голос сам собой срывался, переполненный тревогой и яростью. Нужно успокоиться, а то сбудутся рассказы о неадекватных магах, убивающих без объяснения причин. И Анже это понимает, сутулится, прячет глаза, даже дышит иначе, часто-часто. Никогда ведь не оказывалась в роли потенциальной жертвы.
— Я тебе их доверил, ты обязана была следить… Словом, лучше найди, Анже. Для тебя лучше.
Отпустил её — и моя горничная стремглав юркнула в темноту.
Хотя бы ищут и не сейчас начали. Не могли негодники далеко уйти. Сейчас успокоюсь, сделаю глубокий вдох и поищу их.
Хадершет!
Мне хотелось выть, ногтями впиться себе в руки. Проклинать и винить нужно только себя и никого больше, потому как именно я ответственен за безопасность семьи, потому как именно я, сам того не желая, привёл эту тварь к своему дому.
Я увидел мальчишек в паре миль отсюда, беспечных маленьких паршивцев. Вытащу, запру на неделю. Они меня доведут!
Элоиз была рядом, слишком рядом, чтобы я мог позволить себе хотя бы минуту промедления. Она наверняка искала меня, караулила. С какой целью? Цель в таких случаях всегда одна: то, что мешает, устраняют.
Тьхери, пусть она не почувствует детей, пусть она не поймёт, что они мои! Не подпускай её к ним, моя госпожа, ты же знаешь, я умею благодарить.
Вернувшись обратно в тело, поспешил сотворить портал, одновременно подзывая с зомби. Когда окажусь на месте, позову ещё кое-кого из местной нежити, надеюсь, не откажут. Но рассчитывать на чужую помощь не стоит, тёмные маги всегда сами за себя.
И, как назло, сил меньше, чем хотелось бы.
Только не говорите, что она знала, что специально подгадала момент!
Пожалуй, теперь я понял, что такое семейные узы. Даже если это ловушка, я суну в неё голову.
Элькасир плотно сжимал губы, стараясь не показывать, что ему больно.
Седалище ныло, храня красные следы от гибких розог. Но жаловаться или плакать он не собирался: наказание было справедливым, отец действительно предупреждал. И он прав, не стоило подбираться так близко.
Те существа, которых оживлял отец, пугали. Они хоть и походили на людей, но не люди. Элькасир бы не хотел встретиться с такими. Он их боялся, но ни за что бы не выдал своего страха — рядом был Самарэн. Это Рэн маленький, это он плакса, а он, Сир, уже взрослый, колдовать умеет.
И интересно. Так интересно, что даже будь тот живой покойник (а это был он, отец сам признал, что занимался некромантией) стократ страшнее, Элькасир бы не ушёл, досмотрел до конца. Это так занятно! Жаль, он не видел книг по некромантии, с удовольствием бы почитал.
Элькасир покосился на младшего брата — тот практически спал, откровенно зевая в кулак.
— Рэн, иди домой, а я пока погуляю…
Самарэн сразу оживился, дрёму как рукой сняло.
— А ты куда?
— Неважно, ты ещё маленький.
— Я большой, — насупился Самарэн. — Ска-ааа-жи.
— Хочу к лесу сходить. Сегодня седьмые лунные сутки, должны собираться феи. Я никогда фей не видел, но мама говорит, они красивые. А ещё мне трава одна нужна, — таинственно добавил Элькасир.
Естественно, Самарэн стал упрашивать взять его с собой, обещая вести себя тихо и не мешать.
— Я вовсе не хочу спать, Сир, и я тоже взрослый. А отец ничего не узнает, он ведь нескоро домой вернётся.
Это точно, Элькасир был убеждён, что они успеют оказаться в кроватях до того, как Лэрзен Азарх переступит порог их детской. У него ведь много дел, и мама с ним. Может статься, что он и не станет проверять, вернулись ли они, если устанет.
А спать в такую ночь — преступление. Какой тёмный маг будет спать, когда цветёт лазоревик? Элькасир собирался нарвать его, высушить и сделать по рецептам Стьефа приворотное зелье. Ему нравилась одна девчонка, а она даже не смотрела на него, шарахалась, как от чумного.
Средство обязательно получится: луна усиливает силу трав.
Дети беззаботно шли напрямик к лесу, споря, какие они, эти феи. Темнота их не пугала, не казалась враждебной.
Не думали они и об опасности, которая могла подстерегать одиноких путников. Элькасир считал себя достаточно взрослым, чтобы защитить обоих. За поясом был нож — весомое, по его мнению, дополнение к магии.
Магический огонёк трепетал, освещая дорогу, предупреждая досадные падения и ушибы. Элоиз давно заприметила его и теперь, подобравшись ближе, внимательно наблюдала за детьми. Она пришла сюда по следу мага, посмевшего нарушить её гениальный план. Ничего, Элоиз это исправит.
Внешне она не походила на зомби или умертвие. Обыкновенная женщина, даже девушка, прелестная своей невинностью. Темнота удачно маскировала проявлявшуюся по ночам зеленоватую бледность и бескровные губы.
Кожа беспокоила её, приходилось идти на разные хитрости, чтобы никто не заметил, что она наполовину мертва. Увы, отобранной крови было слишком мало, они не могли согреть её, вернуть румянец, заставить сердце биться ровно.
И дышала Элоиз не так, как положено: гораздо реже. Приходилось постоянно напоминать себе об этом и делать абсолютно ненужные и бесполезные вздохи — лишь бы двигалась грудная клетка.
Зато Элоиз была магом. Не тупым зомби, а настоящим обладателем тёмного знака. Увы, он ни был так ярок, но она делала всё, чтобы развить дар. Тайно, по ночам, потому что днём Элоиз изображала добропорядочную девушку благородного происхождения. Через секретный ход выбиралась из дома, встречалась с местной ведьмой, которая за деньги доставала книги. Потом ведьму убили: Элоиз позаботилась о том, чтобы никто не раскрыл её тайну.
Лэрзен ошибся, назвав виновницу своих бед полукровкой, — она была приёмной дочерью Айбвигилей, подкидышем, таким же, как Стьеф. Только ей повезло больше, чем Стьефу: спасая малышку, родители успели замаскировать знак на предплечье.
Айбвигили вырастили её, как родную, благо у брата баронета не было детей. Их ему заменила маленькая Элоиз. Ей даже нашли мужа, с которым она прожила пять лет. Потом супруг стал мешать планам Элоиз, и она задумала его отравить. Увы, подвела случайность — неуклюжесть служанки, по вине которой отрава без цвета и запаха досталась Элоиз.
К счастью, ещё до этого прискорбного события она успела договориться с любовником о помощи в проведении обряда «бродячей души». Ей стоило большого труда замедлить действие яда, но, увы, вытравить его из организма не удалось.
Но Элоиз не жалела — тело осталось молодым и привлекательным.
И она обрела силу. Смерть сделала её могущественной, позволив душе не прибывать в забытьи до воскрешения, а совершенствоваться в познаниях. И своей едва теплящейся жизнью немного приостановить процесс разложения тканей.
Ритуал с кровью ребёнка сразу по восстание из мёртвых помог нарастить кожу, хотя и не вернуть человеческий вид. Крестьянская семья, полная сил и здоровья, превратило её в то, чем она была сейчас. Ещё совсем чуть-чуть — и влияние грани исчезнет, но связь с ней останется, поможет советом и новыми возможностями.
Лэрзен был прав: Элоиз знала, что когда-то её алчные родственники позовут некроманта. Деньги старого судьи не дадут им покоя. Сами они их не найдут — именно Элоиз посоветовала деду место, где спрятать клад. Он почему-то доверял ей, в отличие от кровных родственников. Наивный баронет, не разглядевший у себя под носом тёмную!
Ей нужен был толчок, чужая магия, запустившая бы сложный механизм её собственной игры. Уже через час после ухода Лэрзена с кладбища Элоиз выбралась из гроба, разминая ставшие чужими суставы.
Нечаянно пробудившему её некроманту она уготовила незавидную участь — ответчика за то, что возвращало её к жизни. Сама Элоиз должна быть чиста, чтобы осуществить честолюбивые планы. Лендлорд не женится на тёмной колдунье, а без этого она никогда не доберётся до власти.
К сожалению, Элоиз Айбвигиль не вольна была распоряжаться своей жизнью, вынужденная играть роль примерной дочери. Но для нынешней Элоиз не существовало преград и обязательств.
У неё были деньги (тайником обзавёлся не только её дед) и задумка замечательного спектакля для лендлорда. Он клюнет, она хорошая актриса, иначе бы не была в своё время с почестями похоронена на семейном кладбище. Рядом с отцом, как и просила в завещании, вызвав шёпот неодобрения среди родных супруга. Впрочем, он не был столь же знатен, как Айбвигили, поэтому скандал удалось замять. Да и сам вдовец предпочёл упокоиться рядом со своей второй женой.
Элоиз удалось выследить посмевшего встать у неё на пути некроманта. Увы, его не схватили, не казнили за невинно пролитую кровь, поэтому приходилось действовать самой.
Дети, беспечно шедшие по дороге, чьи они?
Элоиз чувствовала тёмную суть, да и магический огонёк лучше любых знаков свидетельствовал о том, что они не простые мальчишки.
«Здесь всего один маг, тёмный маг, — мысленно усмехнулась она, прибавив шагу, — и, значит, дети его. Сама судьба послала их мне прямо в руки. Если я сейчас совершу обряд над двумя маленькими колдунами, то обрету бессмертие и неувядающее полноценное человеческое тело. Благодарю за столь щедрый подарок, собрат! Пусть Тьхери поможет тебе быстро умереть в руках палача».
Неслышно достав ритуальный кинжал и нагнетая силу, которая должна была слиться в сладкую песню колдовства, Элоиз с быстротой вампира, дарованной двойственностью сути, переместилась на четверть мили вперёд, чтобы преградить дорогу беспечным детям.
Элькасир вздрогнул, инстинктивно оттолкнув брата за спину, когда перед ним возникла человеческая фигура. Рука сама собой потянулась к подаренному отцом медальону, пропитанному охранной магией. Хоть перед ним на первый взгляд была лишь женщина, напоминавшая русалку — у неё оказались такие же необыкновенные, светящиеся лунным светом волосы, но амулет нагрелся, сигнализируя об опасности.
Вся взрослость мальчика мигом улетучилась, липкий страх начал подниматься из глубин души, но тёмная суть давила его, не позволяя парализовать сознание.
Элькасир направил огонёк к лицу незнакомки, одновременно начиная плести охранное заклинание, используя магию медальона. Его должно было хватить и на него, и на брата, если, разумеется, перед ними нечисть. Элькасиру и в голову не приходило, что так близко от дома мог оказаться кто-то ещё. Увы, видеть и чувствовать суть он пока не умел.
— Доброй ночи, мальчики. Гуляете?
Элоиз дыханием отогнала от лица магический огонёк: не хотелось, чтобы дети заметили нездоровый цвет и дефекты кожи, так выигрышно скрытые пудрой и правильным освещением.
Но Элькасир заметил: как всякий тёмный, он отличался наблюдательностью. Нахохлившись, словно зверёныш, он попятился, подталкивая Самарэна. Доступная сила сконцентрировалась в кончиках пальцев, чтобы обрести пользу единственного доступного атакующего заклинания — «оков боли». К сожалению, его действие было кратковременным, и получалось оно далеко не всегда: отец научил всего пару месяцев назад.
— Как, вы уже уходите?
Элоиз приторно улыбалась.
— К сожалению, мы торопимся. Доброй ночи!
Полуживая магичка мысленно похвалила мальчика: боится, но голос не дрожит. И держит себя в руках, с достоинством. Понял ведь, что она не безобидная прохожая.
Не став тянуть, Элоиз потянулась к Элькасиру, намереваясь парализовать касанием, но мальчик увернулся и с поразительной ловкостью вонзил в её руку нож, провернув его вокруг своей оси.
— Ах ты, маленький гадёныш! — зашипела Элоиз.
Из сквозной раны стекло немного крови — вовсе не столько, сколько полагалось. И она очень быстро свернулась, запеклась, красноречиво свидетельствуя против владелицы.
— Рэн, это умертвие! — скривился Элькасир, не теряя времени, награждая взбешённую Элоиз «оковами боли».
Магичка завизжала, сжимая бескровные губы, осела на землю, вытравливая из себя боль. На это ей потребовалась всего пара минут. Когда она выпрямилась, детей рядом уже не было — они бежали к дому. Со всех ног, так быстро, как могли.
Элоиз легко выставила перед ними силок и, усмехаясь, неторопливо зашагала к отчаянно бившимся в паутине колдовства мальчишкам. Она решила, что обойдётся без колдовского дурмана, просто туго спеленает их невидимыми нитями и по очереди выпустит кровь, которая теплом жизни и силы вольётся в неё.
— Ты первый, дружок. Как старший. Передай папочке спасибо на том свете: для своего возраста ты очень развит. Любишь тёмные обряды, малыш? Сейчас поучаствуешь.
Элоиз схватила Элькасира за шиворот и с, казалось, несовместимой с внешностью хрупкой девушки силой повалила на землю.
Магия надёжно зафиксировала конечности и лишала ребёнка голоса.
Опустившись перед ним на корточки и игнорируя крики Самарэна, который не только звал на помощь, но и осыпал ведьму угрозами и проклятиями, увы, неправильно оформленными, начала его раздевать.
Прикосновения к тёплой коже согревали, даря практически чувственное наслаждение. Элоиз даже с улыбкой подумала, что редкий мужчина возбуждал её так же, как биение этого сердечка.
Увлекшись, она не заметила, как коснулась амулета.
Кинжал выпал из скрючившихся пальцев, к счастью, не поранив ребёнка.
— Сильный, сволочь! — Элоиз долго не могла придти в себя, на время даже потеряв контроль над собственным телом. — Но я знаю, как обезвредить эту штучку. Дура, конечно, что руками полезла.
Более-менее оправившись и восстановив магические связи внутри себя (амулет их перемкнул, разрушил течение силы, уничтожил заготовленные плетения), она поднялась и подошла к Самарэну.
Мальчик замолчал, насупился и непроизвольно втянул голову в плечи. Краешки губ подрагивали, плаксиво скривившись, но Самарэн пока держался.
— Помоги мне, маленький, сними ту штучку.
От голоса Элоиз веяло приторной сладостью молочных тянучек, но она надеялась не на силу убеждения (испуганный ребёнок всё равно не поверит), а на его гипнотическое воздействие. У мальчика ведь пока незащищённое сознание, он не умеет огораживаться, подвержен чужому влиянию.
Не отрывая взгляда от блестящих глаз Самарэна, Элоиз ослабила спеленавшую его сеть и поманила к себе. Покорный её силе, временно овладевшей его разумом, мальчик сделал шаг вперёд, затем ещё один, покорно подошёл к брату, отчаянно пытавшемуся с помощью мимики и жестов остановить его, и, наклонившись, снял с шеи Элькасира амулет.
— Вот так, милый, а теперь зашвырни его подальше. Это нехорошая вещь, бяка.
Самарэн замахнулся, но внезапно воспротивился, мотнул головой и громко заявил:
— Нет.
Элоиз ничего не могла понять: почему колдовство перестало действовать, почему мальчик вновь контролирует свой разум!
— Потому, падаль, что я сейчас все кости тебе переломаю, долго и мучительно. На двадцать шагов от моих сыновей, иначе на грани дождутся только клочков твоей души.
Магичка обернулась, заметив неподалёку разгневанного отца детей. На него её гипноз не действовал, откатываясь волнами боли.
Окутав себя и детей защитной сферой, вложив в неё, к слову, половину свободной энергии, Элоиз метнулась к всё ещё распростёртому на земле Элькасиру, занеся руку для ритуальных ударов. Не успела — защита невидимым стеклом осыпалась на неё, вонзаясь в кожу, обжигая, будто придуманное людьми пламя костров для грешников.
Элоиз завертелась волчком, пытаясь избавиться от осколков.
Оковы Элькасира разрушились, голос вернулся.
Подхватив одежду, мальчик вскочил на ноги и, увернувшись от заклинания магички, растерявшей «живой» лоск, поспешил прочь, увлекая за собой Самарэна.
Не желая отпускать вожделенную добычу, Элоиз попыталась удержать их, молнией метнувшись наперерез, но помешал Лэрзен, опалив огнём траву между ней и сыновьями.