Снайпер кивнул, сунул ключ в перчатку.
Дверь чердака долго не поддавалась. Снайпер тряс её, крутил ключ и открыл, только основательно надавив коленом.
На чердаке было темно и сыро. Пахло цементом и кошками.
Снайпер сплюнул, запер дверь и стал осторожно пробираться к окошку. Под ногами захрустел угольный шлак и затрещало стекло.
Снайпер открыл окошко, снял рюкзак и поставил его возле ног. Потом вынул из чехла карабин и осторожно положил на крышу.
С припорошенного снегом шифера сорвался голубь, захлопав крыльями, исчез внизу.
Снайпер развязал рюкзак, достал книгу учёта и парусиновый мешочек с патронами.
Мешочек он положил рядом с карабином, а книгу раскрыл на нужной странице:
— Так… Третий Маленковский, дом… восемь, девять, девять «а»… ага… тридцать.
Он вытащил из рюкзака ручку, заложил ею страницу и, придерживая книгу, выбрался на крышу.
Снег по-прежнему шёл, но уже более редкий и мелкий. Заснеженный шифер сухо потрескивал под ногами. Снайпер притянул карабин ремнём к левой руке и вместе с книгой и мешочком осторожно спустился вниз — к самому краю крыши. Здесь у ложбинки водостока проходила невысокая железная загородка с ржавыми проволочными перильцами.
Снайпер лег на водосток, параллельно загородке, вынул из мешочка пахнущую маслом обойму и вставил в карабин. Потом вытащил из-под ремешка часов замшевую тряпочку и тщательно протёр линзу оптического прицела.
— Восемь, девять, девять «а»… — Он посмотрел на открывшийся двор, огороженный домами № 8, № 9, № 9а, сложил губы трубочкой и медленно выдохнул.
Двор был большим.
Посередине лежал, огороженный деревянным бортиком, каток, рядом торчали запорошенные грибки детской площадки, поодаль тянулась батарея гаражей.
Снайпер подвинул к себе книгу, открыл.
«Третий Маленковский проезд, д. № 8, № 9, № 9а» — стояло наверху страницы, а ниже размещался узкий прямоугольник, слепленный из тридцати клеточек.
Снайпер спустил предохранитель, оттянул затвор и, прижав приклад к плечу, свесил вниз чёрный ствол с тупым набалдашником глушителя на конце. Во дворе уже были люди — на катке, на площадке, возле подъездов и гаражей. Он скользнул окуляром по гаражам: вот один распахнут, там в глубине человек залез под «Запорожец». Возле другого стоят трое.
Снайпер остановился на троих, но через окуляр прошла женщина. Он повёл ствол за ней. Женщина, полная, в зелёном пальто, шла, держа в руках бидон и сетку с продуктами. Снайпер поймал в перекрестье её коричневый платок, задержал дыхание и, не останавливая движение ствола, выдавил спуск.
Раздалось знакомое глухое: пдум! Карабин толкнул в плечо.
Женщина качнулась, занятые руки её потянулись вверх, ноги подломились. Она повалилась навзничь. Пустой бидон упал на асфальт, и через секунду снайпер услышал его звон.
Трое мужчин подбежали к женщине.
Снайпер подождал, пока они склонятся над ней, и пустил одному пулю в затылок. Товарищи подхватили его, поволокли к гаражу, но тщетно — через пару шагов один дёрнулся, рухнул ничком, другой схватился за живот, скорчился рядом.
Тот, чьи ноги торчали из-под «Запорожца», вылез и, на ходу обтирая руки о передник, подбежал к троим. Он был высоким и рыжеволосым. Снайпер поймал перекрестьем центр его головы и выстрелил. Рыжий свалился, словно сбитый невидимым молотом, но вдруг вскочил, прижав руки к груди, пробежал несколько метров, налетел на скамейку и повалился через неё — головой в сугроб.
Снайпер сменил обойму, смахнул со ствола капельки от растаявших снежинок и, склонившись над книжкой, поставил в пяти клеточках аккуратные крестики. Снег за это время почти перестал — редкие снежинки падали на раскрытую книгу, кружились над снайпером, исчезали за краем крыши.
Из подъезда стоящего напротив дома вышли мужчина и женщина. Снайпер поймал их в окуляр. Мужчина был в короткой дублёнке и в пушистой белой шапке. Он держал женщину под руку и что-то быстро говорил ей, улыбаясь и жестикулируя свободной рукой. Она с интересом слушала его, пряча улыбающийся рот в песцовый воротник.
Снайпер поймал в перекрестье просторную шапку мужчины и выжал спуск.
Пдум!
Он пошатнулся и рухнул ничком на дорогу.
Женщина оторопело остановилась, но вдруг выронила сумочку, и крик её с опозданием достиг снайпера.
Перекрестье скользнуло по её спине.
Пдум!
Она села на дорогу и медленно повалилась на бок.
С ближайшей лавочки поднялись две старушки, непонимающе уставились на лежащих. Перекрестье остановилось на сером платке одной.
Пдум!
Растопырив руки, старушка упала навзничь. Другая закричала и, неуклюже переваливаясь, побежала к дому.
Пдум!
Старушка споткнулась, шагнула вбок. Её короткие ноги подломились, и она упала.
Во двор въехал красный «Москвич». Подрулив к гаражам, он остановился возле убитых. Дверца открылась, из «Москвича» вылез полный человек в синем свитере, подбежал к лежащим и, заметив лужи крови, прижал ладони к побелевшему лицу.
Пдум!
Толстяк открыл рот, голова его запрокинулась, из небольшой дырки в середине груди забил кровяной фонтанчик. Толстяк медленно перегнулся назад, словно собираясь встать на «мостик», руки его поджались к подбородку. На мгновение он замер и рухнул назад. Ноги его бессильно задёргались, выпученные глаза уставились в небо.
Снайпер сменил обойму и поставил пять новых крестиков.
Где-то рядом внизу послышался слабый стук — наверно, на самом верхнем этаже открыли форточку. Сразу стало слышно радио. Судя по резкому насмешливому голосу и частым взрывам смеха, в зале передавали выступление Райкина.
Снайпер загреб щепоть свежего снега и сунул в рот.
К убитым мужчине и женщине бежали двое — старик в майке, в широких пижамных брюках и пожилая женщина в распахнутом халате.
Старик подбежал первым, бросился к женщине, повернул её неподвижное лицо к себе, затряс:
— Саша! Сашенька! Саша!
Снайпер услышал его хриплый голос.
Пожилая женщина подбежала, оттолкнула старика, в истерике зашарила руками по шубе убитой. Старик упал на колени, обхватил ладонями голову.
Пдум!
Голова старика дёрнулась, на затылке вспыхнула темно-красная клякса. Он заворочался и, не поднимая головы, упал на бок.
Пдум!
Его спутница схватилась за лицо, сквозь её морщинистые руки быстро проступила кровь. Она повалилась ничком — на грудь мёртвой женщины.
Снайпер скользнул окуляром по окнам.
Отодвинув тюлевую занавеску, молодая девушка с ужасом смотрела вниз.
Пдум!
Она упала. В стекле обозначилась рваная дырочка.
Другая женщина в другом окне поспешно открыла фрамугу, высунулась и что-то прокричала вниз, приложив ладони к ярко накрашенным губам.
Пдум!
От фрамуги отлетела щепка, крик замер на губах женщины. Она поползла вперёд, словно собираясь выпасть, глаза её округлились. Голова женщины упала на руки, поднялась и снова упала. Изо рта хлынула кровь, потекла по рукам.
Сзади из глубины комнаты к женщине подбежал высокий мужчина, крича, схватил её за плечи.
Пдум!
Мужчина исчез.
Райкин выпалил длинную фразу и стал смеяться — долго, с присвистом. Потом вдруг тихо спросил. Зал зашумел. Райкин опять спросил погромче. Зал зашумел сильнее. Он выждал долгую паузу и проговорил — спокойно и серьёзно. Зал загрохотал.
Снайпер нарисовал крестики, сменил обойму, оттянул затвор.
Убитую старушку подняли трое, несли к подъезду. Четверо других поднимали вторую. Снайпер выбрал из этой четвёрки высокого широкоплечего парня в полушубке и пустил ему пулю меж лопаток. Парень осел на снег, секунду оторопело перебирал руками, но вдруг вскочил и бросился прочь. Через десяток шагов ноги его подломились, и он повалился. Оставшиеся трое бросились врассыпную.
Райкин говорил быстро-быстро, грохочущий зал не поспевал за ним.
Снайпер выделил одного парня, спустил курок. Пуля прошла рядом с его головой и попала в ногу другого.
— Балбес… — пробормотал снайпер и добил раненого.
Райкин снова засмеялся, икнул и выкрикнул последнее слово. Последующая овация оборвалась песенкой «С добрым утром!». Бодрый голосок дикторши прощался с радиослушателями.
Старушку уже вносили в подъезд, — женщина в синем пальто придерживала дверь, двое мужчин, шатаясь, несли убитую.
Пдум!
Задний мужчина вяло повалился назад.
Пдум!
Другой упал на старушку. Женщина скрылась в подъезде, но через мгновение выглянула, схватила за руку умирающего.
Пдум!
Она дёрнулась и упала на мужчину.
Снайпер нарисовал крестики. Осталось заполнить пять клеточек.
Он нашарил в мешочке брусок обоймы, вынул, но обойма выскользнула из пальцев, стукнулась о водосток и исчезла за краем крыши.
Снайпер вскочил, перевалился через перильца:
— Ещё не хватало…
Обойма лежала возле лавочки — крохотной чёрной точкой. Снайпер навел на неё окуляр — точно, она.
Он снова лёг возле перильцев, вставил новую обойму и посмотрел вниз.
Двор был пуст.
Два десятка трупов темнели на снегу.
Возле гаражей бегала пегая собака, нюхала воздух и яростно лаяла, боясь приблизиться к мертвым.
Снайпер стал рассматривать окна.
Почти все они были наглухо занавешены.
Кружок окуляра медленно полз по ним. В одном окне штора качнулась. Снайпер замер.
Штора немного отошла, и в темном проёме показалось пожилое лицо в очках. Перекрестье легло на него.
Пдум!
Штора качнулась, лицо пропало.
Окуляр снова заскользил по окнам. Внизу послышалось гудение.
Из-за угла бокового дома во двор въехала серая «Волга». Возле убитого парня она остановилась, дверцы открылись, и выпрыгнули двое — мужчина в красной спортивной куртке и женщина в дублёнке.
Мужчина бросился переворачивать подплывшего кровью парня, женщина боязливо подошла, прижала руки ко рту, закачала головой.
Пдум!
Она слабо вскрикнула и осела на дорогу.
Пдум!
Мужчина скорчился рядом.
Снайпер зачерпнул снега, сунул в рот.
Мужчина подтянул ноги к животу и перевернулся на спину.
Сверху послышалось хлопанье крыльев. Сизый голубь сел на перильце неподалёку от снайпера, скосил на него глупый глаз. Снайпер швырнул в голубя снегом. Голубь улетел.
Далеко внизу хлопнула дверь, и через некоторое время на дороге показалась фигурка. Снайпер поймал её в окуляр.
По тротуару шёл управдом.
Поровнявшись с тремя трупами, он остановился, вздохнул и покосился на окна. Мужчина в спортивной куртке по-прежнему лежал на спине, дверцы «Волги» были распахнуты, мотор её работал.
Управдом склонился над трупом, потом выпрямился и покачал головой.
Снайпер поймал её в перекрестье, потянул было спуск, но вспомнил о ключе и не выстрелил.
Управдом пошёл дальше и в конце дома столкнулся с невысоким стариком с авоськой, бодро выскочившим из-за угла. Старик радостно протянул руку управдому, но тот сказал ему что-то серьёзное, кивнул головой на двор.
Старик выпучил глаза. Управдом снова что-то сказал. Старик с ужасом слушал, изредка заглядывая через его плечо во двор.
Снайпер поймал в перекрестье голову старика и нажал спуск.
Пдум!
Потёртая ушанка слетела с головы старика, он испуганно присел, но вдруг проворно подхватил её и бросился бежать.
Пдум!
Пуля прошла над его плечом. Старик исчез за углом. Вслед за ним, оступаясь и оглядываясь, скрылся и управдом.
Снайпер сплюнул, вставил новую обойму.
Двор по-прежнему был пуст. Собака обнюхивала ноги убитого парня.
Внизу передавали новости, и слышно было, как девушка что-то со смехом рассказывала своему отцу.
Во двор вошли мальчик и девочка. Снайпер поймал их в оптический прицел. Они шли на каток — ноги их разъезжались, девочка висла на руке мальчика. Он рассказывал ей что-то, она смеялась, трясла вылезшими из-под берета косичками. Пройдя тополиную аллейку, они перелезли через бортик и покатили — мальчик уверенно, девочка робко.
Снайпер выцелил мальчика.
Пдум!
Мальчик упал, сел, подтянул под себя ноги. Изо рта его потекла кровь. Он качнулся и повалился на бок.
Девочка подъехала к нему.
Пдум!
Она взмахнула руками и упала на лёд. Берет слетел с её головы.
Снайпер нарисовал два последних крестика, поставил число и, расписавшись, захлопнул книгу. Потом разрядил карабин, собрал стреляные гильзы и ссыпал в мешок.
Внизу передавали какую-то музыку.
Снайпер влез в окно, упаковал мешок и книгу в рюкзак, зачехлил карабин, справил малую нужду на груду побуревшей стекловаты и пошёл к двери.
Ключ от чердака он передал жене управдома — самого его дома не оказалось.
Во дворе снайпер столкнулся с двумя — они стояли возле убитой пары.
Дверцы «Волги» по-прежнему были открыты, мотор работал, и приёмник слабо играл.
— Кошмар… — пробормотал бледный высокий мужчина и доверчиво глянул в глаза подошедшему снайперу. — Что ж это такое? А?! Где же наша хваленая милиция?! Козла зашибает, что ли?!
Снайпер сочувственно кивнул, потоптался и пошёл дальше.
Поровнявшись с третьей лавочкой, он быстро наклонился, поднял обойму и сунул в карман.
За боковым домом был магазин. Прямо у входа продавали сосиски. Снайпер встал в очередь, отметив про себя, что стоит за тем самым стариком, по которому промазал.
Через полчаса подошла очередь старика. Он набил сосисками авоську, сунул продавщице три рубля и шесть копеек мелочи. Продавщица бросила медяки в помятую кастрюлю и повернулась к снайперу:
— Сколько вам?
— Килограмм, — пробормотал снайпер и подставил заранее приготовленный рюкзак.
1980 год
Дача
Хромой торопливо ковылял к воротам, тюкая деревяшкой по чёрному, только что промытому дождём асфальту.
За дубовыми створами затрубили во второй раз — громко, настойчиво, но режущая ухо скороговорка трубы неожиданно оборвалась коротким хрипом.
«Наверно, слюна в мундштук попала», — подумал Хромой, повернул железную щеколду и, кряхтя, налёг на засов.
Толстый кованый брусок медленно пополз влево, угрожающе скрипнул, ткнулся расплющенным охвостьем в деревянную стойку. Хромой схватился за кольцо, повернул, резко потянул на себя. Створы ворот качнулись и, неровно поскрипывая, стали отворяться.
В длинной расширяющейся щели показался начищенный угол тележки, носильщик, навытяжку замерший на подножке, и высокий красавец-горнист в белом кителе. Петр Иванович сидел рядом на сочной июльской траве, раскрыв портфель, перебирал бумаги.
Хромой сильнее потянул — створы заскрипели и, распахнувшись до конца, остались неподвижны.
Горнист, зажав трубу под мышкой, помог Петру Ивановичу встать, подвёл его к тележке и, широко уперевшись в землю стройными поджарыми ногами, быстро подсадил. Пётр Иванович закряхтел, попятился, растопырив пухлую пятерню, тяжело плюхнулся на никелированную платформу. Горнист подхватил портфель, легко вскочил на правую подножку и, изящно перегнувшись, стукнул замершего носильщика по сухопарой шее. Тот, казалось, только этого и ждал — рука в белой перчатке рванула рычаг, тележка тронулась, минуя отдающего честь Хромого, въехала в ворота.
Пётр Иванович, тяжело дыша, болтая короткими ногами, строго погрозил Хромому толстеньким пальцем.
Рябое лицо Хромого сморщилось, корявая, с негнущимися грязными пальцами рука качнулась, сильнее упёрлась в седой, коротко подстриженный висок. Хромой растянул дрожащие серые губы и заплакал.
Тележка обогнула утонувшую в голубых ёлках сторожку, вырулила на узкую дубовую аллею. Горнист выпрямился, молодцевато упёрся левой рукой в пояс, вскинул горн и заиграл «Встречу». Пётр Иванович, болтая ногами, обернулся, мрачно подмигнул Хромому. Тот всхлипнул и, не отрывая мокрых глаз от удаляющейся тележки, покачал головой.
Аллея, судя по толстым, сцепившимся крепкими ветками дубам, была очень старой. Кряжистые деревья давно сомкнулись, переплелись густыми кронами и теперь сохраняли узкую полоску дороги от полуденного солнца. Носильщик уверенно вёл тележку по гладкому, мокрому асфальту, горнист кончил играть и прислушался — эхо, не успев разрастись, погасло в нависающей мешанине влажных листьев. Горнист вздохнул и стукнул мундштуком по загорелой ладони.
Дорога наклонялась, пошла под гору. Носильщик хрустнул рычагом, прибавляя скорость, — влажный ветерок обдал Петру Ивановичу лицо запахом мокрой травы и дождя, сбил завитой, надушенный чуб.
Тёплая капля упала ему на щеку.
Он поднял голову и посмотрел вверх — па шумно мелькающую зелень. Горнист перехватил его взгляд, торопливо размахнулся и ударил носильщика трубой по голове. Тот вздрогнул и плавно перешёл на первую скорость.
Аллея кончилась, дорога, расширяясь, черным клином потекла сквозь невысокий, густой березняк. Слева показалась неровная проплешина лужайки, вспухла пологим холмом, зыбко качнулась и оборвалась нестерпимо сверкнувшей трещиной речки.
Березняк сгустился, подступил к дороге и, неожиданно вытянувшись, встал новой аллеей — теперь уже берёзовой.
Горнист выразительно пожевал полными губами, лихо вскинул трубу, но Пётр Иванович, заметив это, глухо, по-медвежьи рявкнул, показав ему тугой кулачок. Горнист подобострастно кивнул и сунул трубу под мышку.
Аллею сменили густые, давно не стриженные кусты роз, облепленные бесчисленными нарывами белых бутонов. Впереди поднялась голубая триумфальная арка с толстыми колоннами, подпирающими покатый лепной портик. Она быстро росла, приближалась и вскоре, кратковременно повиснув над тележкой резным голубым потолком, осталась позади.