Дальнобойщик посмотрел на собранную им птицу — мобильник, который он к ней подсоединил, был установлен снизу, и по его экрану бежали группы цифр.
Тем временем на экране лаптопа появилось изображение, которое снималось с видеокамеры спутникового телефона и по спутниковому каналу высокой проводимости передавалось на ноутбук. Из детской авиамодели, мобильного телефона и ноутбука они собрали портативный разведывательный БПЛА.
— Канал управления, проверка систем. Закрылки справа.
Система управления БПЛА была позаимствована у специального летательного аппарата, который использовали сейчас журналисты для съемки панорамных видов вместо дорогущего операторского крана.
— Есть.
— Закрылки слева.
— Есть.
— Рули высоты.
— Есть.
— Запуск двигателя.
Водитель поднял аппарат так, чтобы винт ни за что не зацепился.
— Можно.
Винт завинтился с легким жужжанием.
— Есть, работает.
— Управление по курсу и высоте есть, тяга есть, наведение есть.
— Минуту…
Из огнетушителя, который разбирался, дальнобойщик достал нечто вроде ракеты. За основу при создании этого боеприпаса был взят заряд пятидесятисемимиллиметрового автоматического гранатомета. Очень осторожно он прикрепил его в нужном месте и взвел взрыватель.
— Вооружение?
— Есть вооружение.
— Запускаем.
Для запуска дальнобойщик взобрался на «Датсун», на багажную решетку сверху. Автомобиль свернул и покатился по второстепенной дороге, набирая ход. Немногочисленные свидетели этого с удивлением смотрели на происходящее…
Когда скорость превысила сорок километров в час, дальнобойщик бросил аппарат вперед — и он, чуть клюнув носом, тут же выровнялся и поймал воздушный поток. Лихо развернувшись, пошел в направлении Деобанда.
Оберст Ганс Зиммер в это время был рядом со зданием, где проходила встреча, они делали общую фотографию на память. В этот момент прозвенел звонок.
Нащупав в кармане телефон, он дал отбой. Не время.
Время пришло, когда они, уже сделав снимок, расходились. Снова прозвенел звонок, оберст достал из футляра очки со стеклами, которые казались обычными, темными, и надел их. На самом деле эти очки использовались при специфических работах с лазерной техникой: у них был специальный, поляризационный слой, и через них можно было видеть лазерное излучение, человеческому глазу недоступное. Продолжая разговаривать по телефону, он повернулся чуть боком, нажал на кнопку, которая могла отвечать, к примеру, за фотографическую часть мобильного телефона. Сигнал, исходящий от телефона, показал на цель, а лазерный луч указал на нее…
Самоделка, собранная за полчаса из деталей, которые могли быть частями чего угодно, описывала широкие круги над центром Деобанда, и никакие приборы, никакие средства ПВО засечь ее не могли — на экране радара она походила на крупную птицу. Удивительно, но большую часть работы по конструированию такого вот устройства выполнили старшие скауты, представлявшие свои работы на ежегодный конкурс на приз Его Величества. Это им пришло в голову использовать в качестве средства ориентации и наведения перепрошитый мобильный телефон с системой навигации, двигатель у этого беспилотника был от обычной авиамодели. Если бы разработать беспилотник поручили специалистам какого-нибудь КБ — они, конечно бы, запросили года три и миллионных (хорошо, если не миллиардных) казенных ассигнований. Беспилотник маскировался под обычную летающую модель, и даже по сигналам управления нельзя было определить, чем именно идет управление. Первоначально этот беспилотник разрабатывали для диверсий в глубоком тылу противника, когда часть вызывающих подозрения компонентов закупается на месте, а для управления используются гражданские сети противника же. Сейчас, впрочем, это не имело большого значения…
В нескольких десятках километров от Деобанда оператор вглядывался в экран. Сигнал шел с небольшой задержкой, к тому же обрабатывался специальной программой. А перегруженный аппаратик так и норовил «нырнуть», это тебе не трехтонный Ворон, вооруженный ракетами. Чем меньше «птичка», тем она зависимей от погодных условий. Но, к счастью, над Деобандом было тихо…
— Контакт, — сказал контролер, смотря на переведенный в беззвучный режим телефон, — приготовиться…
— Исполнил…
На экране вдруг появилась тонкая, яркая линия.
— Наблюдаю цель. Целеуказание выдано, поражение цели возможно.
— Сопутствующие потери…
— Около цели еще два объекта. Похожи на местных.
Координатор задумался. В качестве обязательного условия было приказано избегать лишних жертв, но это хорошо выглядит на бумаге, а как в действительности? Если он сядет в машину — возможно, он сядет не один, пострадает шофер. А если сейчас сильный порыв ветра бросил аппарат в сторону — то вся работа пойдет коту под хвост.
А в том выпуске, в котором выпускался координатор, бывший парашютист, уже семеро погибли. Двоих из них подорвал смертник, Один из тех, кто послушал этого шейха и решил, что жить незачем, а в раю — ждут семьдесят две девственницы. Наверное, это впечатляет тех, кто в своей жизни не познал ни одной.
Аллах Акбар, твою мать!
— Продолжаем. Цель уничтожить, несмотря на возможный сопутствующий ущерб…
— Есть. Оружие запитано. Огонь!
Все это походило на подрыв смертника… если кто его видел и ухитрился остаться в живых. Или на разрыв гранаты, случайно брошенной каким-то придурком из резерва — в Швейцарии армия призывная, довелось видеть всякое. Вот — люди стоят, разговаривают. Вот — раздается какой-то странный звук, все недоуменно оборачиваются, но увидеть ничего не успевают. Сухой, похожий на разряд молнии треск, мимолетная вспышка — и на том месте, где разговаривали только что люди, остается облако дыма. Истошно взвывает сигнализация.
— Тревога! Тревога!
Антитеррористические подразделения полиции, охраняющие саммит, знают, что делать, — Северо-Западная провинция, как-никак. Кого-то тащат к машине, кого-то тащат обратно в здание, полицейские набегают, сшибая всех с ног, но не для того, чтобы задержать, — а для того, чтобы спасти. В здание вести не торопятся, образовывают круг безопасности, направив во все стороны стволы своих автоматов. Боятся еще одного теракта. Этот почерк — фирменный почерк мусульман, один взрыв, маломощный, а когда людей отводят из зоны поражения, в месте их сбора или в месте, где собираются зеваки, гремит второй или даже и третий разом взрыв. Чтобы побольше пострадавших было…
— Чисто!
— Выводи их! Выводи!
Английский герр оберст понимал отлично, но вида не подавал. Просто стоял и тупо улыбался, когда их тащили к автобусам. Мобильник свой он выбросит попозже, сейчас главное — подбавить в поведение немного истеричности, чтобы кто-нибудь умный и сведущий в психологии не выделил его из остальных по отсутствию обычной панической реакции. Но и переборщить нельзя — здесь все-таки не дамы-институтки собрались.
— Свинство… — ворчит герр оберст, — давно пора перевешать всех местных каффров.
Слово «каффр», что на lingua franca [30] Африки означает «чернокожий», происходит от слова «кяфир», которым арабские мореплаватели обозначают неверных, эти слова схожи, и многие на слово «кяфир» недоуменно оборачиваются. Но герр оберст никак не похож на сторонника правоверных, скорее он похож на проклятого белого расиста из Африки — и потому джентльмены решают, что немец просто оговорился…
Уже садясь в автобус — на ступеньке, герр оберст оборачивается и видит там, где произошел взрыв, окровавленное белое тряпье.
Беспилотный летательный аппарат взорвался в воздухе на окраине Деобанда, разлетевшись на мелкие кусочки — всего-то тридцать грамм пластита. Если кто из местных и видел этот взрыв — можно быть уверенным, он не поспешит поделиться с англичанами, а если и поспешит — собрать в местной грязи какие-то значимые улики — дело из разряда фантастических…
Привезенный фермером в медресе Деобанда рис и другие продукты сварили и поели послушники, многие из преподавателей. А уже утром многие почувствовали себя так плохо, что потом не смогли даже присутствовать на погребении. В их животах был как будто огонь, и даже многократное чтение первой Суры Корана ничем не помогло. Началось опухание, начали отказывать почки. К вечеру первые пострадавшие уже умерли, а за следующее утро мучительной смертью вымерла половина медресе. Только тогда англичане узнали о странной эпидемии. Начали перерывать город, к медресе направили военных медиков. Из Портон-Дайна, засекреченного центра по разработке средств и методов биологической войны, вылетел самолет с лучшими врачами и биохимиками, специализирующимися на применении химического и биологического оружия. Когда они добрались до Индии — спасать, по сути, было некого, смертность была ужасающей и превышала девяносто процентов. Посмертное исследование показало, что причиной отравления был рис, он содержал нечто, напоминающее спорынью, но в такой форме ее никто не видел. Инкубационный период несколько часов, дальше — тяжелое отравление организма, поражение почек, токсико-септический шок и смерть или инвалидность. Самое удивительное — зараза сохранялась при тепловой обработке, никакая спорынья сохраниться в кипятке не смогла бы.
Главное, что удалось установить, — это не вирусное заболевание. Но что-то такое, чего раньше никогда не видели.
Поскольку медресе жертвовали многие, никакие записи не велись. Лишь через несколько дней специальная команда британской армии нагрянула в хозяйство одинокого фермера, расположенное неподалеку от города: они проверяли всех, кто, по воспоминаниям перепуганных местных, жертвовал медресе. Фермера там они, конечно, не нашли…
Афганистан, Кабул Дворец Арк 6 сентября 2016 года
И снова Кабул — такси, бесконечная река машин, текущая по Майванду, синее стекло новехоньких банковских зданий, у которых бидуны — нищие, местные сумасшедшие просят милостыню. Все как всегда — и все не так.
Среднего роста молодой, бородатый человек в обычной для афганцев одежде остановил такси у первого КП дворца Арк, протянул водителю несколько монет.
— Не надо сдачи.
— Рахмат, уважаемый… — прижал руку к груди таксист, — бамона хода…
— Да уж… — пробурчал бородач, вылезая аккурат под нацеленные на него автоматы охраны.
Таксист счет за лучшее уносить ноги…
— Документы! — потребовал казак, не опуская автомата. — Резких движений не делать! Пашто поежи?
— Поежи, поежи… — ответил бородач, — ты бы это сначала спрашивал, потом — резких движений не делать. По списку номер семь — сто двадцать два. К Его Сиятельству [31].
Его Высокопревосходительство Господин Наместник располагался, как оказалось, в кабинете, примыкающем к бывшему королевскому кабинету. Обстановка была скромной, но компьютера на столе было целых три — рабочая станция и два ноутбука. Еще рабочий сейф и проекционный визуализатор [32], сейчас выключенный.
— Проходите, проходите… — Наместник как раз занимался тем, что просматривал какие-то документы и складывал их в большой чемодан на столе — именно чемодан, не кейс.
Сашке было неуютно. Для такого кабинета и такой аудиенции нужна была совсем не рабочая одежда, а парадный мундир. Но полковник Тимофеев сказал, что рабочая будет в самый раз, а полковник еще ни разу не ошибался.
Наконец пачка исчерпалась, Наместник застегнул молнию, подошел к Сашке. Они были одного роста, правда, один — только начинал карьеру в темном и страшном мире разведки, у другого же за плечами были кладбище трупов и океаны лжи.
— Салам алейкум.
— Ва алейкум ас салам.
— Пашто поежи?
— А, пашто поегам…
— А я плохо знаю… — вдруг сказал Наместник. — сложный язык. Надо учить.
— Так точно…
— Без чинов. Присядем вон там. Как вам удалось выбраться из Карачи живым?
— Да ничего особенного…
— Да как сказать… ничего особенного. В чужом, незнакомом городе — сориентироваться, не привлечь внимания, несмотря на объявленную тревогу, не имея денег, добраться до границы… вы молодой человек, tres formidable [33] бы так сказал.
— Да ничего особенного. Я знал город… мы там ждали одного урода… долго. Знал язык. Просто присоединился к погоне… на самого себя.
— Завидное самообладание. Откуда родом?
— Сибирь.
— Кто учил?
— Господин полковник… Тимофеев.
— Очень хорошо. Я, кстати, помню вас. Вы из «призраков»? Учебная группа пятьсот?
Несмотря на команду «без чинов», было не по себе.
— Так точно.
Адмирал молча подошел к своему столу, отпер один из ящиков. Достал небольшую коробочку, затем еще одну…
— К сожалению, с награждением у нас дело затягивается. Особенно с награждением героев, — адмирал сделал акцент на последнем слове, — поручик Борецков!
— Я!
— За мужество и храбрость на поле боя, намного превышающие то, что требовалось от вас по службе, за ваши одиночные действия, обусловившие успех спасательной операции, Его Величество благодарит вас и награждает орденом Святого Георгия четвертой степени. Военным министерством вы производитесь в звание гвардии штабс-капитана досрочно. Помимо этого, Военная Разведка Империи отмечает ваше старание, приведшее к добыче стратегически важной информации особым знаком — Черным крестом. Штабс-капитан Борецков…
Сашка Борецков, уже переставший быть Сашкой и ставший Аскером, чье имя и чей позывной уже успели узнать боевики, отрицательно покачал головой.
— В чем дело, штабс-капитан?
— Я… не могу принять эти награды, господин адмирал.
Он ожидал всего, чего угодно… в его понимании адмирал — это кто-то вроде директора училища, который только и знает, что орать и наказывать. Но адмирал — кстати, Сашка теперь понял, почему боевики боялись его как смерти, — подтянутый, со светло-русыми волосами и бледно-голубыми, внимательными глазами — нет, адмирал не стал на него орать. Он просто положил коробочки на стол и спросил:
— Почему?
— Понимаете… — Сашка просто ничего не продумывал дальше, он вообще ничего не продумал и поступил так, как подсказывало сердце, как всегда и поступал, — если я возьму эти награды… получается, что я был прав… Я сделал все правильно… А как правильно… если столько человек погибло… как я в глаза потом посмотрю… вдовам, детям… за что все это? За что эти награды… так нельзя…
Адмирал покачал головой:
— Выслушайте меня внимательно, штабс-капитан. Вы слушаете?
Сашка кивнул.
— Так вот. Любая военная, любая разведывательная операция не зависит и не может зависеть от одного человека. Ни один человек не способен сражаться в одиночку в современной войне. Любая операция — это цепь действий, каждое из которых должен выполнять какой-то конкретный человек — и выполнять их правильно. Понимаете, о чем я говорю?
Сашка снова кивнул.
— Цепочки бывают очень длинные, штабс-капитан, очень-очень длинные. В них задействовано очень много людей, и тот, кто командует, вынужден полагаться на каждого из них. Так бывает всегда. Так было и в этот раз.
Если каждый сделает то, что нужно, скорее всего, мы победим. Или, по крайней мере, не проиграем. Но если в цепочке один человек — хотя бы один, штабс-капитан, оказывается предателем, то цепочка рвется. И люди гибнут. Так было в этот раз. Кто-то предал — и люди погибли. Но это не отменяет мужества, чести, доблести всех тех, кто дрался в этом бою, ожидая победы. Нельзя судить о всех лишь по одному подонку. Поняли?
Сашка молчал, стараясь не заплакать.
Адмирал взял коробочки, протянул ему — и на этот раз штабс-капитан Борецков взял их. Отдал честь.
— Служу России и Престолу!
— Вот так. Это уже намного лучше.
Сашка развернулся, сделал шаг назад — но тут же остановился и повернулся снова.
— Так было предательство?
Адмирал улыбнулся, но невесело.
— Конечно же, было. Когда происходят такие дела, штабс-капитан, всегда бывает предатель, не надо себя обманывать.
— А как же… этот предатель?! Он что, останется безнаказанным?!
— А вы знаете, кто он, штабс-капитан?
Молчание.
— И я не знаю. Безнаказанным он, конечно, не останется. Рано или поздно все предатели получают свое. Вопрос в том, когда.
— Господин адмирал, я…
— Хотите отомстить? — понимающе прищурился адмирал.
— Да!
Сашка снова не раздумывал. Просто выпалил — «да!» — и все.
Адмирал понимающе кивнул:
— Что ж, в этом вы не одиноки. Я тоже хочу отомстить. В конечном итоге из-за этой мрази… Знаете, как вы можете отомстить?
— Как? — Сашка подался вперед.
— Служите честно. Служите честно, оставайтесь в живых… и не делайте такое лицо, я вполне серьезно. Служите, заслуживайте новые звания, продвигайтесь вперед по командной лестнице. Полковник Тимофеев уходит по ранениям, он признан негодным — на свое место он рекомендовал вас… вы не знали? Не спешите отказываться. Потому что когда-то — не знаю, может быть, это будет скоро, а может — совсем не скоро — к вам приду я. Или кто-то от меня. Он напомнит вам о словах, произнесенных в этом кабинете. И назовет имя предателя. Или предателей…
Сашка кивнул. Он вдруг понял… что все то, что он думал про штабы и про штабных, — чушь собачья. Он представил, каково сейчас этому человеку… он-то сам просто принес раздолбанный компьютерный диск, сам не зная, что там находится, правда или ложь. А этот адмирал послал шестьдесят человек в бой на основе этой информации — и половина из них, даже больше — погибла. И каково это?
— Я все понял. Однако…
— Что — однако?
— Я не могу притворяться, господин адмирал.
Наместник посмотрел на него, как будто видел впервые, покачал головой:
— И что же мне со всеми с вами делать…
Борецков стоял навытяжку, ничего не отвечая.
— Притворяться не можете… а воевать можете? По-настоящему.
— Так точно.
— Я не знаю, сколько все это займет. Будет плохо — я не знаю, насколько.