— Всегда рад тебя видеть, — продолжил Виллис голосом Бичера и передал оба разговора генерального резидента с директором, включая и промежуточную запись.
Когда он собрался говорить дальше, Джим его остановил.
— Ну, — сказал отец Джима, — что ты об этом думаешь, Пэт?
— Я думаю, что это просто ужасно, — произнесла мать Джима.
Мистер Саттон скривился.
— Завтра же отправлюсь в Малый Сырт и все там разнесу вот этими руками.
— Твои чувства делают тебе честь, — сказал мистер Марло, — но это касается всей колонии. По-моему, для начала надо созвать городской митинг и оповестить всех о том, что против нас затевается.
— Хм! Ты прав, разумеется, но так никакого удовольствия не получишь.
— Полагаю, тебя ждет еще масса удовольствий, — улыбнулся мистер Марло. — Крюгеру это не понравится и достопочтенному мистеру Гейнсу Бичеру тоже.
Мистер Саттон хотел показать доктору Макрею горло Фрэнка, и мистер Марло решил, несмотря на протесты Джима, что и ему не помешает показаться доктору. Мужчины отвели сыновей к Макрею, и мистер Марло сказал:
— Оставайтесь тут, ребята, пока мы не зайдем за вами. Я не хочу, чтобы вас сцапали уполномоченные Крюгера.
— Еще посмотрим, как у них это получится!
— Да уж!
— Не стоит доводить до этого, хочу попробовать сначала уладить дело миром. Сейчас мы пойдем к резиденту и предложим заплатить за продукты, которые вы присвоили, а я, Джим, предложу возместить ущерб, который Виллис нанес драгоценной директорской двери.
— Но, папа, зачем нам за это платить? Хоу не следовало его запирать.
— Я полностью согласен с парнем, — сказал мистер Саттон. — Продукты — другое дело. Ребята их взяли, и мы за них заплатим.
— Вы правы, — согласился мистер Марло, — зато мы лишим почвы все эти смехотворные обвинения. А потом я возбужу иск против Хоу за попытку кражи или порабощения Виллиса. Как лучше назвать это, Пэт? Кража или порабощение?
— Назови кражей, чтобы не было лишних прений.
— Ладно. Потом буду настаивать на том, чтобы резидент связался с планетарными властями, прежде чем действовать. Тут уж, думаю, его часы станут.
— Папа, — вставил Джим, — ты ведь не скажешь резиденту, что мы знаем про заговор против миграции? А то он сразу позвонит Бичеру.
— Пока не скажу, все равно узнает на митинге. Только тогда он уже не сможет позвонить Бичеру: через два часа закатится Деймос. — Мистер Марло посмотрел на часы. — Ну пока, ребята. У нас много дел.
Доктор, увидев ребят, закричал:
— Мэгги, запирай дверь! Тут два опасных уголовника.
— Здравствуйте, док.
— Входите, располагайтесь и рассказывайте.
Добрый час спустя доктор сказал:
— Ну, Фрэнк, надо тебя посмотреть. А потом, тебя, Джим.
— Со мной все в порядке, док.
— Поставь еще кофе, пока я буду заниматься Фрэнком.
Кабинет был оборудован новейшими средствами диагностики, но доктору они были ни к чему. Он задрал Фрэнку голову, заставил его сказать «а-а», выстукал его и послушал сердце.
— Будешь жить, — заключил доктор. — Мальчишка, способный проехать автостопом от Сырта до Харакса, будет жить долго.
— Автостопом? — спросил Фрэнк.
— Этого тебе не понять. Выражение давно вышло из употребления. Твоя очередь, Джим. — С Джимом доктор разделался еще быстрее, и трое друзей вернулись к разговору.
— Я хочу узнать подробнее о той ночи, которую вы провели в капусте, — заявил доктор. — С Виллисом все ясно: любое марсианское существо способно залечь и жить без воздуха сколько угодно. Но вы двое по всем статьям должны были задохнуться. Растение до конца закрылось?
— Ну да, — заверил Джим и стал рассказывать подробно. Когда он дошел до фонарика, Макрей прервал его:
— Вот оно. Ты раньше об этом не говорил. Этот фонарик спас вам жизнь, сынок.
— Как так?
— Фотосинтез. Если осветить зеленый лист, он просто не может не поглощать углекислый газ и не выделять кислород, как ты не можешь не дышать. — Доктор зашевелил губами, глядя в потолок: — Все равно, наверное, душновато там было: поверхность зеленого листа недостаточна. Какой у тебя был фонарик?
— Дженерал Электрик, «Ночное солнце». А душно было ужасно.
— Да, в «Ночном солнце» достаточно свечей. Теперь буду брать его с собой, если мне вздумается отойти на двадцать футов от крыльца. Реклама что надо.
— Вот чего я никак не пойму, — сказал Джим. — Как я мог посмотреть кино о том, как у меня появился Виллис и как он жил потом, минута за минутой, без единого пропуска, всего за три часа?
— Это еще не такая большая тайна, — сказал медленно доктор, — тайна в другом: зачем тебе это показали.
— Как «зачем»?
— Вот и я удивляюсь, — вставил Фрэнк. — В конце концов, что из себя представляет Виллис? Спокойно, Джим. Зачем надо было прокручивать Джиму его биографию? Как вы думаете, док?
— Единственная гипотеза, которая приходит мне в голову, до того фантастична, что я ее, с вашего позволения, оставлю при себе. Но вот что, Джим: как, по-твоему, можно записать чьи-нибудь воспоминания на пленку?
— По-моему, нельзя.
— Я пойду дальше и прямо заявлю, что это невозможно. Однако ты говоришь, что видел то, что Виллис запомнил. Это тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет, — сознался Джим, — не понимаю я этого, хоть убейте. Но я это видел.
— Конечно, видел, видишь ведь мозгом, а не глазами. Вот я закрываю глаза и вижу, как светится Большая пирамида под солнцем пустыни. Я вижу осликов и слышу крики носильщиков, зазывающих туристов. Вижу? Да я даже запахи ощущаю, а это всего лишь воспоминания. А теперь вернемся к твоей истории… Если все факты объединяет только одна гипотеза, приходится ее принять. Ты видел то, что нужно было старому марсианину. Назовем это гипнозом.
— Но… но… — Джим вознегодовал, как будто покушались на его самое сокровенное. — Говорю вам, я это видел. Я был там.
— А я согласен с доком, — сказал Фрэнк. — Тебе и на обратном пути что-то чудилось.
— Старик с нами ехал: если б ты разул глаза, то увидел бы его.
— Полегче, — вмешался доктор. — Хотите драться, так выйдите вон. Вам не приходило в голову, что оба вы правы?
— Как это может быть? — возразил Фрэнк.
— Мне не хочется выражать это словами, но одно я вам скажу: за свою долгую жизнь я узнал, что человек жив не хлебом единым и что труп, на котором я произвожу вскрытие, это не человек. Самое безумное философское учение — это материализм. Остановимся пока на этом.
Фрэнк начал было опять спорить, но сигнал у двери возвестил о посетителях — вернулись отцы.
— Входите, входите, джентльмены, — загремел доктор, — вы как раз вовремя. Мы тут рассуждаем о солипсизме[76]. Если хотите принять участие, мы предоставим вам трибуну. Кофе?
— Солипсизм, значит? — сказал мистер Саттон. — Фрэнк, не слушай этого старого язычника, слушай лучше, что говорит отец Клири.
— Он меня и так не слушает, — ответил доктор, — как и полагается здоровому ребенку. Ну, на чем вы порешили с его превосходительством?
Мистер Марло усмехнулся.
— Я уж думал, его придется связать.
Собрание колонистов состоялось вечером в муниципалитете — центральном здании поселка. Мистер Марло и мистер Саттон, инициаторы собрания, пришли пораньше и обнаружили, что конференц-зал закрыт, а у дверей стоят двое уполномоченных. Мистер Марло, несмотря на то что они несколько часов назад хотели арестовать Джима и Фрэнка, вежливо пожелал им доброго вечера и сказал:
— Давайте открывать. Люди начнут приходить с минуты на минуту.
Часовые не шевельнулись. Старший, по фамилии Дюмон, объявил:
— Сегодня собрания не будет.
— Почему это?
— Приказ мистера Крюгера.
— Он назвал причину?
— Нет.
— Собрание, — сказал мистер Марло, — созвано по всем правилам, и оно состоится. Отойдите.
— Мистер Марло, не надо обострять обстановку. У меня приказ и…
Вперед выступил мистер Саттон.
— Дай-ка я с ним поговорю, Джейми.
Он положил руку на пояс. За его спиной Фрэнк ухмыльнулся Джиму и тоже схватился за пояс. Все четверо были вооружены, как и уполномоченные: отцы не очень полагались на обещание Крюгера подождать инструкций из Малого Сырта.
Дюмон занервничал. В колонии не было настоящей полиции, эти двое были клерками Компании, а функции полицейских взяли на себя по распоряжению Крюгера.
— Это просто безобразие, когда люди в пределах колонии ходят вооруженные до зубов, — жалобно произнес Дюмон.
— Вот как? — ласково сказал мистер Саттон. — Что ж, можно обойтись и без оружия. Держи мою горелку, Фрэнсис. — С пустой кобурой он приблизился к часовым. — Как вас выкинуть? Понежнее или с ветерком?
Перед тем как отправиться на Марс, мистер Саттон управлялся с крутой строительной братией, полагаясь не только на диплом инженера. Он был не крупнее Дюмона, но гораздо крепче. Дюмон отступил на исходные позиции и засуетился:
Перед тем как отправиться на Марс, мистер Саттон управлялся с крутой строительной братией, полагаясь не только на диплом инженера. Он был не крупнее Дюмона, но гораздо крепче. Дюмон отступил на исходные позиции и засуетился:
— Послушайте, мистер Саттон, вы не… Мистер Крюгер!
Все оглянулись и увидели резидента. Оценив обстановку, он резко сказал:
— Что такое? Саттон, вы оказываете сопротивление моим людям?
— Ничего подобного. Это они оказывают сопротивление мне. Велите им отойти в сторону.
— Собрание отменяется, — объявил Крюгер.
— Кто его отменил? — вышел вперед мистер Марло.
— Я.
— По какому праву? Я получил одобрение всех членов совета и могу, если надо, представить фамилии двадцати колонистов.
— Двадцать человек, по уставу колонии, могут собраться без разрешения совета.
— Не имеет значения. В уставе сказано, что собрания созываются для обсуждения вопросов, представляющих общественный интерес. А обсуждение обвинительных актов до суда никакого общественного интереса не представляет, и я не позволю вам толковать устав в своих целях. За мной остается последнее слово. Я не допущу, чтобы у нас здесь правила толпа.
Вокруг уже собирался народ — колонисты пришли на собрание.
— Это все? — спросил мистер Марло.
— Да. Остается только добавить, чтобы вы и все остальные разошлись по домам.
— Они сделают так, как сочтут нужным, и я тоже. Мистер Крюгер, мне странно слышать от вас, что гражданские права не представляют общественного интереса. У наших соседей есть сыновья, которые все еще находятся под опекой, если ее можно так назвать, директора Хоу, и все хотят знать, как обращаются с их детьми. Однако это не входит в повестку дня. Даю вам слово: ни я, ни мистер Саттон не собираемся просить колонию предпринимать что-либо в защиту наших сыновей. Довольно вам этого? Вы отзовете уполномоченных?
— Какова же тогда повестка дня?
— Безотлагательный вопрос, представляющий интерес для каждого члена колонии. Остальное я скажу собранию.
— Ха!
К этому времени появилось несколько членов совета. Один из них, мистер Хуан Монтес, вышел вперед.
— Минутку. Мистер Марло, когда вы говорили мне о собрании, я не имел представления, что резидент против.
— У резидента в данном случае нет права разрешать или запрещать.
— Никогда у нас такого не было. И у резидента есть право вето. Почему вы не скажете, чему посвящено собрание?
— Не говори ничего, Джейми! — через толпу протискивался доктор Макрей. — Что это за мягкотелость, Монтес? Я жалею, что голосовал за вас. Мы собираемся, когда нужно нам, а не когда позволит Крюгер. Верно я говорю, люди?
Послышался одобрительный гул.
— Я и не собирался ничего говорить, доктор, — сказал мистер Марло. — Я хочу сказать это всем в помещении и при закрытых дверях.
Монтес пошептался с другими членами совета, и Хендрикс, председатель, сказал:
— Мистер Марло, может быть, вы для порядка все же скажете совету, с какой целью созвали собрание?
Отец Джима покачал головой.
— Вы разрешили собрание. В противном случае я собрал бы двадцать подписей и обошелся без вас. Неужели вы так боитесь Крюгера?
— Они нам ни к чему, Джейми, — вмешался Макрей. Он обратился к толпе, которая теперь быстро росла, — Кто за собрание? Кто хочет послушать, что скажет Марло?
— Я! — крикнул кто-то.
— Кто это? А, Келли. Хорошо. Я и Келли — уже двое. Найдется еще восемнадцать человек, которые не спросят у Крюгера, можно им чихнуть или нет?
Отозвался еще один, за ним другой.
— Трое, четверо. — Через несколько секунд Макрей набрал двадцать человек и обратился к резиденту: — Уберите своих подручных от двери, Крюгер.
Крюгер был вне себя. Хендрикс шепотом посовещался с ним и убрал уполномоченных, которые сделали вид, что приказ исходит от самого Крюгера, и были только рады уйти от греха подальше. Все повалили в зал.
Крюгер сел сзади (обычно он занимал место в президиуме). Отец Джима, видя, что члены совета тоже не стремятся возглавить собрание, вышел на сцену сам.
— Нам нужно выбрать председателя, — объявил он.
— Веди сам, Джейми, — сказал доктор Макрей.
— Нет уж, давайте, пожалуйста, соблюдать правила. Какие будут предложения?
— Господин председатель!
— Да, мистер Конски?
— Я предлагаю вас.
— Очень хорошо. Другие предложения?
Других предложений не было, и Марло занял свое место — за него проголосовали единогласно.
Он сказал, что получил известия, жизненно важные для колонии, и рассказал о том, как Виллис попал в руки Хоу. Крюгер встал.
— Марло!
— Обращайтесь в президиум, пожалуйста.
— Господин председатель, — процедил Крюгер, — вы говорили, что не станете агитировать собрание в пользу своего сына. Теперь вы пытаетесь уберечь его от заслуженного наказания. Вы…
Мистер Марло поднял молоток.
— Вы нарушаете порядок собрания. Сядьте.
— Не сяду. Вы нагло и неприкрыто…
— Мистер Келли, назначаю вас приставом. Следите за порядком. Помощников подберите сами.
Крюгер сел, и Марло продолжал:
— Повестка собрания не имеет ничего общего с обвинениями против моего сына и сына Пэта Саттона, но известия я получил от них. Вы все видели марсиан круглоголовых-попрыгунчиков, как зовут их дети, и знаете об их удивительной способности имитировать звуки. Многие, наверное, слышали, как это делает питомец моего сына. Случилось так, что этот круглоголовый оказался там, где обсуждались некоторые вещи, которые нам всем следует знать. Джим, тащи его сюда.
Джим, преисполненный сознания собственной важности, взошел на сцену и посадил Виллиса на стол президиума. Виллис поглядел вокруг, и глазки тут же ушли внутрь.
— Джим, — нервно зашептал отец, — приведи его в чувство.
— Сейчас попробую. Малыш, выходи: никто не обидит Виллиса. Выходи, Джим хочет поговорить с тобой.
— Это очень робкие существа, — сказал отец собранию. — Пожалуйста, соблюдайте полную тишину. Ну как, Джим?
— Сейчас.
— А, чтоб ему! Надо было сделать запись.
В этот самый момент Виллис выглянул наружу.
— Слушай, Виллис, — сказал Джим. — Джим хочет, чтобы ты говорил. Все ждут, что Виллис будет говорить. Ну давай: «Добрый день. Добрый день, Марк».
— Садись, мой мальчик, — подхватил Виллис. — Всегда рад видеть тебя. — И стал передавать беседу Хоу с Бичером.
Кое-кто узнал голос Бичера; послышались приглушенные возгласы. Мистер Марло свирепо жестикулировал, призывая к молчанию.
Когда Бичер начал излагать свою теорию узаконенных махинаций, Крюгер встал. Келли положил ему руки на плечи и усадил на место, а когда Крюгер начал протестовать, зажал ему рот. И улыбнулся: ему хотелось это сделать с тех самых пор, как Крюгера назначили к ним в колонию.
В промежутке между двумя диалогами аудитория стала шуметь. Мистер Марло знаками показал, что самое интересное еще впереди. Мог бы и не беспокоиться: Виллиса, если уж он завелся, остановить было не легче, чем хорошо пообедавшего рассказчика.
Когда он кончил, настала тишина: все были ошеломлены. Потом поднялся ропот, он перешел в шум, а затем в крик, все заговорили разом. Марло застучал по столу, и Виллис ушел в себя. Слова попросил Эндрюс, молодой техник.
— Господин председатель, мы понимаем, насколько это важно, если это правда, но — можно ли полагаться на эту зверюшку?
— Ну, я думаю, они способны передавать чужую речь только слово в слово. Есть здесь психолог, который может выступить экспертом? Что скажете, доктор Ибаньес?
— Я согласен с вами, мистер Марло. Круглоголовый может разговаривать на своем умственном уровне, но речь, которую мы слышали, он должен был воспринять извне. Он повторяет, как попугай, только то, что слышит. Не думаю, что такую «фонограмму», если можно так выразиться, возможно изменить после того, как она запечатлелась в нервной системе животного. Это безусловный рефлекс, усложненный, красивый, но все же рефлекс.
— Удовлетворен, Энди?
— Пока нет. Это все знают, что попрыгунчик — просто суперпопугай и не настолько умный, чтобы врать. Но откуда нам знать, что это говорил генеральный резидент? Голос похож, но я его слышал только по радио.
— Да Бичер это, — крикнул кто-то. — Я его достаточно наслушался, когда жил в Сырте.
Эндрюс не согласился.
— Похоже-то похоже, но мы должны знать точно. Может, это просто хороший актер.
Крюгер все это время сидел тихо, будто пораженный шоком. Новость была новостью и для него — Бичер не решился доверить тайну никому из колонии. Но совесть резидента была нечиста, он знал по своей почте, что Виллис сказал правду: миграция требует определенных распоряжений из планетарного управления. Крюгер был вынужден сознаться себе, что никаких шагов к тому, чтобы миграция состоялась, по официальной версии, через две недели, предпринято не было.