Он решил найти Фрэнка и спросить у него. И нашел, но рассказать ничего не успел. Кто-то закричал:
— Марло! Джим Марло!
— Капитан Марло в планетарном управлении, — ответили ему.
— Не его, мальчика, — сказал первый. — Джим Марло! Тебя там спрашивают у входа.
— Иду, — прокричал Джим, — Кто там еще?
И стал проталкиваться к выходу, Фрэнк за ним.
Человек, который его вызвал, подождал, пока он подойдет, и ответил:
— Ты не поверишь, я и сам не верю. Марсиане.
Джим с Фрэнком выбежали из дома. У дверей школы собралось больше дюжины марсиан. Там были Гекко и Гкуро, но К’бумча не было. Не находил Джим и старика, которого считал главным в племени Гекко. Гекко, увидя их, сказал на своем языке:
— Привет, Джиммарло, привет, Фрэнксаттон, друзья, испившие со мной воды.
С ладони Гекко отозвался еще кто-то:
— Приветик, Джим!
Виллис с честью вернулся домой, пусть он немного и опоздал, но выполнил задание.
Один из марсиан мягко прогудел что-то, и Гекко спросил:
— Где тот, который украл нашего малыша?
Джим не был уверен, правильно ли он понял.
— Он спрашивает, где Хоу, — сказал Фрэнк и ответил Гекко на довольно беглом и правильном марсианском. Хоу все еще сидел в своем укрытии, опасаясь Келли, хотя его много раз приглашали выйти.
Гекко показал, что хочет войти в дом. Мальчики удивились, но охотно провели его. Чтобы войти в шлюз, Гекко пришлось принять форму, напоминающую вешалку для шляп, но все же он поместился.
Внутри он произвел такое же впечатление, как если бы в церковь ввели слона. Все расступались перед ним.
В дверь канцелярии было еще труднее пролезть, чем в шлюз, но Гекко пролез — Джим с Фрэнком помогли. Гекко отдал Виллиса Джиму и легонько подергал ручку двери в кабинет Хоу. Потом потянул, и дверь оторвалась — не только потому, что сломался замок, она просто слетела с петель. Гекко двинулся дальше, целиком заполнив дверной проем.
Мальчики переглянулись, а Виллис спрятался. Они слышали, как Хоу сказал:
— Что это означает? Кто…
Потом Гекко выпрямился, насколько он мог это сделать в комнате, рассчитанной на человека, и пошел к выходу. Мальчики замешкались.
— Давай посмотрим, что он с ним сделал, — сказал Фрэнк и заглянул в дверь. — Я его не вижу. Эй, Джим, его там вообще нет. И не было.
Они побежали за Гекко, догнав его у выхода из школы. Никто не задерживал ни Гекко, ни их. Укоренившееся опасение относительно марсиан заставило всех убраться с дороги.
Выйдя, Гекко спросил их:
— Где другой, который хотел причинить зло малышу?
Фрэнк объяснил, что Бичер в другом месте и к нему нельзя.
— Покажи нам, где, — велел Гекко и взял обоих на руки. Другой марсианин забрал у него Фрэнка.
Джим уютно сидел в мягких ладонях Гекко, так же как Виллис на руках у Джима. Виллис выставил глазки и огляделся.
— Хорошо едем, да?
Джим не был в этом уверен.
Марсиане со скоростью добрых восемь миль в час прошагали по городу, через мост и в планетарное управление. Шлюз там был выше и просторнее школьного, так что в здание прошли все. Вестибюль был достаточно высок и для самого высокого марсианина. Войдя, Гекко опустил на пол Джима, а другой марсианин — Фрэнка.
Их встретили с тем же опасливым удивлением, что и в школе. Вышел Макрей и оценил обстановку без особого волнения.
— Это что за делегация?
— Они хотят поговорить с Бичером, — объяснил Фрэнк.
Макрей поднял брови и заговорил на чистом марсианском.
Один из марсиан ответил, и они беседовали некоторое время.
— Ладно, я приведу его, — согласился доктор и повторил это по-марсиански.
Он прошел в глубину здания и вскоре вернулся, толкая перед собой Бичера, а за ним шли Ролингс и Марло.
— К вам тут пришли, — сказал Макрей и выпихнул Бичера в вестибюль.
— Это он? — спросил марсианин.
— Он самый.
Бичер посмотрел на марсиан и спросил на бейсике:
— Что вам от меня надо?
Марсиане подошли и окружили его со всех сторон.
— Отойдите от меня!
Марсиане медленно сжимали круг. Бичер хотел вырваться, но широкая ладонь преградила ему путь.
Круг становился все теснее. Бичер метался внутри, и наконец его стало не видно за ширмой из ладоней.
— Выпустите меня! — кричал он. — Я ничего не сделал. Вы не имеете права… — голос оборвался на визгливой ноте.
Круг распался. Внутри никого не было, даже пятнышка крови не осталось на полу.
Марсиане пошли к выходу. Гекко задержался и сказал Джиму:
— Хочешь пойти с нами, друг?
— Нет, о нет. Мне нужно остаться здесь. — Джим спохватился и повторил это по-марсиански.
— А малыш?
— Виллис останется со мной. Правда, Виллис?
— Конечно, Джим.
— Тогда скажи Гекко сам.
Виллис послушался, Гекко печально простился с мальчиками и Виллисом и пошел в шлюз.
Макрей и Ролингс озабоченно шептались, стоя на месте, где только что был Бичер. Сонный и растерянный Марло слушал.
Фрэнк сказал:
— Пойдем-ка отсюда, Джим.
— Пойдем.
Марсиане все еще стояли у дома. Гекко, увидев мальчиков, поговорил с одним из марсиан и спросил их:
— Где ученый, который говорит на нашем языке? Мы хотим поговорить с ним.
— По-моему, им нужен док, — сказал Фрэнк.
— Он его имел в виду?
— Кажется. Позовем его.
Они вернулись и извлекли Макрея из кучки взволнованных людей.
— Док, — сказал Фрэнк, — они хотят с вами поговорить — марсиане.
— Почему со мной? — спросил доктор.
— Не знаю.
— Как, шкипер? — спросил доктор у Марло. — Хотите поприсутствовать? Мистер Марло потер лоб.
— Нет, я слишком ошарашен, чтобы говорить на их языке. Идите вы.
— Ладно.
Макрей пошел за скафандром и маской, позволил мальчикам помочь ему одеться и не стал возражать, когда они пошли за ним. Однако выйдя из дома, Джим и Фрэнк предпочли стать в сторонке и наблюдать оттуда.
Макрей неторопливо подошел к группе марсиан и заговорил с ними. Они загудели в ответ. Доктор, стоя среди них, говорил, помогая себе жестами. Беседа продолжалась довольно долго.
Наконец утомленный Макрей опустил руки. Марсиане загудели, явно прощаясь, и двинулись быстрым, но неспешным для них шагом к мосту, а потом к своему городу. Макрей поплелся в дом.
— В чем там было дело, доктор? — спросил его Джим в шлюзе.
— А? Да так, сынок, ничего такого.
Войдя, Макрей взял Марло за руку и повел обратно в приемную.
— Пойдемте и вы, Ролингс. Остальные займитесь своим делом. — Но мальчиков, которые увязались за ними, Макрей не прогнал. — Послушайте и вы, раз уж по уши сидите в этом деле. Следи за дверью, Джим, чтобы никто не вошел.
— В чем дело? — спросил Марло. — Чего вы такой мрачный?
— Они хотят, чтобы мы ушли.
— Ушли?
— Ушли с Марса, вернулись на Землю.
— Как? Что их заставило предложить нам это?
— Это не предложение. Это приказ, ультиматум. Они даже не дают нам времени, чтобы вызвать корабли с Земли. Они хотят, чтобы мы ушли — все и каждый, будь то мужчина, женщина или ребенок; они требуют, чтобы мы ушли немедленно, — и они не шутят!
14. ВИЛЛИС
Четыре дня спустя доктор Макрей, пошатываясь, вошел в тот же кабинет. У Марло по-прежнему был усталый вид, но теперь по-настоящему измученным выглядел Макрей.
— Убери всех отсюда, шкипер.
Марло отпустил всех, кто был в кабинете, и закрыл дверь.
— Ну что?
— Ты получил мое письмо?
— Да.
— Декларация об Автономии составлена? Поддержал ее народ?
— Да, составлена, боюсь только, основное мы списали с американской Декларации независимости, но в общем справились.
— Риторика меня не волнует. В какой стадии документ?
— Ратифицировали. Это было довольно легко. Получили пару испуганных запросов из лагерей Проекта, но документ прошел. Пожалуй, мы должны благодарить за это Бичера — из-за него всем вдруг показалось, что независимость то, что нам надо.
— Ничего мы ему не должны! Из-за него нас всех чуть не поубивали.
— То есть как?
— Потом скажу, сначала покончим с Декларацией. Я ведь там пообещал кое-что. Отправили ее?
— Прошлой ночью передали по радио в Чикаго. Ждать ответа пока еще рано. Дайте я тоже спрошу: у вас все прошло успешно?
— Да, — Макрей устало потер глаза, — мы можем остаться. Это была великая битва, Джейми, но победа осталась за мной. Они разрешили.
Марло встал и включил магнитофон.
— Может быть, запишем вас сразу на пленку, чтобы не возвращаться к этому?
Макрей отмахнулся.
— Нет. Мой официальный рапорт, каким бы он ни был, потребует самой тщательной редакции. Сейчас я попробую просто рассказать тебе обо всем. — Он помолчал в раздумье. — Джейми, сколько времени прошло с тех пор, как люди впервые высадились на Марсе? Больше пятидесяти земных лет, верно? Кажется, я больше узнал о марсианах за последние несколько часов, чем за все эти годы… И все же я ничего о них не знаю. Мы все думаем о них, как о людях, пытаемся поместить их в наши рамки. Но они не люди; они совершенно на нас не похожи. Они совершали межпланетные полеты еще миллионы лет назад, — добавил доктор, — и отказались от них.
— Что-о? — сказал Марло.
— Да ничего. Неважно. Это только одно из многого, что я узнал из разговора со стариком — тем самым стариком, с которым говорил Джим. Кстати, Джим не знает, с кем ему довелось говорить, старик вовсе не марсианин.
— Минутку, а кто же он тогда?
— Ну, он, конечно, родился на Марсе, но это не марсианин в нашем с тобой понимании. По крайней мере мне он таким не показался.
— Как он выглядит? Опишите его.
— Не могу, — пришел в замешательство Макрей. — Может, мы с Джимом видели каждый то, что он хотел. Оставим это. Виллис должен будет вернуться к марсианам, и довольно скоро.
— Жаль, — ответил Марло. — Джим будет против, но это не такая уж высокая цена, если марсиане так решили.
— Ничего ты не понимаешь, ничегошеньки. В Виллисе-то вся и загвоздка.
— Конечно, он имел отношение ко всей этой истории, — согласился Марло, — но почему загвоздка?
Макрей потер виски.
— Все очень сложно, не знаю, с чего и начать. Виллис очень много значит. Знаешь, Джейми, ты, безусловно, войдешь в историю как отец-основатель, но, между нами говоря, слава спасителя должна принадлежать Джиму. Исключительно Джиму и Виллису — любви Виллиса к Джиму и упрямой привязанности Джима к Виллису — обязаны колонисты своей жизнью. Если б не они, мы бы пошли на корм червям. Ультиматум, обязывающий нас убраться с планеты, — всего лишь уступка, сделанная ради Джима. Они собирались уничтожить нас.
Марло открыл рот.
— Но это невозможно! Марсиане не способны на такое!
— Еще как способны, — заверил его Макрей. — Они долго сомневались на наш счет. Намерение Бичера отправить Виллиса в зоосад переполнило чашу, но благодаря отношениям Джима и Виллиса она вновь вошла в берега. И марсиане пошли на компромисс.
— Не могу поверить, что марсиане могли бы так поступить, — возражал Марло, — и не понимаю, как бы они это сделали.
— А Бичер где? — озадачил его Макрей.
— Н-н-да.
— Вот и помолчи о том, что они могут и чего не могут. Мы о них ничего не знаем — ровно ничего.
— Не стану спорить. Но что это за тайна вокруг Джима и Виллиса? Что им так дался Виллис? В конце концов он всего лишь попрыгунчик.
— Не думаю, что смогу разъяснить эту тайну, — сознался Макрей, — но кое-какие гипотезы на этот счет есть. Ты знаешь марсианское имя Виллиса? Знаешь, что оно означает?
— Я даже не знал, что у него есть имя.
— Оно означает: «Тот, на кого возлагаются надежды мира». Это о чем-нибудь тебе говорит?
— Видит бог, ни о чем.
— Может быть, я плохо перевел. Может быть, лучше сказать «Подающий надежды» или просто «Надежда». Возможно, это лишь поэтическое значение имени, как и у нас. Возьмем мое имя — Дональд. Означает «Правитель мира». Тут мои родители промахнулись. А может, марсианам просто нравится давать попрыгунчикам цветистые имена. Я знал одного пекинеса, так его, не поверишь, звали «Великий чемпион Маньчжурии, принц Бельведерский». — Макрей вздрогнул. — А знаешь, что я вспомнил: в кругу семьи этого песика звали Виллис!
— Да что вы!
— Точно. — Доктор поскреб щетину на подбородке и подумал, что на той неделе надо будет побриться. — Но это даже не совпадение. Я же и предложил Джиму назвать попрыгунчика Виллисом — наверное, вспомнил того пекинеса. Тот пучеглазый паршивец смотрел точно как Виллис — наш Виллис. Я хочу сказать, что ни одно из имен Виллиса, в сущности, ничего не значит.
Доктор замолчал так надолго, что Марло сказал:
— Вы не очень-то спешите раскрыть тайну. Вы ведь думаете, что настоящее имя Виллиса все-таки означает кое-что, иначе вы бы его не упомянули.
Макрей подскочил на месте.
— Да. Я действительно так думаю. Я думаю, что имя Виллиса следует понимать буквально. Нет, погоди, не спорь пока. Я ничего не хочу тебе навязывать. Скажи сам, кто такой Виллис, по-твоему?
— Кто? По-моему, он представитель экзотической марсианской фауны, полуразумное существо, хорошо приспособленное к окружающей среде.
— Сколько умных слов, — пожаловался доктор. — А по-моему, это марсианин, который еще не вырос.
— У них же совершенно разное строение, — заволновался Марло. — Они различны, как небо и земля.
— Допустим. А в чем сходство между гусеницей и бабочкой?
Марло открыл рот и снова закрыл.
— Я тебя не упрекаю, — продолжал Макрей, — мы никогда не связываем подобные метаморфозы с «высшими формами жизни», что бы мы под этим ни понимали. Но я думаю, что Виллис именно то, что я сказал, и этим объясняется, почему он должен вскоре вернуться к своим. Сейчас он в стадии личинки, но скоро станет куколкой и вступит в стадию гибернации (нечто вроде долгого сна). Выйдя из нее, он станет марсианином.
Марло прикусил губу.
— Да, ничего невероятного в этом нет, просто неожиданно.
— На Марсе все неожиданно. Но если моя теория верна — заметь, я не утверждаю этого, — тогда становится понятно, почему Виллис столь важная персона. А?
— Вы хотите, чтобы я переварил слишком много за один раз, — устало сказал Марло.
— Бери пример с Черной Королевы[79]. Это еще не все. Я думаю, что у марсиан есть еще одна стадия, в коей и пребывает «старик», с которым я говорил. И эта стадия — самая странная из всех. Джейми, ты можешь представить себе народ, у которого сообщение с небесами — небесами в их понимании — развито так же, как у нас, скажем, сообщение между СШАй Канадой?
— Док, я могу представить все, что вы скажете.
— Вот мы говорим о марсианском «ином мире», что ты под этим понимаешь?
— Ну, это разновидность транса, вроде того, который практикуется в Ост-Индии.
— Я спросил тебя об этом, потому что они мне сказали, что я говорил с представителем «иного мира» — это и есть тот самый старик. Я хочу сказать, Джейми, что, кажется, заключил новый колониальный договор с призраком. А теперь не упади со стула, — продолжал Макрей. — Сейчас узнаешь, почему. Я никак не мог взять в толк, о чем он говорит, поэтому сменил тему. Мы говорили, кстати, на бейсике: он почерпнул его из мозгов Джима, так что знал те слова, которые знал Джим, и не знал тех, которых Джим знать не мог. Я спросил его, точно ли нам разрешено остаться и не позволят ли нам в таком случае марсиане воспользоваться их подземной дорогой для переезда в Копаис? Я по этой дороге ехал на переговоры. Очень остроумно устроено: ускорение гасится, как будто кабина на карданном подвесе. Старик никак не мог понять, чего мне надо. Потом показал мне глобус Марса — очень точный, только без каналов. Меня сопровождал Гекко, как и Джима. Старик посовещался с Гекко, причем смысл дискуссии составляло то, в каком году я нахожусь? Потом глобус у меня на глазах стал постепенно меняться, на нем прорезались каналы. Я видел, как они строились, Джейми. Вот я и спрашиваю тебя, — заключил доктор, — кто он такой, если не может сразу вспомнить, какое у нас тысячелетие? Не будешь возражать, если я назову его призраком?
— Не буду, — заверил Марло. — Может, мы все тут призраки.
— Я изложил тебе одну теорию, Джейми, а вот другая: попрыгунчики, марсиане и старики — это три разные расы. Попрыгунчики — граждане низшего класса, марсиане — средний класс, а высший класс мы никогда не видим, потому что они живут у себя под землей. Им безразлично, что мы там вытворяем на поверхности, лишь бы вели себя как следует. Нам можно пользоваться парком, можно даже ходить по газонам, но птиц пугать нельзя. А может, «старик» — это всего лишь образ, внушенный мне Гекко под гипнозом, может, существуют только попрыгунчики и марсиане. Как хочешь, так и понимай.
— Никак не хочу, — сказал Марло. — Я доволен, что вам удалось заключить соглашение, позволяющее нам остаться на Марсе. Должно быть, пройдут годы, прежде чем мы поймем их.
— Мягко говоря, Джейми. Белый человек до сих пор изучает американских индейцев и через пятьсот лет после Колумба все не может понять, «почему он тикает», а ведь и индеец, и европеец оба люди, похожие, как две горошины. А тут марсиане. Мы их никогда не поймем, мы просто идем в разных направлениях. — Макрей встал. — Хочу принять ванну и поспать… только вот поговорю с Джимом.
— Минутку, док. Как вы думаете, будут какие-нибудь проблемы с принятием Декларации?
— Их не должно быть. Отношения с марсианами оказались в десять раз сложнее, чем мы считали, и управлять нами на расстоянии теперь нереально. Вообрази, как бы решался вопрос, подобный нашему, как бы его поставили на голосование правления, члены которого марсианина и в глаза не видели?
— Я не то имел в виду. Насколько большое сопротивление нас ожидает?
Макрей снова поскреб подбородок.
— Людям и раньше приходилось бороться за свободу, Джейми. Я не знаю. От нас зависит убедить землян в том, что автономия необходима. Судя по тому, как обстоит на Земле дело с населением и продовольствием, они пойдут на все (когда поймут, с чем мы тут столкнулись), пойдут на все, лишь бы сохранить мир и продолжить эмиграцию. Тормозить Проект им ни к чему.