Эта эпическая песнь содержит драму распадающегося и погибающего рода: Сигрун проклинает родного брата за убийство мужа, насылая на него традиционное заклятье — пусть он погибнет от собственного оружия! Даг отвечает, что не он виною такой судьбе, виноват Один, сеятель раздоров.
Резной нос ладьи из Осеберга, открытой во время раскопок.
В погребения помещали целые ладьи, которые содержали все необходимое для «жизни». Эта ладья, украшенная замечательной резьбой, принадлежала королеве Асе.
Курганы Инглингов и церковь в Старой Упсале в Швеции.
Скандинавские амулеты, найденные в Гнездове под Смоленском, на пути из варяг в греки. X век.
Золотые и серебряные украшения из Гнездова. X век.
Золотой клад из Мона в Норвегии. Вторая половина IX века.
Эпос о Инфлунгах сохранил предания о «вальском» — франкском — золоте. Возможно, сокровище было собрано во время похода во Францию.
Деревянные сани из королевского погребения в Осеберге в Норвегии. IX век.
Умерших обеспечивали не только ладьей, в которой он переплывал загробный поток, но и санями. В них он мог путешествовать зимой.
Герой в змеиной яме.
Резьба на повозке, наеденной в Осеберге. Первая половина IX века. Изображен сюжет казни Гуннара, он был погребен в могиле — змеином рву.
Портал деревянном церкви в Хилесгаде в Норвегии украшен сценами из легенды о Сигурде, победителе дракона.
Хельги тем временем хоронят под курганом, сам же он отправляется в Вальхаллу. В песни говорится, что Один предложил своему потомку Вёльсунгу править вместе с ним. Тогда Хельги велит своему врагу и убийце отца Хундингу, который пал в битве с Хельги, но также пребывает в Вальхалле, омыть ноги эйнхериям, развести огонь, привязать собак и даже задать пойло свиньям (рабская работа!), а затем лишь думать об отдыхе. (Само имя Хундинг имеет уничижительное значение — «собака»). Мы видим, что победитель в Вальхалле оказывается вправе помыкать побежденными, как своими слугами. Но эти загробные почести уже не приносят счастья эпическому герою.
Однажды, идучи на закате возле кургана Хельги, служанка Сигрун увидела, как конунг с дружиной подъезжает к кургану. Она спросила, не настал ли конец света — ведь мертвые скачут туда, куда им не дано возвратиться. Конунг отвечает, что конец света еще не настал, и хоть загробная дружина шпорит коней, ей не дано возвратиться домой.
Служанка рассказывает хозяйке, что раскрылся курган, и Хельги вернулся. Он просит осушить его кровавые раны. И преданная Сигрун спешит к кургану. Ее радость — радость валькирии: она так счастлива видеть умершего мужа, как соколы Одина (то есть вороны) радуются, увидев еще теплые трупы убитых. Она просит Хельги снять кольчугу, но в объятиях Сигрун оказывается мертвец — его волосы покрыл иней, тело — смертная роса, руки холодны как лед. Мертвый конунг напоминает, что Сигрун сама повинна в том, что Хельги «обрызган горя росою» — ведь он пал в распрях с ее родичами! Но мертвый герой не велит запевать горестных песен, хоть он и потерял счастье и земли. Ведь с ним в кургане пребудет теперь знатная дева, «диса воинов»!
И Сигрун стелет брачное ложе в кургане — она хочет устроить герою Вальхаллу прямо в могиле. Но Хельги уже пора спешить — ему надо скакать на бледном коне по алой дороге, пока петух Сальгофнир не разбудил эйнхериев.
Хельги скачет назад в Вальхаллу, а Сигрун и ее служанка возвращаются домой. Но к ночи Сигрун вновь посылает служанку к кургану, следить, не приедет ли Хельги. Напрасно — спускается ночь, а Хельги нет. Но тут разумная служанка произносит загадочную фразу, она отговаривает хозяйку спускаться в курган — «ведь ночью сильней становятся все мертвые воины, чем днем, при солнце».
Эта фраза может означать только одно — отправившийся в Вальхаллу Хельги мыслится одновременно присутствующим в кургане — своем загробном жилище.
В народной традиции считается, что нельзя долго тосковать и оплакивать умершего жениха или мужа — иначе он явится с того света и унесет с собой тоскующую. В немецкой балладе «Ленора», вдохновившей многих поэтов-романтиков, мертвый жених, павший на поле боя в Венгрии (в Гуннской земле германского эпоса), прискакал ночью к своей невесте. Он торопит ее в свой дом на зеленом лугу, пока не пропели петухи, возвещающие рассвет. Но разумная дева отказывается скакать с ним в дальнюю дорогу — его кровать слишком узка. Ему суждено покоиться на ней одному — до Страшного Суда.
В датской балладе Оге и Эльсе мертвый жених слышит из могилы плач возлюбленной. Он берет свой гроб и является к ней в дом. Подобно Сигрун, Эльсе встречает возлюбленного и расчесывает его волосы золотым гребнем. Она спрашивает, что происходит там, в могильном мраке. И жених сначала отвечает, что в могиле так же, как в небесном царстве, — его невеста может не грустить. Но преданная Эльсе собирается последовать за женихом, и его любовь оказывается сильнее, чем привязанность к невесте. Оге признается, что в могиле темно как в преисподней, и, когда невеста оплакивает его, кровью наполняется гроб и змеи кишат у его ног. Но когда Эльсе смеется и поет, загробное жилище наполняется лепестками роз. Признание мертвеца не спасает Эльсе от тоски — она умирает.
Любовь выходца с того света — мертвеца или альва — гибельна для живых. Сигрун в песни о Хельги вскоре умерла от скорби — герой дождался своей возлюбленной в кургане. В конце песни сказано, что в древние времена люди верили, будто умершие рождаются вновь. Говорили, что обрели новое рождение и Хельги и Сигрун: герой получил при рождении прежнее имя, его возлюбленная стала валькирией Карой. Рок преследовал и эту пару. В исландских стихах рассказывается, что Кара покровительствовала Хельги в битвах, но однажды в поединке с врагом воин случайно задел мечом парящую над ним валькирию: его дух-хранитель был ранен, и сам Хельги пал в поединке.
Детективный жанр и судьбы умерших в век викингов
Другой литературный жанр, опять-таки связанный с тем главным для конца родового строя мотивом — распрей внутри рода, это тайное убийство, оказавшееся началом драматической истории, рассказанной в исландской «Саге о Гисли».
Ее герой Гисли видит, что приходит конец традиционному миру — родовые связи гибнут в распрях, — и пытается противостоять этому. Он пробует связать ближайших к нему людей — своего брата Торкеля, шурина Вестейна и свояка Торгрима — узами побратимства. Для этого нужно было пройти специальный обряд — вырезать полосу дерна, припереть его копьями с нанесенными на них рунами, приподняв над землей, пройти под этими «воротами», затем смешать с землей собственную кровь и поклясться именами всех богов, что побратимы буду держаться вместе и мстить друг за друга, как кровные родичи. Побратимы были как бы заново рождены самой матерью-землей, их узы становились нерушимыми, и сам Один почитал эти узы побратимства.
Но Торгрим не захотел смешивать свою кровь с кровью Вестейна, и тогда Гисли не стал скреплять кровью свои узы с Тогримом. Это и предрешило дальнейший ход распри. Торкель узнал, что его жена — любовница Вестейна. В саге рассказывается, как Торгрим и Торкель позвали колдуна, сковавшего им копье, на котором были нанесены тайные руны. Тот же колдун вызвал бурю и ненастье, чтобы Гисли не мог попасть в дом своего побратима и предотвратить расправу над ним. Колдовским копьем неизвестный убийца пронзил Вестейна ночью во сне. Это считалось подлым убийством: совершившие его попадали в Хель. Гисли вынул копье из груди убитого побратима, и это было знаком того, что Гисли собирается мстить.
Тем временем люди собираются на похороны Вестейна, и туда является Торгрим. Он говорит собравшимся об обычае обувать башмаки Хель на тех, кто собирается в Вальхаллу, и завязывает обувь на ногах Вестейна. «Я не умею завязывать башмаков Хель, если эти развяжутся», — проговаривает потом Торгрим. Этот обычай упоминается только в «Саге о Гисли», хотя мы знаем, что для путешествий в иные миры нужна была волшебная обувь — такие башмаки были у Локи.
Убийца так и не был найден — очевидно, он не боялся загробного наказания и не объявил о своем деянии. Но выяснилось, что обряд совершенный Торгримом, Гисли воспринял как вызов. Ночью он является в дом Торгрима с тем же копьем: по преданию его клинок был выкован чудесным кузнецом из рода черных альвов (как и копье самого Одина). Прежде чем убить его, Гисли будит спящего хозяина — он соблюдает кодекс чести и не хочет прослыть подлым убийцей. Тем не менее Гисли не был пойман на месте преступления и мог принять участие в похоронах Торгрима. Когда умершего положили на корабль и хотели засыпать курган, Гисли взял на берегу огромный, как скала, камень и навалил его на погребальную ладью, так, что весь корабль затрещал. «Я не умею ставить корабль, если этот унесет ветром», — сказал Гисли. Все обратили внимание на то, что, совершая обряд, Гисли отплатил Торгриму за Вестейна.
Смысл этих слов становится ясным позднее: когда была отпразднована тризна по Торгриму, наступила зима, и снег покрыл все вокруг. Лишь юго-западная пола Торгримова кургана не была покрыта снегом, и люди думали, что Торгрим снискал расположение Фрейра своими жертвами — Фрейр не хотел, чтобы их разделял мороз. Фрейр, погребенный в кургане, как в загробном жилище, покровительствовал тем, кто обитал в могиле. Значит, Гисли навалил камень на ладью Торгрима, чтобы она не отплыла в Вальхаллу, а Торгрим завязал башмаки Вестейну для того, чтобы он не достиг воинского рая, остался связанным путами в кургане.
Распря продолжалась на поле обряда так же, как в словесном поединке и поединке с оружием в руках. Она продолжилась и в поединке колдовском, ибо родич Торгрима нанял колдуна, чтобы тот магическим способом лишил Гисли поддержки его друзей в Исландии. Гисли делает вид, что ничего не знает о распре и устраивает у подножия кургана игру в мяч. В ней участвует (против Гисли) родич Торгрима, и его люди оскорбляют партнера Гисли по игре. Однако мать этого партнера оказывается колдуньей, и на хутор оскорбивших ее сына людей обрушивается с гор снежная лавина. В отместку родичи Торгрима забивают колдунью камнями, а Гисли велит убить напустившего на него порчу колдуна, и того тоже заваливают камнями. Но удача оставляет Гисли, и он погибает — такова участь большинства героев саг.
Вожди, колдуны и сама природа оказываются втянутыми в родовую распрю, а мертвецы остаются членами рода — связи с ними не разрываются после смерти, они взывают к отмщению.
Мифологический оксюморон: «живые мертвецы»
Вестейн и Торгрим, корабль которого был завален скалой, не могли, подобно Хельги Убийце Хундинга, выйти из кургана и отправиться в Вальхаллу. Но исландские саги полны рассказами о мертвецах, выходящих из могилы, но не для того, чтобы отправиться в загробный мир.
Беспокойный покойник — это такой же оксюморон, как горячий лед. Но представления о бесчинствах живых мертвецов были повседневными реалиями исландского быта.
Один из них — Храпп в «Саге о людях из Лососьей долины» — при жизни был рачительным хозяином, хотя имел злобный нрав и часто нападал на соседей. И после смерти он просил, чтобы его похоронили в стоячем положении в дверях дома — так ему легче будет следить за хозяйством. Жена не осмелилась перечить своенравному мужу, и после смерти он проявил свой нрав в полной мере, перебив почти всех домочадцев и продолжая нападать на соседей, так что его хутор запустел. Храппа пришлось выкопать из его могилы под дверью, перенести подальше — туда, где редко проходили люди и скот, и могилу завалить камнями. После этого он почти перестал появляться. Однажды один из состоятельных исландцев решил переселиться на этот хутор и отправился туда на лодке со своим скарбом и домочадцами. Тут лодка налетела на камень, а сидевшие в ней увидели большого тюленя с глазами, очень похожими на человеческие: зверь не давал плыть ладье, пока не поднялась буря, так что все переселенцы утонули. Ясно, что Храпп оказался еще и оборотнем и не желал, чтобы кто бы то ни было владел его хутором.
Наконец в этой несчастливой местности поселился богатый скотом исландец. Его хлев располагался в лесу, и посланный туда работник опять столкнулся с Храппом. Хозяин сам, взявши копье, решил расправиться с мертвецом, но тот отломил наконечник и провалился сквозь, землю. Наутро исландцы пришли к могиле и раскопали ее, разбросав камни. Храпп лежал там с наконечником копья. Пришлось извлечь беспокойного мертвеца и сжечь его на костре. Пепел Храппа выбросили в море, и после этого он исчез навсегда.
Мы видим, что совершившие этот ритуал исландцы следовали завету Одина — ведь пепел умершего следовало выбросить в море. Конечно, Храпп не направился в Вальхаллу — он не был павшим героем. Ясно, что назначением обряда было удалить вредоносного покойника в иной мир, в Хель, чтобы он не убивал живых.
Не менее злобен был персонаж другой саги — о скальде Греттире. Его звали Глам, и он жил уже тогда, когда в Исландии стало распространяться христианство. Он был упорным язычником и потребовал однажды, чтобы на Рождество — йуль — во время строгого поста ему дали еды. Потом он отправился со стадом, но поднялась буря, и Глам не вернулся в рождественскую ночь. Отправились на его поиски и нашли пастуха в горах, где повсюду видны были следы страшной борьбы. Пастух был мертв, черен, как Хель и огромен, как бык. Говорили, что его убили тролли — горные великаны. Глама, который был очень тяжел, так и не смогли довезти до церкви — лошади не могли сдвинуть дроги — и закопали неподалеку, завалив камнями. Но Глам принялся вставать из могилы и бесчинствовать — нападать на людей, забираться на конек крыши и ездить на нем, будто на лошади. Он являлся на хутор и ночью, и днем. Лишь к лету, во время Высокого, он несколько приутих. Но к Рождеству сила мертвеца опять стала прибывать, и он нападал и на людей, и на скот. Наконец, сам герой саги — Греттир, на счету которого уже была расправа с могильным жителем, явился на несчастный хутор, чтобы провести там ночь и расправиться с мертвецом.
Дом к тому времени был совершенно разорен его посещениями, и Глам снова не преминул явиться и опять принялся стучать пятками по крыше, как наездник, так что весь дом сотрясался. Затем мертвец пролез в дом — он был так огромен, что голова достигала крыши. Греттир сам был силачом и попытался было повалить мертвеца, но тот сам начал тащить своего противника к выходу. Тогда герой применил хитрость и толкнул Глама наружу, так что тот повалился на спину, а Греттир — на него. Тут из-за туч вышла луна, и Греттир увидел взгляд мертвеца. Потом скальд признавался, что впервые в жизни содрогнулся от этого взгляда и не в силах был поднять меч, чтобы прикончить выходца из могилы.
В этот момент мертвец произнес свое заклятие и напророчил, что у Греттира после встречи с ним не пребудет богатырской силы: он лишится удачи, будет объявлен вне закона, и взгляд мертвеца до самой смерти будет перед его глазами. Выходцу из могилы, как и эддической вёльве, было известно будущее — он верно предсказал судьбу герою. Но Греттиру хватило сил отрубить мертвецу голову и приложить ее к обезглавленному телу между ляжек — так расправлялись с вампирами. Потом Глама сожгли, прах собрали в мешок и похоронили подальше от жилья и дорог.
Эти мифологические рассказы, именуемые быличками, свидетельствуют, что злобные люди и после смерти могли сохранять свой дикий нрав. Но будучи существами иного мира, они обретали силу великанов и чудовищ — оборотней. Их нужно было сжечь, чтобы уничтожить наделенное сверхъестественной силой тело — отправить из могилы, расположенной возле дома, в далекий загробный мир, куда нужно много дней добираться на ладье и на коне.
Но если мы вспомним о путешествии Одина в Хель, к могиле вёльвы, от которой бог хотел получить прорицание, то выяснится, что и сама могила оказывалась не возле дома — не в Мидгарде или Асгарде, а в преисподней. Вёльва же, которую поднимает из могилы Один, говорит, что бог заставил ее отправиться в «нелегкий путь». Чтобы разобраться в этих загробных странствиях, не обойтись без мифологической географии, точнее — космографии, и без того, чем представляли себе могилу скандинавы-язычники.
Выясняется, что само слово «хель» первоначально и означало могилу — укрытие, в котором хоронили труп. Собственно могила была воплощением преисподней. Вход в загробное жилище — Ворота Мертвых, за которые заглядывала девушка на похоронах руса, — это одновременно и вход в загробный мир.
Скандинавы не зря уделяли столько внимания погребальным обрядам, смерти, которой умер сородич, и его посмертной судьбе: ведь от того, к кому присоединится после смерти умерший — к дружине эйнхериев и благодетельных богов и предков, или к полчищам чудовищ и злобных мертвецов — зависел исход последней битвы. Умерший и после смерти оставался членом рода — он был естественным мифологическим посредником между людьми и миром сверхъестественного — тем светом, ВаЛьхаллой или Хель, в которых он обречен был пребывать. Залогом того, что эти связи не обрываются, и род живых составляет единство с загробной общиной предков, были «домашние курганы», родовые кладбища: тысячи этих могильных насыпей сохранились в Скандинавии (и повсюду в Европе) от эпохи язычества. На мудрость, полученную от древних людей из домашних курганов, ссылался сам Один-Харбард. Курганы — могилы предков — считались свидетельством тому, что потомки владеют этой землей по праву: языческие могилы, а в христианскую эпоху памятные рунические камни были одновременно и «межевыми столбами». Сами же предки могли в представлениях язычников сливаться с альвами — духами природы, покровителями земель-урочищ, обитателями не только «домашних курганов», но и скал.