— Ага, просто комедийная история, Олег, — фыркнул Семенов у него над ухом, теперь, когда у него закончились сигареты, злился Колян еще крепче. — Кому рассказать, обхохочешься.
— А ты мне попробуй.
— Чего попробовать?
— Попробуй расскажи мне, как ты видишь эту историю, Колян. А там, может, вместе подумаем, а? Одному мне точно всю эту историю не разрулить.
— Чего тут разруливать, Олег?! Чего? Все же ясно, как день новый! Хочешь слушать? Слушай…
По видениям Семенова Николая, Миронкины сообща придумали историю внезапной кончины Степана под винтом катера. Конечно, у них в этом поселке должны были быть сообщники, кто-то же должен был выполнять роль покойника. Наверняка им стал какой-нибудь несчастный бродяга, более или менее подходивший по параметрам. А поскольку добровольно этот несчастный вряд ли захотел расстаться с жизнью и уговорами его было не пронять, то его пришлось перед тем, как опустить в воду, либо убить, либо усыпить. Хотя могли и в воду не опускать, а разрубить на части еще на суше, а потом просто выловить из воды уже «готовые» останки.
— Как это готовые? — не понял Олег.
А так, что вероятность того, что уготованный для гибели человек стопроцентно подпадет под винт, не так уж велика. Его могло отнести течением или, наоборот, прибить к берегу еще до того, как катер тронется. Так что, скорее всего, останки тщательно готовились еще на суше. А это хорошо спланированное убийство! Убийство с отягчающими, а не прогулка под солнцем по морю!
— Ужас какой!
Невзорова передернуло, стоило представить, как Юлия Миронкина мастерски орудует топором, разделывая бездыханного бродягу.
— А я про что тебе говорю! — оживился Семенов, на время забыв про закончившиеся сигареты. — И я говорю, что история поганая. Очень кровожадная и до конца непонятная. Но что без сообщников в южном поселке не обошлось, даже не сомневайся.
Об этом Невзоров уже думал и спорить и уж тем более сомневаться не собирался.
— Итак, идем дальше…
Дальше, благополучно и без осложнений опознав труп как своего супруга, Миронкина его там хоронит. Почему именно там, возникает резонный вопрос? Есть же родной город, где имеются друзья, бывшие коллеги и родственники. Кому-то уж точно пришла бы в голову мысль посетить похороны близкого и родного человека. Однако почему-то похороны состоялись именно там!
— Она просто боялась его не довезти. Там морг, что ли, ремонтировался и…
— Ах, как все своевременно, черт побери! Как все своевременно, не находишь? — Семенов со злостью уставился на скомканный картон из-под сигарет в своей руке. — Черт, как курить хочется! Нет, Олег, похоронила она его там, чтобы никто вдруг невзначай не обнаружил никакого несоответствия. Как в детской игре: найди десять отличий… Они оба этого боялись. И Юля твоя, и муженек ее изобретательный. Потому и похоронили, якобы его, там. А что у нас потом?..
Миронкина возвращается в город, начинает заниматься оформлением бумаг, затевает возню с наследством и, конечно же, со страховкой, из-за которой весь этот сыр-бор и был затеян. Для усыпления чьей-нибудь бдительности она и на фирму наведывается, и говорит с его секретаршей. Здесь она могла и не соврать, проверить-то легче легкого.
Муж тем временем прячется на явочной квартире, где она его регулярно навещает. И вот однажды она и в самом деле находит его там мертвым. Она в панике, мечется и не знает, что ей делать. Спрятать труп, не имея сообщника, очень сложно. Не прятать опасно. Обнаружат, всплывет история с предыдущей кончиной, под угрозой выплата по страховке.
— Вот она и прибежала к тебе, на ходу придумав, как можно поаккуратнее свою страшную историю приукрасить. — Семенов довольно ухмыльнулся, снова помотав указательным пальцем перед носом Невзорова.
— А если она обратилась ко мне не поэтому?
— А почему? — Коля снисходительно хмыкнул.
— А потому, что, приди она к тебе, ты бы закрыл ее уже через час, допросив с пристрастием. Ты бы не поверил ни одному ее слову.
— Ты-то сам хоть веришь?
— Я? Я… Я не знаю, Коль. Честно, не знаю, но вот если предположить… Ну, не выдумала ничего Миронкина, рассказав мне чистую правду. И что Степан ее был в сговоре не с ней, а с кем-то еще. С той же Викой, к примеру. Тогда кто его мог убить? — он подумал минуту. — Тот, кто еще знал о страховке.
— Кто? Кто мог еще знать, если даже сама жена не знала! Это я опять же ее утверждениями руководствуюсь. — Семенов замотал головой, снова промычав с болью об отсутствии в его смятой пачке сигарет. — Об этом что, объявление в районке давали? Нет!
— Адвокат. К ней пришел адвокат и показал страховой полис. Он знал. И работники страховой компании знали.
— Ты сейчас, пожалуй, договоришься! Давай всех начнем подозревать, исключая только ее одну! Вот далась она тебе, Олег! Зачем тогда адвокату к ней являться?
— Затем, что она наследница, указанная в полисе, а не он.
— Логично. Но ведь этот адвокат мог быть ее любовником. Как при муже мог быть им, так и после него. Почему не утешить вдовушку молоденькую? Ты такой вариант не обыгрывал?
Нет, конечно! Адвоката, как возможного воздыхателя, Невзоров в расчет не брал. Ему почему-то казалось и думалось, что Юля не такая…
Не такая, как его Надька. Не могла она изменять своему мужу при жизни. Да и после его смерти прошло не так уж много времени, чтобы пускаться во все тяжкие. Она же любила его! Любила, верила. Ну и ревновала, как водится. Ревновала даже после его смерти. С чего тогда ей обходить его бывших любовниц? И караулить одну из самых им любимых под окнами?
Нет, не могла Юля быть любовницей адвоката, как там бишь его: Александр Востриков, кажется. Она кажется вполне порядочной женщиной… Кажется…
Очень существенное дополнение. Невзоров вздохнул так, что под ребрами ощутимо скрипнуло, как в колесе немазаном. Курить надо бросать, пока не обзавелся какой-нибудь дрянью типа рака легких.
Так могла Юля быть любовницей адвоката ее мужа? И могла между этим адвокатом и ее не умершим мужем разыграться сцена ревности, закончившаяся смертью мужа? Все могло быть, черт побери! Все, что угодно! И даже то, что Юля нарочно придумала такой поворот, чтобы отмазать от подозрений любовника-адвоката.
Ох, господи! И за что ему такое наказание?! Вот ввязался, так ввязался! Сто народных мудростей сразу лезут в голову и про добрые дела, ни разу не оставленные безнаказанными, и про то, что делать добра никак нельзя, потому как злом непременно обернется…
— Ладно, черт с тобой, герой-любовник! Попытаюсь уломать ребят пробить твою машину с темной накладкой понизу. Это надо же мне так опуститься, а! — Семенов, зажмурившись, замотал головой. — Идти на поводу у сумасшедшей бабы!
— Не у бабы, допустим, а у друга, — осторожно попытался поправить его Невзоров. — Ты пробей машину, а я пока займусь этим адвокатом. Есть у меня в адвокатуре один хороший знакомый. Эта братия знает друг друга и друг о друге если не все, то много. Конкуренция обязывает. Осторожно наведем справки, а там уже решим с тобой сообща, что делать с этой дамочкой. Верить ей или нет. Коль, слышь, а что, если она не придумала ничего, и все правда? Скажи, история бредовая, да?
Семенов не ответил, покосившись на него, как на дурака последнего. Побурчал еще минут десять, полазил в кухне по пустым кастрюлям, покрыл его матом за бесхозяйственность и вскоре отбыл. А Олег тут же бросился к телефону звонить Юле.
Он слишком долго не говорил с ней и не виделся. Вдруг что-то изменилось за это время? Вдруг с ней что-то случилось? Разве он мог допустить?
— Нет, все нормально пока, — ответила она с едва слышным вздохом. — Если всю ситуацию вообще можно рассматривать, как нормальную. Знаете, Олег, я чем больше думаю, тем больше путаюсь. И смешно признаться, иногда мне начинает казаться, что я схожу с ума!
— Почему? — задал он совершенно идиотский вопрос.
За сумасшедшую-то ее легко можно было принять, даже напрягаться не нужно. Все ее история, изложенная Невзорову, была либо чудовищным по своему замыслу преступлением, либо глупой выдумкой взбесившейся от гормонов, ревности и одиночества бабы.
— Понимаете, Олег, — начала говорить она медленно. — Я вот вспоминаю останки человека, в котором я опознала своего мужа и…
— И?
— И не могу понять, как так могло получиться, что я опознала его вообще?! Плавки были Степана, татуировка, загорелая кожа и… И еще жуткая вонь разлагающейся плоти! Я почти не смотрела на него, вот и ошиблась, наверное, да?
Ох, как заныло тут же у Невзорова под ложечкой, ох, как заныло!
Почему она вдруг заговорила об этом?! Что заставило ее вспомнить про опознание? Проанализировала и поняла, что у следователя непременно возникнут вопросы? Или успела с кем-то переговорить и ей посоветовали эту тему непременно поднять в разговоре с ним?
— Я не знаю, Юля, меня же там не было рядом с вами.
Ответил он уклончиво, с досадой покосившись на гору окурков в чайном блюдце. Эта скотина Семенов мог бы и оставить ему хоть одну сигаретку. Все высмолил, не думая о друге. А у друга вот теперь острая потребность в никотине возникла, потому как дерьмово на душе сделалось. Бросить все, что ли, к чертовой матери, а?
— Олег, вы только не бросайте меня, ладно? — вдруг шепнула она ему и не в ухо даже, а будто в самое сердце. — Я ведь точно тогда с ума сойду. Или пропаду, или попаду куда-нибудь, в какую-нибудь историю.
— Вы уже попали, Юля. Да как попали. Нам необходимо с вами встретиться и обсудить все детали. Нужно же с чего-то начинать. Да, и вспомните, пожалуйста, в какой именно день и время вам звонили насчет долгов вашего мужа.
— А я и не забыла. — Юля без запинки назвала ему число и время. — Разве такое забудешь?!
— Адвокат не объявлялся?
— Нет пока. Мы с ним в среду должны встретиться.
— Это зачем? — тут же напрягся Невзоров, вспомнив про семеновские намеки о любовной связи.
— Так выплата по страховке на среду назначена.
— Ах вон в чем дело… — чуть-чуть на душе стало легче. — Просьба к вам, Юля, как только этот Александр Востриков объявится и назначит вам встречу, сообщите мне.
— Хорошо. А когда мы с вами встретимся?
Вот у существа разумного сразу бы вскочил вопрос: а зачем? Но разум Невзорова на время покинул, поэтому ответ, полыхнув по душе теплой волной, родился мгновенно:
— Да хоть сейчас!
— Хорошо. Я приеду к вам или вы ко мне?
— Лучше вы ко мне, Юля. Мне возле вашего дома рисоваться не вполне разумно.
— Почему?
— Потому что…
Он сморщился от недовольства собой, рожденного осторожностью. Расследование-то неофициальное, продиктованное его симпатией, ну и интересом сыскаря немного, ни к чему ему обнаруживать себя. Вот и сказал ей первое, что пришло в голову:
— Вдруг за вами следят, Юля. Вы такой возможности не рассматриваете?
— Следя-аат??? — Она почти задохнулась на последней букве. — Как следят?! Кто?!
— Выясним.
Пообещал Невзоров туманно и тут же поспешил проститься, договорившись, что Юля приедет к нему все же завтра. Сегодня ему приспичило выяснить, с какого телефона выколачивали с Миронкиной долги ее мужа.
Для выяснения Олегу непременно нужна была белая рубашка, штучки три гвоздики и непременная коробка конфет. Очень уж любила шоколад его давняя знакомая Галочка с местной телефонной станции. И все равно ей было, в каком кармане у тебя лежит удостоверение и в каком звании ты пребываешь, имелась бы в этих карманах хотя бы крохотная шоколадка, тогда разговор мог состояться. А не имелось ее, любая тема будет закрыта уже через пять минут после приветствия. Другой вопрос, если явишься к ней с официальным запросом, надлежащим образом оформленным. Но таких документов случалось по одному на десять случаев.
Такова была суровая действительность, когда мчишься по следу, высунув язык. И когда нельзя упустить времени, дожидаясь чьего-то росчерка и печати.
Через час Невзоров уже топтался возле областных телекоммуникационных сетей, вызвав Галочку телефонным звонком. Он, как на свидание, вырядился в белую рубашку с короткими рукавами, прихватил коробку конфет с огромной шоколадкой в придачу, вместо гвоздик купил бутылку шоколадного ликера, чтобы уж намертво повязать капризную телефонистку.
— Явился, майор, не запылился, — надула она тут же пухлые губы, выпорхнув к нему на ступеньки минут через десять. — Опять начнешь клянчить в обход закона?!
Закон Галочка, невзирая на ее любовь к сладкому, очень уважала.
— Галчонок, каюсь, буду клянчить. — Невзоров как можно лучезарнее улыбнулся, подхватил телефонистку под локоток и увлек в сквер напротив. — Дело так себе, но без тебя никак, поверь!
— Ой, вот только не льсти мне, Невзоров, — она понимающе хмыкнула, тут же скосила взгляд на его пакет. — Подготовленным хоть явился, майор? Или там у тебя пухлые дела с глухарями?
— Обижаешь, малыш! — Олег усадил ее на скамейку, тут же поставил ей на коленки пакет и предложил: — Оцени мое рвение, Галчонок.
Та сунула нос в пакет, повздыхала, борясь с соблазном, и проворчала минуты через две:
— Подкуп должностного лица, Невзоров. Не стыдно?
— Еще как! А что делать?!
Олег потупил взор. Ему до тошноты надоела эта словесная дребедень, которая повторялась раз за разом. Но без подобного предисловия было нельзя, нельзя было скомкать правила игры, навязанные ему Галиной. Запросто может отослать куда подальше, и тогда снова тупик.
— А никак нельзя без этого? — Она подрыгала коленками, приводя пакет в движение. — Может, разживешься, майор, бумажкой, а? Меня же из-за вас с работы попрут!
Попереть ее должны были бы уже давно, еще пару лет назад, не числись она официальной любовницей своего начальника. Но ничего же, до сих пор сидела на своем рабочем месте.
— Никак, малыш, нельзя. Стал бы я тебя напрягать, как бы можно было бы.
— А что так?
Голубые глазищи телефонистки смотрели на него с любопытством, которое и любопытством-то назвать было сложно. Так, ничего не значащий дежурный интерес: а что вот ты мне ответишь на этот раз? А то же, что и всегда, блин!
— Дело частного характера, Галчонок.
— Вечно у тебя, майор, такие дела, а мне потом…
— Ладно тебе, не капризничай, сгожусь же когда-нибудь, так ведь?
В ход пошла тяжелая артиллерия. Он не раз вызволял ее мужа-алкаша из обезьянника. Напрямую говорить об этом было дурным тоном, но вот намекнуть нет-нет да приходилось.
— Замахали вы меня уже, господа сыщики. — Галочка снова заглянула в пакет. — Как догадался, что такой ликер люблю, признавайся? Колька твой разболтал?
Колька ему ничего такого не говорил, но загадочного туману в глаза напустить пришлось. И руками развести так, чтобы груди ее коснуться, вроде бы невзначай. Галочка любила подобные знаки внимания. Относила их на счет своей неотразимости. И хотя она Невзорову никогда не нравилась, приходилось и здесь играть по правилам.
— Черт с тобой! Чего надо?
Она сразу деловито подобралась, перестав поводить плечами так, что грудь вываливалась из низкого выреза платья. Чуть отодвинулась от Олега. Скомкала пакет и сунула его себе под правый бок, в недосягаемое от майора место, он-то сидел от нее слева. Приготовилась, стало быть, помогать ему станет.
Он достал из кармана заранее заготовленную бумажку с номером телефона, адресом — на всякий случай, датой и временем звонка.
— Вот… Нужно узнать, с какого телефона звонили.
— Понятно. — Она внимательно прочла, тут же скомкала бумажку и сунула ее в лифчик. — Сделаю.
— Когда, Галь?
— Как сделаю, так позвоню. Не дави! Будешь нудить, пошлю тебя куда подальше. К прокурору, например, за официальным запросом. Давай, майор, пока. — Галочка поднялась со скамейки, потянув за собой пакет. — Быстро не жди. Сегодня не успею. Завтра у меня выходной. Если только послезавтра к вечеру. Короче, как сделаю, так и сделаю. Все, иди…
Скрипнув зубами, Невзоров с улыбкой потряс ее пухлую ладошку. Пробормотал какие-то смазанные комплименты, на которые она не обратила внимания, прекрасно понимая природу грубой милицейской лести. Постоял немного, глядя ей вслед, и тут же поспешил к своей машине. Близился вечер, нужно было ехать за город, проведывать ребят и запас продуктов им пополнить.
Чуть ведь было и не забыл за всеми хлопотами. А все Семенов, разорался, разорался, будто он, Невзоров, и не живой человек вовсе и не хочет, чтобы было как у всех. Чтобы он, к примеру, так же вот, как парочка, что шла навстречу, прогуливался теперь по этому скверу. И шептал что-нибудь своей избраннице на ухо, заставляя ее краснеть и смеяться.
Интересно, вот что такого могут шептать мужчины своим женщинам, что они так вот именно млеют, а?
Невзоров с досады чертыхнулся им вслед.
Он вот не знал, допустим. И не шептал никогда ни Надьке своей, ни тем, кто случался у него до нее. И не вздыхал при луне, и на звезды не таращился. Прозаичнее у него все получалось как-то, без романтической эйфории. Интересно, а Юле он смог бы что-нибудь шепнуть такого на ухо, чтобы она зарделась от удовольствия? Наверное, смог бы. Непросто же так запах ее кожи его едва с ума не свел. И даже продубленными преступлениями своими мозгами сумел додуматься до эдельвейсов и воды снеговой. И про мрамор в лунном свете вспомнил. Да, ей точно сумел бы что-нибудь шепнуть. А Семенов орал, дурак ненормальный. Понимал бы хоть что-нибудь…
Коля позвонил ему около одиннадцати вечера. Невзоров уже успел с Максом встретиться, переложить в его руки два пакета с помидорами, колбасой, молоком и замороженными пельменями. Предупредил, что через пару дней заберет Машку непременно. Успел вернуться домой, сменить белую рубаху на футболку, растянувшуюся до размеров чехла на рояль. И пристроиться успел возле газовой плиты со сковородкой и пятком очищенных молодых картофелин, когда этот змей позвонил и стал снова сквернословить, вместо того чтобы говорить внятно.