Вот как вам, Коля Семенов, такой разворот?! Каким теперь образом Невзоров должен не принимать всю эту гребаную историю всерьез?! Где он должен проложить границу между делом Миронкиной и своим делом, а?! Как он может теперь не лезть во все это, не пачкаться, не мараться и заморачиваться?!
— Проходите, — обронил он глухо и поплелся мимо нее по коридору в гостиную.
И плевать ему теперь было, что там не убрано, что снова кресла завалены грудами выстиранного и невыглаженного белья. И что футболка его вся в масляных пятнах, и щетина на скулах давно просится под бритву. Плевать! И на дамочку эту, дышащую шелками и ароматами горных цветов, плевать! Из-за нее же все это произошло! Из-за ее поганой странной истории, выкладывать которые в сценарии были мастерами ребята за океаном. Ведь если задуматься, действительный бред все ее россказни. Мужа раз схоронила. Потом снова мертвым нашла, но никто, кроме нее, этого подтвердить не может. Есть лезвие ножа в крови, но как теперь установишь, кому эта кровь принадлежит! Может, им, этим ножом, барана кто резал или корову, а может…
Плевать! Машка пропала! Вот настоящая беда, Невзоров! Вот о ком голова должна теперь болеть, а душа наизнанку выворачиваться, а не об этой холеной неврастеничке, вваливающейся к тебе в квартиру в неглиже.
А все и болело и выворачивалось! И еще как!!! Он ни на месте сидеть не мог, ни думать внятно, все ревело и клокотало внутри, и руки тряслись, как после пятничных гаражных посиделок, когда на улицу вываливались, друг друга поддерживая.
— Так… — произнес он, упорно не глядя на Юлю. — Теперь быстро и внятно: кому вы рассказывали о том, что я вам вызвался помогать?
— Я?.. Да никому! Мне и рассказать некому! — Она вжалась в угол дивана так, что ее едва было видно за грудой пододеяльников и простыней, которые он свалил с бельевых веревок. — Я одна совершенно.
— Это я уже слышал! — совсем невежливо рявкнул Невзоров. — Адвокату говорили?
— Адвокату? Александру? Вострикову? — начала она расставлять знаки вопроса после каждого слова, произнесенного почти шепотом.
— Да, да, да! А у вас что, есть еще какой-нибудь адвокат?! — он заорал, подскочив с места. — Вы понимаете, что из-за вас у меня теперь проблемы?! Моя дочь… Что конкретно сказала эта тварь?! По словам, по буквам, что именно, ну!
Ее глаза снова заволокло слезами, она кивнула, опуская голову, всхлипнула виновато и начала вспоминать:
— Он позвонил, сначала спросил про долг, собираюсь я его возвращать или нет. Я сказала, что время, отпущенное мне, еще не закончилось. Что я обязательно выплачу. Он что-то добавил про какой-то счетчик, я толком не поняла, что теперь я вроде им должна много больше, чем изначально. А потом… Потом он сказал, что если еще раз увидит вас рядом со мной, то будут проблемы с вашей дочерью.
— Так прямо и сказал? Дословно? Или это прозвучало как-то иначе? Вспоминайте же, Юля! Вспоминайте, это важно, черт побери!
— Сейчас, простите… Он сказал, что, если я не… Нет, что вы не должны быть рядом со мной. Что, если вы не хотите проблем со своей дочерью, будете разумны и послушны. Кажется… Кажется, так… Все перепуталось, простите!
«Так, так, так, думай, Невзоров. Думай, черт побери! Была угроза в его адрес? Была. Но угроза эта имела не конкретный, а несколько расплывчатый смысл. То есть, что будет, если он ослушается, так? Так. Он пока еще не принял никакого решения: идти на поводу у требования бандитов или нет. Стало быть… Стало быть, и проблем с его дочерью пока быть не должно. Где же она тогда, черт побери??? Если не у бандитов, во что хотелось верить до боли в сердце, то где же???»
— Мне нужен Макс, — произнес он вслух, тюкая себя костяшкой пальца в подбородок. — Мне нужен Макс, гаденыш. Поехали!
Глава 12
Окна в доме, под которыми минувшим вечером подслушивал Олег Невзоров, светились. Макс, стало быть, на месте. Смотался к матери своей подружки, не нашел ее там и вернулся опять сюда. К отцу ее явиться не посмел, побоялся.
Олег приказал Юле припарковать машину чуть дальше калитки. Выбрался из машины на улицу и тут же встал, будто вкопанный.
Господи, тишина-то, благодать какая!
Тихонечко так стрекочет кто-то в траве у забора. Не надрываясь, не досаждая, а лишь разбавляя ночную подавленность живым звуком. Где-то далеко, может, через две-три улицы, перебрехиваются собаки. Лениво тоже, без особой злости. И луна не подглядывала, зацепившись неровным краем за чей-то сад, а так слегка подсвечивала. Звездный бисер прострочил небо зодиакальным узором. И пахло пряно травой скошенной, поспевающими яблоками, нагревшейся за день пылью.
В такую ночь разве дочерей пропавших искать, подумалось с досадой Невзорову, на берег бы куда-нибудь с палаткой и удочками. Хоть и не особо знатным рыбаком он был, но к атрибуту подобному относился с должным уважением. Костерок чтобы, котелок над пламенем. Чтобы булькало в нем, щекоча ноздри запахом луковой похлебки. И чтобы искры непременно в небо и клубы дыма, разгоняющие назойливое комарье. Он бы сейчас и горластых лягушек послушал бы с удовольствием, а не под окнами чужого дома крался, вздрагивая от собственных неосторожных шагов, тревоживших трескучий хворост.
Дозор его тройной по всему периметру дома ничего не дал. Шторы были плотно задернуты, и никакого движения за ними не угадывалось.
— Что делать будем? — выдохнула ему на ухо Юля, плохо соображая, зачем они здесь третий раз бродят по кругу.
— Молчать для начала, — огрызнулся Невзоров, покосившись на нее с сожалением.
Кабы не обстоятельства, разве стал бы он рычать на нее? Разве не воспользовался бы случаем близкого присутствия такой женщины в такую-то ночь? Шелк этот ее еще дурацкий в лунном свете струился серебром по ее телу, больше обнажая ее, чем наоборот. Эх, кабы не Машка, он бы сейчас…
— Кто здесь живет?
Юля была просто женщиной, и запреты на всякого рода разговоры для нее не существовали в принципе. Она не могла молчать и ходить овцой за странным сыщиком.
Домашние шлепанцы с ног соскакивали, маленькие камешки, будто по приговору какому негласному, попадали под пятки и больно кололи между пальцев. Но не ныла и не жаловалась. У человека беда, кажется, стряслась. И беда по ее вине. Да она по углям горящим пойдет, лишь бы он перестал на нее смотреть так, как смотрел последние полчаса.
Он ее ненавидел! Очень сильно ненавидел и помогать теперь вряд ли станет. А как она одна?! Как?! На Вострикова надежды мало, да и не очень она ему доверяла — этому странному малому в странных одеждах. Мутный какой-то, все мычит да мычит, никакой определенности. Обещал позвонить вечером, не за горами визит в страховую компанию, а ни звонка, ни визита. Где теперь его искать, как? И на Невзорова теперь, кажется, рассчитывать не приходится. Ишь, как зыркает в ее сторону, будто под ближайшей яблоней зарыть собирается. Не знала бы, что он в милиции работает, уже давно припустилась бы наутек от страха, потому как нет и быть не может доверия человеку с такими злыми глазищами.
Невзоров, наконец, остановился перед входной дверью. Потоптался. Несколько раз заносил согнутый кренделем палец, но всякий раз останавливался. Потом со вздохом тюкнул пару раз по дверным доскам. Повторил, но за освещенными окнами по-прежнему не угадывалось ничьего присутствия.
И вдруг очень настороженный мальчишеский голос спросил:
— Кто там?
— Макс открывай, это я, дядя Олег.
Кажется, он выдохнул с облегчением, сделала вывод наблюдательная Юля, не сводившая с Невзорова глаз. Наверное, все именно так и должно было быть. Сначала они должны были кружить вокруг дома, а потом им должен был ответить какой-то испуганный подросток.
Мальчик и в самом деле выглядел насмерть перепуганным. Он попятился от двери, не сводя округлившихся от ужаса глаз с дяди Олега.
— Я не… — тут же вскрикнул он и замотал головой, когда дядя Олег сгреб его за грудки и чуть приподнял от пола. — Я ни при чем, дядя Олег, клянусь!!!
— Где она?! Где она, паршивец, отвечай, или я из тебя душу сейчас выну!
Юля решила вмешаться, педагог все же. Подобные воспитательные методы она никогда не приветствовала, а в данной ситуации особенно. На мальчике лица ведь не было. И глаза его казались зареванными. Конечно, ревел, а слезы, видимо, рубашкой вытирал, короткие рукава ближе к локтям и подол рубахи были мокрыми. Ребята обычно так слезы вытирали, никогда не имея при себе носовых платков.
— Погодите, Олег, — ей пришлось приложить усилия, чтобы вытащить воротник рубашки парня из окостеневших милицейских пальцев. — Мальчик и так перепуган. Давайте говорить по-взрослому, а не как…
— А не как кто?! — озверел он теперь уже на нее.
— А не как дикари, — просто ответила Юля, не обращая внимания на его трепещущие ноздри и дикий взгляд.
— А не как кто?! — озверел он теперь уже на нее.
— А не как дикари, — просто ответила Юля, не обращая внимания на его трепещущие ноздри и дикий взгляд.
— Я дикарь, да?! Я дикарь, конечно!!! Сначала вы вваливаетесь ко мне среди ночи с вашим говном…
— Прекратите, здесь дети! — Юля встала между ним и Максом, не выпуская руки парня из своей руки. — Нельзя так выражаться!
— Дети?! Какие дети?! Это ребенок, по-вашему?! Он… Он просрал свою подружку, которую обещал охранять! Это…
И вот тут Юля, не выдержав, выпалила один-единственный упрек, от которого Невзоров моментально сдулся. Весь его гнев разом как-то скукожился и ускакал через дверь по темной аллее, стоило ей сказать:
— А где вы были, Олег?
Где он был, где он был? Дурака он валял! Просто пошел на поводу у глупых детей и озлобленного своего самолюбия.
Надо было в первый же день хватать Машку в охапку и сажать дома под замок. А не партизанить с продуктовыми пакетами за мусорными баками, провоцируя ее на еще большее безрассудство. Ну разве не безрассудство то, что она жила несколько дней за городом в пустом доме один на один с парнем? Чего он добивался, оставляя их одних? Надьку хотел уязвить? Или Машке, напыжившись, хотел доказать: вот, мол, дочка, какой у тебя папка хороший, все тебе позволяет, не то что мать-грымза со своим новым муженьком. А может, просто боялся начать жить как-то иначе? Хотел попривыкнуть к мысли, пообтесать ее, примерить на себя…
Эта тоже еще, блин, учительница. А где вы были, Олег? А там и был! Тобой, блин, умилялся и затейливые истории про многочисленные кончины твоего мужа слушал. И пока над этой ерундой парился, собственную дочь просрал.
— Пойдем, все расскажешь, — он не выдержал и все же снова схватил Макса за воротник, увлекая в комнату с порога дома. Толкнул мальчишку на диван, сел рядом и приказал: — Давай рассказывай.
Повествование давалось парню с трудом. И ощущалось, что не только страх перед суровым дядей Олегом тому виной. Он тоже переживал за Машку, сильно переживал. Он же подвел ее, не защитил и все такое.
Короче, сегодняшний вечер протекал вполне обыденно, так же, как и вчерашний, и позавчерашний, и четыре дня тому назад. Макс вернулся с полными пакетами продуктов. Машка сначала раздурилась с чего-то, все норовила попасть в него самым большим помидором и посмотреть при этом, лопнет тот от удара о Максов лоб или нет. Потом пошла на кухню, быстро сварила пельменей, приготовила салат и позвала его ужинать.
Они поели не спеша. Машка тут снова завела разговор про странную машину.
— Какую машину?! — тут же настороженно вскинулся Невзоров.
— Машина тут какая-то странная крутилась, ездила все за мной, когда я к вам на свидания ходил. — Макс для поддержания духа посмотрел на Юлю. — Я ей говорю, не парься, тетка наверняка слежку устроила. Она меня тут звонками задолбала, вот и…
— Что за машина? Номера, марка, цвет? — застрочил Невзоров, загибая пальцы. — Что Маша говорила про это?
— Ага! Скажет она! Она «Запорожец» от «Мерседеса» не способна отличить. Сегодня хоть номера изловчилась рассмотреть и записать. А так все твердила: машина длинная такая, темная… — И Макс показал, как Маша пыталась движением рук воссоздать размер машины, которая якобы ездила за ним туда-обратно.
— Где и что записала? Быстро!
Макс, как с батута, подпрыгнул и кинулся бегом к тумбочке, на которой стоял телевизор. Открыл ящик, выдернул крохотный клочок бумаги и протянул его Невзорову:
— Вот… Это Машка записала.
Бумажка была и не бумажкой вовсе, а кусочком картона от пачки молока, на котором ровным почерком дочери был записан номер. Почему-то от этих букв и цифр, аккуратно выведенных дочерью, ему сделалось совсем худо. Мысли полезли такие, что хоть вешайся. И завыть захотелось в полный голос, и крушить все здесь не оставив камня на камне. А разве позволишь себе такое, когда эти двое смотрят на него, как на бога!
— Так, понятно. Что было дальше?
Невзоров сунул картонку в карман брюк, хотя не терпелось просто тут же набрать Колю Семенова и дать ему очередное задание пробить машину. Но сначала нужно было дослушать до конца, да и время не совсем подходящее для звонков. Друг и так на него зол, а тут и вовсе мог послать. Хотя из-за Машки вряд ли осмелится.
— Дальше… — Макс задумчиво потеребил подбородок.
А дальше все получилось именно так, как он и предполагал и в чем усиленно убеждал Машку.
Нагрянула тетка! И не одна, а с целой командой своих знакомых. Три девушки, не считая родственницы, насчитал Макс, и двое парней. Машка еле-еле успела через заднюю дверь убежать.
— А зачем она убегала? — не понял Невзоров.
— Тетка же не знала, что я тут не один. Вот как только она подкатила со своими друзьями, так Машка и рванула через заднюю калитку.
— Куда она рванула? — скрипнул зубами Невзоров, представив себе, как дочь по темноте пробирается по кустам неизвестно куда.
— Мы с ней договорились, что она будет ждать там, где мы обычно шашлыки жарили. На берегу там заводь такая уютная, мы там всегда с семьей отдыхали. Машка тоже с нами бывала. Ей очень нравилось…
«Ну вот, Невзоров, еще тебе один щелчок по носу. Ты ведь даже не знаешь, что именно нравится твоей дочери. И на берегу в тихой заводи никогда ты с ней шашлыков не жарил. И чаю не пил из самовара, растопленного еловыми шишками, и карамельками не кормил. И по утренней росе за грибами не хаживал, хотя сто раз собирался. У отца вокруг деревни такие грибные посадки, что хоть косу доставай. Все, на что тебя хватало, так это в кино родное дитя сводить, в цирк да совместный просмотр футбольного матча устроить. И ведь всегда считал, что дочери его Машке это должно было непременно нравиться. А ей, может, и в тягость вся эта хрень была, может, она просто ему подыгрывала! Подыгрывала, чтобы не обидеть, чтобы сохранить хлипкий мир в их разваливающейся семье. Она ведь умнее своих родителей оказалась в сто раз, а они…
А все ведь Надька, гадина такая! Все из-за нее! Она не свила гнезда, кукушка чертова. В деревню к тестю ей ехать не хотелось. За город — комары кусают. Да и если честно, некогда было Невзорову за город ездить, работа корректировала его досуг. Вместе они виноваты, вместе не создали для своего ребенка того, что чужие люди, не напрягаясь особо, ей предоставляли».
— Там дерево есть одно, — продолжал между тем Макс. — Оно возле самой воды стоит, ветки аж в воде. Там на стволе сидеть очень удобно. И спрятаться, если что… Короче, Машка должна была там сидеть. Мы договорились, что как тетка свалит…
— Максим! — одернула его учительница.
Нашла тоже время воспитывать!
— Ну, извините. Короче, как тетка уедет, так я за Машкой должен был прийти. Я пришел, а ее нет! Я орал, звал, она не отзывается. Я даже в воду лазил!
Макс передернул угловатыми плечами, вспомнив, как противно было лезть по темноте в черную воду и тонуть по колено в вязкой тине. Запускать в теплую жижу пальцы и копаться в ней с содроганием. Он даже поскуливал, кажется, боясь наткнуться на Машкину ногу или руку.
— Ее нигде не было! — закончил Макс свой рассказ. — Я обошел потом еще три улицы. Куда она могла подеваться, блин?! Договорились же…
Машка могла просто испугаться и убежать, вопрос только — куда? У матери не появилась, у него тоже. Станет сидеть до утра, где-нибудь притаившись? Но почему? Может, ее что-то напугало?
— Тут это… Такая, блин, история… Я чего к ее матери бегал… — Макс потупил взгляд, принявшись заикаться. — Когда я тетку провожал до калитки, там это…
— Ты долго будешь канючать, Максим! — прикрикнул на него Невзоров. — Что ты увидел, когда провожал тетку до калитки?! Ты ведь что-то или кого-то увидел, потому и перепугался за Машу, так?
— Да, — выдохнул тот и с суеверным испугом глянул себе за спину. — Там машина эта маячила снова. Стояла возле забора через три дома от нашего. Я сначала не понял, думал, к соседям нашим кто приехал. И пока тетка тут со своими друзьями ржала и курила, я решился подойти поближе. Смотрю, а номера как раз те, что Машка на бумаге записала. Кто в машине сидел, особо не рассмотришь, темно. Фонарей нет, а у соседей свет выключается еще в девять вечера. Но номера рассмотрел. Тетка как раз свой джип завела, фарами осветила, вот и…
— Вот ты и решил потом, что Машку эти уроды на машине увезли, так? — застолбил его мысль Невзоров, выругавшись напоследок.
Юля Миронкина тут же шикнула на него и добавила что-то о выражениях и детях, но ему было плевать. Эти взрослые дети наверняка с такими выражениями знакомы и употреблять их в быту не особо стесняются. Так что нечего тут перед ними выпендриваться.
— Ну… Не совсем чтобы так… Я когда не нашел ее на берегу, на попутках до города добрался и к ее матери пошел. Думал, может, она тоже машину эту увидала и напугалась. Убежала, вот… А ее там нет. К вам не пошел, знал, что орать будете! — Макс дернул носом, покосившись в его сторону недобро. — Сюда решил вернуться, думал, может, Машка уже здесь. А ее нет! Я опять на берег, пусто. Тут вы… Все…