— А затем, что сегодня вы должны выйти из страховой компании с приличной суммой, если, конечно, не хватит ума получить деньги по перечислению. И кто-то может этими деньгами очень интересоваться. Еще вопросы имеются, гражданка Миронкина? — он уже почти рычал, заканчивая ей, бестолковой, объяснять. — Так, все! Давайте договариваться.
Они условились, во сколько именно Юля выйдет из дома, где сядет за руль и по какому маршруту поедет. Невзоров напоследок выслушал десятка три извинений и не успел положить трубку, как в кабинет вернулся Семенов. Швырнул ему на стол компьютерную распечатку и буркнул:
— Читай.
Информация по машине, номера которой записала дочь Невзорова Маша, оказалась очень тревожной.
Иномарка девяносто девятого года до недавнего времени принадлежала господину Буряткину Иннокентию Андреевичу, он же Кеша, он же Кощей Бессмертный. Личность в городе небезызвестная. Можно даже сказать легендарная, полностью оправдывающая прозвище Бессмертный. Сколько в него ни стреляли в лихих девяностых, сколько ни сажали в тюрьмы, сколько по его следам в этих тюрьмах ни рыскали свои же из желания оторвать голову, он, будто по волшебству, оставался в живых. На его теле, говаривали, не было ни одного живого места, не украшенного шрамами. И в коматозном состоянии он бывал когда-то, и с того света будто бы почти выныривал, все Буряткину было нипочем. Смерть его будто бы глубоко и далеко спряталась. Правда, в самый последний свой переплет пару лет назад, стоивший ему шести месяцев на больничной койке, Буряткин вроде побожился, что завяжет с криминалом. И по агентурным сведениям слово свое держал.
— До недавнего времени, — проворчал Невзоров, внимательно прочитав бумагу и выслушав Семенова. — Теперь что же, снова полез? Машинка-то его засветилась.
А машину, по сведениям Семенова, Буряткин переписал на своего бывшего охранника. Подарок такой вот с барского плеча отвалил за былые заслуги.
— Чем же тот так отличился? Машина ведь не из дешевых, да и не старая еще. Что такого ему охранник сделал?
Жизнь, оказывается, тот спас Иннокентию Андреевичу. Как раз в тот самый последний раз и спас. Не окажись его рядом, не подставь он своего широченного плеча и не протащи потом своего босса через топь на спине, теперь уже давно поминали бы Буряткина за упокой.
— Ишь ты, — недоверчиво хмыкнул Невзоров. — И среди них еще что-то человеческое мерцает.
Более того, этот самый охранник, по слухам, головорез, каких мало, был очень привязан к своему боссу и его семье. И даже теперь, давно не состоя у того на службе, нет-нет да оказывал бывшему хозяину некоторые услуги.
— Думаешь, он по наводке Буряткина в дачном поселке крутился? — Олег задумчиво трепал в руках распечатку, глядя в стену поверх Колиной головы. — Стало быть, у Кеши интерес в этом деле? Интересно… А позвоню-ка, Коля, я Галчонку. С какого же телефончика звонили госпоже Миронкиной и выколачивали с нее долги? Уж не из резиденции ли Буряткина, как думаешь?
— Что он, дурак совсем?! — вытаращился на него Семенов. — У мужика такая школа жизни за плечами, что впору диссертацию по криминалу защищать. Станет он звонить из дома или с сотового своего?
— Знаешь, и на старуху бывает проруха. Он же не мог в тот момент знать, что телефон Миронкиной проверять станут. Может, зажирел на вольных хлебах, утратил осторожность. Позвоню Галчонку.
— Ты же знаешь, что она не любит по телефону трепаться. Съездил бы, — напомнил Коля.
— Да Миронкина с адвокатом своим условилась встретиться у страховой компании. Уже меньше чем через два часа. Я хотел попастись там рядом, может, кого и увижу. Если наша Юля здесь ни при чем, то ее деньги должны не давать покоя кому? Правильно, убийце!
— А если адвокат и есть убийца?
— Тогда у него должен быть сообщник или сообщница. Машину угнали, подъехали на ней к дому, и заметь, кто-то, прячась, вышел не с водительского кресла, а с пассажирского. Стало быть, кто-то сидел за рулем и страховал. Их было двое! И любовница Степана Вика не могла быть там, потому что вернулась чуть позже и выбежала из дома в состоянии сильного душевного волнения. Предположительно потому, что нашла своего любимого мертвым… — Олег вздохнул, взъерошив волосы. — Гадать можно сколько угодно. Проверять надо. Кстати, Коль, пожевать ничего нет?
— Вот, я так и знал, что ты не завтракал. — Семенов покачал головой, прямо как мамка, и тут же потянул его за рукав с места. — Пошли в буфет. Там сейчас как раз беляши подойти должны. Чайку горяченького, беляшиков, глядишь, и изжога тебя минует. Пошли, майор, не упрямься. Успеешь поглазеть и на Миронкину свою, и на адвоката ее. А к Галчонку ты все же лучше съезди. Не буди лиха, пока оно тихо.
А он ведь успел! Успел, хвала небесам. И в буфете перекусить, не особо торопясь, успел. Три беляша под два стакана огненного чая легли в желудке преотлично. Доехал до Центртелекома, вызвал Галчонка на ступеньки. Трех минут хватило Невзорову, чтобы захвалить ее почти до обморока, втиснуть в ее пухлые ладошки огромную шоколадку, взять распечатку о всех телефонных звонках Миронкиной и отчалить в направлении страховой компании, куда минут через сорок должна была прикатить Юля на встречу с Востриковым Александром.
Ай да он! Ай да молодец! Еще бы результат какой-никакой из всей его маетной суеты поимелся, а Машка нашлась, можно было бы считать день удавшимся.
Место для наблюдения Невзоров выбрал на противоположной стороне улицы, как раз напротив центрального входа в страховую компанию. Припарковался в тени между автобусной остановкой и кафе-мороженым.
Кафе было крохотным, всего на десять посадочных мест, да и те в этот час пустовали. А продавец с томной ленью пересчитывала скудную выручку, время от времени поглядывая сквозь огромные витрины на улицу и на машину, в которой притаился майор.
Времени у него было предостаточно, и он полистал распечатку телефонных звонков, остановив особое внимание на времени, интересующем его особо. Да, Галчонок свой гонорар отработала с лихвой. Мало что сведения за целый месяц ему предоставила, так она еще и вчерашний день прихватила и сегодняшнее утро. И пометочки сделала на полях, отметив, что вчерашним вечером и тем самым, когда с Миронкиной выколачивали долги, ей звонили с одного и того же стационарного телефона. И телефон этот принадлежал…
Вот тут Невзорова подкараулило разочарование. Телефон не принадлежал ни Буряткину, ни его бывшему охраннику — Сигину Ивану. Он был зарегистрирован на имя Баулиной Ираиды Федоровны, проживающей на улице Октябрьской в доме номер семнадцать. Номер квартиры Галочка не указала, значит, это был частный сектор. Ни бестолковостью, ни забывчивостью она не страдала, стало быть, частный сектор. Порывшись в памяти, Невзоров вспомнил, что дома на улице Октябрьской действительно стояли вперемешку. То пятиэтажка путь преградит, то из-за ровного ряда частокола, опоясывающего частный дом, вдруг двухэтажный дом выпрыгнет.
Баулина жила в своем доме. И с ее телефона вечерами некто звонил Миронкиной и требовал возврата денег, а потом еще и угрожал его дочери. Сама Ираида Федоровна вряд ли могла этим заниматься, значит, это был либо ее родственник, либо квартирант.
Ну, доберется он до умника, разорвет в клочья этого специалиста разговорного жанра! Вот только сейчас проследит за встречей, назначенной адвокатом Юле, и тогда…
Минут через двадцать появилась машина, привлекшая внимание майора. Заляпанная по самые окна «шестерка» заняла место на стоянке недалеко от входа в страховую компанию, и из нее никто не вышел. И где хозяин ухитрился так вымазать свой автомобиль? Когда пролил последний дождь, Невзоров и не помнил. Номеров тоже было не разобрать. Майор даже за мобильным потянулся, не терпелось узнать, как этот малый сумел мимо постов промчаться с заляпанными номерами. Потом все же решил повременить и понаблюдать.
Ровно в назначенное время появилась и Миронкина. Она припарковалась неподалеку от «шестерки», вышла из машины, взобралась на ступеньки и замерла, втиснув сумочку под мышку.
У Невзорова даже в горле засаднило от того, какой принцессой она ему показалась. Волосы по плечам, строгий костюмчик — юбочка чуть выше колен, хотя с такими ногами он бы и вовсе юбок не носил. Руки обнажены, и солнце, будто взбесившись, кожу ее золотит.
Необыкновенная женщина, со вздохом подвел он черту под своим любованием. Жаль будет, если она и впрямь окажется замешанной во всей этой чудовищной истории с двойным убийством. Может, все же не она? Может, адвокат ее занюханный, о котором никто ничего толком не слышал? Он ведь встречу назначенную со своим знакомым отменил по телефону, но предварительно поспрашивал. И ответ выслушал весьма расплывчатый и неопределенный.
Да, вроде слышали о таком. Появился не так давно и не только среди их братии адвокатской, но и в городе самом. Вроде грамотен, как юрист, но с виду больно уж чудаковат. Как нарядится, говорят, хоть стой хоть падай. Вплоть до того, что галстук мог на футболку нацепить.
Да, вроде слышали о таком. Появился не так давно и не только среди их братии адвокатской, но и в городе самом. Вроде грамотен, как юрист, но с виду больно уж чудаковат. Как нарядится, говорят, хоть стой хоть падай. Вплоть до того, что галстук мог на футболку нацепить.
Ладно, сейчас посмотрим, кого из себя представляет Востриков Александр, взявшийся помогать Миронкиной Юле. А потом уже детально изучим личностные его характеристики. Кто, зачем, откуда и так далее…
Востриков не появился ни через десять минут, ни через полчаса, ни через час. Все это время Юля добросовестно жарилась под летним солнцем, обмахиваясь платочком, извлеченным из сумочки. Она ходила по лестнице взад-вперед, нетерпеливо поглядывала на часы, пыталась прятаться в скудную тень козырька над входом. Пару раз сбегала до машины, потом снова возвращалась. Снова смотрела на часы, прикладывала мобильник к уху. Говорила с кем или нет, Невзорову видно не было с его наблюдательного пункта. Через час ее томительных ожиданий он не выдержал и позвонил ей.
— Что его так и нет? — задал он глупый вопрос, видел же все, чего спрашивать.
— Нет! — устало шепнула она. — И не звонил даже, и к телефону не подходит. Может, заболел?
— Ага, ветрянкой, — попытался Невзоров пошутить. — А где он живет, не знаете?
— Он как-то обмолвился, что дом его смотрит окнами на городскую администрацию. И со второго этажа он часто видит, во сколько наш мэр является на работу, — начала она вспоминать. — Но ни номера дома или квартиры я не знаю.
Имея такой ориентир, не так уж сложно было узнать, в какой квартире поселился странноватый адвокат, любивший путать и мешать все направления в одежде.
— Ладно, садитесь в машину и поезжайте к городской администрации, я поеду следом. Так, стоп, — он вдруг опомнился. — А как же выплата по страховке? Вы что же, не пойдете туда?
— Так это… — Юля замялась. — У него же все документы. И страховой полис у него. Он же по доверенности моей действовал.
— Помню.
Невзоров вздохнул. Либо святая простота, помноженная на наивность, либо хитрющая изворотливость, заставляющая ее осторожничать.
— Ладно, поезжайте, я следом.
Про наблюдателей из заляпанной вдрызг «шестерки» он говорить не стал. Перепугается чего доброго, ДТП совершит. От наблюдателей он сейчас отделается одним махом. Благо путь их к городской мэрии лежал мимо одного из оживленных перекрестков, где постоянно дежурил патруль ГИБДД. И чтобы уж окончательно обезопасить себя и ее заодно, Невзоров позвонил знакомым ребятам и слил им наводку. Теперь так уж точно не пропустят. Мало того, расскажут ему, кто такой любознательный проторчал, не вылезая, в машине и дожидался развязки со страховкой. Этого же ждали, чего же еще?
Так и вышло. Миронкина выехала со стоянки, взяв курс в нужном направлении. Через минуту, а то и раньше следом за ней двинулась «шестерка», а замыкал кортеж уже он сам.
Перекресток скрытным наблюдателям проскочить не удалось. Их тормознули, велев взять вправо и притереться к обочине. И дальнейший путь они с Юлей проделали уже без нежелательных свидетелей.
Дом, смотревший окнами на городскую мэрию, найти оказалось несложно. Он на площади всего один стоял. Здание было трехэтажным, одноподъездным. В красивой парадной сидел охранник, зевая на потолок с очумевшим от безделья видом.
Увидев удостоверение Невзорова, моментально подскочил на стуле, испуганно заморгал и тут же закивал согласно, когда майор предложил ему ответить на пару вопросов.
— Адвокат? Со второго этажа? Что-то не знаю я никакого адвоката, — охранник задумчиво потер затылок. — Тут вообще публика разношерстная проживает. Кто уважаем, а кто так — шаромыга конченая.
— Чего тогда ты тут сидишь, если дом населяет такая публика? — не понял Невзоров.
— Потому и сижу, что дом не очень благонадежный. Мэрия же напротив! Вот чтобы чего не вышло, тут дежурство и организовано, — охотно пояснил охранник и тут же снова наморщил лоб. — Адвокат со второго этажа… Адвокат… А имя у него имеется?
— Александр Востриков, — вставила Юля, молчаливо стоявшая до сего времени за плечом Невзорова. — У него, знаете, портфель такой кожаный и очень своеобразная манера одеваться.
— Как у лоха, да? — Глаза у парня догадливо блеснули.
— Да-да, как у лоха, — поспешил с ответом Невзоров, побоявшись, что Юля со своими педагогическими навыками и понятия не имеет, кто такой лох. Хотя сам в глаза ни разу не видел этого Вострикова, но наслышан был и от Миронкиной, и от приятеля своего.
— Так сразу бы и сказали! — Охранник заметно расслабился, снова развалившись на стуле. — Санек! Надо же, адвокат! Я, честно, думал, что это побирушка какая-нибудь. Мог кеды надеть под брюки и пиджак на майку. Чудной, точно… Так он в двенадцатой квартире живет. Правильнее, снимает там квартиру. Хозяева за границей, вот квартиру и сдают. У нас же на всех жильцов информация имеется, мэрия же напротив, сами понимаете.
— В двенадцатой, значит. Хорошо. А он сейчас дома, не подскажете?
— Санек-то? Да дома вроде. С утра мотался куда-то. К девчонке своей, думаю. У него такая конфетка, скажу я вам. Частенько к нему приезжала сюда и на ночь оставалась. В предыдущее мое дежурство точно ночевала. Сегодня не скажу, заступил только утром. Но девочка…
— Об этом чуть позже, — остановил его Олег. — Так точно Востриков сейчас дома? И никуда не выходил, и к нему никто не приходил?
— Точно не скажу, курить на улицу выходил, мог пропустить. Но вот сколько сидел, не видел, чтобы он уходил. Как вернулся утром с батоном, минералкой и двумя огурцами, так я больше не видел его. И к нему вроде никто не приходил.
— А откуда такая информация о покупках? — заинтересовался Невзоров. — Вы что сумки у всех жильцов проверяете?
— Да нет, — охранник рассмеялся коротко. — Он без пакета все это нес, в руках. В одной руке батон, бутылка минералки под мышкой, а в другой руке пакет тонкий с огурцами. Я же не слепой. Да вы сходите, он дома должен быть.
На душе у Невзорова чуть отпустило. Ну, хоть тут не порожняк. Сейчас они поднимутся и переговорят…
Нет, неправильно, он душу вытрясет из этого адвокатишки. И заставит его выложить все начистоту, если тому было что скрывать. И про девушку его заодно поподробнее разузнает. Как это он ухитрился при всей странности своего вида отхватить, как выразился охранник, конфетку?
Они поднялись с Юлей на второй этаж по чистенькой лестнице с витыми чугунными перилами. С площадки влево и вправо расходились два коридора, венчающиеся выходами на пожарную лестницу. Невзоров сбегал и внимательно осмотрел обе балконные двери. Охрана охраной, но в дом можно было проникнуть беспрепятственно с улицы, минуя парадное. Ни на одной из балконных дверей не было шпингалетов. Одна так и вовсе болталась на единственной петле.
Мэрия у них, понимаешь, напротив, ну-ну…
Квартиру номер двенадцать они нашли в левом крыле. Дверь массивная, вместо ручки медное кольцо, торчащее из ноздрей львиной головы. Звонок отсутствовал.
— Стучать? — почему-то шепотом спросила Юля, занося руку.
— Стучите, только громче, — хмыкнул Невзоров со значением.
Почему-то ему вдруг стало казаться, что никто им не откроет. И даже утверждение охранника, что Востриков дома, не могло заставить его перестать сомневаться.
Так и получилось! Юля Миронкина стучала до тех пор, пока у нее костяшки пальцев не покраснели. Не открыли!
— А вы дверь попробуйте толкнуть, — подсказал Невзоров, чье сомнение потихоньку начало трансформироваться в уверенность, что дело дрянь. — Вдруг да откроется.
Открылась, черт бы все побрал на свете! С противным таким скрежетом открылась, в духе всех просмотренных им за его сознательную жизнь боевиков и детективов.
Сейчас они войдут, подумал Невзоров, и обнаружат Вострикова либо со сломанной шеей, либо с огнестрелом, либо в петле. Последнее было, конечно, предпочтительнее. Можно было бы тогда на суицид списать. Ну, раскаялся человек, или отчаялся, или разлюбил, или его разлюбили…
Востриков не удавился и записки посмертной не оставил. Он умер как будто впопыхах. Будто на бегу, черт побери, он умер! Лежал посреди комнаты на вытертом до неузнаваемости орнамента ковре, полностью собранным к встрече — костюм в клетку, джинсы, майка, портфель в руке. И даже ноги его, обутые в ботинки, были вроде для очередного шага разбросаны. Для последнего в его нелепой жизни шага!
Уж каким был Востриков адвокатом, Невзорову так и не довелось узнать, и каким человеком он был — тоже, но что нелепостью от того даже после его смерти несло за версту, и спорить не стоило. Даже в позе его виделось что-то несуразное. Если ожидал нападения, то почему не пытался сопротивление оказать? Руками закрыться, к примеру, или побежать к выходу. Если не ожидал, то… То почему тогда вообще умер?!