Готовый к любому повороту в их беседе, Антон протянул руку и взял свой паспорт из руки незнакомца. Он выпустил документ без сопротивления, глядя на Антона с легкой улыбкой, полной затаенной опасности. Это чувствовалось, это ощущалось почти физически. Этот человек таких выходок в свой адрес не прощает. Он слишком самоуверен и самовлюблен, он явно полон комплексов неудовлетворенности. Он недооценен, он хочет быть хозяином, он мечтает об этом, он глотки рвать будет ради достижения этой цели. И других своих целей.
Портрет этого человека нарисовался в голове Антона за минуту с небольшим, пока они разговаривали. Но он рискнул и понял, что не ошибся. Такой человек уважать может только силу, оценить может только силу, а все остальное для него мелочь, пыль, прах.
Антон вытянул свой паспорт и неторопливо выбрался из машины. Огр мгновенно насторожился. Антон подошел, пару раз проведя по большой собачьей голове ладонью, и молча пошел в сторону поселка. Он готов был ко всему. К тому, что может прозвучать выстрел, может взреветь мотор и капот машины надвинется на него, чтобы припечатать к ближайшей сосне. Но ничего не произошло. Фары мазнули по стволам деревьев, а потом звук моторов двух машин затих вдали.
– Ну, – спросил Антон, – как тебе знакомство с местной нечистой силой?
Пес не ответил, он был занят изучением чего-то, что лежало возле дороги. Кажется, старый кирзовый рваный сапог. Интересно, подумал Антон невольно, а ему в самом деле важнее сейчас сапог обнюхивать или это он мне демонстрирует свое равнодушие к опасности?
Глава 5
Эта бессовестная гора шерсти прекрасно понимала, что можно и чего нельзя. А ведь Огра никогда и никто в этом доме не ругал: ни Антон, ни Мария Ивановна. Как-то сразу повелось, что в дом нельзя, а можно только в сени. И этот паразит ведь и не пытался войти, даже намека на такую потребность не показывал. А сегодня, когда Антон остался в доме вечером один, потому что хозяйка ушла к соседке на день рождения, он услышал постукивание собачьих когтей по деревянному полу, и в комнату заявился Огр.
Антон как раз разговаривал с Быковым по скайпу, и ему пришлось ограничиться тем, чтобы показать псу кулак. Огр отреагировал в своей обычной манере: зевнул во всю страшенную пасть, издав гулкий протяжный звук. Потом с шумом эту пасть захлопнул.
– Кто это там у тебя? – насторожился Быков.
– Это собака, Алексей Алексеевич, – поспешно ответил Антон.
– Собака? А звук как от человека.
– Она просто умная такая, вот и звуки издает соответственные, – проворчал Антон.
– Она? – задал Быков вопрос, которого Антон хотел избежать, но сам нечаянно спровоцировал. – Кто она? Женщина?
– Что ж вы все меня подозреваете-то, – усмехнулся Антон. – Нет у меня женщин, монах я, аскет, исповедую стоицизм[4] и воздержание.
– Стоицизм? – удивленно поинтересовался Быков. – Тебе там заняться нечем, в философию ударился? И при чем здесь стоицизм? Он к половому воздержанию отношения не имеет, насколько я помню.
– Ну, это я попытался пошутить, – стал оправдываться Антон под презрительным взглядом Огра. – Вы фото моего ночного собеседника проанализировали?
Вчера вечером, когда его на дороге остановили полицейские и где он разговаривал с неизвестным, который пытался на него давить, Антон все же умудрился поснимать с помощью своих хитрых наручных часов. Двух инспекторов ДПС удалось зафиксировать хорошо, потому что они сидели в освещенной кабине. А вот незнакомца, которого они ждали, он едва успел снять, когда тот садился в свою «Хонду» и пока там горел фонарь освещения салона.
– Сам понимаешь, что ракурсы и освещение были не самые лучшие, – кивнул Быков с экрана ноутбука, – но предположение есть. Мы смогли сверить с помощью компьютерной программы отцифрованные фотографии из управления кадров. Начали по твоему городку и не ошиблись. Это Рублев Павел Михайлович. Служил там у вас в Харитоновском отделе. Капитан полиции, последняя должность – старший участковый. Уволился два года назад.
– Есть на него что-то?
– Нет. Плохого нет.
– А хорошего? – удивился Антон.
– Скорее – стандартное. Резюме начальства, когда присваивали очередное звание, да пара юбилейных медалей. Кстати, я проверил вообще сведения о местной полиции в Харитонове. Получается, что это чуть ли не единственный отдел, откуда негативной информации не поступало. Вот тебе и намек на связь с верхами. Других давно бы замордовали подозрениями. Не бывает такого в природе, чтобы никаких нарушений, никакого негатива, никаких ЧП среди личного состава. А там все как в образцовом подразделении. По отчетам, по раскрываемости, кстати, они не на первом месте.
– Ладно, понял, – не очень весело отозвался Антон. – Мой план утверждаете?
– Валяй, только не очень рискуй. Нашего брата, как и конкурентов, никто не любит в криминальных кругах. Легенда конкурента и дельца тебя там тоже не гарантирует от неприятностей. Учти это…
– Учту.
Антон отключил ноутбук, спрятал его под перину кровати и только потом открыл окна. Дышать в комнате было нечем. Однако поругать Огра за то, что он вошел в дом, Антону не удалось. Собака тут же издала какой-то неопределенный призывный звук и зацокала когтями по полу в сторону сеней. Антон подозрительно посмотрел вслед.
Когда он вышел на улицу, Огр чуть не сбил его с ног, ринувшись к забору с неистовым хриплым лаем. Он с такой силой ударил грудью в шаткий заборчик, что задрожали столбы, поддерживающие ворота. За забором в темноте кто-то с шумом упал в траву, а потом вскочил и, пригнувшись, ринулся по переулку в сторону центра поселка.
Довольный Огр подбежал с очень многозначительной миной на морде за похвалой и иными выражениями симпатии.
– И давно ты его унюхал? – поинтересовался Антон, потрепав пса по загривку. – Это ты поэтому приперся в комнату? Молодец, что не стал сразу его пугать, а показал мне. Но тогда получается, что за нами следят? Сработало, а?
Огр ответил тем, что с готовностью поднялся на все четыре лапы и посмотрел в сторону переулка. Он явно предлагал пойти по следу. Антон отрицательно покачал пальцем перед мордой собаки…
– Нет, дружок, у нас так не делается. Пусть следит. Это нормально. А у нас с тобой не снята задача поиска свидетелей. Хочешь не хочешь, а надо снова идти на берег. Надо пытаться встретиться с теми, кто пострадал от местной мафии. Так что веди себя прилично, мы идем в гости, пока не стемнело.
Николай Иванович смахнул с лица пот и, шлепнув Катьку по голому заду, стал натягивать брюки. Секретарша быстро привела себя в порядок, промокнула носик и лобик, выскочила как ни в чем не бывало. «Вот девка, – подумал Лысенко, – все равно ей, что люди догадаются, чем я тут с ней занимался».
Он застегнул брюки и плюхнулся в большое рабочее кресло. Теперь отдышаться, покурить. Вон, все подмышки мокрые! Надо из дома пару рубашек сюда привезти. Через час совещание, а я буду…
Телефонный звонок прервал приятные размышления. Звонил прямой телефон. Это был номер специально для связи с райцентром и областной администрацией. Редко звонки оттуда доставляли радость. Только в тех случаях, когда отвечали на просьбы, сообщали, что решение принято, что все получилось. Но чаще эти звонки доставляли массу неудобств, потому что нагружали ответственностью, дополнительными проблемами. Сейчас Лысенко никаких ответов на заданные вопросы или отправленные просьбы не ждал. Значит, очередной геморрой!
– Да, – поперхнулся он в трубку. – Слушаю, Лысенко.
Говорили с ним тихим голосом, но очень веско. Звучало все как просьба, но фактически это был приказ.
– Ты там смотри сам, Николай Иванович, тебе видней на месте. Придет к тебе некто Роберт Арутюнов. Там все чисто. Мы с ними давно контакты поддерживаем, так что не волнуйся. Если будут сложности, звони. Только сложностей быть не должно. Люди эти к нам пришли сверху, нам их спустили для простоты работы, чтобы решать не через десять рук. Меньше людей знают, нам с тобой спокойнее спать. Понял?
Лысенко, конечно же, понял. Времена другие. Пришли в администрацию и областное правительство молодые, настырные, уверенные и хваткие люди. Дела делают с размахом, все у них схвачено, все организовано, все повязано. Кто не с ними, тот лихо попадается на взятках, на воровстве: все в соответствии с модной темой борьбы с коррупцией. Даже перед президентом отчитаться можно! Неугодных сдают десятками, а те, кто с ними, те работают.
Лысенко машинально посмотрел на календарь, висевший на стене. Красивый, подарочный. И, судя по календарю, до пенсии Лысенко оставалось всего четыре года. Как бы их дожить, доработать. Что-то становится все тоскливее и тоскливее. Опасность исходит от этих молодых и настырных. Как будто иноземцы пришли во власть, как иго татаро-монгольское. Непонятные все, новые. Вроде и говорят на русском языке, а слова не те, интонации не те. Одеваются в тесные костюмчики, ботинки остроносые, галстучки тонкие.
Лысенко машинально посмотрел на календарь, висевший на стене. Красивый, подарочный. И, судя по календарю, до пенсии Лысенко оставалось всего четыре года. Как бы их дожить, доработать. Что-то становится все тоскливее и тоскливее. Опасность исходит от этих молодых и настырных. Как будто иноземцы пришли во власть, как иго татаро-монгольское. Непонятные все, новые. Вроде и говорят на русском языке, а слова не те, интонации не те. Одеваются в тесные костюмчики, ботинки остроносые, галстучки тонкие.
Тихо зажужжал селектор, но Лысенко все равно вздрогнул от неожиданности.
– Да, – буркнул он, нажав кнопку.
– Николай Иванович, – проворковала Катька из приемной, – к вам Арутюнов. Он говорит, что согласовано с вами.
– Зайди-ка сама, – велел Лысенко.
Через три секунды Катька вплыла, прикрыв за собой дверь. Лысенко посмотрел на нее, поморщился тому, что по секретарше совсем и не видно, что всего несколько минут назад он валял ее по столу.
– Иди сюда, что ты там замерла! – Секретарша с готовностью подошла. – Что за человек, один он там?
– Один, – пожала пухлыми сдобными плечами Катька. – А так… армянин вроде… Молодой, лет тридцать. В костюме, с папкой.
– Костюм тесный?
– Что? – Катька красиво вскинула брови и оттопырила пухлые губки, но сейчас это на Лысенко не подействовало.
– Ладно, ничего. Судят по нему, что за положение у человека…
– Что это вы? – опешила от таких вопросов секретарша и уставилась на шефа. – Вы его не знаете, что ли? Может, полицию вызвать?
Лысенко посмотрел на Катьку, но сдержался. Дура она, и комментировать тут нечего. И чего ей объяснять!
– Так, – неопределенно покрутил Лысенко в воздухе кистью руки, – ты давай… Короче, зови этого Арутюнова. И еще, Рыхлина найди. Пусть в кабинете побудет пока. Давай, иди!
Посетитель моложав, нос у него приметный. Костюм явно дорогой, а ботинки чуть ли не дороже самого костюма.
– Здравствуйте, – с порога поздоровался гость. – Меня зовут Арутюнов Роберт. Мне сказали, что обращаться по моему вопросу нужно непосредственно к вам. Только вы решаете.
– По какому вопросу? – привычно спросил Лысенко, забыв предложить визитеру присесть.
– Завизировать земельный отвод под строительство, – охотно ответил Арутюнов, раскрывая папку и протягивая Лысенко листок бумаги.
– Вы должны оставить все это секретарю, – брюзгливо напомнил Лысенко, даже не протянув руки навстречу поданному документу. – Специалисты посмотрят, подготовят решение, а потом уж мне на подпись. Так вопросы решаются.
– Так он уже решен, – пожал Арутюнов плечами под пиджаком дорогого костюма. – Я потому прямо к вам и пришел, чтобы ваши помощники и рядовые исполнители не имели к этому отношения. Вам же должны были позвонить…
Арутюнов поднял палец и указал на потолок. При этом он так шутливо закатил глаза, что можно было бы рассмеяться, если бы не ситуация и не тема визита. А они как раз отбивали у Лысенко всякую охоту шутить. Этот человек пришел к нему вообще уже в нарушение всех сложившихся правил. Он сейчас ставил главу Харитоновского муниципального района в положение бессловесного барана. Это было не только неприятно и обидно. Это не только злило, но заставляло насторожиться. Если там наверху перестали считаться с Лысенко, то каков будет следующий шаг? И не надо обольщаться, что он сидит на выборной должности, что ни районная администрация, ни областная его на этот пост не назначала.
Казалось бы, областная власть, административный район, муниципальный район, муниципальное поселение. Чем ниже, тем свободнее поводок, потому что очень мало остается вопросов, которые самостоятельно решают местные руководители. Но Лысенко попал в полосу, когда его подпись крайне необходима, хотя и формально. Отказать нельзя, подписывать опасно, потому что завтра могут прийти и из прокуратуры. И большие дяди сделают не менее большие глаза. Кто велел подписывать, кто звонил? А денежки ты, милок, брал, взятки получал. А у нас вот заявление есть… И пошло-поехало…
– Да вы голову не ломайте, – улыбнулся Арутюнов. – Все ведь решили, постановление соответствующее есть. Вам только завизировать, потому что вы тут самое большое начальство. Вы же фактически просто соглашаетесь, что ознакомились с решением вышестоящей инстанции.
– Так пусть они мне распоряжение и спустят сверху в обычном порядке, – разозлился Лысенко.
– Ну-у! – сложил Арутюнов губы дудочкой. – Вы что-то уж совсем палку перегибаете. Кто же такие вещи в приказном порядке спускает? Тут все завуалировано. Да вы не переживайте, прикроют вас. Ничего вам не грозит. – Гость вдруг ловко и очень привычно запустил руку во внутренний карман пиджака и выудил оттуда плотный конверт. Обычный почтовый, только набит он был чем-то по формату меньше, чем сложенные листы бумаги. Письма так не выглядят. – Это вам, – улыбнулся гость, – чтобы обиды не было. Я же понимаю. Там решают, там имеют, а вы тут, кто на этих землях сидит, как бы в стороне остаетесь от процессов. Это неправильно. Вот мы и поправим, да?
– Слушайте, вы! – повысил Лысенко голос и закашлялся, потому что во рту у него мгновенно пересохло от волнения. – Я вам все объяснил. А если вы мне тут конвертики совать будете, то я…
– Все, – примирительно выставил перед собой ладони гость, – все понял, вопросов нет, удаляюсь. Извините за беспокойство.
Арутюнов все это произносил, вставая со стула и пятясь к выходу, таким тоном, будто говорил о недоразумении, которое вот прямо сейчас за дверью разрешится положительно и он снова войдет, но теперь уже все будет как надо. Лысенко знал, что не сейчас этот тип войдет. Войдет он, скорее всего, завтра. А может, и ему самому к нему придется идти в гостиницу или в офис. Так прикажут по телефону «сверху». Еще и вздрючат за сегодняшний отказ. Ведь звонили, предупреждали, а он…
Рублев приехал в ресторан «Красная скала» около восьми вечера. Свадьба была в самом разгаре. Молодежь плясала в центре зала. Народ постарше потянулся покурить на свежем воздухе. Курили прямо за столами важные гости. Те, кто пришел сюда не столько за молодых порадоваться, сколько по статусу их самих, по статусу родителей молодых. И за столами они больше говорили не о свадьбе, а о делах иных, о которых разговаривать в служебных кабинетах нельзя.
Начальник местного отдела полиции полковник Портной сидел в центре стола. Невысокий, сухощавый, он выглядел среди сытых лиц местной элиты мелким и невзрачным. Но шутить на эту тему никто не решался. Полковник Портной очень страдал от своего роста и телосложения, от своих комплексов, страдал физически, а не фигурально. Злило его это, очень злило. Оттого и характер у Портного был желчный, едкий.
Увидев вошедшего Рублева, полковник склонил голову вправо и сказал соседу всего пару слов. Сосед по столу быстро встал, подошел к Рублеву и, доставая сигарету, показал на свое освободившееся место.
– Слушаю, Владимир Максимович. – Рублев уселся на освободившийся стул рядом с полковником и установил локти на край стола, аккуратно отодвинув перед этим тарелку и бокал.
– Значит, так, – наклонился вперед Портной, наливая себе в бокал сока, – даю тебе возможность отличиться.
– Конкретно. Что нужно? – холодно спросил Рублев, фактически перебив полковника.
– Так слушай, – сквозь зубы бросил полковник, глянув на Рублева чуть ли не с ненавистью. – Торопишься куда? Как форму снял, так что-то ты себя вольно вести стал!
– Вольно? – пробормотал Рублев. – Ну, да… есть немного. Просто на моих руках столько всего, что хочется немного уважения к себе. Не шестерка…
– Ты… это! Уважения ему нет! Ты такие бабки получаешь, что заткнулся бы об уважении.
– Так я и делаю за эти бабки такое, что они меня и не спасут в случае чего.
– Что? – насторожился Портной и внимательно посмотрел на собеседника. – Что за намеки? Ты мне в последнее время не нравишься, Павел. Интонации твои, настроение. Устал?
– Нормально все. Просто объясняю положение вещей. Вы приказываете, я выполняю. Все с этого имеют деньги. Отношения у нас партнерские, а вы все считаете себя моим начальником. Давайте вернемся к деловым отношениям. Вы заказываете, я выполняю, вы платите. Этого будет достаточно. А если я что-то не так выполняю, значит, вы плохо задачу ставите. Есть претензии, отдавайте приказы письменно.
– Ладно, не дури, Павел, – заметно сбавил начальственный тон полковник. – Обиделся, что ли? Кончай давай эти сопли, ты же офицер!
Рублев коротко бросил взгляд на полковника и отвернулся. В его взгляде не было ничего лестного для Портного. Скорее презрение к человеку, которого приходилось терпеть до поры до времени.
– Я слушаю задание, – спокойно сказал Рублев.