– Ладно, – легко согласился Антон. – Мое дело десятое, могу и передать ваше требование. Только меня ведь тоже спросят, а кто такие вопросы задает, от чьего имени?
– Ваши проблемы, ребята, – проворчал Рублев. – И твои лично. Значит, так, парень. Никто тут инвесторов не ждет. Кому надо, он их сам найдет и без тебя. Легенда твоя лопнула, сынок, так что валил бы ты отсюда в… Екатеринбург или откуда ты там еще. И чем скорее, тем лучше. Если я узнаю, что ты куда-то залез своим любопытным носом, то пеняй на себя и не говори, что я тебя не предупреждал. Тут все поделено!
– Ладно, – допивая остатки кофе, сказал Антон. – Если это все, то я поехал.
– Ты меня понял? – спросил Рублев, когда Антон поднялся со стула.
– Не глухой. И памятью не страдаю.
Антон неторопливо двинулся к выходу из кафе. Он боковым зрением фиксировал и стойку бара, и две компании за столами, мимо которых он должен будет пройти. Бросятся или не бросятся проучить наглеца несговорчивого? Не должны бы, не по правилам. Дадут время на размышление.
Выйти из кафе и дойти до машины Антону удалось без приключений. Он думал о том, что разговор Рублев построил умело. Запись, которую сделал Антон, никому ничего не даст. Информации ноль, и одни только «понты» с обеих сторон.
Огр сидел на заднем сиденье спокойно, изредка сглатывая обильную слюну и дыша раскрытым ртом. Он понюхал Антона в голову и снова принялся созерцать картину за пределами машины. Ну, если собака спокойна, значит, опасности нет. Говорят, собаки агрессию чувствуют. Антон завел мотор и плавно тронулся от тротуара.
Глава 7
Под вечер зарядил дождь, а к полуночи разошелся так, что на дорогах сразу образовались мощные бурные потоки. Они облизывали бордюрные камни, разливались на поворотах дороги сплошной широкой рекой. Редкие машины проезжали по улицам медленно, с бешено работающими дворниками.
Вовчик стоял под навесом закрытого на ночь кафе и со страхом поглядывал вверх на тент, который прогибался под потоками небесной воды. Ничего удивительного, если пластиковое полотно не выдержит и порвется под таким страшным напором. И вся масса воды рухнет вниз, как в фильме «Титаник». И смоет все: столы, стулья, ограждение. И самого Вовчика тоже. Понесет все это, ломая и уродуя, мимо деревьев, разбивая попутно о стены домов.
Картина рисовалась в воображении жуткой, и Вовчик попытался ее отогнать. Он стал вспоминать вчерашний секс с Танькой Агаповой. И как их чуть не застукал ее муж. Правда, он в последнее время ходит сам не свой. Он, наверное, вчера мимо них прошел бы и не увидел, чем они занимаются. Проблемы у мужика, а он не сдается! Дурак…
Фары подъехавшей машины мазнули по деревьям, по ограждению кафе и съежившейся под навесом сутулой фигуре Вовчика. Машина замерла, остановившись одним колесом на тротуаре, и ближний свет погас. Та самая, темно-синяя «Хонда». Дождь с грохотом барабанил по крыше и капоту машины. А еще от капота валил пар. Стекло на передней двери чуть приспустилось, и резкий голос позвал:
– Ну что ты там? Умер? Бегом давай в машину!
Вовчик вздохнул, плотнее прижал воротник мокрой куртки к шее и ринулся в кромешный ад ливня. Плечи и спина моментально промокли, вода с мокрой головы потекла по шее и спине, куртка облепила все тело, брюки прилипли к бедрам, а в ботинках стало мокро до хлюпанья.
Рывком открыв дверь, Вовчик юркнул в машину, плюхнулся на переднее сиденье, с брезгливостью ощутив, что сел он в лужу. Или на полу мокрой куртки. В данном случае эффект был один и тот же. Мокрые трусы – что может быть более мерзким? Только совсем мокрые трусы.
Стекло с тихим жужжанием поднялось, а из отверстий в приборной панели полились потоки теплого воздуха.
– Выпить хочешь? – спросил Рублев. – Ну ты и воды мне сюда натащил.
– Так там же, – Вовчик многозначительно закивал на запотевшее стекло двери.
– Разверзлись хляби небесные, – процитировал Рублев, доставая с заднего сиденья сумку. – Самая погода для нашего разговора и для шпионских встреч. Ты шпионом в детстве мечтал быть?
– Чево? – насупился Вовчик.
– Чево, чево, – передразнил с улыбкой Рублев. – В шпионов, говорю, не играл? Я вот играл. И нравилось.
Он извлек бутылку коньяка, два пластиковых стаканчика, надетых на горлышко бутылки, пакетики с орешками и сухариками. – Ты сейчас самый настоящий шпион, Вовчик, – ловко разливая коньяк в стаканчики, которые он держал одной рукой, заключил Рублев. – И нет в этом ничего плохого. Самая обыкновенная работа. Только риска больше и зарплата повыше. Ты вот мне скажи, министерством сельского хозяйства руководить смог бы?
– Ты, Паша, чего-то сегодня вопросы задаешь странные, – поежился Вовчик, принимая стаканчик с коньяком. – На хрен мне твое министерство?
– Это я образно. Я к тому, что человек делает в жизни то, что у него лучше получается, что он лучше умеет. И, заметь, все люди на земле работают за деньги! Не задумывался об этом? Все, Вовчик, абсолютно все. Так какая тебе разница, за что ты получаешь деньги? За работу слесаря или за работу шпиона? Шпион – это специалист по тайному сбору информации, проведению тайных операций. Это умный, находчивый человек, обладающий артистичностью, хорошей памятью и многим другим. Давай за шпионов!
Вовчик пожал плечами и хватанул пятьдесят граммов коньяка, который тут же стал разливаться по его телу живительным приятным теплом. По груди, по рукам, по ногам, в самые ступни. Вовчик кинул в рот несколько сухариков, захрустел ими, и настроение у него сразу улучшилось. Он стал смотреть на мир гораздо благодушнее.
– Ты ведь у меня самый настоящий шпион, Вовчик, – с шумом выдохнув, заверил Рублев. – И деньги получаешь от меня хорошие. Ну, в смысле, получишь. И ничего в этом нет постыдного. Хочешь, я тебя буду называть не шпионом, а разведчиком? Или спецагентом?
– Да-а, – Вовчик махнул рукой и принял сухую сигарету из руки Рублева. Прикурил, затянувшись глубоко, потом добавил: – Мне хоть как называй, лишь бы работать поменьше.
– Это поправимо! – тоже закуривая, согласился Рублев. – Тут ведь как – задание выполнил, бабки получил и на все четыре стороны, да еще со своей любимой. Любишь Таньку Агапову?
– Че она, пиво, что ли, – смутился Вовчик.
– Ну, это дело твое, – убежденно заявил Рублев. – В личное я лезть не собираюсь. Это святое. Давай-ка поговорим о наших делах. Как там Алексей Агапов себя чувствует? Какое у него настроение?
– Хреновое у него настроение. Цех пожарник опечатал, рабочие уволились, долги возвращать нечем, контракты похерены. Ходит куда-то, с кем-то, наверное, пытается дела порешать. А на Таньку даже не смотрит, сначала думал, что он меня… ну это, с ней подозревает. А потом понял, что у них давно меж собой все… ругаются.
– А Татьяна о муже что говорит?
– Смеется только… да и не говорим мы о нем… как-то все… о другом.
– Это понятно, – тоном эксперта сказал Рублев. – Такая женщина! С ней не разговаривать надо, с ней… Значит, говоришь, Алексей целыми днями по городу бегает и помощь ищет. А разговоров не было, что он собирается продать свой цех?
– Так он и со мной не разговаривает! – глупо засмеялся Вовчик и с вожделением посмотрел на бутылку.
Рублев вздохнул и стал отвинчивать колпачок на горлышке. Посмотрев, как Вовчик опрокидывает в рот еще пятьдесят граммов, выпил сам немного и решительно отложил бутылку на заднее сиденье.
– Так, все! Мы с тобой встретились не коньяк хлестать, а по делу. Значит, Вовчик, запоминай, что и как тебе надо сделать, чтобы закрыть вопрос с этой чертовой лесопилкой. Смотри не ошибись, а то обещанных денег не получишь! Завтра я тебе передам сумку…
Оля Встречина имела собственное мнение о том, каким должен быть настоящий журналист. К тому же она считала, что на свете имеет право жить только тот, кто способен на поступки, на борьбу. Не то чтобы она разделяла точку зрения Родиона Раскольникова, но она находила в его мировоззрении нечто, с чем была согласна. Не то чтобы она на каждом углу декларировала свою жизненную позицию. Она даже в школе на уроках литературы отвечала так, как того требовала программа. Но в душе, по мере взросления, убежденность росла.
Оля даже как-то попыталась перечитать Достоевского, предполагая, что в школьные годы что-то упустила. Но ничего нового для себя не нашла. Точнее, у нее не хватило терпения и усидчивости, чтобы прочитать «Преступление и наказание» по-новому. Она просто добавила себе в убеждение, что Сонечкам Мармеладовым места на земле быть не должно. Жить – значит бороться, бороться – значит жить, вот и вся незамысловатая теория Встречиной, которую она скрывала от окружающих, но которой следовала четко.
Эта теория и привела ее на журналистскую стезю. Именно здесь можно было безнаказанно и вполне легально лезть во все, расследовать, обличать, клеймить и исправлять мир хотя бы пером, если уж не дано ей взять в руки, скажем, оружие. Это Оля понимала тоже. Сражаться, как солдат, убивать людей, пусть и врагов, она не сможет. Слишком она впечатлительная натура. Но, сколько себя помнила, она постоянно проверяла себя на способность на поступки. Могу или не могу, способна или нет, испугаюсь или докажу всем!
А еще она втайне считала себя лидером, человеком, который может повести за собой, за своей идеей массы, создать движение. Просто… просто для этого нужно возмужать духовно, идейно и… нужную идею придумать. Пока что ей в голову приходили лишь избитые фразы, лозунги и политические позиции.
И в Харитоново Оля Встречина приехала не по заданию редакции, а по зову сердца. Здесь было мещанское болото, здесь было засилье ленивых бюрократов, политическая тупость и близорукость в области понимания будущего страны. А под будущим Оля понимала детей. Здоровье детей и физическое их воспитание она также полагала одними из важнейших принципов подхода в отношении к детству. А тут не могли пробить простой детский спорткомплекс и детскую спортшколу при нем.
Городок Оле не нравился. Она сразу прониклась к нему антипатией. И гостиница какая-то дурацкая. Ни старого образца, ни нового стиля. Безвкусица и убожество. А на улицах? Хулиганье, безкультурье! А еще она нутром чувствовала, что ее приезд кого-то раздражает, что тут творятся нехорошие дела, и… что ее хотят запугать.
Реакция Встречиной была совершенно обратной той, которую от нее ожидали неизвестные злоумышленники. Журналистка наоборот полезла вглубь и довольно быстро сообразила, что на берегах реки Чусовой отнюдь не ленивые бюрократы, не политические тупицы и близорукие политики вполне откровенно давят на жителей, отселяя их с ценных территорий для коммерческого строительства. И именно поэтому на берегу реки и нет мест для детской спортивной школы. И Ольга загорелась довести свое дело до конца и выяснить, а кто же лично среди представителей местной власти занимается попустительством, кто тут с такими широкими объятиями принимает заезжих бизнесменов и создает им все условия. С бизнесменами она собиралась разобраться позже. В Екатеринбурге. А здесь ей нужен был фактический материал, иллюстрация безобразий.
Она ходила по гостиничному номеру и грызла костяшку указательного пальца. Ноутбук на столе замер в ожидании вдохновения с открытой чистой страницей в редакторской программе. Итак, «что важнее для будущего…», нет – «будущее детей в глубинке», нет, не так… Это все не о том, тут нужно название, которое било бы точно в цель, а от названия и потянется текст, где каждое слово – обличение, пуля в гнилое яблочко местной власти…
Ольга даже не сразу услышала, как дверь за ее спиной открылась. Она просто ощутила, что находится в комнате не одна. Ойкнув, девушка обернулась и уставилась на плечистого большеголового мужчину с короткой стрижкой и ледяными глазами. Вид у него был не угрожающий, а какой-то неприятный, непробиваемый. Директор гостиницы, подумала Ольга. Нет – начальник местного коммунального хозяйства!
– Вы Оля Встречина, – улыбнулся одними губами мужчина, продолжая смотреть на нее холодно, оценивающе. – Журналистка из Екатеринбурга.
– А вы кто? – сразу проявила неприязнь девушка. – У вас тут принято входить без стука?
– Вы, наверное, сразу невзлюбили наш город, как только приехали, так ведь? – заключил гость и прошелся по номеру, разглядывая разложенные вещи, ноутбук. – В вашей профессии нельзя быть необъективной.
– Вы из местной газеты? – наспех решила Ольга. – Главный редактор?
– Это да, – чему-то улыбнулся мужчина. – Редактировать у меня получается. И именно как главному. Вот я и решил зайти к вам, пообщаться на творческие темы. Ну, посудите сами, не зная людей, местной обстановки, вы тут же бросаетесь ловить, хватать, подозревать и всем мешать. Нельзя же так. Это мир, это люди, это их жизнь. А вы врываетесь со своим уставом в чужой монастырь и начинаете тут…
– Что-то я вас никак не пойму, – насторожилась девушка. – Что вам нужно?
– Давайте все-таки присядем, – предложил мужчина и, выдвинув стул, уселся на него, положив ногу на ногу, и посмотрел приглашающе на журналистку.
Ольга помялась немного, потом взяла второй стул и поставила его поодаль, метрах в двух от гостя. Она с неудовольствием отметила, что неизвестный сидел между ней и входной дверью, но страха в ней пока еще не было. Центр города, полно людей в гостинице, на улицах, да и администраторша видела, кто входил и поднимался наверх. Это просто, это человек такой странный, он так привык изъясняться, думала она. Что с них взять – провинция!
– Так в чем вы пришли меня обвинить? – жестко потребовала Ольга. – Что я делаю не так, что я не так понимаю в вашем городе?
– Вы все делаете не так, – серьезно ответил мужчина и стал барабанить по столу пальцами, глядя на них, как будто ему был интересен танец его сильных коротких пальцев. – И я пришел не обвинять вас, боже упаси. Я пришел предупредить вас о последствиях.
– Что-что? – Ольга еле удержалась от импульса вскочить со стула и истерично указать гостю на дверь. – Вы пришли мне угрожать? Да как вы смеете, да за кого вы меня принимаете? Вы решили, что если я молодая девушка, то меня можно напугать жалобами моему редактору, что я так уж дорожу какой-то глупой карьерой? Вы решили, что на меня можно пошло давить?
– Дура! – вдруг резко бросил ей в лицо гость, и Ольга запнулась, напоровшись на его острый, как финка, взгляд. – Заткнись и слушай. Никто тебя пугать не собирается. Сама испугаешься, когда тебя кинут в машину, вывезут за город и выпотрошат живьем. А кишки, как гирлянды, развесят по ветвям. Ты будешь подыхать, звать маму и любоваться на свои внутренности. Я тебе обещаю, что от этого быстро не умирают. А когда долго умирают, то это страшно. Поняла, нет?
– Что? – побледнела Ольга от нелепости услышанного. – Вы не посмеете… в наше время, в цивилизованном мире… Вы чушь городите, вы меня как ребенка пугаете…
– Идиотка, – хмыкнул гость и одним неуловимым движением встал со стула.
Ольга замешкалась, заскребла ногами по полу и наконец тоже встала, но за ее спиной была только стена. Человек медленно подходил к ней, держа руку в кармане. Девушка подумала, что надо закричать, позвать на помощь. «А если он просто сумасшедший, – лихорадочно думала она, – если это местный маньяк, которого никак не может поймать полиция. Он же меня сразу убьет. Нет, с ним нужно иначе, нужно его успокоить, усыпить его бдительность. Пусть он думает, что я испугалась, что я в его руках».
Худенькая Ольга стиснула свои плечи руками, отчаянно попыталась выглядеть испуганной. Собственно, она действительно испугана так, что похолодело в спине. А взгляд гостя такой ледяной, такой безжалостный, столько в нем превосходства, столько уверенности в себе, что это… наоборот, толкнуло девушку на активную попытку защититься, спастись.
Ольга вдруг пнула что есть силы ногой стул и с облегчением поняла, что страшный гость не ожидал этого. Ему больно потому, что стул попал прямо в коленную чашечку. На волне удачи Ольга кинулась к балконной двери. Вот она, гимнастическая школа, вот он, спортзал – как все пригодилось в самый важный момент жизни. Ольга одним махом перекинула ноги через перила, присела, держась руками. Она услышала, как с грохотом отпихнули стол, как упал в комнате стул – значит, это гад рванул за ней следом. Спустив руки по тонким прутьям ограждения как можно ниже, Ольга оттолкнулась ногами. Тело качнуло, рывок был такой, что запястья больно ободрало о край бетонной плиты балкона. Но думать о таких мелочах некогда… еще секунда замешательства, и она отпустила руки…
Сколько тут, три метра, четыре… Ноги сильно ударились об асфальт, но Ольга умело спружинила. Еще сидя на корточках после приземления, она с ужасом поняла, что надежды на людей никакой. Улица темна и пустынна, в домах на другой стороне улицы не все окна освещены. Значит, бежать! Бежать куда угодно, но быстро! Запутать след, дворами, через заборы и… в полицию!
Поворот за угол, узкая щель между стеной дома и забором. Теперь через кирпичную стену, оттолкнувшись от складированных ящиков. Снова по улице! Спасение, удача… полиция недалеко… защита, маньяка поймают… а‑а! Ольга закричала от неожиданности, боли и отчаяния. Откуда взялась эта проволока на тротуаре, из какого бордюрного камня она вылезла и почему ее не убрали, не отрезали? Она полетела в темноте вниз, со страхом ожидая удара, ободранных рук и лица, может, страшных сильных рук, которые обхватят сзади ее шею…