Тот нервно дернулся возле самой двери, покачнулся, тут же ухватился за дверную ручку, шумно сглотнул слюну. Постоял недолго, рассматривая Топоркова в упор, потом провел ладонью по побледневшему до нездоровой желтизны лицу, вспомнил Аллаха и сказал, прежде чем скрыться за дверью:
– Время нас рассудит...
Глава 12
Их так доконала жара, что утром они, не сговариваясь, отправились на речку. Причем отправились каждый сам по себе. Даша, вернувшись с похорон Виктора, где особо не афишировала свое присутствие, побросала в летнюю холщовую сумку купальник, резиновые тапочки. Купила бутылку минералки, два апельсина, мятных леденцов, села в машину и поехала на заброшенный городскими властями пляж в районе цемзавода.
Она уже подъезжала, отвиляв по затененной кустарником узкой грунтовке положенные полчаса, когда ей позвонил Ванька.
– Привет, – невнятно поздоровался он. – Чего делаешь?
– На речку еду.
– О как! А дела, значит, по боку! – с шутливой укоризной воскликнул он и чем-то очень громко зашуршал.
– Дела? Так мозгам тоже отдых требуется.
Даша тяжело вздохнула.
Прощание с Виктором, начавшись весьма скромной церемонией, постепенно переросло в пышные похороны. И началось все с того момента, как подъехал к дому целый кортеж дорогих иномарок. Сначала высыпала охрана – все сплошь в черных траурных рубашках, с охапками живых цветов. Потом вышел сам Сулейманов с супругой. Тоже с цветами.
Эти двое подошли к толпе родственников, скорбно помалкивающих над телом, упакованным в закрытый гроб. Кому-то пожали руки, с кем-то соприкоснулись щеками, кого-то погладили по плечу. Потом Сулейманов дал знак рукой, и процессия медленно двинулась от подъезда Виктора по двору.
Даша держалась позади всех и, проводив бывшего мужа до угла дома, поспешила уехать.
Как она ни старалась, ее заметили. Злобное шипение золовок, снох и деверей было более чем отчетливым. Примолкли лишь, когда Сулейманов явился. Но тот тоже наверняка только до угла провожал, а потом уехал. Поэтому нагнетать обстановку и дразнить их своим присутствием она сочла лишним.
– Ага. Отдыхать едешь? А куда, если не секрет? – и напарник снова громко зашуршал.
– Чем ты там шуршишь, не пойму? – Даша даже телефон подальше от уха отставила.
– Упаковкой с чипсами, – признался Ванька.
– О! Ты же презираешь сей продукт. Врал мне все время, да? Втихаря харчился, а мне все врал? Как это называется, дружище?
– Приблизительно так же, как когда ты курила тайком от меня в форточку, выбрасывая «бычки» в мусорку в общем коридоре, – хохотнул Ванька. – Ты куда едешь-то, на цемзавод?
– Ну!
– Так я, наверное, сзади тебя плетусь. – Ванька вздохнул. – А я еду и думаю, чью же это я пыль глотаю? Кого, думаю, несет еще туда? Хотел побыть в одиночестве, мозгами пораскинуть.
– Вместе раскинем, – буркнула она недовольно и отключилась, проворчав: – Побыла одна!..
Даша вытянула шею. Впереди забрезжила кромка воды с совершенно пустынным пляжем. Вот за что она и любила это место. Может, и концентрация вредных веществ в воде превышала норму, и нырять там было нельзя из-за риска сломать шею о какое-нибудь оставленное в реке оборудование с развалившегося цемзавода. Может, и песок на берегу особой чистотой не отличался, смешавшись за долгие годы соседствования с заводом с цементной пылью.
Все могло быть именно таким, как писали, предостерегая, газеты, разогнав отсюда любителей искупаться в реке и позагорать, но она все равно любила это место.
Здесь они часто бывали в студенческие годы с подругами. Сюда на первых порах совместной жизни приезжали с Виктором. И он заплывал далеко-далеко, куда-то влево против течения, притаскивая оттуда целую охапку упругих желтых кувшинок. Плел из них ей венки, пристраивал на коротко стриженной макушке. Бормотал что-то трогательное про ее серые необыкновенные глаза, чудесную гладкую кожу, тонкие лодыжки.
Господи, как давно это было! И умиление друг другом, и безмятежность под летним солнцем, и щенячья радость от нелепого, пахнущего тиной венка. Какими вкусными были булки с расплавившимся и вязнувшим на зубах сыром, которые они уплетали тогда. Запивали все забродившим соком, нагревшимся на жаре. И болтали обо всем и ни о чем. О фильмах каких-то, книгах, соседях, которые косились на них утром, если ночь у них выпадала страстно бессонная.
И Витька был таким...
Таким беззаботным, увлеченным, открытым и любящим.
Нет, раздолбаем он не был тогда, это точно. Он был именно беззаботным! И беззаботность эта произрастала не от безответственности, не от желания спрятаться от проблем, а от того, что у него не было необходимости врать ей. И он не врал! Он не подыскивал слова, не анализировал собственные ответы на ее вопросы. Он просто жил легко, жил с ней легко и непринужденно. Как может жить любящий искренний человек.
Куда это потом все подевалось?! Куда и когда?! И главное, почему?
Он вдруг замкнулся, замолчал, перестал восхищаться ею и звать куда-то.
Раньше-то звал! Все равно куда. Хоть под дождь босиком, хоть в булочную за свежими пирожными, хоть на вечерний сеанс в кино. Там тащил ее на последний ряд и тискал, и лез ей под юбку, и задыхался от желания, как какой-нибудь подросток. Заставлял ее потом бегом бежать домой, чтобы, не дай бог, не растерять по дороге разрывающую его в клочья страсть.
Почему с ним внезапно случилось то, что случилось? Причина в других, более красивых женщинах или в ней самой? Или в том, что Сулейманов вдруг приблизил его к себе настолько, что начал отправлять его в поездки по разным городам с какими-то специальными поручениями? Поручения эти требовали максимальной собранности, серьезности, и тут уж было не до зажиманий на последнем ряду в полупустом зале кинотеатра.
– Он всегда очень жалел вас, – сказала Сашенька на прощание.
То ли хотела уколоть ее побольнее, то ли, наоборот, осчастливить. Заметила, как вспыхнуло лицо Даши. Чуть подумала, слегка морща идеальный лобик, и уточнила:
– Я не то хотела сказать, я неправильно выразилась. Он очень жалел, что вас больше нет у него, вот! Признаюсь, я даже ревновала его к вам.
– Вы? Ко мне? – не поверила Даша и еще раз оглядела девушку с головы до ног.
Как могла девица с такой идеальной внешностью ревновать к такой, как Даша, забывающей порой на долгие месяцы, что такое маникюр?! Врет или заискивает?
– Знаете, вы как-то незримо все время присутствовали между нами. И Витя очень часто любил повторять, что вы... Вы слишком нетерпимы к чужим ошибкам, чтобы он мог попытаться все исправить. Вы, мол, не такая. Это работа вас сделала такой. Вот если бы вы вдруг перестали там работать...
И зачем только Сашенька сказала это? Зачем снова внесла смуту в ее душу? Там сразу такое началось!
Все началось ломаться и рушиться, звенеть, трещать, крошиться. В голову полезло совершенно нелепое: а что, если ради ее увольнения он пошел на преступление и убил Мишку? Что, если он так хотел увидеть ее слабой, беззащитной, раздавленной и готовой принять его помощь, что совершил это страшное преступление?
– Совсем с ума сошла, да?! – фыркнул Ванька, когда она ему рассказала о встрече с Сашенькой. – Виктор твой, он... Сама же говорила, что он ни на что путное и серьезное не способен!
– А убийство – это серьезно? – хмыкнула Даша, тревожа кончиками пальцев ноги недвижимую кромку воды у берега.
– Убийство?! Конечно!!! Странно, что ты об этом меня спрашиваешь! Витька твой, он был...
– Да не знала я, оказывается, ни черта, каким он был! – воскликнула она с непонятным даже себе самой надрывом. – Он, оказывается, был очень ответственным, серьезным. Таким, что сам Сулейманов поручал ему серьезные вещи.
– Оп-па!!! – Ванька вытаращил глаза и чесанул пятерней по безволосой бледной груди. – Это как? Откуда история?
– Из уст прекрасной нимфы, время от времени согревающей своей совершенной задницей Витькины коленки, – буркнула Даша и стремительно кинулась в воду.
В этом месте, куда она вбежала, было глубоко от самого берега. Мусора ни строительного, ни монтажного не было никогда. Они еще с Витькой исследовать успели на этом отрезке все дно. Можно было безбоязненно плавать и нырять на глубину, где темными неясными тенями скользили над тиной голавли. Они тут хорошо ловились.
Ванька нырять не любил. И место выбрал не такое глубокое, метрах в трех от нее, стеснительно объяснив, что не любит бездны, а если уж его что за ногу тронет в момент купания, так на дно уйдет моментально.
– Итак, Сулейманов поручал твоему Полукарову какие-то чрезвычайно серьезные поручения, – еле дождавшись, когда она выйдет на берег, тут же пристал Ванька, распластав свое худое длинное тело на песке. – Какие?
– Сашенька не может утверждать точно, но что-то связанное с фотографированием.
– Да иди ты! – присвистнул напарник. – Твой Витька любил фотографировать?! И ты молчала?!
– Знаешь, в те моменты, когда мы были с ним счастливы, этот вопрос никогда не затрагивался. Моим хобби была работа, его... Мне было не до его хобби, потому что у меня всегда на первом месте стояла работа.
Даша вздохнула, снова вспомнив, как однажды тот обиделся на ее невнимание к подготовленному им сюрпризу.
Она была рассеянна из-за какого-то трудного дела, из-за начальствующего ора и недовольно поморщилась, когда Виктор выскочил из-за двери кухни с какой-то нелепой дудкой. Поморщилась, потом начала ворчать, совсем не заметила, что стол накрыт к ужину красиво. Ничего не заметила, тут же стянула с себя всю одежду и полезла в душ.
Уже там, отрезвленная прохладными струями, устыдилась.
Что, в самом деле, вечно ворчит на него? Он же не виноват, что у нее такая работа. Даже не раз советовал поменять ее. Кажется, что-то на столе стояло красивое. Свечи будто бы были и тарелки из подаренного им на свадьбу сервиза. Были или ей показалось?
Когда она вышла из ванной в тот вечер, стол был пуст. И она, совершенно неправильно поступая, вздохнула с облегчением, тут же забралась под одеяло и уснула. И даже не спросила, почему он затих в гостиной у телевизора? Что он смотрит? И куда подевал смешную дудку, которой так перепугал ее?
– Он что, тебя никогда не фотографировал?!
Ванька покрутил головой. Задел мокрым подбородком песок, сразу обрастая мохнатой песчаной бородой, но, кажется, даже не заметил этого.
– Странно, скажу я вам, вы жили, Дарья Дмитриевна.
– Ты прав, напарник. Странно и... неинтересно, наверное. Вот он и заскучал со мной рядом. А фотографией он занимался, как же. Что-то щелкал постоянно. То птицу, пролетающую над балконом, у которой в клюве червяк. То муравья, который тащит соломинку раза в четыре больше его самого. Так, от безделья, я считала, занимается.
– А Сулейманов рассмотрел в нем мастера. Мастера наблюдений. Согласна?
– Да, думаю, да. Виктор, оказывается, умел наблюдать. И умел все это запечатлевать. На этом и попался.
– Думаешь, что-то не то снял?
– Не знаю, Ваня! Не знаю! Но... Но насчет этого у меня мелькают кое-какие подозрения.
Даша вытерлась полотенцем, натянула прямо на мокрый купальник сарафан. Скомандовала:
– А ну-ка давай поднимайся!
– Так скоро? – Ванька встал на коленки, начал отряхивать с себя прилипший песок. – Надо еще искупаться, я как поросенок.
– Иди, купайся. И давай скорее, кое-что сейчас вдруг вспомнила, и это необходимо срочно проверить.
Она ему даже одеться как следует не дала, рванув свою машину с места с такой скоростью, что песок вихрем поднялся. Ванька, прыгая на одной ноге, вторую безуспешно купая у берега, кое-как влез в шорты. Футболку, не успев надеть, забросил назад и помчался за ней следом, угадывая маршрут Даши по густому пыльному шлейфу.
– Куда хоть едем-то? – заныл он, когда потерял ее на трассе из вида и принялся ей названивать. – Ты нарушаешь правила дорожного движения!
– Отстань! – рявкнула она с непонятной ему злостью. – Едем ко мне!
Странно...
Ванька пожал плечами. Только что меланхолично прогуливалась по берегу, расчерчивая мокрый песок пальцами ног. О чем-то думала. И, кажется, даже грустила.
Что была на Витиных похоронах, она вкратце рассказала. Может, воспоминания какие нахлынули. Может, просто прожитых лет стало жаль. Или Виктора самого стало жаль. Как бы он к Даше ни относился, но такого конца она ему не желала точно. И вообще не желала ему смерти.
Грустила, одним словом. И тут вдруг, будто на какое место наступила. Замерла, потерла левый висок. Глянула на него растерянным жалким взглядом и сорвалась подобно торпеде с места.
Что-то вспомнила, говорит. Что-то срочно надо проверить.
Проверят. Только что проверять можно у нее дома? Она же там каждый угол знает. Каждую полку в шкафу.
Даша сидела на скамейке у подъезда, когда Иван подъехал к ее дому. Кажется, на этой самой скамейке ждали ее двое головорезов, узнать бы еще, с какой целью!
– Все, идем, – скомандовала она и, вскочив, тут же ринулась к подъезду.
Он еле за ней поспевал.
– Что случилось, Даша? Ты чего так несешься? – обиженным голосом поинтересовался Ваня, когда она трижды наступила ему на ногу по дороге к лифту. – Что там дома?
– Дома-то! – она фыркнула, глядя при этом мимо него в стену лифта. – Дома надо кое-что проверить! Как же я могла... Как же я могла забыть?! Просто пропустила мимо ушей и еще дураком его обозвала или что-то наподобие!
Ваня не стал ничего спрашивать. Терпеть осталось несколько этажей. Сейчас все прояснится. Все равно ведь ничего не скажет, спрашивай ее, не спрашивай. Что-то гоняет в голове, брови хмурит, висок левый поглаживает. Размышляет, одним словом. А от размышлений ее лучше не отрывать.
– Входи!
Он вошел. Даша тут же заперла дверь на все замки. Бегом кинулась по квартире, проверяя все углы и балкон.
– Чего это ты? – не понял он, бегая за ней по пятам. – Чего делаешь-то?
– Понимаешь, Ваня, мои замки для профессионалов смех один. Могут открыть и притаиться здесь.
– С целью?!
Он тоже невольно начал оглядываться, даже за кресло в гостиной заглянул, с ума сойти!
– Цель... У каждого была в тот день цель, понимаешь! Каждый, кто побывал в моей квартире в тот день, имел какую-то цель... – бормотала она, заканчивая осмотр. – Баскаков пришел для разговора. Ему не нужно было светить встречу со мной на улице, в кафе или ресторане. Поэтому он проник ко мне в дом. Тут нас никто не мог с ним увидеть, сфотографировать, не дай бог...
– А еще кто был в тот какой-то день?
Ванька сердито надул щеки, Дашино бормотание было ему не особо понятно.
– А еще в тот день меня посетил мой бывший.
Они остановились в прихожей. Вернее, это Даша внезапно оборвала свою беготню и остановилась. Оперлась спиной о входную дверь, уставилась, не мигая, в стену напротив. Ванька проследил за ее взглядом.
Что там? Панно висит. Панно как панно. Может, и дорогое, но он бы такое ни за что не купил. Много помпезной роскоши красок, рельефное изображение... Только пыль собирать, по его мнению.
– И что он хотел, твой бывший? – поторопил ее с ответом Иван, потому что она так молча и стояла, рассматривая все то же панно.
– Сначала я сама удивилась тому, что он вошел без спроса. Раньше всегда предупреждал по телефону о своих визитах либо в дверь звонил, когда мой номер оказывался вне зоны доступа. А тут я вернулась после ареста домой, влезла в душ, потом выхожу, а он...
– Он вошел без стука? – терпеливо пытался прояснить ситуацию Ваня, ну замолкала и замолкала на каждом слове, что ты будешь делать.
– Он вошел, оказывается, раньше меня. Сказал, что ждал меня и пил кофе. Ну, теперь понимаю, что врал. На меня он дома нарвался совершенно случайно. Он же не знал наверняка, когда меня отпустят.
– А зачем он тут был без тебя?
– Хороший вопрос, напарник! «Пять с плюсом» за него тебе! – Даша отвела наконец взгляд от противоположной стены, посмотрела на Ивана. – А теперь постарайся сам же на него мне ответить.
– То есть?!
– Вот смотри... Человек не живет по этому адресу давно, ключи, правда, от квартиры имеет, но не решается их использовать. Да и незачем ему. Все в его жизни вне этого дома сложилось более-менее удачно. Жилье собственное имеется. Единственный интерес в этих стенах у него был – это я. Меня на тот момент дома не было, мое появление – чистая случайность. Что он тут забыл?!
– Может, и правда что забыл.
– Нет, он вывез отсюда все, что хотел, – возразила Даша. – Что еще он мог тут делать?
– Может, что украсть хотел?
– Виктор, может, и стал мерзавцем со временем, вором не был никогда!
Она даже немного обиделась за покойника. Тот, помнится, даже кичился своим нежеланием наживаться за счет того, чтобы запускать руку в чужой карман.
– Всегда найдется возможность заработать, – любил повторять он. – И хорошо заработать. Зачем же обворовывать ближнего?..
– Он не вор! – повторила она. – И зачем тогда он пробрался сюда?
– Ну... Если он ничего не забрал отсюда, то, может, что-то хотел здесь оставить? – Ванька обескураженно развел руками. – Ну не знаю я, Даша.
– Ты молодец, – неожиданно похвалила она его, хотя он думал, что провалил зачет. – Как ты это сказал? Если ничего не забрал, значит, хотел оставить. То есть он мог что-то сюда принести. Зачем?
– Ну... – начал было он, но Даша его тут же перебила, не слушая:
– Затем, чтобы спрятать! А что мог спрятать Витька? И почему у меня? И главное – где?!
Даша снова уставилась пытливо на напарника.
– Что – не знаю. Где – тоже. А вот почему у тебя?.. Так это как раз и объяснимо.
– Ну!
– Ты работаешь в милиции. В случае чего, это может либо помочь использовать спрятанное, хотя это вряд ли, либо... Сама знаешь, что нет способа лучше, чем спрятать что-то, положив это на глазах у заинтересованного лица. В чем ты была заинтересована?
– Баскаков! – вырвалось у Даши невольно.