А завершил комбинацию тот же коронный, но не получившийся вначале, апперкот в челюсть.
У сержанта закатились зрачки под веки. Он обмяк, осел. Локис поддержал его, чтобы сержант ничего себе не ушиб, опускаясь на землю.
– Тихо-тихо-тихо... Ничего-ничего... Это пройдет, – проговорил Локис.
Уложил на травку сержанта. Заметил, что сквозь стон начали материться двое других любителей бражки.
Локис подошел к ним и еще раз повырубал. Затем быстро отстегнул рожки от «калашниковых», передернул затворы – проверил наличие патрона в патроннике, поднял свой «парабеллум» и бегом рванул в лес.
У него на отрыв было от пятнадцати до сорока минут.
Бег – не самое любимое занятие Локиса, но выбирать не приходилось. Три шага – вдох, три шага – выдох – оптимальный ритм для стайерской гонки. Позади себя он уже спиной чувствовал погоню. Оцепление неотступной волной подкатывалось к нему.
Локис полдня держал такой высокий темп. Его заставили несколько раз менять направление, перекрывая дорогу. Так что от аэродрома он ушел не очень далеко. После стычки с сержантами он утопил «парабеллум», тянувший лишние килограммы, да и не стрелять же в своих. И, вообще-то, мысль о сдаче впервые реально замаячила перед ним. Найти укрытие – не было времени. Несколько раз над лесом пролетали вертолеты и совхозные «кукурузники» – неужели и их привлекли к облаве на него?
Уже смеркалось... Впереди очередной раз замелькали прожектора. Они были еще достаточно далеко, поэтому Локису было пока трудно определить, находились они на дороге или в самом лесу. Десантник взял резко вправо, а через сотню метров впереди послышался собачий лай. Локис решил повернуть еще правее.
Он чувствовал себя загнанной дичью, представлял себя одиноким волком. Лучи от фонариков, лай, окрики сзади и слева, все ближе и ближе. Слышатся указания командиров, проклятья и матюки солдат, споткнувшихся о корни деревьев, напоровшихся на колючий кустарник...
И вдруг с правой стороны, словно из-под земли, возникла темная фигура. Локис, не долго думая, наотмашь ударил кулаком и повалил противника на землю. Однако тот хорошо отработанным приемом увернулся. Хотя Локис был не очень силен в борьбе, он все-таки умудрился высвободиться.
Тут же к нему подскочила вторая фигура и ладонью закрыла ему рот и нос...
– Тихо, не рыпайся, – прошептал кто-то Локису.
Цепкая память десантника тут же дала сигнал, чей этот голос.
– Шима... – ему еще больше зажали рот. Локис дернул головой – Шимаченков.
– Да-да, – чуть слышно ответил тот. – Молчи.
Его оттащили в сторону.
– Чего своих бьешь? – прошептал Фомичевых.
* * *Старшина спецназа ВДВ Иван Фомичевых и младший сержант Дмитрий Шимаченков добрались к аэродрому к обеду этого дня и надежно замаскировались в ожидании подходящего момента. Они решили сами сделать нужные снимки, продублировать первую группу. Правда, сделать это им пока еще не удалось. На летном поле было довольно оживленно – приземлялся и улетал вертолет. Десантники-«диверсанты» видели блок-посты и облаву. Они решили первым делом найти себе схрон.
– А где Пасечник? – вполголоса спросил Шимаченков.
– Потом, – ответил Локис.
– За мной, – коротко сказал Фомичевых.
Быстрым шагом он направился в сторону шоссе.
– Там же дорога, – удивился Локис.
– Вот и не догадаются, – разъяснил Шимаченков.
– Сюда... По ручью, – Фомичевых ступил в воду первым, потом раздвинул кусты.
И пропал.
– Давай за ним, – подогнал Шимаченков. – Голову пониже.
Все трое, согнувшись в три погибели, по очереди влезли в водопропускную бетонную трубу, проложенную под полотном шоссе. Фомичевых и Шимаченков заранее замаскировали входы в нее наломанными ветвями кустов – не заметишь, даже если вблизи станешь. А собаки след не возьмут, потому как через трубу протекает ручей.
– Ну, а Пасечникова где потерял? – поинтересовался Фомичевых.
21
VIP-такси «Мерседес-бенц» остановилось возле опрятного особняка-гостиницы. Тут же подбежал швейцар. Он был оповещен, что мать и сын фон Пфайфельгофф поздно вечером вернутся в свою временную калиниградскую резиденцию.
Фердинанд увидел бежащего к нему швейцара и опустил стекло автомобиля.
– Извините, – на ломаном немецком произнес швейцар, – вам звонили из Франкфурта-на-Майне, предлагают купить то, что вы знаете, – заискивающе улыбаясь, сообщил швейцар Фердинанду.
– Как у вас говог'ится... нету минуты покоя, – коряво произнося русские слова сказал Фердинанд.
– Ни минуты покоя, – поправил его швейцар. – Еще из Москвы звонили. Ругались, что вы не получаете свои денежки...
– Да-да, спасибо. Вы, русские, сначала деньги берете, а потом проверяете. А мы – всегда все проверяем, – прокоментировал барон.
– Да-да, прошу.
Таксист тем временем вышел, обежал капот, попытался открыть дверцу. Но за ручку держался швейцар. Он, немного кланяясь, дверцу и открыл. Тогда таксист попытался обойти швейцара и открыть дверцу баронессе. Швейцар свободной рукой быстро схватился за соседнуюю дверцу, открыл ее перед баронессой.
– Спасибо... Спасибо.. Вы очень любезны, – расплылась в улыбке фрау Энгельберта.
Рукой в перчатке она сунула швейцару бумажку. Тот промямлил:
– Данкишён.
Швейцар подал ей свою руку, а Фердинанду, немного заикаясь, сказал:
– Вам звонили из Москвы... Говорили очень возбужденно... Требовали вас, потому что вас и только вас где-то ждут не деньги... а очень большие деньги...
Фердинанд увидел запыхавшегося от бега таксиста, надутого и красного. Такисист про себя проклинал швейцара, который обогнал его и «стрес» чаевые у баронессы. Фердинанд открыл свой бумажник и дал пять евро таксисту.
– Данкишён, – радостно прошипел таксит и направился к машине.
Фердинанд взял под руку свою «мутер» и повел ее в виллу-гостиницу:
– Я не понимаю, почему русские так любят оглашать свои финансовые дела?
Рядом с немецкой парочкой преданно засеменил швейцар. Затем он с поклоном открыл перед ними дверь. Возле стойки швейцар протянул Фердинанду бумажку с номером московского телефона, куда просили, чтобы барон «срочно перезвонил».
– Вы очень хорошо работаете, – похвалил швейцара Фердинанд.
– Нам нравится, как вы нас принимаете, – улыбнулась фрау Энгельберта, – а говорили, что русские не знают, что такое «сфера обслуживания». Рассказывали, что в России горничная может на работе ненавидеть клиента, который, представляете, ей же приносит деньги и, мало того, платит чаевые.
– Извините, фрау Энгельберта, – швейцар говорил, запинаясь, по-немецки, – времена изменились. Уже и у нас... Клиент всегда прав. Все ради клиента... Ради вас... А чего ради я работаю?..
– Слава Богу, – произнесла фрау Энгельберта. – Слава Богу.
Старания швейцара потянули на двадцать евро, которые щедрой рукой дал ему Фердинанд.
В номере барон фон Пфайфельгофф провел матушку в ее комнату, а сам достал из кожаной сумки ноутбук и включил беспроводной Интернет.
В эту минуту позвонили.
– Герр Фердинанд Пфайфельгофф?
– Да.
– Москва. Вы будете говорить? – спросили на противоположном конце провода.
– Нет. Я не на работе. Пускай звонят во Франкфурт-на-Майне и разбираются с моим представителем... – резко ответил Фердинанд, а потом не то в трубку, не то сам себе произнес. – Вообще, я не понимаю, как они меня нашли...
– Хорошо... – в телефоне пошли гудки.
– В чем дело? – спросила фрау Энгельберта.
– Мама, они думают, что если я нахожусь на территории, подчиненной России, значит, я более доступен.
Фердинанд пробежался по клавишам ноутбука. На экране возникла фотография советского танка «ИС-1». Под ней по-немецки «всплыла» объемная статья с техническими описаниями.
Внимательно прочитав ее, Фердинанда подключил веб-камеру, нацепил наушники с микрофоном на голову и по скайпу «достучался» до одного из своих консультантов.
– Себастьян, извини, что разбудил. Дело срочное и очень стоящее. Да-да... Сколько стоит «Ёсиф Шталин, айн»? – напряженно проговорил Фердинанд. – Состояние, как мне сообщили, хорошее. По крайней мере, в больших капиталовложениях не нуждается.
– Да. Я понял. Айн момент...
Лысеющий белобрысый человек на экране компьютера улыбнулся редкозубой улыбкой и пропал на несколько минут. Потом возник с улыбкой намного более широкой, чем прежде:
– Машина на сегодня очень дорогая. Если, конечно, она подлинная. Музеи заплатить могут очень хорошо. А вот частные коллекционеры... Я могу выяснить это... Процент от моих услуг зависит от желания коллекционеров, уверен, что коллекционеры будут очень восхищены.. Можно устроить закрытый аукцион... Тогда сумма может достигнуть...
– А как скоро можно организовать этот аукцион? – в нетерпении спросил Фердинанд.
– Конечно, это займет некоторое время. Разослать пресс-релиз для агентов коллекционеров. Хотя можно постараться выйти на лиц, способных на предоплату.
– Что для этого требуется?
– Чтобы машина была на территории Евросоюза, лучше всего, конечно же, в Германии. Она должна быть в собранном состоянии, и все интересующиеся могли бы удостовериться в ее подлинности – фотографии с места обнаружения, экспертиза металла – корпуса, частей двигателя... Если и вправду это то, о чем вы говорите, то эквивалентом стоимости может послужить «Бугатти», а модель и год зависят от состояния вашей машины. Если вы желаете, то можно устроить обмен.
– Я подумаю... Спасибо...
Фердинанд закрыл крышку ноутбука.
– Мама, вы уже ложитесь? – он подошел к двери комнаты фрау Энгельберты.
– Да, уже почти в постели, дорогой, – ответила баронесса.
– Как вам в этом городе?
– Знаешь, Фердинанд... Вначале было отвратительно... Как будто ужасно тяжелый камень лежал на моих плечах и шее ... Я думала, вот-вот упаду и задохнусь... И еще я чувствовала, что везде за мной наблюдает призрак твоего отца... Он смотрит на меня, достает пистолет и целится мне в позвоночник. Говорит – я хочу, чтобы ты лежала рядом со мной...
– Матушка... Это ваши переживания. Он будет лежать в нашем фамильном склепе. Вместе с вами... Когда придет время, – попытался успокоить мать Фердинанд.
– Да-да... Я закажу скульптурную фреску, где мы с ним держимся за руку. Ты же знаешь, Фердинанд, я нисколько не осуждаю твоего отца... Наша страна попала в такое историческое положение... Во многих странах было такое...
– Конечно.
– Люди стали заложниками этого исторического положения, – не унималась фрау Энгельберта.
– Мама, но если мы немного тут задержимся... Вы не против?
Но баронесса его не слушала.
– Эта девушка... Она меня спасает от холода в позвоночнике. Я с ней разговариваю. Становится теплей... Ее акцент, такой мягкий...Не то что брандербургский говор, на котором дикторы читают последние известия. Не понимаю, почему все изучают именно этот немецкий... Честно говоря, Фердинанд, Вероника помогает мне находиться здесь...
– Хорошо, мама, спокойной ночи, – Фердинанд прикоснулся губами к ее лбу.
– Спокойной ночи, мой мальчик.
Фердинанд пошел в свою комнату. Достал телефон – «Сименс» VIP-модели. Вставил карточку и набрал номер Вероники.
– Алло, Вероника? Извините за столь поздний звонок. Мама очень рада, что познакомилась с вами. С такой русской девушкой... Она говорит, что впервые встречает человека с такой широкой душой, как у вас... Она хочет еще на несколько дней остаться в вашем городе и очень просит, чтобы вы были рядом с ней ... Скажите, вы согласны?.. Поймите, это очень и очень важно... Вы не представляете, как она изменилась за эти дни... Разумеется, в лучшую сторону... Спасибо вам... Да... передайте своему дяде Антону... что я согласен... Я очень согласен...
22
– Суки... – сказал Фомичевых.
– Валерка... Пасечник... – у Шимаченкова по лицу пошли желваки. – Как же ты их не урыл...
– Не знаю, Шима... Не получилось. Одного урода чуть не задушил. Не смог... не дожал...
– И что теперь будешь делать?
– Мне надо выйти на связных в Калининграде. Хочу переговорить с глазу на глаз с Белогуровым, – Локис жадно жевал предложенную галету. – Десантник десантника поймет. А фээсэбэшники – люди без основания... Подозревать всех – даже без основания – это их хлеб. Чем больше подозреваемых – тем больше проделанной работы. Это не то, что у нас – душу под пули подставлять.
– Может, на хер этот Калининград? Вместе повяжем сволочей, сдадим ментам, – предложил Шимаченков.
– Ты что? – возмутился Фомичевых. – Припишут самоуправство... Нападать на государственный, охраняемый объект...
– Бляха, Фомич, – перебил его Шимаченков, – троих за горло и в машину. Главное быстро и тихо...
– Ты что? Там салаги. В штаны наложат. А не дай Бог, кто-нибудь из них сердечник. Ты же знаешь, каких сейчас в армию забирают. Тем более, хозвзвод. Там все каличные. Разрыв сердца от страху, а нам – тюряга... К Белогурову надо, а может, и выше...
– Да мы тихо. Солдатики даже не заметят, – не унимался Шимаченков.
– Все равно там их пахана нет, который Валерку убил, – привел свой довод Локис.
– Но ты же сам пытался хоть одного из этих ублюдков притащить, – азартно парировал Шимаченков.
– Короче, – Локис достал свою «зажигалку», – давайте вашу. Все равно на аэродром сейчас не прорваться.
Фомичевых достал такую же, как и у Локиса, «зажигалку». Через инфракрасный порт Локис перегнал снимки летного поля из одного аппарата в другой. Снимки бокса и танка он не перекидывал – не хотел грузить товарищей.
– Потом отберем, какие Белогурову предоставить, – сказал Локис.
– Шима, – позвал Фомичевых, – раз мы уже идем вместе, таскай ее сам. Все равно я ничего в этих «инфракрасных портах» не смыслю.
– Давай, пригодится, – Шимаченков поставил камеру на обзорную видеозапись, примотал ее ниткой к веточке, осторожно высунул веточку с «зажигалкой» из трубы, повертел ею, затем втянул веточку назад в трубу. – А теперь смотрим в глазок.
Он приставил «зажигалку» к своем правому глазу, в кадре пошел таймер и панорама местности около шоссе.
– Вот я вижу, что все с этой стороны спокойно.
– Дай глянуть, – попросил Фомичевых.
Он сузил левый глаз, правым посмотрел в глазок.
– Да никого.
– Хочешь снять с другой стороны? – спросил Шимаченков.
– Нет, давай уж сам.
С другой стороны трубы также все было чисто.
– Вроде тихо. Ушли далеко в лес. Я же говорил, что возле дороги вряд ли будут искать, – прокомментировал снятые кадры Шимаченков.
– Выходим, – коротко произнес Фомичевых.
Они двинулись вдоль дороги, которая прямиком вела в Калининград. Но, конечно, десантники понимали, что в их одежде им в город пройти будет сложно – пожалуй, даже невозможно. Описание Локиса, не только форма скул, губ, носа, разреза глаз, а еще и камуфляжная куртка и штаны впечатаны в память любого постового.
– Надо бы переодеться, – предложил Локис.
– Да, и на мне это тряпье примелькалось, – согласился Шимаченков.
От главной дороги ответвлялась проселочная дорога. Вдалеке на опушке леса виднелась черепичная крыша.
– Хутор. Может, заглянем? – не дождавшись ответа, Локис первый повернул на проселочную дорогу.
За ним сразу же зашагал Шимаченков:
– Посмотрим, кто в домике живет.
– Да вы что? Сбрендили? – заворчал Фомичевых. – Нам быстрее в Кёниг надо. Чем раньше придем, тем раньше все разъяснится.
Локис и Шимаченков его не слушали.
На хуторе никого не было. И, кажется, очень давно. Дом был кирпичный – немецкой постройки. Сейчас он уже находился в очень ветхом состоянии. Дверь была не заперта. Окна зияли разбитыми стеклами. Последний хозяин хутора, наверное, несколько лет назад скончался. В гостиной так и остался поминальный стол с немытой посудой и мумифицированными остатками еды. От бутылки к бутылке тянулась обсыпанная пылью паутина. На стене – пожелтевшая фотография – крепкий старик в военной форме. Вся грудь в медалях. Такое светлое лицо и пронзительный взгляд. Между треснутым стеклом фотопортрета и рамкой была вставлена грамота – «Шестьдесят лет Победы». Под фотографией стояло кое-где покрытое ржавчиной инвалидное кресло-каталка с коричневыми резиновыми ручками на спинке. Резина на ручках была, как новенькая, совершенно не стертая. А вот покрышки – изрядно изношены.
Все трое молча остановились перед фотографией.
– Родственников у него не было, – сказал Фомичевых, – видишь, некому было его покатать.
– Время – главный убийца, – вздохнул Шимаченков. – Вы осмотритесь здесь, а я – на чердак.
Он поднялся по деревянной лестнице наверх. Снизу хорошо слышались его шаги и скрип лестничных ступеней.
Локис и Фомичевых еще стояли перед портретом, вглядываясь в лицо ветерана.
– Сдался бы ты, Володя, по-хорошему, – серьезно проговорил Фомичевых, – бегаешь, как заяц. Еще каких-нибудь дров наломаешь.
– Ты что, Фомич, думаешь, я в чем-то виноват? – с недоумением спросил Локис.
– Да ничего я не думаю. По мне так – если не виноват, чего скрываться? – ответил Фомичевых.
– Слушай, Фомич. Можно я как-нибудь сам разберусь, без твоих советов, а?
– Разбирайся, только смотри еще больше не запутайся.
Фомичевых отвернулся и пошел на веранду. Она явно была пристроена к этому дому в советские времена. Немного неказистая, зато с нее открывался вид на плодовый сад. Потом старшина спустился в погреб – там пахло гнилой картошкой. По весне погреб явно затапливало.
Локис прошел к сараю. Там должны были быть сельскохозяйственные инструменты. Но их там, конечно же, не было. Ранее здесь побывали люди, которым эти инструменты были нужны.
– Эй, мужики, – крикнул с чердака Шимаченков, – идите сюда, есть барахло. Давайте наверх, переодеваться.
Локис забрался на чердак.
Шимаченков напяливал на себя спортивные штаны с растянутыми коленками. Потом натянул льняную рубашку – типичный дачник во время летней страды. На ноги натянул кирзачи.