Когда мультфильм закончился, и Нора закрыла тетрадь, Кевином на мгновение овладел трепет ожидания.
– Извини. – Она зевнула, из деликатности прикрывая рот рукой. – Я немного устала.
– Я тоже, – признался он. – Долгий был день.
– Сегодня так холодно. – Она поежилась, словно выражая ему свое сочувствие. – Жаль, что тебе нужно уходить.
– Мне не обязательно уходить, – напомнил он ей. – Я с удовольствием останусь. Я скучал по тебе.
Нора задумалась.
– Ты слишком торопишься, – сказала она. – Мне нужно чуть больше времени.
– Никто не заставляет нас что-то делать. Просто побудем вместе. Поговорим, пока не заснем.
– Извини, Кевин. Я не в настроении.
Это отговорки, хотел сказать он ей. Разве не помнишь, как это было? Неужели не понравилось? Но он знал, что спорить бесполезно. Стоит начать что-то доказывать, и ты уже проиграл.
Нора проводила его к выходу, пожелала спокойной ночи, прижавшись к нему губами – подарила на прощание целомудренный, но долгий поцелуй, будто одновременно просила прощения и подавала надежду.
– Я завтра позвоню? – спросил он.
– Конечно, – ответила она. – Позвони завтра.
* * *Нора заперла дверь и отнесла бокалы в раковину. Потом поднялась наверх и приготовилась ко сну.
Я ужасная подружка, думала она, чистя зубы. Непонятно, зачем я вообще это затеяла?
Ей было стыдно. Она знала, что сама во всем виновата: проявила инициативу и ввела Кевина в заблуждение. В конце концов, ведь это она пригласила его во Флориду и пять дней изображала из себя нормально функционирующего, относительно жизнерадостного человека. И к концу поездки почти поверила, что она и в самом деле нормально функционирующий, относительно жизнерадостный человек – та, что под столом держит за руку другого человека, кормит его с вилки кусочками десерта, – поэтому вряд ли она имела право осуждать Кевина за то, что он разделил с ней ее заблуждение, или растерялся и счел, что его предали, когда она отняла у него все то, что поначалу дала.
Но она не была тем человеком, во всяком случае, здесь, в Мейплтоне, даже близко на него не походила, и не было смысла прятаться от правды. В ее душе не осталось любви, которую она могла бы подарить Кевину, не осталось ничего другого – ни радости, ни энергии, ни чуткости. Она по-прежнему была разбита, в ней по-прежнему недоставало каких-то важных элементов. Осознание этого чуть не раздавило ее, когда она вернулась домой – непосильный груз ее собственного существования, свинцовый плащ, наброшенный на ее хрупкие плечи. Добро пожаловать домой, Нора. Этот груз теперь был гораздо тяжелее, чем ей помнилось, гораздо тягостнее – цена, которую приходилось платить за то, что на несколько дней она улизнула из-под него. Понравилась поездка?
Отдаленное поселение
Безветренным утром в конце января, когда на землю сыпал мелкий снежок, Лори и Мег отправились с Гинкго-стрит в свое новое жилище на Паркер-роуд – тихую обитель на восточном краю парка Гринуэй.
Отдаленное поселение № 17 было небольшим, но намного приятным, чем Лори того ожидала, – темно-синий дом под щипцовой крышей, с мансардным окном, с белой окантовкой вокруг окон. К главному входу вела не бетонированная дорожка, а аллея, мощенная серым камнем. Не понравилась ей только сама дверь – слишком вычурная в сравнении с остальным домом: из коричневой древесины, блестящая, с декоративной вставкой в виде вытянутого овала из дымчатого стекла. Такую скорее увидишь на каком-нибудь претенциозном «замке» в Стоунвуд-Хайтс, а не на скромном мейплтонском жилище, как это.
– Симпатичный домик, – шепотом сказала Мег.
– Могло быть гораздо хуже, – согласилась Лори. В самом доме, когда они вошли, им понравилось еще больше. В комнатах на нижнем этаже обилия вещей не наблюдалось, но было уютно. Уют создавали множество мелких штрихов – газовый камин в гостиной, ковры со смелыми геометрическими узорами, удобная мебель. Особенно поражала модернизированная кухня – светлое просторное помещение с бытовой техникой из нержавейки, плитой, как в ресторане, и окном над раковиной, из которого открывался умиротворяющий вид на лесистый участок парковой зоны; голые сучья деревьев были припорошены снежком. Лори с легкостью представила себя прежнюю на этой кухне: вот она стоит у стола с поверхностью из талькового камня, готовит ужин для субботнего или воскресного вечера – режет овощи под аккомпанемент тихой музыки, льющей из радиоприемника.
Экскурсию по дому Лори и Мег провели их новые соседи – двое мужчин средних лет, которые встретили их на пороге. На рубашке у каждого была прикреплена самодельная табличка с именем. Джулиан был высокий, чуть сутуловатый, в очках с тонкой металлической оправой; его заостренный нос как будто все время к чему-то принюхивался, лицо чисто выбрито, что выделяло его среди мужской половины «Виноватых». Гас был плотный рыжеволосый мужчина с красноватым лицом и аккуратно подстриженной бородой, в которой серебрилась седина.
Добро пожаловать, написал он на странице блокнота. Мы ждали вас.
Лори охватило тревожное чувство, но она старалась игнорировать его. Ей было известно, что в некоторых отдаленных поселениях состав жильцов смешанный, но не ожидала, что сама она окажется в столь узком кругу: двое мужчин и две женщины в маленьком доме на краю леса. Однако если ее направили сюда, значит, так тому и быть. Она понимала, сколь почетная это миссия: ее выбрали для участия в программе «Колонизация города» – это был ключевой пункт в долгосрочных планах «Виноватых» по распространению своего влияния, – и она хотела оправдать доверие, оказанное ей лидерами организации, которые, вне сомнения, делали, что могли, используя ресурсы, имевшиеся в их распоряжении.
К тому же ей и Мег выделили для проживания весь второй этаж – две маленькие комнаты и одну ванную на двоих, – так что приватность им будет обеспечена. Мег выбрала розовую комнату с видом на улицу; Лори досталась желтая, с видом на парк, которая, наверное, прежде принадлежала подростку. Кровать – похоже, ее приобрели в магазине «ИКЕА» – была низкая, с тонким съемным матрасом, вставленным в раму из светлого дерева. На голых стенах были заметны участки, на которых раньше, видимо, висели постеры – три прямоугольника, чуть более яркие, чем окружающее их пространство.
Лори принесла с собой всего один чемодан – все ее скудные пожитки, – который она распаковала в считанные минуты. Она даже испытала разочарование – словно в гостиницу заселилась, а не в новый дом. Чуть ли не с ностальгией вспомнила она свои суматошные переезды в прежней жизни: она неделями собирала вещи, упаковывала их в коробки, заклеивала скотчем, подписывала маркерами, потом приезжал большой грузовик, и она с волнением смотрела, как вся ее жизнь исчезает в его утробе. А затем на новом месте начиналась обратная процедура: коробки выгружали, с глухим стуком ставили на пол, вскрывали, оглашая дом скрипом картона. Появлялось странное ощущение недовольства новым домом, мучительное чувство дезориентации, которое, казалось, никогда не исчезнет. Но, по крайней мере, в глубине души она знала, что произошло нечто значительное, что одна глава ее жизни завершена и началась новая.
Го д, говорила она. Должен пройти год, чтобы ты почувствовал себя дома на новом месте. А иногда и больше.
Разложив одежду в ящиках комода – тоже из светлого дерева, тоже из «ИКЕА», – она опустилась на колени и долго так стояла – не молилась, просто думала, пытаясь осмыслить тот факт, что теперь она живет здесь, что это место – ее дом. Радовало, что Мег находилась неподалеку, буквально в нескольких шагах от нее. Не так близко, как в Синем доме, где они жили в одной комнате, но все же рядом, гораздо ближе, чем она смела на то надеяться.
* * *Как правило, дружба среди «Виноватых» не поощрялась. Структура организации препятствовала тому, чтобы кто-то из ее членов много времени проводил друг с другом или слишком полагался на взаимную поддержку. В поселении на Гинкго-стрит «Виноватые» проживали большими группами, которые часто перетасовывали; и каждому члену организации постоянно меняли сферу деятельности. Пары наблюдателей определялись по жребию, и редко кому из «Виноватых» случалось работать с одним и тем же человеком более одного раза в течение одного месяца. Задача состояла в том, чтобы укрепить связь отдельного индивидуума с группой в целом, а не между отдельными людьми.
На взгляд Лори, такая стратегия имела смысл, – по крайней мере, в теории. Новообращенные, вступавшие в ряды организации, были крайне уязвимы. Потратив много душевных сил на то, чтобы вырваться из прежней жизни, они были заторможены, обессилены и крайне ранимы. Если ими не управлять, они легко сползут в привычную колею, невольно воссоздавая модели отношений и поведения, от которых сами же отказались. И если это им позволить, они лишат себя того, за чем пришли: возможности начать новую жизнь, избавиться от обманчивого комфорта дружбы и любви и дожидаться Судного дня, не отвлекаясь на житейские мелочи и иллюзии.
На взгляд Лори, такая стратегия имела смысл, – по крайней мере, в теории. Новообращенные, вступавшие в ряды организации, были крайне уязвимы. Потратив много душевных сил на то, чтобы вырваться из прежней жизни, они были заторможены, обессилены и крайне ранимы. Если ими не управлять, они легко сползут в привычную колею, невольно воссоздавая модели отношений и поведения, от которых сами же отказались. И если это им позволить, они лишат себя того, за чем пришли: возможности начать новую жизнь, избавиться от обманчивого комфорта дружбы и любви и дожидаться Судного дня, не отвлекаясь на житейские мелочи и иллюзии.
Данная стратегия допускала лишь одно исключение – тесные отношения между Наставником и Учеником, которые организация рассматривала как неизбежное зло, эффективную с точки зрения статистики, но психологически опасную тактику, способствующую адаптации новых членов в кругу своих единомышленников. Проблема заключалась не в том, что между двумя людьми формировались особые эмоционально-насыщенные отношения – это как раз была цель, – а в том, что потом приходилось рвать эту связь, разделять двух людей, которые, по сути, превратились в единое целое, и тем самым травмировать обоих.
Задача Наставника состояла в том, чтобы подготовить Ученика к неизбежному разрыву. И Лори с самого начала, придерживаясь протокола, ежедневно напоминала Мег, что их партнерство временно и прекратится 15 января – в день ее официального вступления в организацию. С этого момента Мег будет являться полноправным членом мейплтонского отделения «Виноватых», а они с ней – коллегами, а не подругами. Будут относиться друг к другу с взаимным уважением – ни больше, ни меньше – и строго соблюдать обет молчания, если им случится оказаться вместе.
Лори старалась внушить это Мег, но только расстраивала и саму себя, и свою подопечную. По окончании испытательного срока для Мег они обе все больше нервничали и падали духом. Бывали ночи, когда одна из них плакала, а случалось, что они вместе лили слезы, сетуя на несправедливость обстоятельств, недоумевая, почему они просто не могут жить так, как жили, придерживаться сложившегося уклада, который устраивал их обеих. В какой-то степени Лори было даже тяжелее, потому что она точно знала, к чему вернется – в переполненную комнату в Сером доме или, может быть, в Зеленом, где ее ждет спальный мешок на холодном полу, где не будет рядом подруги, которая помогла бы ей коротать долгие ночи, где ее одиночество будет скрашивать лишь испуганный голос в ее собственной голове.
* * *Неделей раньше, утром того дня, когда заканчивался период ученичества Мег, они явились в Главный дом. Обе были подавлены. Перед тем, как пойти туда они долго стояли в обнимку, напоминая друг другу, что нужно крепиться.
– Я тебя не забуду, – пообещала Мег, тихим, чуть сиплым голосом.
– У тебя все будет хорошо, – шепотом отвечала ей Лори, сама в это не веря. – И у тебя, и у меня.
Пэтти Левин, первый и единственный руководитель мейплтонского подразделения «Виноватых», ждала их в своем кабинете, сидя за огромным бежевым столом, как школьный директор. Это была миниатюрная женщина с сединой в кудрявых волосах и суровым, но поразительно моложавым лицом. Она махнула сигаретой, предлагая им сесть. Сказала:
– Сегодня важный день.
Лори и Мег хранили молчание. Им лишь разрешалось отвечать на прямые вопросы. Пэтти Левин внимательно смотрела на них – взгляд настороженный, но невыразительный.
– Вижу, вы плакали.
Отпираться не имело смысла. Они почти не спали, добрую часть ночи провели в слезах. Мег выглядела ужасно – волосы спутанные, глаза красные, опухшие. Лори была уверена, что сама она выглядит не лучше.
– Это ведь так тяжело! – выпалила Мег, словно убитый горем подросток. – Невыносимо!
Лори поморщилась от несдержанности своей подопечной, но Левин не обратила на это внимания. Щурясь в мрачной решимости, она зажала сигарету между большим и указательным пальцами, поднесла ее ко рту и глубоко затянулась, с силой высасывая дым из фильтра, словно он был забит.
– Знаю, – сказала она, выпуская дым. – Это путь, который мы избрали.
– И всегда так скверно? – Казалось, Мег вот-вот снова расплачется.
– Иногда. – Пэтти Левин пожала плечами. – Для всех по-разному.
Теперь, когда Мег проломила лед, Лори решила, что ей тоже можно подать голос.
– Это моя вина, – объяснила она. – Я допустила ошибку. Слишком привязалась к своей ученице, перестала контролировать ситуацию. В общем, не справилась с возложенной на меня задачей.
– Неправда! – возразила Мег. – Лори очень хорошая наставница.
– Мы тоже виноваты, – признала Пэтти Левин. – Могли бы заметить, что происходит. Нам следовало разлучить вас еще месяц назад.
– Простите. – Лори заставила себя посмотреть начальнице в лицо. – В следующий раз я постараюсь оправдать ваши надежды.
Пэтти Левин покачала головой.
– Думаю, следующего раза не будет.
Лори не стала спорить. Она знала, что не заслужила второго шанса. Да и сомневалась в том, что ей нужен этот второй шанс, если она снова должна будет пережить такую боль, как сейчас.
– Прошу вас, не держите зла на Мег, – сказала Лори. – Последние два месяца она упорно работала над собой и добилась больших успехов, несмотря на мои ошибки. Я искренне восхищаюсь ее силой воли и решимостью. Уверена, она принесет огромную пользу организации.
– Лори многому меня научила, – вмешалась Мег. – Она прекрасный пример для подражания.
К счастью, Пэтти Левин пропустила ее слова мимо ушей. В наступившей тишине взгляд Лори невольно упал на плакат, висевший на стене за столом. На нем была изображена классная комната, заполненная взрослыми и детьми – все в белом, все тянут вверх руки, как прилежные ученики. В каждой поднятой руке – сигарета.
КТО ХОЧЕТ СТАТЬ МУЧЕНИКОМ? – вопрошал заголовок.
– Полагаю, вы заметили, что у нас здесь немного скученно, – снова заговорила Пэтти Левин. – Ряды нашей организации постоянно пополняются. В некоторых домах люди спят в коридорах и гаражах. Так не может продолжаться.
У Лори сжалось сердце. На мгновение ей подумалось, что ее собираются вышвырнуть из рядов «Виноватых», чтобы освободить место для более достойного члена организации. Но потом Пэтти Левин посмотрела в таблицу, что лежала перед ней на столе.
– Вас переводят в отдаленное поселение № 17, – сказала она. – Перебираетесь туда в следующий вторник.
Лори и Мег переглянулись.
– Обе? – уточнила Мег. Пэтти Левин кивнула.
– Вы ведь не хотите расставаться?
Они заверили ее, что хотели бы остаться вместе.
– Вот и прекрасно. – Впервые с момента их прихода Пэтти Левин улыбнулась. – Отдаленное поселение № 17 – особенное место.
* * *За свои семнадцать лет Джилл твердо усвоила одно: в жизни постоянно что-то меняется – внезапно, непредсказуемо, безо всяких на то причин. Только толку-то от того, что она это знала, если ее могла повергнуть в шок даже лучшая подруга, причем прямо во время ужина, когда они ели макароны с сыром?
– Мистер Гарви, – заявила Эйми. – Думаю, мне пора начинать платить за проживание.
– За проживание? – хмыкнул ее отец, словно ему не меньше других нравилось, что над ним подшучивают. Последние недели, с тех пор, как он вернулся из Флориды, он пребывал в хорошем настроении. – Насмешила.
– Я серьезно. – Вид у Эйми действительно был серьезный. – Вы очень добры ко мне. Но, вообще-то, я чувствую себя приживалкой.
– Ты не приживалка. Ты – гостья.
– Я живу у вас уже бог знает сколько. – Эйми специально сделала паузу, подталкивая его к тому, чтобы он выразил несогласие. – Вас, наверно, уже тошнит от меня.
– Не говори глупости. Нам нравится твоя компания.
Эйми нахмурилась, словно своей добротой он усугублял в ней чувство неловкости.
– Я ведь не только сплю здесь. Я ем ваши продукты, пользуюсь вашей стиралкой и сушилкой, смотрю ваш телевизор. И еще много чего.
Интернет, перечисляла про себя Джилл. Отопление и кондиционер, тампоны, косметика, шампунь, бальзам для волос, зубная паста, мое нижнее белье…
– Ничего страшного. – Кевин глянул на дочь, желая понять, не расходится ли ее мнение с его. – Правда?
– Конечно, – подтвердила Джилл. – С тобой веселее.
И она не кривила душой, хотя иногда ее раздражало, что Эйми обосновалась у них, как у себя дома, и в обозримом будущем съезжать не собирается. Да, осенью у них бывали трения, но за последние пару месяцев ситуация выровнялась. Рождество они встретили здорово, устроили отличную новогоднюю вечеринку, пока отец был на отдыхе. В последующие недели Джилл постаралась доказать себе и окружающим, что она не зависит от Эйми – не ходила с ней гулять каждый вечер, добросовестно училась в школе и чуть больше времени проводила с отцом. Казалось, наконец-то достигнут баланс, который устраивал всех.