Около четырех часов дня Раечка, веселая, как молодая птичка, вернулась в свою квартиру и увидела мечущуюся по комнатам Эллу. Трубецкая рыдала, от ее интеллигентной сдержанности и безукоризненного воспитания не осталось и следа. Рая схватилась за сердце и пролепетала:
– Настя заболела? Аппендицит? Ей надо делать операцию?
Спустя много лет Раиса, вспоминая свою реакцию, поражалась, насколько глупой была. Любое хирургическое вмешательство показалось бы ей счастьем, если б она знала, что произошло на самом деле. Настя пропала без следа.
Когда домой примчался Игнат, жена и гувернантка, выпив весь запас сердечных капель в доме, изложили хозяину суть дела. Накормив девочку обедом, Элла, как всегда, уложила ее спать. Часы показывали ровно два. Приученный к режиму ребенок заснул, едва голова коснулась подушки. Элла тщательно проверила шпингалеты на окнах, отключила подачу газа на кухне и пошла за кефиром. Ничего необычного в действиях бонны не было. Трубецкая считала неправильным таскать малышку по магазинам. Молочная находилась через дорогу, гувернантка всегда бегала туда, когда подопечная отдыхала. Настенька должна была проспать не менее полутора часов.
Элла отсутствовала минут тридцать. Когда она вернулась, не заметила ничего особенного: дверь тщательно заперта снаружи, окна закрыты. Элла распаковала сумки, вскипятила молоко, выпила чаю и в районе трех решила заглянуть к Насте, проверить, как та спит. Представьте ужас гувернантки, когда она обнаружила пустую кроватку!
Элла решила, что Настенька расшалилась и спряталась от няни. Но девочка никогда так не поступала, она была очень послушна, не спорила со старшими, беспрекословно им подчинялась, ей бы и в голову не пришло задумать безобразие. Но ребенок есть ребенок, мало ли что, и Элла принялась бегать по комнате, выкрикивая:
– Настя, немедленно выходи! Если покажешься сейчас, я тебя не стану наказывать.
Минут через двадцать Элла сообразила: девочки нигде нет, и впала в панику. Вместе с ней в истерике забилась спустя короткое время и Раиса.
Игнат в отличие от обезумевших женщин сохранил хладнокровие. Цыкнул на баб и стал размышлять. Квартира на пятом этаже, шпингалеты на окнах тщательно закрыты, следовательно, девочка не могла выпасть наружу. Да и тела во дворе нет, значит, версию несчастного случая можно отмести. Дверь была заперта, но изнутри ее можно было открыть. Вот только замок в целях безопасности Варенкины установили непривычно высоко, на уровне глаз взрослого человека, Насте до него не дотянуться, если только развитая не по годам девочка не догадалась встать на табуретку.
Игнат убедился, что все стулья находятся на своих местах, и сделал вывод: Настю похитили. Некто, знавший, что Элла оставляет спящую девочку на короткое время одну, воспользовался отлучкой няни, вошел в квартиру и унес ребенка.
Раиса, услышав эту версию, истерически зарыдала, а Элла начала одновременно хохотать и плакать.
Глава 23
Игнат помчался на кухню, он хотел принести кувшин с холодной водой и выплеснуть ее на Раису, но его остановил телефонный звонок.
– Молчать! – гаркнул Варенкин.
Женщины замерли, Игнат схватил трубку.
– Настя у нас, – сообщил бесстрастный голос, – выкуп – миллион долларов. Завтра в восемь вечера я позвоню.
– У меня нет столько, – взвыл Игнат.
– Купи, – не дрогнул бас, – завтра в восемь скажу, куда деньги отвезти. Не привезешь, прощайся с дочкой. Получишь ее упакованной в коробку, по частям.
Игнат рухнул в кресло. Пусть вас не смущает требование похитителя заплатить выкуп в долларах. В советские годы американские «рубли» легко обращались на черном рынке. Официально курс состоял около семидесяти копеек за один «зеленый». Но что такое «официальный курс», никто не понимал. Обменных пунктов в СССР не было, зато в Уголовном кодексе имелась статья о валюте, незаконное владение ею каралось строго, а за особо крупные суммы – расстрелом. В Москве существовали люди, у которых можно было приобрести любую сумму по четыре рубля за доллар. Похититель великолепно знал, что Игнат не простой технолог, а цеховик, и решил растрясти «господина Корейко».[22]
Сообразив, что действует кто-то из своих, Игнат вскипел и заметался по комнате.
– Может, обратиться в милицию? – робко предложила Раиса.
Супруг налетел на глупую бабу с кулаками.
– Идиотка! Что я скажу мильтонам? Что у меня украли дочь и теперь требуют миллион долларов? Знаешь, какой следующий вопрос я услышу?
– Имеете ли вы врагов? – наивно предположила Раечка.
– Дура! – устало сказал муж. – Совсем иное. Почему у вас требуют несуразно огромную сумму? Неужели она у вас есть?
Рая схватилась ладонями за щеки.
– Ой, и в квартиру оперов впустить страшно. У нас тут картины, хрусталь, серебро. Сразу в ОБХСС стукнут. Господи, что делать?
– Не выть попусту, – оборвал Раису Игнат и поспешно ушел.
Домой он вернулся вечером осунувшийся, с синяками под ввалившимися глазами.
– Не достал? – прошептала Раечка, увидев мужа с пустыми руками.
Игнат молча запер дверь, навесил цепочку и задрал свитер. Рая ахнула. Талию мужа обхватывал пояс с карманами.
– Деньги на месте, – буркнул Варенкин, – ровно миллион. Надо ждать звонка.
Похититель оказался точен, телефон у Варенкиных ожил в оговоренное время.
– Готово? – спросил похититель Игната.
– Да, где Настя? – ответил отец.
– Поезд Москва – Ленинград, отправление в час ночи, – объявил похититель, – в Питере на вокзале тебя встретят. Нам деньги – тебе девка. Не приедешь – Настю убьют.
Игнат глянул на часы и схватился за пальто.
– Я с тобой! – вцепилась в него Раиса.
– Сиди дома, – процедил муж, – вероятно, Настю привезут в квартиру.
Но всегда покорная Раечка проявила редкую строптивость:
– Нет. Одного в метро с кучей денег не отпущу!
Пришлось Игнату сдаться, в квартире на всякий случай попросили остаться Эллу. Трубецкая согласилась, она лишь позвонила своей воспитаннице Оле, которую опекала после смерти ее матери, и сказала:
– Олечка, я задерживаюсь. Ложись спокойно спать, запрись на замок. Если утром меня не будет, не волнуйся, иди спокойно в школу, у Варенкиных грипп, они все свалились, я должна им помочь.
У Игната была на Ленинградском вокзале «своя» кассирша. В советские времена мало-мальски обеспеченные люди повсюду имели блат: знакомый врач, директор магазина, продавец билетов как на поезда-самолеты, так и в театр. В магазинах царил дефицит, зато под прилавком находилось все.
Варенкин раздобыл билет на поезд. Раиса усадила мужа в купе. Кроме цеховика, там оказалось еще трое пассажиров. Пожилая женщина, ехавшая навестить дочь в Бологое, молодой мужчина, решивший провести новогодние праздники в городе на Неве, и еще один юноша, аспирант вуза, которому предстояла в Ленинграде встреча с одним из оппонентов его кандидатской диссертации.
Рая мысленно перекрестилась. Слава богу, никаких командированных, которые начнут пить водку, едва состав отойдет от платформы, и никаких бабенок, способных пристать к попутчику ночью. Бабка уже улеглась на верхней полке, она явно хотела спать. Аспирант разложил на столике пухлый том с диссертацией, он хотел еще раз проштудировать текст, а у второго парня, похоже, не было денег не только на выпивку, но даже на пирожок с повидлом, его багаж уместился в потрепанном портфеле. К тому же юноша оказался хорошо воспитан. Увидев Игната, он сразу предложил:
– Хотите, устраивайтесь внизу, я полезу наверх, мне все равно, где спать.
– Спасибо, молодой человек, – кивнул Варенкин, – очень рад знакомству. Меня зовут Игнат Федорович.
– Я Виктор, – представился парень.
Аспирант оторвал взгляд от работы.
– Мы с вами тезки. Я тоже Игнат. Игнат Игнатьевич Игнатьев, и папа мой Игнатий Игнатович и дед, такая у нас традиция.
Несмотря на чудовищную ситуацию, Рая вдруг расслабилась и подумала: «Все будет хорошо. Если в самом начале повезло с соседями по купе, то удача нас не покинет».
Отправив мужа, Рая вернулась домой, отпустила Эллу и села у телефона. Часы текли, трубка молчала. Мать боялась отойти даже в туалет. Звонок раздался лишь в одиннадцать утра. Голос сказал:
– Спустись в подвал, там, за вторым поворотом трубы, найдешь дочь. Надуть нас захотела? Вот и получи.
Рая похолодела.
– Как надуть? Игнат уехал в Ленинград.
Голос бесстрастно повторил:
– За вторым поворотом трубы.
Раиса кинулась во двор. Вход в подвал находился в торце здания и всегда был тщательно заперт. Но на сей раз замок оказался сорван. Мать, спотыкаясь о всякий хлам, пошла вперед и увидела свою девочку, лежащую прямо на грязном полу. Идя к дочери, Раечка уже знала: она мертва.
Забегая вперед, скажу, что следственные органы сочли смерть крошки несчастным случаем. Эксперт указал в заключении: Анастасия Варенкина споткнулась о железку, упала головой на бетонный выступ и сломала шейные позвонки. Дело закрыли, суда не было.
В тот же день ближе к вечеру Рае позвонили из местечка «Долгоносово» с сообщением о смерти Игната. Оказывается, ночью вскоре после остановки «Бологое» у Варенкина произошел сердечный приступ, и он в одночасье скончался. Аспирант, корпевший над диссертацией, увидел, что соседу плохо, но ничего поделать не смог. Игнатьев поспешил к проводнице, состав притормозил на полустанке, куда подали «Скорую», но Варенкину уже невозможно было помочь.
Узнав о кончине мужа, Раиса сразу поняла, что произошло. Похитители не дождались на Московском вокзале отца с деньгами, в отместку убили девочку, закамуфлировав ее смерть под несчастный случай. Преступники понимали: ни глава семьи, ни его жена никогда не сообщат в милиции правду. Ну не идиот же Варенкин, чтобы растрепать о своем нелегальном бизнесе.
Раиса поехала за телом мужа, ей выдали вещи Игната Федоровича, конечно, пояс с деньгами отсутствовал. Женщина даже не пыталась узнать, куда он подевался. С большой долей вероятности, врач или фельдшер «Скорой», расстегнув на пострадавшем одежду, нашли огромную сумму и присвоили ее. Или доллары обнаружили в приемном отделении больницы. Честно говоря, деньги Раю не волновали, ее жизнь была закончена. Настя убита, муж умер, для чего жить?
Из тяжелой депрессии Раю вытащила Элла. Трубецкая каждый день приходила к Варенкиной и тормошила ее, говорила:
– За могилой Насти нужен уход, весной необходимо посадить цветы, осенью поставить памятник. Девочка жива, ты просто ее не видишь, она в ином мире.
Элла подружилась с бывшей хозяйкой, стала ей опорой. Рая начала потихоньку выздоравливать, и тут вновь позвонил неизвестный:
– Хочу покаяться, – сказал он, – меня совесть замучила. Никто Настю не похищал. В день ее смерти Элка забыла запереть дверь, убежала в магазин, а когда вернулась, девочка ушла. Няня пошла ее искать и обнаружила в подвале труп. Чтобы ее не обвинили в смерти воспитанницы, Элла придумала историю с похищением. Мне следовало забрать у Игната в Ленинграде деньги и отправиться назад в Москву. Трубецкая ловко запутала следы, она очень хитрая.
– Не верю, – прошептала Раиса.
– Дура, – беззлобно сказал голос, – прочитай еще раз заключение о смерти, там небось указано, когда Настя скончалась. Девочка уже лежала мертвой в подвале, когда вам звонили о выкупе. Короче, гони Элку вон, она хочет стать тебе кем-то вроде родственницы и сосать денежки, оставшиеся после Игната. Трубецкая в твоем доме своя, знает, что ты богата. Сколько у вас с Игнашей в огороде золотишка зарыто? Хватит Элке, и еще ее детям-внукам останется!
Когда Элла пришла к Рае, та сидела на диване, прижав к груди пищащую трубку. Трубецкая бросилась к вдове.
– Что случилось?
– Убийца, – прошептала Рая, – все сходится! Мы с Игнашей тебя не стеснялись, громко обсуждали свои проблемы. Ты убила Настеньку и довела моего мужа до смерти.
Элла попятилась, а Рая вывалила на голову Трубецкой все, что услышала, и велела:
– Убирайся.
Элла попыталась оправдаться.
– Раечка, я все объясню.
– Вон!! – заорала вдова.
– Выслушай меня, – взмолилась Трубецкая, – тебя обманывают, потому что я…
Рая встала, подошла к секретеру, достала оттуда икону и торжественно заявила:
– Эта Казанская Божия Матерь передана мне бабушкой. Не простая доска, намоленная поколениями. Взяв в руки Святой образ, я проклинаю тебя и всех твоих близких навеки. За смерть Настеньки и Игната Федоровича тебе отпущения грехов не будет. Пусть твои будущие дети умрут в муках, а ты сама сгниешь в одиночестве в старости, в голоде и болезнях. Желаю тебе долгой жизни, чтобы твое горе длилось до ста лет. А после кончины гореть тебе в аду, на Страшном Суде ответишь, смотря в глаза Настеньке, попробуй тогда соврать ей о похищении. Да будет так во веки веков. Аминь.
Элла побледнела, сгорбилась и ушла, Рая упала на кровать и прорыдала сутки в подушку.
Через три дня в почтовом ящике она нашла письмо от Трубецкой. Сначала Рая хотела разорвать послание, но на конверте было написано: «Ради светлой памяти Настеньки, прочтите», и мать прочла. Записка оказалась не очень длинной. Элла сообщала, что она после похорон Насти начала искать ее похитителей. Трубецкая обнаружила ниточку и потянула за нее. Но в азарте доморощенный детектив, очевидно, допустила оплошность. Преступник понял, что Элла подобралась слишком близко, и решил нейтрализовать слишком активную девушку. Он позвонил Рае и возвел на Эллу напраслину. Письмо заканчивалось фразой: «Понимаю, что вы мне не верите, но никакой моей вины в случившемся нет. Остается один способ доказать свою непричастность к убийству Настеньки. Перед смертью не лгут. Когда это письмо попадет к вам в руки, я уже буду мертва. Какой смысл мне врать перед тем, как прыгнуть вниз с подоконника? Мертвым все равно, что о них думают живые. Но я хочу, чтобы вы знали: я невиновна, настоящий преступник разгуливает на свободе. Я очень вас любила. Я хочу, чтобы Господь простил вам злые слова в мой адрес. Надеюсь, что эти проклятия никак не повлияют на вашу судьбу. Стану молиться за вас на небесах. Я найду там Настю и возьму ее под свое крыло».
Испуганная Раиса бросилась звонить Трубецкой. Трубку снял оперативник, Элла упала с шестого этажа, ей пришла в голову дикая мысль помыть накануне Нового года окна.
Смерть Эллы, как и кончина Насти, была признана несчастным случаем. Рая попала в больницу, а после выхода из клиники стала часто посещать могилу дочери.
Зинаида Семеновна примолкла, потом поинтересовалась:
– Ну и как вам эта история? Чистый Шекспир! Разве какой-нибудь экскурсовод подобное вам расскажет? Он пробежит мимо памятника Настеньки, потянет вас к Высоцкому. А о нем давным-давно все известно. Я же могу много интересных историй поведать.
Я поежилась от порыва холодного ветра.
– Ужасная история. Она правдива?
Старуха вскинула подбородок, протянула мне полученные деньги.
– Заберите.
– Оставьте себе, – попросила я, – вы их честно заработали, рассказав о Насте.
– Никто никогда не упрекал меня во лжи, – с достоинством сказала пенсионерка, – я летописец Ваганькова. Вон там, за серой оградкой, могила Куприяновых, это…
– Кто вам рассказал про Настю? – бесцеремонно прервала я старуху.
Зинаида Семеновна подняла воротник шубки.
– Дует. На календаре конец марта, а по погоде, будто февраль студеный. Плохая теперь экология, то тепло, то зябко. Раиса мне рассказала, а кто ж еще?
– Мать Насти? – уточнила я.
Зинаида Семеновна с достоинством кивнула.
– Заприметила я ее давно, женщина сюда часто приходила, сядет на скамеечку и замрет. Сначала тут обычный памятник стоял, простой камень с буквами. Потом мрамор водрузили, я обратила внимание, что рабочие под пьедестал мало цемента залили, и сказала Раисе про халтурщиков, посоветовала ей наших, ваганьковских, честных ребят. Я ведь тут родилась, знаю всех местных до костей.
– На кладбище? – удивилась я.
Зинаида Семеновна ткнула рукой в сторону.
– Там раньше барак стоял, моя мать на погосте в уборщицах состояла, у нас служебная комната была. В начале шестидесятых всех из халупы переселили в дом на улице Сергея Макеева, она тут в двух шагах. Как моя мама скончалась, я заняла ее место. Но не обо мне речь, лучше я вам дальше про Варенкину расскажу.
Рая поблагодарила Зину и с тех пор всегда с ней здоровалась. Женщин связала дружба и, в конце концов, незадолго до смерти Раечка рассказала подруге свою семейную историю.
– Когда скончалась Варенкина? – спросила я.
Рая показала рукой на оборотную сторону памятника.
– Пару лет назад, точно не помню. По просьбе Раи сюда урну с ее прахом зарыли.
Я обошла мраморный пьедестал и увидела две надписи: «Элла Андреевна Трубецкая» и «Раиса Николаевна Варенкина».
– Гувернантка тоже тут? – поразилась я.
Зинаида Семеновна кивнула.
– Рая очень убивалась по Элле, каждую неделю поминальную службу заказывала.
– Церковь не молится за самоубийц, – напомнила я.
– По официальной версии Трубецкая упала случайно, – возразила старушка. – Конечно, Бога не обманешь, но, думаю, Господь добрый, он Эллу давно простил. И Раю тоже. Сейчас они счастливы вместе с Настей и Игнатом Федоровичем на небесах.
– Раиса скончалась давно, а за памятником заботливо ухаживают. Это вы стараетесь? – предположила я.
Зинаида Семеновна помотала головой.
– Нет, за погребением смотрит Людочка из нашей конторы.
– А она с какого бока в этой истории? – удивилась я.
– Ей платят, – пожала плечами старушка.
– Кто? – не успокаивалась я.
– Какая-то женщина, – пробормотала Зинаида Семеновна, – точно не знаю. Раечка иногда приходила сюда с девочкой-подростком, но я не знаю, кем она ей была. Один раз я неделикатно осведомилась: «На воспитание взяли сироту? Доброе дело сделали». Рая закричала: «Никаких выродков из чужих семей. Ни за что. Хватит. Я уже обожглась». То-то я удивилась, она всегда была кроткой, а тут фонтан гнева. Вы у Людочки спросите, скажите, что я вас прислала. Если больше ни о ком слушать не желаете, я пойду, вон там, у Егоршиных, пара стоит, ну точно туристы, им интересно будет узнать, что старуха была негритянкой.