Глава 9. Кольцо смерти
– А при чем тут я? – вскинулся Рыжиков. – Да я…
Но, встретив взгляд Ласточкина, вор сгорбился, съежился и сник.
– Лиза, – велел Ласточкин, – запри дверь.
Я исполнила его приказание. Рыжиков с ужасом покосился на меня и сглотнул слюну.
– Откуда кольцо? – спросил Ласточкин мягко.
– Будто не знаете, – обиделся щипач. – Спер я его!
Ласточкин хрустнул пальцами. Тени в его лице стали еще гуще.
– Поподробней, – велел он. – Где спер, у кого?
– В метро, – пробормотал воришка.
– Еще подробней, – велел Ласточкин.
– Ну, – нервно начал Рыжиков, – вы, наверное, знаете… Все метро поделено нашими на участки. На чужой участок залазить нельзя – пальцы сломают. Вот… Я могу стричь только на трех станциях, но мне повезло – на одной из них пересадка на Кольцевую, много народу ходит. И навар, соответственно, больше. Только вот незадача – приходится главным отстегивать. Не то опять же сломают пальцы…
– Дальше, – велел капитан.
– Я раньше никогда не попадался, – внезапно сказал щипач. – До сих пор не пойму, как эта баба меня ущучила.
– Галя бывшая твоя коллега, – отозвался Паша.
Воришка разинул рот.
– Ах вот оно что! А я-то не мог сообразить… – Он засмеялся неожиданно веселым, искренним смехом. – Здорово получается, да? Вор у вора, значит, дубинку украл! Ха-ха-ха!
– Ближе к делу, – сказал Ласточкин, нервно дернув щекой.
– Колечко я снял возле Кольцевой, – решительно сказал щипач. – Но только вот что. Меня прежде не ловили, и я желаю, чтобы оно и впредь так было. Поэтому, если хотите, чтобы я вам все рассказал про того мужика, аннулируйте протокол. И заяву тоже. А ей, толстой, можете сказать что хотите. Вот когда вы у меня на глазах все бумажки порвете, тогда я и расскажу вам все, что знаю.
– Не-а, – сказал Ласточкин, сняв трубку телефона. – Мне проще сдать тебя с потрохами ребятам из Следственного комитета, которые ведут это дело, чем с тобой тут валандаться. Да и час поздний, мы с Лизой свою смену честно отработали, и нам пора по домам. – Он стал накручивать диск. – Вот со следаками и будешь препираться, заодно и условия свои им продиктуешь. – Он потер подбородок. – Кстати, колечко это позволит им крепко взять тебя в оборот. Посадят за соучастие как миленького. Вещдок – великая вещь… Алло! Станислав Сергеевич? Как, он еще не приехал? Ладно. Когда будет, передайте, чтобы позвонил капитану Ласточкину. Тут у меня для него кое-что есть.
Капитан повесил трубку. Лицо Рыжикова пошло пятнами.
– Капитан… Может, не надо этого, а? Может, мы с вами как-нибудь договоримся? У меня мама больная, она не переживет…
Ласточкин зевнул.
– Помнится, – сказал он в пространство, – когда я еще учился, старый генерал Саенко натаскивал нас так: товарищи, говорит, никогда не жалейте воров и убийц, что бы они вам ни плели. Потому что эти люди получают только то, что заслужили. – Он откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на затылке. – Ничего. Минут через десять мы перезвоним Стасу. Вот и посмотрим, как ты тогда запоешь. Это тебе не ментам в метро отстегивать, чтобы не ловили… это ребята серьезные, они вообще шуток не понимают…
– Хорошо, – внезапно выдохнул Рыжиков. – Не надо никому звонить, капитан. Я и так могу вам все рассказать. У меня мама инвалид…
– Достал ты меня своими сказочками, – проворчал Ласточкин, морщась. – Короче, Семен. Меня очень интересует это колечко. Где ты его взял, у кого и так далее. Будешь вести себя хорошо, я, так уж и быть, пожалею твою маму и отпущу тебя восвояси. Будешь темнить – пеняй на себя. – Ласточкин поставил локти на стол и соединил кончики пальцев. – Итак?
Рыжиков немного помялся и начал рассказывать.
Он заметил этого человека на станции, с которой можно перейти на Кольцевую линию. Ничего особенного, обыкновенный мужчина лет шестидесяти с совершенно седыми волосами.
– Рост? Какой у него рост примерно?
– Да обыкновенный рост. Не высокий и не низкий.
– Одет во что?
– Честно говоря, я не приглядывался… Одежда как одежда. Брюки вроде черные… Рубашка светлая в мелкую полоску. Да, пиджак еще на нем был.
– Что за пиджак, из какой ткани, какого фасона?
Рыжиков напрягся.
– Погодите-ка… Ткань… ну… обыкновенная, честно говоря… не знаю даже, как она называется… Цвет такой… бутылочно-коричневый, вот! И фасон стандартный…
Телефон на столе капитана ожил и испустил бодрую трель. Ласточкин поднял трубку.
– Капитан Ласточкин у телефона. Что? А, это ты, Стас? Да, я хотел тебе кое-что сказать. Пули, которые из охранника вытащили, они у капитана Колесникова находятся. Так вот, надо бы их сравнить с теми, что угодили в Кликушина. Что-то мне подсказывает, что они могут быть от одного ствола… Что? Я уже упоминал у Тихомирова о баллистической экспертизе? Извини. Совсем заработался… Что? Синеокова? Она рядом. Что ей передать? – Капитан отвел трубку в сторону. – Стас просит тебе привет передать.
– Да ну его, – проворчала я.
– Она тоже тебе привет передает, – бодро отрапортовал Ласточкин в трубку. – Ну, пока. Если что наклюнется новое по делу, не забудь мне сказать. Ладно, отбой…
Капитан повесил трубку и хмуро поглядел на лежащий перед ним лист бумаги, на который он записывал приметы заинтересовавшего его незнакомца. Я слушала, ничего не понимая, но смутно чувствуя, что происходит нечто важное.
– Так, заплаты… Ясно. Кроме коричневого пиджака, во внешности субъекта есть что-нибудь запоминающееся? Типа шрамы там, родинки, очки…
– Во-во, – оживился Рыжиков. – Точно, очки на нем были.
– Что за очки? Давай подробнее.
– Да какие там подробности – солнцезащитные очки, чтобы глаза не слепило. Оправа пластмассовая, насколько помню.
– Какого цвета, не запомнил?
– Ну… Вроде как зеленая. Как бутылочное стекло.
Судя по всему, Рыжиков весь мир рассматривал сквозь призму бутылки. Почти все цвета напоминали ему о бутылочном стекле.
– Так, – протянул капитан. – Ну что ж, это уже кое-что. Где он держал колечко?
– Во внутреннем кармане.
Мой напарник покачал головой.
– И ты туда забрался? Ну и артист!
– Я думал, там у него деньги, – оправдывался воришка. – Знаете, многие люди в метро предпочитают деньги ближе к телу держать. Им и невдомек, что нам что сумка, что внутренний карман – все едино.
Ласточкин, хмурясь, просматривал список примет.
– Среднего роста, седой, на вид лет шестьдесят, коричневый пиджак, очки… Что-нибудь еще вспомнил? Может, он хромал или у него на руке шесть пальцев было?
– Ну вы и загнули, – обиделся воришка. – Да будь у него шесть пальцев, я бы нипочем к нему не подошел!
Да, все-таки верно говорят у нас на Руси: чужая душа – потемки, не стоит туда лезть – заблудишься.
– Значит, он вошел на станции, с которой есть переход на Кольцевую. А вышел где, ты не помнишь?
Рыжиков немного подумал.
– Я же вам сказал, мой участок – всего три станции… Когда я вышел, он остался в вагоне. Вот и все, что я знаю. А так я за ним не следил.
– Ладно, – вздохнул Ласточкин. – Что-то я сегодня добрый. Давай приметы людей, у которых потырил остальное добро. Хотя бы примерно.
Воришка заколебался, но делать было нечего, и он довольно неохотно перечислил, у кого что изъял.
– Значит, так, Семен, – сказал Ласточкин. – На первый раз я тебя отпускаю, потому что ты мне помог, но это не значит, что я забыл, чем ты занимаешься. Мой тебе совет – умерь аппетиты. И оставь свой телефон, ты мне понадобишься для опознания, когда мы того старика прихватим.
– А нельзя ли как-нибудь без этого? – спросил Рыжиков нервно. – Потому что – поймите меня правильно – я не стукач и быть им не хочу.
– Не бойся, – успокоил его Ласточкин. – Опознание будет неофициальное, это я тебе гарантирую. Давай телефон – и домашний, и номер мобильника.
Рыжиков продиктовал, после чего Ласточкин позвонил в адресное бюро и назвал пароль.
– Мне нужно проверить координаты одного человека. Рыжиков Семен Иванович… Живет в Долгопрудном. Что? Да, слушаю. А телефончик какой? Спасибо.
Ласточкин повесил трубку и поднял глаза.
– Все в порядке. Можешь идти. У тебя правда мать инвалид?
– Да, – подтвердил Рыжиков, поднимаясь с места.
– Пожалел бы ты ее, – сказал Ласточкин ему вслед.
Рыжиков пожал плечами.
– А что мне делать? Образования никакого, за честную работу гроши платят. Вот и приходится вертеться. Каждый делает, что может.
– Философ, – буркнул Ласточкин. – Ладно… Синеокова, открой товарищу дверь.
Я отперла замок, и Рыжиков благополучно покинул кабинет. Я поглядела, как он идет по коридору, шаркая ногами, и повернулась к Ласточкину.
– Паша, – начала я, – я надеюсь, что ты знал, что делаешь… Потому что, хоть убей меня, но я ничегошеньки не поняла.
– Иди сюда, – подозвал меня Ласточкин. – Возьми кольцо и погляди в лупу на его внутреннюю сторону.
Я сделала, как он велел. Сначала я ничего не заметила, но стоило мне чуть отвести лупу, и я увидела вязь букв на внутренней стороне кольца. Там красовалась какая-то надпись.
Повозившись с лупой и кольцом, я наконец сумела прочесть надпись. Она гласила:
Ларисе от Германа с любовьюПока смерть не разлучит насИ все. Это было все, но я уже начала понимать.
Глава 10. Нить от клубка змей
– Лариса и Герман Востриковы! – вырвалось у меня. – Ну конечно! И та банда похитителей людей, о которой сегодня говорили по радио… Его убили при передаче выкупа, а ее труп обнаружили только недавно. Паша, это то самое кольцо?
– Да. Оно было на ней, когда ее похитили, но на трупе его не оказалось.
– Вот это да! – только и могла сказать я.
– Ты понимаешь, что это такое? – проговорил Ласточкин, блестя глазами. – Это нить, Лиза! Та самая нить, потянув за которую можно распутать весь клубок! – Он забрал у меня кольцо и нетерпеливо мотнул головой. – Запри-ка дверь, чтобы нам не мешали.
– А… – только и смогла сказать я. – Хорошо.
Если вы хотите узнать, какие мысли были у меня в голове в тот момент, когда я запирала дверь, я должна вас разочаровать. Ничего я вам не скажу!
А вообще я, конечно, понимала, что речь пойдет вовсе не о том, что интересовало меня больше всего, а больше всего, как вы уже догадались, меня интересовал сам Паша.
– Какие будут предложения, Елизавета Владимировна? – деловито спросил мой напарник, непосредственный начальник и ангел-хранитель в одном флаконе.
– По кольцу? – на всякий случай уточнила я, потому что в голове у меня были самые разнообразные предложения, которые… Нет, для издания я эти фразы, пожалуй, вычеркну…
– Именно, – ответил Паша на мой вопрос.
Я мгновение подумала.
– Во-первых, известить коллег, которые ведут дело об этой банде, и…
– Не пойдет, – коротко ответил Ласточкин, и его лицо посуровело.
– Но почему? – беспомощно спросила я.
– Потому.
– А если поподробнее? – спросила я, без всякой задней мысли подстраиваясь под его тон.
– Синеокова, – вопросом на вопрос ответил капитан, – ты знаешь, в какое время мы живем?
– Знаю, – отозвалась я. – В двадцать первом веке.
– Мы живем во время, когда все продается и все покупается, – отрезал мой напарник. – Особенно легко продаются и покупаются люди. Ты все еще предлагаешь мне идти куда-то с моей находкой? Отдавать ее кому-то, кому я априори не могу доверять? Потому что – уж извини – из всех людей на свете я согласен доверять только себе и тебе. Больше – никому.
Я приосанилась и подумала, что Паша мыслит чертовски правильно и вообще он молодец. Будь вы на моем месте, вы бы, возможно, решили, что у капитана Ласточкина просто паранойя, а я ему подыгрываю. Но если я попытаюсь в этом скромном романе хотя бы намекнуть, сколько дел в реальности разваливается из-за коррупции в правоохранительной системе, меня в два счета выгонят с работы. Так что Паша был абсолютно прав, что перестраховывался.
– Я все-таки не понимаю, чего ты добиваешься, – пробормотала я. – Мы ведь не сможем действовать в одиночку, без поддержки. Нам придется добывать информацию, и вообще…
Паша решительно мотнул головой.
– Лиза, я проанализировал это дело. Я беседовал с разными людьми, которые им занимались, и вот что я тебе скажу. Все было сделано грамотно, я имею в виду прикрытие и засаду. Но бандиты удрали, хотя на всех дорогах были выставлены вооруженные посты на случай, если бы им все-таки удалось прорваться. О чем это говорит? О том, что у них был информатор в нашей хваленой полицейской системе, и, возможно, даже не один. Это он провел их через все кордоны и помог им замести следы. Поэтому мы будем молчать о нашей находке, как партизаны.
– И что толку? – в сердцах воскликнула я. – Как наше молчание поможет поймать этих мерзавцев, которые убивают людей? Или хотя бы найти того старика, у которого Рыжиков спер кольцо?
Ласточкин откинулся на спинку стула.
– Лиза, ты же прекрасно знаешь, что ты везучая. До того, как ты стала моей напарницей, я намучился с висяками, но как только мы стали работать вместе… Мы раскрываем все дела. Может быть, не по Шерлоку Холмсу, может быть, не слишком логично, но раскрываем. Вместе мы сила. И я предлагаю нам действовать вдвоем, как раньше. Уверяю тебя, мы найдем того, кто нам нужен.
– Но ведь у нас ничего нет, – упорствовала я, – кроме этого описания, которое иначе как расплывчатым не назовешь. Ну, подумаешь, пиджак, очки, седые волосы… И что ты предлагаешь? Ездить по всем линиям метро и искать этого старика?
– Ты забыла о камерах наблюдения, – напомнил Ласточкин. – Рыжиков имел право воровать только на трех станциях одной ветки. Мы запросим записи за сегодня, отсмотрим их, найдем нужного нам гражданина, распечатаем фото и будем искать по всем базам данных, кто этот красавец и что он из себя представляет.
– Но как мы объясним…
– А очень просто: спишем на то, что записи нужны нам по другому делу.
– По делу с попугаем? – мрачно спросила я.
– А хоть бы и так.
– Но нас могут проверить…
– С какой стати? Сейчас запрос видеоматериалов – обычная процедура.
И тут, хоть я очень люблю Пашу… нет, скажем так: я к нему неравнодушна… одним словом, тут я начала закипать.
– То есть ты предлагаешь нам добровольно взвалить на себя еще одно дело – дело, судя по всему, архисложное – просто потому, что вещдок сам взял и упал нам в руки? Паша, у нас убийство Кликушина! У нас убийство Караваевой… а актер, которого замочили утром? Пока нам сказали, чтобы мы не дергались и не совались в это расследование, но что, если завтра все переменится? Если нам скажут: а ну-ка, отставить все и заниматься только Фортунатовым? Нам же весь мозг измельчат в окрошку и вычерпают чайной ложечкой… будут требовать отчета каждую минуту, а в конце концов окажется, что этот актер погиб из-за какой-нибудь сущей ерунды, любовница приревновала его и…
– Нет, – покачал головой Паша, – судя по ссадинам на руках, он дрался вовсе не с женщиной. И можешь не волноваться насчет Фортунатова: я точно знаю, что нас не подпустят к расследованию. Есть и другие любители заработать себе повышение.
– Но Караваева!
– Разберемся.
– А Кликушин? Ведь в его фирме черт знает что творится! Паша, я нутром чую: за один день мы дело не распутаем!
– За один день – нет, но до Страшного суда точно управимся. Лиза, пожалуйста, пойми: нам не на кого рассчитывать, кроме нас самих. Я не могу ни с кем поделиться моей находкой, не потому, что я карьерист и хочу заработать повышение, а просто потому, что нельзя. Если ты категорически против, то, само собой, можешь отказаться, – великодушно прибавил он. – Тогда я просто буду действовать один.
Вот вам пожалуйста. То мы вместе команда на заглядение, а то готов действовать один, и никакой команды больше нет. Тут я, не сдержавшись, ляпнула:
– Паша, я вообще тебе нравлюсь?
Тут же я пожелала провалиться сквозь землю от собственной глупости, но было уже поздно. Кроме того, под ногами у меня все равно была не земля, а порядком обшарпанный казенный линолеум.
– Конечно, нравишься, – немного удивившись моему вопросу, ответил мой напарник. – Ты умная, славная и вообще хорошая девчонка. Я очень рад, что мы с тобой работаем вместе, – заключил он.
Значит, кроме работы, его ничего не интересует. Он вообще не понял, к чему относился мой вопрос. Ему даже в голову не пришло! Тоже мне, сыщик!
– Ну, вместе так вместе, – пробормотала я первое, что пришло в голову.
– То есть ты согласна заняться со мной делом о кольце?
– Властелины колец, – нервно захихикала я. – Да ладно, Паша. Не бери в голову, одним делом меньше, одним больше – какая разница?
– Тут не просто дело, – сквозь зубы промолвил Паша, и его глаза нехорошо блеснули. – Ты же понимаешь, что пока этих гадов не остановят, они так и будут похищать и убивать людей. И хотя остряки в Интернете уже объявили, что о гибели богатеньких нечего печалиться, туда им дорога и прочее, но я, знаешь, не согласен. Покойная Лариса Вострикова много занималась благотворительностью, давала большие деньги хосписам, а ее несчастный муж устраивал праздники для детей из детских домов, платил лучшим артистам, чтобы они там выступали. А всех сытеньких любителей повеселиться и поднять рейтинг за счет чужого горя лично я бы арестовал и отправил на принудительные работы в больницу для детей-инвалидов. Пусть увидят, какая на самом деле бывает жизнь, если смотреть на нее не через экран монитора.
Однако мне не давал покоя другой вопрос.
– Паша, – не удержалась я, – ты и впрямь думаешь, что по этому следу мы сумеем выйти на след банды?
– Скажем так: не исключено, что нам это удастся. Главное, чтобы о расследовании не знал никто из посторонних. Только ты и я, больше никого.