– Но, Паша! Сегодня у нас в производстве еще два дела, а завтра может добавиться еще пять, а послезавтра…
– Вовсе нет. Лето – мертвый сезон. То есть для убийств, я имел в виду. Можешь вставить этот каламбур в свой следующий роман, кстати…
– Паша, ты же знаешь, как это бывает, – сезон не сезон, но без работы мы никогда не сидим. Даже с Караваевой, я чую, хлопот не оберешься. Придется проверять всех ее любовников и подружек, а на это уйдет время.
Ласточкин вздохнул и почесал вихрастую макушку.
– Да, подбросила дама нам дельце, – произнес он без особого энтузиазма в голосе. – И самое скверное, что даже свидетеля надежного нет.
– Как же нет свидетеля? – удивилась я. – А попугай?
– Который улетел?
– Конечно, Паша! С утра мы быстренько объявим его в розыск, дадим наводку всем постам, и вскоре его нам принесут за хвост. Мы с ним побеседуем по душам, и умный Флинт, конечно, нам выдаст, кто так жестоко замочил его хозяйку.
– Синеокова, – вздохнул мой напарник, – по-моему, ты начиталась романов коллег по детективному жанру. Смотри!
– А что такого, – отозвалась я, – попугаи же запоминают речь, и вообще, они очень сообразительные существа.
– Сказала кошка, съев попугая, – поддел меня капитан. – И, конечно, суд без проблем признает такого свидетеля. – Он покачал головой. – Перестань, Лиза. Это все твои фантазии. Ничем нам попугай не поможет, даже если мы разыщем его. Потому что чудес не бывает.
– А найти старичка в очках среди миллионов пассажиров и вычислить, кто он такой, – это, по-твоему, не чудо? – вскинулась я. – Ты меня иногда поражаешь, Паша! Да, в метро полно камер, но качество записи… сам знаешь какое! Нет никакой гарантии, что, даже если мы получим более-менее пристойный кадр, мы сумеем определить, кто именно в этом кадре присутствует…
– Твоя правда, – сокрушенно признался капитан.
– И все-таки, – сказала я, почувствовав, что момент мне благоприятствует, – я не понимаю, почему ты не хочешь поделиться нашей находкой с ребятами. Я не очень люблю Зарубина, но все-таки следователь он хороший, надо отдать ему должное. Да и Антипенко…
Я умолкла, потому что при упоминании Зарубина лицо моего напарника сделалось таким мрачным, что я поняла, что продолжать бесполезно.
– Стасу я категорически ничего не скажу, – проговорил Ласточкин, дернув щекой. – И тебе запрещаю с ним откровенничать. Ясно?
– Но… Но почему, Паша?
Ласточкин поглядел на меня и усмехнулся.
– Потому что это Зарубин отвечал за оцепление, когда пытались захватить банду, – ответил он. – Вот поэтому я ему ничего и не скажу. Кто знает, не стучит ли этот товарищ налево? Есть-пить-то всем хочется.
В первое мгновение мысль о возможном предательстве Зарубина показалась мне нелепой, во второе я уже не была склонна считать ее такой уж невероятной, а в третье на меня снизошло вдохновение, и я вообще и думать забыла о Стасе. Потому что, раз мы будем дополнительно работать с Пашей, это значит, что мы будем больше времени проводить вместе. Что, в свою очередь, значит, что мне удастся научить его правильно расшифровывать вопрос женщины к мужчине, нравится ли она ему.
– Значит, мы займемся этим делом? – спросила я.
– Так точно, Лиза. А пока напишу-ка я бумагу, чтобы служба безопасности метрополитена предоставила нам данные с камер. Без бумаги, сама понимаешь, никто никуда меня не пустит.
– Уже поздно, – напомнила я, поглядев на часы.
– Вот и славно, поезжай домой. – Ласточкин включил компьютер. – Бумагу я предоставлю, а завтра с утреца начнем поиски – и убийцы нашей графини Караваевой, и таинственного старичка, который таскает в кармане снятые с трупов кольца. Ну, и дело Кликушина, само собой.
– «Кто убил графиню Караваеву», – задумчиво проговорила я. – Как тебе такое заглавие для романа? Согласна, оно ужасное, но побуждает взять книгу и узнать, кто такая Караваева, с какой стати она графиня и за что ее убили.
– Мне больше нравится «Охота за попугаем», – ответил Ласточкин, и глаза его блеснули.
– Ты это всерьез?
– Нет, конечно. – Капитан подмигнул мне. – Это кодовое название для того, чем мы на самом деле будем с тобой заниматься. Охота за старичком в очках. – Он посерьезнел. – Помни, Лиза. Никому об этом деле ни слова. Поняла?
– Поняла, – кивнула я. – Только хорошо бы нам и в самом деле отыскать попугая. Вдруг он что-то запомнил?
Ласточкин укоризненно покачал головой.
– Лиза, сколько тебе повторять? Попугай – не свидетель. Это жизнь, а не твой роман. Не трать зря свою фантазию, хорошо?
* * *Стая голубей, урча, нежилась в лучах вечернего солнышка, когда внезапно откуда-то сверху на них спикировала большая фиолетовая птица, оглушительно хлопая крыльями.
Испуганные голуби с воплями протеста шарахнулись в разные стороны. Попугай презрительно покосился на них и отвернулся. Они были сизые, глупые и уродливые. По правде говоря, он бы и не подлетел к ним, если бы ему так не хотелось есть. Голуби что-то клевали, и он захотел тоже попробовать, что это такое. Но кусочки мякиша, которые им пару минут назад бросила сердобольная старушка, оказались слишком малы, и вдобавок попугаю с его тяжелым клювом никак не удавалось подхватить их с асфальта. Голуби, возмущенные, что чужак влез в их кормушку, снова сбились в кучу и на своем голубином языке обсуждали странного пришельца.
«Посмотрите, какие у него перья! Вот умора!»
«А клюв-то, клюв! Кошмарр! Кошмарр!»
«А его ноги! Какие ужасные когти! Фи, как неэстетично!»
«Какая чудовищная птица! У него и зоба-то приличного нет!»
«Меррзавец! Меррзавец! Он клюет наши крошки!»
«Пошел вон! Не смей трогать, это наше!»
«И откуда он вообще взялся?»
«Хорошо бы его сцапала кошка!»
Попугай стукнул пару раз клювом об асфальт, но крошки оказались для него недосягаемы. Поняв, что наесться тут ему не удастся, он вздохнул и взлетел в небо.
«Ага, – заверещали голуби, – ага! Испугался, голубчик! Вот и катись себе восвояси! Повадились тут всякие, уткина мать, покоя нет никакого честным птицам!»
И, налетев на крошки, голуби вновь принялись жадно их клевать. Они давились и толкали друг друга, а их маленькие желтые глазки горели злобной завистью.
Глава 11. Армия теней
– А теперь наша неразлучная парочка, Ласточкин и Синеокова! Ну, как продвигаются ваши расследования? Прошу вас, доложите!
На утреннем совещании у полковника Тихомирова все должны были отчитаться о проделанной работе. В основном наблюдалось то же, что и на предыдущих совещаниях. Отдел краж изнемогал от обилия дел и требовал выделить ему дополнительных сотрудников. Отдел убийств всячески отнекивался, ссылаясь на то, что у них самих работы невпроворот и вообще, они только успевают принимать трупы. Весной картина будет несколько иная: тогда отдел убийств будет завален работой, и уже в ответ на его требование о дополнительных сотрудниках отдел краж пошлет его куда подальше. В общем, обычная полицейская развлекуха.
– Три дела закрыты на прошлой неделе, и одно – на этой, – отрапортовал Ласточкин.
– Это баба, которая шлепнула своего мужа и его любовницу? – спросил заместитель Тихомирова, статный подполковник Морозов. Больше всего он смахивал на породистого английского герцога, которому взбрела в голову нелепая фантазия напялить на себя полицейский китель. – Ну так там вообще ничего расследовать не пришлось, потому что преступницу опознал случайный свидетель, страдавший бессонницей.
– Не имей сто долларов, а имей свидетеля в нужное время в нужном месте, – вполголоса пробурчал кто-то из оперов.
– Иметь свидетеля – это интересная мысль! – сверкнул глазами Тихомиров. – Особенно когда речь идет о мужике шестидесяти пяти лет…
Опера заржали так, что задрожали стекла в рамах. Автор замечания побагровел и насупился.
– На данный момент у нас с Синеоковой остались два дела, оба достаточно сложные: бизнес-разборки и убийство на личной почве. – Ласточкин выдержал крохотную, но чрезвычайно эффектную паузу. – От одного из осведомителей я получил данные, что человек, похожий на убийцу госпожи Караваевой, мог приехать на метро. Во всяком случае, мы с Синеоковой уже начали просматривать записи, которые нам предоставили…
Тихомиров почесал голову.
– К черту Караваеву, – недовольно пробурчал он. – Вот ваше другое дело – это форменная засада. Кстати, вы в курсе, что Святослав Герасимов, охранник фирмы «Ландельм», был сегодня найден застреленным в подъезде собственного дома?
Ласточкин удивленно вскинул брови.
– Нет, Модест Петрович. Никто мне ни о чем подобном не сообщал.
– Наверное, следователи сочли, что это простое совпадение, когда кто-то мочит народ, работающий в одном и том же месте, – иронически предположил Морозов. – Или у них испортился телефон, и они не смогли вам позвонить.
– Наверное, следователи сочли, что это простое совпадение, когда кто-то мочит народ, работающий в одном и том же месте, – иронически предположил Морозов. – Или у них испортился телефон, и они не смогли вам позвонить.
– Ну мы же все знаем, какие они в Следственном комитете все занятые люди, – подлил масла в огонь полковник. – Ладно, капитан. Коли им хочется темнить, ради бога. Вы только не вздумайте с ними поцапаться из-за этого. Я через пару недель собираюсь в отпуск, так что не создавайте мне неприятностей.
Мой напарник сделал понимающее лицо.
– Что вы, Модест Петрович! Я никогда…
– Ой, – оборвал его полковник, – не мути мне душу, ради бога, я же тебя знаю как облупленного. – Он прищурился. – Дежурный сказал, к тебе вчера какая-то жалобщица приходила? Чего ей от тебя надо было?
– Она в метро поймала щипача, – объяснил Ласточкин. – Ну, и отлупила его как следует.
– И?
– Она хотела заяву написать, а тут щипач начал кричать, что он тогда тоже жалобу подаст, потому что он в своем праве. Она его и в самом деле здорово отделала.
– Короче, капитан, – не выдержал Морозов, – чем все кончилось-то?
– Да надоели они мне оба, – признался Ласточкин. – Что я мог сделать? Насилу уговорил их забыть взаимные претензии, конфисковал у щипача его добычу и выставил их обоих за дверь.
– Так-так, – проворчал полковник. – Конфисковал, значит? Бумаги-то хоть по всей форме заверил?
– Бумаги мы сегодня с Синеоковой заполним, – отозвался мой напарник. – Это не проблема.
– Кстати, – вмешался маленький щуплый Скориков из отдела краж, – у меня наберется пара-тройка заявок за последнее время от людей, которых обчистили в метро. Мобилы там, бумажники…
– Ты ко мне зайди, – сказал Паша. – Описание похищенного с собой прихвати, может, что и найдется. В метро-то не один вор орудует, сам знаешь.
– Все свободны, – объявил полковник.
Мы с Ласточкиным вернулись в свой кабинет, где в углу на столике, рядом с неопознанным комнатным растением, которое осталось от кого-то из прежних сотрудников, примостилась старая пишущая машинка «Эрика», произведенная в стране ГДР, давно исчезнувшей с карты мира. Паша уверял, что теперь, на отдыхе, когда ее полностью заменили компьютеры, «Эрика» предается воспоминаниям и перебирает в памяти протоколы, которые ей приходилось печатать в своей жизни. Честно говоря, я и не предполагала, что мой напарник – такой фантазер.
– Черт, – сказал Ласточкин внезапно. – Не нравится мне это.
– Что именно? – спросила я.
Капитан раздраженно дернул плечом.
– Третье убийство в фирме «Ландельм», вот что, – отозвался он. – Сначала Седельников, потом Кликушин, теперь Герасимов.
– Займемся им? – предложила я.
– Нет, – решительно ответил Ласточкин. – Мы займемся охотой за попугаем, Лиза. И убиенной графиней Караваевой, конечно.
Мы потратили часа полтора на просмотр видеоматериалов из метро, и могу сразу же сказать, что старика, у которого Рыжиков украл кольцо, первой на записи увидела я.
– Вот он, – объявила я. – А вот и сам Рыжиков, буквально в трех шагах.
Ласточкин посмотрел на монитор и нахмурился.
– Н-да, насчет качества записи ты была права… Лицо видно, но смутно. Ладно, будем надеяться на то, что он присутствует в наших базах. Честные люди кольца убитых людей в карманах не носят…
– Чисто внешне он на преступника не похож, – не удержалась я. – С виду такой приличный дядька…
– Лиза, Лиза, – укоризненно покачал головой Паша, – сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не доверяла внешности ни в коем случае… Увеличь-ка картинку… вот так… и на печать ее. Файл на флэшку, нам еще с ним работать и работать…
Мы отследили весь путь старика в метро по камерам, но ничего особенного нам это не дало. Обычный пассажир, зашел на одной станции, сделал пересадку, доехал до пункта назначения и вышел. Камеры позволили нам заснять обладателя кольца во всех ракурсах, и я не понимала, почему Ласточкин, вернувшийся на свое место, молчит и хмурится.
– Черт знает что, – буркнул он в сердцах. – В базах данных наш клиент не значится.
– Уверен?
– На все сто.
Вот вам. Опять я оказалась права там, где лучше мне было бы ошибиться. Ох, не найдем мы того, кто держал в кармане кольцо, не вычислим, как он связан с бандой, которая похищает и убивает людей…
– Ладно, как говорил классик, эту сову мы разъясним, – буркнул капитан. – А теперь самое время заняться другим делом.
– Караваевой?
– Если хочешь, то ради бога. Тебе выбирать.
Паша всегда, понимаете, всегда единолично решал, что именно мы будем делать в следующий момент. Такое его равнодушие сейчас могло означать только одно: ему на самом деле безразлично все, кроме дела о кольце.
– Хорошо, – сказала я в ответ на его слова. – Так что, начнем трясти друзей детства?
– Не-а, – отозвался Ласточкин, листая свои записи. – Сначала поедем к Инне Петровне Василевской, которая знает Настю с пеленок. Может, у нее удастся разузнать что-нибудь интересное.
– А по-моему, мы только потеряем время, – заметила я. – Лучше сразу же начать допрашивать любовников.
– Лиза, – в изнеможении отозвался мой напарник, – ты что, очумела? Я вчера как следует изучил ее ежедневник. По нему выходит, что за последние три месяца любовников у нее было не меньше дюжины, и это, заметь, не считая того рогатого оленя, который состоял при мамзели в женихах. У любовников могут быть ревнивые подружки, да и собственная подружка Маша Олейникова тоже на подозрении – вспомни хотя бы ее угрозы. Нет, сначала надо провести разведку на местности, и для этой роли друг семьи подходит лучше всего… Так что собирайся, и едем!
– А адрес этой Василевской ты уже узнал? – спросила я.
– Он есть в ежедневнике, – коротко ответил Ласточкин.
Госпожа Василевская жила в доме, который снаружи выглядел обреченной на снос развалиной. К нему было страшно даже подойти, но, как выяснилось, первое впечатление оказалось обманчивым и абсолютно не соответствующим действительности, скрытой в недрах здания. Ибо квартира Инны Петровны представляла собой настоящее чудо. Наборный паркет, пунцовые тяжелые занавеси, множество зеркал… И посреди этого великолепия нас встретила подтянутая и чрезвычайно ухоженная особа с безупречным макияжем и аккуратно уложенными черными волосами. На вид ей можно было дать лет сорок, стало быть, в действительности было никак не менее пятидесяти пяти. По комнатам слонялся огромный сенбернар, который, честно говоря, сильно смахивал на «цербернара». Для полного сходства ему недоставало лишь двух дополнительных голов.
– Он не кусается, – с очаровательной улыбкой сообщила нам Инна Петровна. – Садитесь, пожалуйста. Я так и думала, что вы ко мне придете, когда узнала о смерти бедной Настеньки. – Инна Петровна подалась вперед, ее глаза хищно сверкнули. – Вы не скажете мне, как именно ее убили? Антоша был в таком расстройстве, что даже толком ничего не объяснил. – Она облизнула губы кончиком языка.
«Эге, моя милая, да ты прямо как гарпия», – подумала я, но вслух этого не сказала. Мы, полицейские, умеем кое-какие свои мысли хранить при себе.
Ласточкин объяснил, что Караваевой нанесли не менее шести ударов каким-то острым предметом, скорее всего, ножом. В квартире орудие убийства не обнаружено, стало быть, убийца принес его с собой, что наводит на скверную мысль о преднамеренности. Эксперт, осматривавший тело, уверен, что действовал непрофессионал, и он, Ласточкин, склонен считать, что убийцей был кто-то из близких знакомых Караваевой.
– Мы пришли к вам, – продолжал он, – потому что подумали, что вы могли быть в курсе ее дел. Если мы зря побеспокоили вас…
Инна Петровна сделала своей узкой наманикюренной ручкой жест, отметающий это предположение.
– Я знаю Настеньку очень давно, еще с тех времен, когда она была совсем крошечной, – ответила она. – Настенька была единственным ребенком в семье и росла очень избалованной. К сожалению, ее мать не могла как следует руководить ее воспитанием. – Инна Петровна сухо улыбнулась. – Впрочем, если бы даже она попыталась влиять на девочку, вряд ли из этих попыток что-нибудь вышло бы. Настенька была очень, очень своенравна.
Ласточкин кивнул, как бы показывая тем самым свое согласие с хозяйкой, но я видела, что он с трудом сдерживает скуку. Жизненный путь Насти Караваевой нас не слишком волновал. Куда интересней было другое – кто помог этому пути прийти к преждевременному концу.
– Скажите, Инна Петровна, – начал Ласточкин, – Настя вам говорила в последнее время, что ей кто-нибудь угрожает, что у нее сложности в жизни?
Инна Петровна задумчиво потрогала губы.
– В последний раз мы разговаривали с Настенькой… дайте-ка подумать. Ну да, это было в пятницу. Когда ее убили?
– В воскресенье, – сказал Ласточкин, – где-то в промежутке от девяти часов утра до полудня. Так утверждает эксперт.