— Вы уверены, что это ему не повредит? — полюбопытствовал я, когда менталист, сняв свой жилет, заботливо укрывал им мгновенно отключившегося ребенка.
— Ему повредит, если он сейчас окажется далеко от меня, — возразил тот. — Я постоянно на него воздействую, аккуратно и понемногу, и пока это воздействие прерывать нежелательно. Ничего страшного, понятно, не случится, и если бы это был не мой внук, я бы лечил его другими методами, не требующими постоянного контроля, но… сон определенно предпочтительней. Садись, я не думаю, что это все организуется быстро, — предложил он, подавая пример. — Значит, Владыку убили двое детей. Это… символично.
— Почему?
— В таких случаях принято говорить «устами детей рекут боги», но я немного не о том. Символично, потому что дети — это будущее, а когда будущее убивает отжившее свой век прошлое, это правильно. Но в конечном итоге все эти рассуждения — просто красивые слова. — Он пренебрежительно махнул рукой и поморщился. — Если темный действительно прав и детей использовали, это все очень грустно. А даже если и не так… чужая кровь на руках еще никого не сделала легче, чище и добрее. Впрочем, об этом ты знаешь куда больше меня. Точнее, узнаешь, если задумаешься и вспомнишь свое детство.
— Имеете в виду, что с тех пор я сильно изменился в худшую сторону? — иронично уточнил я.
— Хорошо или плохо — величины непостоянные, и это как раз тот случай, когда не стоит ими пользоваться, — возразил эль Алтор, и я не удержался от недовольной гримасы. Действительно, как я мог забыть манеру общения этого эльфа… — Но на того безалаберного мальчишку ты не похож, да. Совсем. Жестче, злее, упрямей, но — мудрее и терпеливей. Ты научился осознавать последствия своих поступков и отвечать за них. Осталось научиться прощать, и я смогу с уверенностью сказать, что ты повзрослел.
— Кого прощать? — мрачно уточнил я.
— В твоем случае, полагаю, начать стоит с себя, — с легкой ироничной улыбкой пожал плечами менталист. — А с остальными будет проще.
На этом разговор сам собой сошел на нет, а через пару минут открылась входная дверь, впуская небольшую процессию. Первым на пороге появился Мельхиор, следом — арестованные, каждый в сопровождении своего конвоира. Менталист выглядел все таким же безучастным к окружающему миру, Танагриаль зло хмурилась, бросая взгляды то на невозмутимых конвоиров, то — в спину темного. Когда они вошли внутрь, взгляд девушки сначала зацепился за спящего ребенка, брови удивленно приподнялись, а в глазах появилось выражение, отличное от злости. Но потом она увидела эль Алтора и вновь настороженно нахмурилась, а когда очередь дошла до меня… В этот раз к черной удушающей ненависти я был готов, но все равно большого труда стоило не вздрогнуть, не отвести глаза и удержать лицо.
Лантаин, усаженный в кресло, продолжал безразлично смотреть прямо перед собой, а его подельница уткнулась злым взглядом в пол перед креслом. Конвоиры невозмутимо встали по обе стороны от двери, а снаружи послышался лязг дверного запора.
— Прошу. — Миль сделал приглашающий жест рукой и уселся на место писаря. Но эль Алтор не спешил подниматься со стула и предпринимать какие-то действия, просто сидел и внимательно разглядывал обоих подростков. Легкий пряный запах его магии витал в воздухе, но настолько тонкий и эфемерный, что назвать это колдовством в полном смысле слова было нельзя.
— Бедные дети, — наконец с тяжелым вздохом проговорил древний эльф, качнув головой.
— Все-таки что-то есть? — оживился Мельхиор, а менталист в ответ пожал плечами.
— Дети, лишенные детства, это всегда очень грустно.
— Ладно, а по существу? — с некоторым раздражением уточнил темный.
— По существу… мальчик сломлен. Совсем. Он просто делает то, что ему скажут, и не способен критически воспринимать действительность. Он не станет слушать всех и каждого, но распоряжения тех, кого его память и ближайшее окружение считают достойными, воспринимает как глас свыше.
— И кто его так? — нахмурился Миль.
— Война, я полагаю, — слегка развел руками эль Алтор. — Менталистам, детям Лоя и Йолы, трудно дается чужая смерть рядом. Взрослые способны выдержать — с трудом, но способны. Дети… они просто многого не понимают, им больно, но их хранит спящая магия. А он столкнулся со смертью в самом опасном возрасте, когда мальчик превращается в юношу, наступает половое созревание и одновременно с ним пробуждается дар. Он оказался слишком чувствительным и восприимчивым, никто не заметил надлом, не поддержал, не помог в критический момент, и сейчас мы видим результат.
— Ему можно помочь? — тихо спросил я.
— Не знаю, — менталист вновь развел руками. — Это как раз тот случай, когда предсказывать и что-то просчитывать бессмысленно. Нужно смотреть, искать и думать. Зависит от того, насколько много осталось от его личности, но это вопрос не одного часа, не одного дня и, боюсь, не одного года. Я бы просил разрешения забрать его с собой, это возможно? Где его родители?
— Понятия не имею, — пожал плечами Миль. — Но не думаю, что получится.
— В таком случае я просил бы разрешения остаться здесь, — спокойно продолжил эль Алтор, и на него с удивлением покосились даже конвоиры.
— Вы это серьезно сейчас сказали? — уточнил темный.
— Не имею привычки шутить такими вещами, — с легким укором отозвался менталист, в ответ на что следователь смущенно кашлянул.
— М-да. Ну, в любом случае, решать это не мне и не сейчас, — поспешил он сменить тему, — а сейчас меня интересует вот какой вопрос. Если он делает все, что ему скажут окружающие, почему он не отвечает на мои вопросы?
— Наверное, потому, что некто, велевший молчать, имеет для него гораздо большее значение, чем мы все, вместе взятые. И простите, но я отказываюсь лезть в это ограничение: может быть, подобное понятийное проявление, способность соизмерять и сравнивать степень важности того или иного приказа, — это одно из немногих оставшихся проявлений его собственной воли и собственного разума.
— Досадно, — поморщился темный, мгновение помолчал, а потом вдруг глаза его сверкнули предвкушением. — А может статься, это и не понадобится, — пробормотал он себе под нос и ринулся к двери. Стукнул в окошко и, дождавшись, пока снаружи откроют заслонку, через дверь скомандовал кому-то, кто стоял снаружи: — Скажи там, пусть Валлендора кто-нибудь позовет, срочно, вопрос жизни и смерти, не терпящий ни секунды промедления. Пусть бросает все и бежит сюда, если хочет найти своего преступника! Да, стой! Еще отправь кого-нибудь в госпиталь, пусть найдут остальных студентов и расспросят их о родне этого парня-менталиста. Если даже Вал ему окажется не указ, тогда придется ждать родителей, — резюмировал Миль, поворачиваясь к нам и разводя руками. — А за это время мы, скорее всего, и так все выясним. Ладно, а что по поводу девушки?
— Ей страшно. Ей просто очень, очень страшно, а страх перерастает в агрессию. Собственная злость ее тоже пугает, и все это образует порочный круг. И тут вы тоже совершенно правы, дар Мельхиор: сама бы она никогда не сумела сплести никакую сложную интригу. Наброситься на потенциальную угрозу с кулаками — может быть, но не хладнокровно спланировать убийство, а потом привести план в исполнение. Кто-то очень умело направил ее в нужное русло. Она боится того, что сделала, и от этого ненависть еще больнее выедает ее сердце.
— И вы даже можете сказать, кто это был? — вопросительно вскинул брови темный. Правда, особенной надежды в его вопросе не было.
— План предложил ее друг, — он кивнул на юного менталиста, — поэтому его она тоже боится, ненавидит, но все равно — защищает. Эти дети очень привязаны друг к другу, со скидкой, конечно, на их нездоровье. А вот кто подтолкнул ее в нужную сторону, кто направил злость и страх персонально и лично на Владыку и Бельфенора, она просто не помнит. Это сделали настолько легко и мимолетно, настолько точно подобрали слова, что она пребывает в полной уверенности, что до всего дошла сама.
— Но вы уверены, что это не так? — уточнил Мельхиор.
— Возможно, конечно, всякое, но здесь я готов поставить десять против одного, что эти мысли ей подкинул кто-то другой. Опять же, некто весьма уважаемый ею и пользующийся безграничным доверием.
— Сейчас придет Валлендор, и выяснится, что это был именно он, — предположил я тихо, ощущая непонятную смутную тревогу.
Чувство это постепенно выросло из того беспокойства, что окутывало меня ранее. Интенсивность эмоций нарастала очень постепенно, медленно, исподволь, и за оживленным разговором этот процесс прошел незамеченным. Волнение от предстоящего разговора с Тилль, боязнь новой встречи с Танагриаль — все это не имело никакого отношения к этому странному чувству надвигающейся беды. Понять, что именно меня беспокоит и откуда ждать проблем, никак не получалось: нужная мысль, что-то очень простое и очевидное, крутилась на самом краю сознания, не даваясь в руки. Я попытался, раз уж не удается разобраться, отогнать неприятные ощущения вовсе, но покидать меня они не спешили.
— Вот сейчас он придет или не придет, и мы все узнаем, — невозмутимо заключил Миль.
— Или нас здесь же и прикопают, если он действительно замешан, — мрачно возразил я.
— Не исключено, — философски согласился следователь. — В любом случае, бежать нам некуда. Но я не думаю, что все настолько фатально: Валлендор точно нашел бы исполнителей потолковей и всяко не стал бы подставлять детей. Он в этом отношении такая же наседка, как и все светлые. Я скорее поставил бы на кого-то из их учителей, у которых под рукой больше никого не нашлось.
Тилль
Со мной очень редко бывает такое, что утром я не могу вспомнить, где и когда заснула. Для этого надо основательно вымотаться, да еще чтобы день оказался насыщенным событиями и чтобы заснула я в итоге где-нибудь в незнакомом месте.
А вот сейчас я все никак не могла понять, где нахожусь и как сюда попала. Было темно, холодно и сыро, воздух отдавал затхлостью, но при этом на коже ощущались леденящие прикосновения сквозняка. Пока я находилась без сознания, холод забрался под кожу, сковал онемением руки и ноги. Со щемящей, отчаянной тоской вспомнились крепкие объятия сильных и почти горячих рук, уютный теплый кокон огненных чар… и я проснулась окончательно.
Встревоженно завозилась, пытаясь для начала хотя бы определить собственное положение в пространстве — и не удержалась от тихого стона. Движение отдалось саднящей резкой болью в затылке. А еще стало понятно, что в неприятных ощущениях в конечностях виноват не только холод: руки были крепко стянуты за спиной, ноги тоже опутывала веревка, больно врезающаяся в кожу. Не спеша садиться, я крепко зажмурилась, пытаясь призвать магию и для начала вылечить собственную голову: судя по ощущениям, приложило меня знатно, а бегать с такой травмой не очень-то полезно.
Однако здесь меня ждало еще одно неприятное открытие, потому что магия не отзывалась. Нет, она была здесь, я ощущала потоки снаружи и внутри, но вот обратиться к ним не могла. Похоже, веревки непростые. Даже почти лестно, ограничивающие дар артефакты — штука редкая, дорогая.
Дергаться я с этой мыслью окончательно прекратила и, смирившись с холодом и прочими неприятными ощущениями, замерла, пытаясь хоть что-то вспомнить. Помнилось синее небо над головой, звуки и запахи, мысли об огненном маге и принятое решение. Помнился разговор с Налатином, дорога между скал, неровная выщербленная брусчатка… а вот дальше — провал. Если бы не веревки, я бы решила, что произошел какой-то обвал; в Приморском такое порой случалось, особенно — когда город терпел осаду и регулярные атаки боевых магов. Хорошо, что наши специалисты по магии земли справились тогда с обороной, потому что сильный толчок землетрясения мог утащить под землю весь город, и на этом осада закончилась бы.
Я раздосадованно поморщилась: мысли убегали совсем не туда, куда надо. Слишком не хотелось признавать очевидное и формулировать ответ, напрашивающийся на вопрос, как и благодаря кому я сюда попала.
Налатин. Высокопоставленное лицо, имеющее доступ к любой информации, у которого со времен учебы и службы могли остаться знакомые среди светлых. Когда мы нашли описание этого ритуала, когда приняли окончательное решение о его проведении — он находился в горах, в тылу, и не мог вернуться сюда, не закончив все дела там. Поэтому использовал детей: не мог отправить никого больше, не вызывая подозрений и не привлекая внимания. А договариваться с кем-то здесь — значило посвятить в собственные планы как минимум пару портальщиков-связистов.
Да и во время ритуала его тоже не было в Приморском…
Но о последнем думать не хотелось вовсе. Смерть Владыки — это одно. Я не могла одобрить этот поступок, но — понимала. В конце концов, все действительно просчитали очень хорошо, и особого риска для Красногорья эта смерть уже не несла. Да даже если бы не ритуал, не думаю, что приближенные Владыки всерьез вознамерились бы пересмотреть договоренности и вздумали мстить. А вот поверить, что Лит действительно поспособствовал появлению среди участников ритуала умирающего мага, что ради смерти отдельного мерзавца он готов был пожертвовать тысячами жизней мирных граждан, было попросту страшно. Но не думать об этом не получалось.
А еще оставалось совершенно непонятным, почему я лежу сейчас здесь? Я же ни в чем его не подозревала и вряд ли могла как-то кому-то выдать. Да, с моих слов он мог догадаться, что Мельхиор решил поговорить совсем даже не с Инталором, а привлечь к расследованию его дедушку, но… при чем тут, в самом деле, я? В качестве заложника? Ерунда какая… И надолго ли меня здесь оставили? Он скоро вернется или от меня таким образом решили избавиться окончательно?
Последняя мысль подстегнула, заставила шевелиться. Правда, делать это пришлось очень аккуратно и медленно, потому что резкие движения отдавались болью в затылке и приступами дурноты. Чем же он меня так приласкал до сотрясения мозга?
Я с трудом сумела сесть, подтянуть колени и уткнуться в них лбом, пережидая головокружение. Но пока собиралась с силами, чтобы продолжить дальнейшую борьбу за свободу, смысл в этом отпал: я почувствовала запах знакомых чар. То есть не то чтобы знакомых, просто — магию воды; но не думаю, что где-то здесь мог случайно оказаться другой стихийник того же направления.
Заставив себя медленно-медленно и осторожно поднять голову, обнаружила, что откуда-то из глубины окружающей темноты приближается смутный тускло-зеленый свет. Постепенно он наполнил окружающее пространство, предоставив мне возможность осмотреться. Это действительно оказалась пещера, насколько я могла судить — сравнительно небольшая. Я сидела неподалеку от стены, слева свет очерчивал широкий проход, справа стена едва угадывалась. Пол был почти гладкий и, мне кажется, сбегал от освещенного входа в темноту с небольшим уклоном. А вот потолок — напротив, изрезали трещины, оценить глубину которых не представлялось возможным из-за затаившегося там чернильного мрака. Но до поверхности они точно недоставали.
С момента когда места моего заточения коснулись первые лучи, до появления в неровном проеме коридора их источника прошло меньше минуты. Холодный фосфорный свет летящего на высоте пары метров над землей шара неожиданно очертил не одну фигуру, а две. Впереди действительно шел Лит, я опознала его без особого труда, а вот распознать второго пришельца оказалось не так просто.
— Стой здесь, — скомандовал знакомый голос. Второй неподвижно замер на месте, шар взлетел выше и замер под потолком, а Налатин подошел ко мне ближе. — Очнулась? Это хорошо. Смотри-ка, даже бежать не попробовала, странно, — спокойно проговорил он, разглядывая меня с задумчивым интересом.
— Сбежишь тут, ага, — пробурчала я, утыкаясь обратно лбом в колени. За попытку запрокинуть голову и посмотреть бывшему другу в лицо пришлось заплатить сокрушительным приступом дурноты и болью, отозвавшейся темнотой в глазах, так что предпринимать новые я благоразумно не стала, — Ты бы меня еще прибил, а потом удивлялся.
Лит подошел сбоку и опустился рядом со мной на корточки. Я почувствовала прохладные ладони на макушке и шее, упрямо дернулась, пытаясь вывернуться, но тут же зашипела от боли и опять замерла, боясь лишний раз глубоко вдохнуть.
— Немного не рассчитал силу, — виновато проговорил он, кажется, разглядывая рану. — Извини, придется потерпеть, никаких лекарств у меня с собой нет.
— Развяжи, я сама вылечу.
— Прости, но — нет. Свободный маг смерти мне тут точно не нужен, — спокойно возразил он, поднимаясь на ноги. — Я прекрасно знаю, что кое-какие опасные фокусы из твоего арсенала не требуют долгой подготовки. Не волнуйся, это ненадолго. Приступай, — сказал он куда-то в сторону, и я осторожно подняла голову, чтобы попытаться разобраться в происходящем. Наконец-то стало видно лицо этого второго, и, к моему искреннему недоумению, им оказался хаосит, Таналиор из корней Черной Ели. По команде Налатина он начал какие-то непонятные приготовления явно ритуального характера.
— Вы что, заодно? — Я окончательно растерялась.
— Я? С этим? Вот еще, — отмахнулся Лит. — Он очарован и не соображает, что делает. Вернее, соображает, иначе он бы мне ничем не помог, но находится здесь не по своей воле.
— И чем же он тебе помогает?
— Провести ритуал, конечно, — спокойно ответил собеседник.
— Какой?
— Тебе не кажется это пошлым? — иронично уточнил он. — Когда один противник рассказывает другому подробности своих планов. А, впрочем… обратного пути все равно нет, подготовка к ритуалу требует времени, отчего бы не поговорить! Видишь ли, я планирую уничтожить саму основу жизни светлых — Великое Древо.
— Ты издеваешься? — через пару мгновений все-таки сумела произнести я. — Это не основа жизни светлых, это основа всей жизни в нашем мире.