– Мы проехали особняк Гагариных, – проговорил молодой человек, по-прежнему глядя в окно.
Сенатор махнул рукой.
– Я просто хотел тебя увезти. Мне не нравятся эти люди. И мне не нравится этот дом.
Александр усмехнулся. Значит, вместо того чтобы мирно пить чай с родственниками Амалии под фамильными портретами, он будет скучать у себя на Офицерской. Спасибо, крестный, удружил!
– Льва завтра хоронят, – продолжал граф. – Надеюсь, ты придешь на отпевание. Оно состоится в той церкви, которая…
– Я знаю, – мрачно кивнул Александр, – мне Серж уже сказал. Да, конечно, я буду.
Сенатор шевельнулся, переложил трость из одной руки в другую.
– В городе неспокойно, а в тебя вчера стреляли… – В голосе крестного прозвучали непривычные для него умоляющие нотки. – Может быть, ты пока переберешься ко мне? Поверь, мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Если даже не принимать в расчет, что жизнь под боком у сенатора сильно ограничила бы его свободу действий, все равно – находиться в том же доме, где умирал Лев, видеть те же вещи, которые видел он перед смертью… Александр содрогнулся и сказал:
– Благодарю вас за заботу, но я никого не боюсь.
– Я должен понимать твои слова как «нет»? – проворчал Андрей Петрович. – Но ты можешь хотя бы пообещать мне, что больше не будешь ходить на Невский?
– Не могу, – спокойно ответил Александр. – Невский проспект слишком велик и является главной улицей нашей столицы.
Молодой человек отлично понимал, что крестный имел в виду вовсе не улицу, однако не собирался уступать давлению. И граф, казалось, предпочел смириться.
– Хорошо, – вздохнул он, – будем надеяться, ты знаешь, что делаешь.
Глава 24 Ссора
Александр собирался через день-другой заглянуть к Амалии, справиться о ее самочувствии, но получилось так, что его закружил водоворот обстоятельств, который не оставил времени для того, чтобы наведаться в дом с атлантами на Невском. Сначала хоронили Льва Строганова, потом наведался следователь, который сообщил ему о том, что он уже знал, – об убийстве матери Николая Петрова и служанки, и пришлось отвечать на множество вопросов, а при этом следить, как бы ненароком не выдать себя и не возбудить ненужных подозрений. Еще Александра вызывали к генералу Багратионову – уточнить кое-какие детали события 1 марта, а заодно спросили у него, не имеет ли он каких-либо сведений о часовом Зимнего дворца Тимофее Звякине, который бесследно исчез.
– Мы полагаем, – добавил Багратионов, – что он был заодно с террористами и поставлял им разные сведения. Скажите, вы не замечали в его поведении ничего подозрительного?
Но Александр ничего такого не смог припомнить, даром что хорошо знал Звякина (то есть, конечно, думал, что знал) и не забыл, что именно этот часовой стоял на посту в тот день, когда он во второй раз встретился во дворце с Амалией. Тем не менее Багратионов вызвал его еще раз – для проверки каких-то малозначительных обстоятельств. А потом состоялась церемония переноса тела убитого императора в Петропавловскую крепость, и Александр счел своим долгом в ней участвовать. От церемонии у него осталось крайне гнетущее впечатление, потому что поставили охранять мосты казаков с пиками, опасаясь нового покушения. Казалось немыслимым, что даже похороны царя не могут обойтись без усиленной охраны.
В крепости он впервые увидел престарелого графа Головкина, которому перевалило за сто лет и который, наверное, последним из живущих мог похвастаться, что мальчиком видел саму Екатерину. Крошечный согбенный граф, с головой даже не седой, а покрытой чем-то вроде белого пуха, стоял, опираясь на руку правнука, и его маленькие глазки без ресниц так и шныряли, не упуская ни малейшей детали.
– Распустили народец… – бормотал он себе под нос. – Попробовали бы при покойном государе Николае Павловиче бомбами кидаться… Распустили! Никакого порядка не стало! Эх…
Граф вздыхал, спрашивал у присутствующих о своих старых знакомых, которые все давно уже умерли, изумлялся и спрашивал снова. Александр смотрел на него и думал: вот человек, проживший такую долгую и, наверное, интересную жизнь, многое повидавший на своем веку и, судя по всему, вполне собою довольный. Но хотел бы он сам тоже дотянуть до ста лет, на зависть недругам и к отчаянию своих наследников?
«Нет, – решил Алексадр. – Это уже не жизнь».
На другой день он взял из ящика стола коробку с парюрой, которую собирался вручить невесте, и поехал к Гагариным. Однако горничная сказала ему, что Бетти уехала вместе с Мари Потоцкой и Сержем.
– Куда? – спросил Александр.
Оказалось, Бетти отправилась навестить заболевшую знакомую, кажется, француженку, потому что ее звали Амалией. По крайней мере, в разговоре между собой Серж и княжна так ее называли.
Барон сразу же понял, какую именно знакомую отправилась навестить невеста. Среди всех, кого он знал, только одна девушка носила такое имя.
«Но зачем это Бетти надо?» – неприятно удивленный, подумал Александр.
Ларчик, разумеется, открывался проще простого: княжне наскучили разговоры о странной барышне, которую ее жених то спасет, то катается с ней в карете, и она решила, так сказать, взглянуть врагу в лицо.
Забегая вперед, скажем, что лицо сие не произвело на Бетти никакого впечатления, потому что Амалия лежала в постели с сотрясением мозга и выглядела не самым лучшим образом. Может быть, поэтому сама Амалия столь не любила впоследствии вспоминать данный эпизод.
Будь дома Аделаида Станиславовна или Казимир, может быть, она и уговорила бы не пускать к ней незнакомых людей, но мать и дядя куда-то ушли, а Яков так благоговел перед титулами, что не посмел отказать князю Мещерскому в просьбе проведать его знакомую. И вскоре смущенный Серж нарисовался на пороге ее комнаты, а следом за ним показались две барышни. Увидев их лица, Амалия сразу же поняла: они ей не друзья и никогда друзьями не станут. Потому что женщины такие вещи чувствуют сразу же и бесповоротно.
Нет, вы представьте себе комнату, где на столе между графином с водой, флаконами духов и булыжником непрезентабельного вида (между прочим, настоящим алмазом) устроилась кукла в голубом платье, где находятся три стула, один из которых жакобовский, а два остальных не пойми какие, где на покрывале кровати кипа газет, под подушкой спрятаны обгорелые клочки чужого дневника и…
В общем, обстановка была совершенно не comme il faut. И она не сделалась лучше, когда Бетти царственно опустилась на один из стульев и уверенно захватила нить беседы в свои цепкие ручки. Она столько слышала об Амалии! К слову, почему ее зовут Амалией? Странное имя… Ах, в честь прабабушки? Очень мило! А чья это кукла? Какая прелесть!
Серж, чувствуя себя не в своей тарелке, время от времени пытался напомнить, что Амалия, верно, устала и гостям пора откланяться, но не тут-то было. Княжна была в ударе, а Мари поддерживала ее, разбавляя беседу светскими замечаниями. Потом в передней прозвенел звонок, и через минуту на пороге появился барон Корф. Взгляд, который он метнул на Сержа, говорил сам за себя.
– Ах, Александр, и вы здесь! – прощебетала княжна. – А мы вас не ждали!
И как ни в чем не бывало продолжила разговор о театральных премьерах, которые она посещала, о балах и раутах, о придворных и прочих важных лицах, которые навещали ее родителей. И после каждой фразы не забывала спросить у Амалии, не была ли она на таком-то представлении (не была, потому что в то время не жила в Петербурге), не знает ли фрейлину такую-то (не знает, потому что далека от двора) и что думает о портнихе такой-то (ничего, потому что понятия не имеет о ее существовании). Княжна сияла, княжна улыбалась, княжна чувствовала себя на седьмом небе. Ей казалось ужасно уморительным, что она так легко ставит на место эту выскочку, которая пыталась отнять у нее Александра. И была уверена, что выставляет Амалию ограниченной, провинциальной, недалекой и вообще ничтожной, раз та не знает фрейлину Д. и не подозревает о войне, которую ведет французская портниха Мерель с русской модисткой Лавровой.
Амалия чувствовала, что ее хотят унизить, этак между прочим указать ей на ее место, и в любое другое время не спустила бы такое обхождение, но сегодня она чувствовала себя не лучшим образом, и ни одна остроумная, ни одна жалящая реплика не приходила ей на ум. Кроме того, девушка заметила, что Бетти и Мари атакуют ее с двух сторон, и обиделась. Мари время от времени смиренно вставляла замечания вроде: «Ну ты же понимаешь, дорогая Бетти, мадемуазель Тамарина просто не может этого знать», однако Амалия отлично знала цену подобным фразам якобы в ее защиту. И, так как она ничего не могла поделать, ей оставалось только терпеть и дожидаться, когда мучительницы уйдут.
Что касается Сержа, тот испытывал неловкость и мучительное сожаление, что сдался-таки на уговоры княжны Гагариной и согласился познакомить ее с Амалией. А Александр чувствовал то же самое, что и любой мужчина, которому приходится наблюдать, как женщины словесно сводят счеты между собой. Его раздирали досада, раздражение и грусть, и к тому же он ощущал себя совершенно беспомощным, видя, как две здоровые, обаятельные, умные девушки издеваются над третьей, больной и несчастной, от чего внутри у него все переворачивалось. Несколько раз Александр пытался вмешаться – и терпел поражение. А тогда замкнулся в угрюмом молчании и так же, как Амалия, стал ждать, когда все это кончится.
Что касается Сержа, тот испытывал неловкость и мучительное сожаление, что сдался-таки на уговоры княжны Гагариной и согласился познакомить ее с Амалией. А Александр чувствовал то же самое, что и любой мужчина, которому приходится наблюдать, как женщины словесно сводят счеты между собой. Его раздирали досада, раздражение и грусть, и к тому же он ощущал себя совершенно беспомощным, видя, как две здоровые, обаятельные, умные девушки издеваются над третьей, больной и несчастной, от чего внутри у него все переворачивалось. Несколько раз Александр пытался вмешаться – и терпел поражение. А тогда замкнулся в угрюмом молчании и так же, как Амалия, стал ждать, когда все это кончится.
Исчерпав весь свой запас колкостей и ядовитеньких насмешек, Бетти наконец поднялась с места и сказала, что они и так слишком долго были в гостях, а теперь больной, наверное, пора отдохнуть. Чувствуя неимоверное облегчение, Серж тоже поднялся. Но тут увидел лицо Александра и содрогнулся.
«Что-то будет!» – в смятении подумал князь Мещерский.
И гроза не замедлила разразиться. В прихожей, не обращая никакого внимания на присутствие старого слуги, барон Корф повернулся к невесте и ее подруге и отчеканил:
– Это было отвратительно!
Бетти, довольная тем, что сумела с лихвой поквитаться с жалкой особой, которая посмела посягнуть на ее жениха, сделала непонимающее лицо.
– Александр, я не понимаю вас. Разве мы не могли навестить вашу знакомую? Или вы нарочно прятали ее от нас? Тогда простите, что нарушила вашу тайну!
И она с видом заговорщицы улыбнулась Мари.
– Вы! – тотчас же набросился на ту Александр. – От вас я ничего другого и не ожидал! – Затем смерил невесту взглядом: – Но вы…
Мари Потоцкая растерялась, почувствовав, что, возможно, они и впрямь перегнули палку и перестарались со своими колкостями. Однако Бетти решила встать в позу и обидеться:
– Что ж, если вам угодно так трактовать наши самые дружеские намерения…
Княжна упорно делала вид, будто ничего не случилось, словно издеваться над больным и беспомощным человеком в порядке вещей. Александр вспыхнул, застегнул шинель и, простившись сквозь зубы, быстрым шагом удалился.
Он дошел до памятника Екатерине и только тут заметил, что забыл коробку с парюрой у Тамариных. Об украшениях он ни капли не беспокоился, но ему хотелось избежать повторной встречи с невестой и ее неразлучной подругой. Поэтому он подождал некоторое время, прежде чем вернуться.
Яков, открывший дверь, сообщил, что князь и его спутницы уже удалились.
– Я забыл здесь коробку, – пояснил Александр, и Яков с поклоном подал ее. – А, – барон замялся, – Амалия Константиновна не согласится меня принять? Я хотел бы извиниться перед ней… за их вторжение.
Кстати, еще вчера он, наверное, сказал бы не «их вторжение», а «наше вторжение». В любом случае перемена местоимения говорила о многом.
Яков удалился и, вернувшись, объявил, что мадемуазель Амалия согласна его видеть, но недолго, потому что визит его друзей порядком ее утомил.
«Они мне не друзья», – с ожесточением подумал Александр.
Он сел на стул у изголовья девушки и произнес довольно сумбурную речь, полную извинений и сожалений. Амалии было неловко, но волнение барона ее тронуло, и она заверила Александра, что ничуть не сердится на колкости его знакомых.
– У бедной Мари несносный характер, – проговорил Александр. – Меня Потоцкая тоже никогда не жаловала. Видели бы вы, как она надо мной смеялась! – Молодой человек хотел добавить, что Мари, верно, заразила своим насмешничаньем подругу, но тут Амалия задумчиво произнесла:
– Вот как? Наверное, она в вас влюблена.
Александр выпрямился. На ум ему сразу же пришли строки из дневника покойного Льва, где тот утверждал, что Мари к нему неравнодушна. Тогда он счел это фантазией, но вот уже второй человек приходил к такому же выводу, а у Александра создалось впечатление, что Амалия ни о чем не судит понапрасну.
– Но я никогда… И Мари… – Барон глубоко вздохнул. – Могу я спросить, – проговорил он наконец, – почему вы так решили?
У девушки сверкнули глаза, но она тотчас же отвернулась и задумчиво разгладила складку на одеяле.
– Думаю, при всех своих достоинствах графиня Потоцкая вряд ли могла рассчитывать на то, что вы будете испытывать к ней какие-либо чувства, помимо дружеской привязанности. А когда девушка ощущает, что у нее нет шансов, она сердится и начинает… э… задирать предмет своей любви. И еще в этом есть желание хоть как-то обратить на себя внимание, конечно.
Амалия с торжеством покосилась на Александра.
– Вы меня не убедили, – проворчал тот.
– И она все время смотрит на вас, – добавила девушка. – Все время ищет вас глазами, а так делает только человек влюбленный. Просто вы таких вещей не замечаете.
– Вы меня смущаете, – сердито сказал Александр. – Вот скажите, вы бы стали задирать человека, который вам нравится?
Амалия уставилась на потолок, но вид у нее был донельзя лукавый.
– Видите ли, – призналась девушка, – мне в отличие от графини никогда не было нужды прибегать к подобному приему.
– Охотно верю. – Он все-таки не смог удержаться от улыбки. – Просто странно, что и вы, и Лев говорите одно и то же.
Амалия заинтересовалась, и тогда Александру пришлось подробнее рассказать о пропавшем дневнике. К его удивлению, ее очень заинтриговал этот случай.
– Кроме дневника, ничего не пропало? – спросила она.
– Нет, ничего.
– А похититель трогал бумаги в других ящиках? Может быть, искал где-то еще?
– Нет, – ответил Александр. – У меня сложилось впечатление, что он взял только дневник из запертого ящика.
– А… – протянула Амалия. – Значит, это был кто-то, кто видел или заметил, куда вы спрятали дневник.
– Когда я прятал его, – твердо ответил Александр, – никого не было.
– Ну, тогда он мог, к примеру, видеть вас в окно. Или… – Амалия мгновение подумала. – Или еще проще: знал, куда вы обычно прячете бумаги, потому сразу же сумел отыскать дневник. В любом случае это был кто-то очень к вам близкий.
– Вы хотите сказать, что тот, кто напал на меня, принадлежит к кругу моих знакомых?
– Мы не можем быть уверены, что дневник взял именно тот, кто напал на вас, – возразила Амалия. – Вполне вероятно, дневником завладело одно лицо, а напало на вас другое, и события никак между собой не связаны, хотя в вашем представлении они произошли почти одновременно. Но вы не видели дневник несколько дней, и он мог исчезнуть когда угодно.
– Я не могу понять, – поколебавшись, признался Александр, – зачем вообще понадобилось похищать дневник. Хотя…
И, не удержавшись, барон рассказал Амалии, что кто-то украл у его матери несколько украшений и письма, о содержании которых та не хочет говорить.
– Боюсь, – медленно проговорила Амалия, – что данное происшествие действительно не связано с нападением на вас. И вообще все сильно похоже на шантаж… вернее, на приготовление к нему. Полиция сумела что-нибудь найти?
– Вы же знаете, у полиции сейчас совсем другие заботы – поимка террористов, – усмехнулся Александр. – Но я все же не могу понять, почему вор украл именно дневник Льва.
– Может быть, он думал, что дневник на самом деле ваш, – заметила Амалия. – А когда понял, что обознался, решил наведаться к вашей матушке. Но меня лично смущает кража украшений.
– Почему? Вор охотился за письмами, увидел на столе украшения и решил взять их тоже. Разве нет?
– Так-то оно так, – с сомнением протянула Амалия, – только вот любые украшения – это след. Куда бы грабитель ни понес их продавать, скупщик может его выдать, и даже если он решится продавать оправу и камни по отдельности, ему будет непросто. Словом, хлопот не оберешься… Так что возможно, что вор-шантажист к тому же еще и новичок. Или настолько самонадеян, что уверен: его нипочем не найдут. Или…
Тут Александр поймал себя на мысли, что ему ужасно нравится слушать рассуждения Амалии. И вообще приятно сознавать, что он может поговорить с ней о чем угодно, причем на равных, и услышать дельный совет. Тут молодой человек наткнулся взглядом на внимательные глаза собеседницы и очнулся.
– Вы меня не слушаете, – укоризненно сказала Амалия.
– Вовсе нет, – возразил он. – А что с дневником Николая Петрова, который вы нашли? Вы сумели узнать из него что-то новое?
Глава 25 Дом номер 6
Амалия залезла под подушку и вытащила оттуда обгоревшие клочья дневника, завернутые в шаль.
– Прежде всего, – сказала девушка, разложив шаль на покрывале и бережно перебирая спасенные Александром обрывки, – Николай Петров был очень чистый человек.
Бросив взгляд на лицо Александра, она заметила на нем сомнение и продолжала:
– Конечно, вы думаете, что раз он был осведомителем, то делал это ради денег. Вовсе нет. Помните, мы с вами были у Адриана Спиридоновича Горохова? Он еще произвел на нас такое приятное впечатление – открытый человек, прямодушный служака и так далее. – Амалия помолчала. – А теперь я думаю, то есть не думаю, а знаю, что он сумел нас обмануть. Потому что на самом деле Адриан Спиридонович – великий ловец душ. И я знаю, как полицейский поймал Николая, – на его порядочности. Ведь студент Петров, как честный человек, был противником насилия, хаоса и террора. И Адриан Спиридонович ему внушал, что он будет доносить, следить и внедряться не ради самого Адриана Спиридоновича и даже не ради государя, а ради самого Николая, ради его любви к Даше и их будущего. Вот так он его и поймал. – Амалия вздохнула. – И Петров стал осведомителем. Нет, он был не настолько простодушен, чтобы Горохов сумел провести его окончательно. По его дневнику видно, что молодой человек колебался, мучился, хотел все бросить. Но потом случайно, как часто и бывает, через каких-то знакомых приблизился к террористам. Мало-помалу узнал об их планах, и они его ужаснули. И тут произошло очень важное событие. – Говоря, Амалия складывала обгоревшие клочки уцелевших страниц. – Николай узнал, что террористы пользуются серьезной поддержкой, что у них есть свой человек в полиции, который разоблачил нескольких внедренных агентов, и тех убили. – Девушка умолкла. – Студент слышал разговоры, что кто-то дал деньги на бомбы и ежедневные расходы, очень большие деньги. Женщина, по описанию – та самая блондинка с канала, как-то упоминала при нем, что их не найдут, потому что за ними сила, которая тоже хочет избавиться от государя. Но когда Николай попытался расспросить ее подробнее, она обратила все в шутку.