Павел Иванович снял очки и пристально посмотрел на Сергея. Как будто очки ему мешали рассмотреть преступную суть этого пижона-частника.
– Рассказывай по порядку.
* * *Нина нервно ходила по квартире. Все валилось из рук. Она не понимала, что происходит. Ее любимая дочь Наташенька, самая послушная и ответственная девочка на свете, впервые за несколько лет прилетела в Москву и не ночует дома. В отличие от Дашки Наташа всегда была очень строгой и сдержанной в своих поступках. Она была, наверное, самой бедной в классе, но всегда выглядела опрятно, изящно и даже стильно. Как-то волосы по-новому причешет, пояском украсит старенькое платье, косынку на шею повяжет, и уже мальчики на нее заглядываются. Они с Дашей погодки, но Наташа была по-настоящему старшей сестрой. Следила за Дашиной одеждой, приводила ее из школы, кормила, стирала. И еще матери помогала торговать на улице, чтоб свести концы с концами. Только однажды она доставила Нине страдания. Когда стала встречаться с сыном дворничихи Андреем. Он учился на класс старше, и за ним девочки всего района бегали. Говорят, некоторые учительницы тоже оказывали ему внимание. Андрей был невероятно красивым парнем. Он и сейчас хорош собой несказанно. Но теперь с ним все ясно. А когда он вошел в их квартиру первый раз, Нине показалось, солнце осветило комнаты. Но уже во второй раз она с тревогой поняла, что перед ней очень опасный человек. Не потому, что красив и может обидеть Наташу, бросить ее ради другой. Матери обычно опасаются именно таких вариантов. Нина же относилась к ним спокойно. Все было серьезней. Что-то неуправляемое, смятенное, беспокойное прочитывалось в темно-голубых глазах, в жесткой складке у красивых губ, в манере говорить, стоять, сидеть. Что-то, способное в любой момент вырваться наружу, разрушить все вокруг, поставить с ног на голову. К сожалению, он влюбился в Наташу всерьез и не собирался ее бросать ради другой. Он выбрал другое поведение: дышать не давал ей спокойно, замучил своей страстью, ревностью, приступами ярости. Девочка перестала спать, есть, нормально разговаривать с матерью и сестрой. У нее появился страх, паника, как будто она ждала нападения из-за угла. Нина выписала ей успокоительные таблетки, выдавала по одной на ночь. Но однажды, возвратившись домой, она обнаружила Наташу в ванной. Дочь рвало густой белой пеной, а рядом лежали две пустые упаковки от лекарств. Нина вызвала «Скорую», Наташе промыли желудок. Она неделю пролежала на кровати лицом к стене. Нина отключила телефон и не открывала дверь на звонки. Она даже отпуск взяла за свой счет. Ухаживая за Наташей, Нина с ужасом обнаружила синие пятна на ее руках – отпечатки мужских пальцев – и темные следы укусов-поцелуев на шее и груди. Она прижала дочь к себе и тихонько прошептала в розовое ухо: «Он скотина, деточка. От него надо спасаться. Он погубит нас всех. Это я тебе как женщина говорю». На следующий день Наташа попросила Нину забрать документы из школы. Она только перешла в десятый класс. Потом они съездили в какую-то убогую больницу на другом конце Москвы – Наташе сделали аборт. Она подружилась там с девушкой из модельного агентства. Та однажды взяла ее с собой, познакомила с директрисой. Так началась Наташина карьера. Так она добилась того, чего заслуживала. Приехала в Москву уже знаменитой, состоятельной, успешной. И вдруг опять Андрей. Пьянь, рвань, патологический психопат, избивающий до полусмерти свою жену. Нина какое-то время пыталась обманывать себя. Но сегодня Людка, жена Андрея, перегородила ей дорогу:
– Где твоя модель ночует? Не там ли, где мой муж? Его вторую ночь нет.
Конечно, там. Нине рассказало об этом нестерпимо ноющее сердце.
* * *Станислав дрожащими руками сжал стакан с холодной водой, который принесла ему медсестра.
– Я ничего не понимаю. Где тот человек? Старик? Он обещал постоянно здесь находиться. Сказал: как только понадобится пересадка, тут же найдет донора, все уладит. Где же он? Почему его не ищут?
Сестры сочувственно переглядывались, пожимали плечами. Они честно пытались найти Андрея Ильича. Звонили во все больницы, где тот появлялся. Но его нигде не оказалось. Нянечка даже домой к нему ездила, но дверь квартиры никто не открыл.
– Успокойтесь, – уговаривала старшая медсестра Станислава. – Время есть. Ребенок подключен к искусственной почке. Это может долго продолжаться.
– Я не хочу, чтобы мой ребенок был подключен к какой-то машине. Я хочу, чтобы он ходил, бегал, играл. Он еще очень маленький! Вы ничего не понимаете.
Станислав закрыл лицо руками. Молоденькая сестра вдруг разрыдалась:
– Что же это за день такой ужасный. У Александра Сергеевича сынок умер, у хирурга нашего. Его даже оперировать не стали, разрезали только, а там… Ой, я не могу здесь больше работать. Пойду во взрослую больницу.
– Добрый день, – негромко произнес кто-то рядом со Станиславом. – Откройте лицо. Я хирург, Александр Сергеевич. Вы только что слышали, мой мальчик умер. Никто не смог его спасти… Я хочу сказать, что у вашего сына есть донор. Есть все анализы, сейчас будут оформлены документы, мы с женой подпишем… Она здесь, в кардиологии. У нее сердечный приступ.
Станислав ошеломленно смотрел в спину уходящему врачу.
– Подождите, – бросился он за ним. – Я не знаю, как… Мне сказали, нужно заплатить. У меня с собой вся сумма.
Александр Сергеевич медленно повернулся:
– Это совсем другой случай. Мой мальчик стоит дороже всех денег. У меня и так много лишних. Вы можете идти домой. Завтра вам позвонят.
* * *Дина с Топиком встретили у метро Александра Васильевича и повели его в гости. Он хмыкнул, окинув взглядом скромную квартирку, пробормотал что-то типа: «Ох уж этот Кольцов со своими идеями». Долго мыл руки в ванной. Вымученно улыбнулся, когда Дина поставила на стол горячий пирог с капустой и чашки с крепким кофе.
– Какая прелесть… Диночка, у меня был ужасный день… Я так просто ничего не проглочу.
Дина понимающе кивнула, почувствовав: он видел сегодня нечто такое, что разрывает его душу. Больные глаза, втянутые щеки… Дина поставила на стол бутылку коньяка и два бокала. Александр Васильевич налил ей чуть-чуть, а себе до краев. Выпил, еще налил и выпил, потом достал упаковку болеутоляющих таблеток и запил их третьим бокалом коньяка. Похоже, случилось что-то ужасное. Но спрашивать нельзя. Раз уж позвонил, что хочет приехать, сам все расскажет.
– Дина, что у Сергея с расследованием убийства девочки из этого дома? – Александр Васильевич наконец сделал первый глоток кофе.
– Ой, он параллельно еще расследует похищение мальчика из дома ребенка. Я его попросила. В общем, так совпало. Я знаю директора, делала фильм о ней. Ну, он влез в это во все, и ему вообще стало казаться, что оба дела связаны. Может, преступник один… Но я не совсем его понимаю. Там детей похищают для продажи, для каких-то экспериментов, возможно, трансплантации, а здесь просто дикое зверство…
– Дикое. Но версии есть?
– Наиболее вероятная одна – месть семье. Со стороны кого-то, кто эту семью знал. Понимаете, там документы пропали в день убийства: метрика девочки и свидетельство о браке родителей. Так вот, на днях половина разорванного брачного свидетельства появилась на работе отца, Олега Федорова. Была приклеена жвачкой к двери туалета. Сергей разыскивает женщин, брошенных Олегом. А вы что думаете?
– Разыскивать, конечно, всех надо. Всех, кто имеет отношение к семье. Но вы занимаетесь той версией, о которой я говорил? Преступление отморозков, подонков, возможно, несовершеннолетних, которые и сейчас совсем рядом, но их никто и не думает подозревать. Конечно, знак, вырезанный скальпелем, возня с документами – это действительно характеристики преступления, совершенного из мести. Но есть еще такая вещь, как имитация. Насмотрелись триллеров, начитались детективов. Чем больше деталей, тем больше версий, тем легче скрыться за логическими построениями настоящему убийце. Он может испытывать только удовлетворение от совершенного… Это жесткость, садизм… Вы в школу ходили?
– Я пойду завтра.
– А я был в одной сегодня. В подвале нашли задушенную пятилетнюю девочку из дома напротив. Опущу детали осмотра тела. Родители сказали, что из ушек пропали сережки, которые они надели ей именно в тот день, а с руки – красивые часики. Убийц нашли сразу. Их видели вместе с девочкой, когда они вели ее в школьный двор. Одной убийце – 11 лет, а другой – девять! Девочки! Дети! Их привели, и они спокойно рассказывали, как душили, потому что малышка не захотела снимать сережки. «Драгоценности» у них нашли.
Александр Васильевич дышал тяжело, с хрипом, видимо, обострился его хронический бронхит.
– Что же это такое? – спросила Дина тихо, бессильно.
– Я скажу. Это сволочизм взрослых, отмороженность общества. Дети – показатель, лакмусовая бумажка. Их рожают без любви, терпят между пьянками, поножовщиной, воровством, массой безнаказанных преступлений, которые смакуют в кино, в газетах, по телевидению. А рядом растут или жертвы, или чудовища. Последние чувствуют себя достойными членами общества, истязая и убивая слабых, отбирая у них какую-то мелочь. Нужно уметь зарабатывать, разве не это долдонят им с утра до вечера? Вот они и зарабатывают. Я не прав?
– Вы всегда правы. Только чудовища – это тоже жертвы.
– В каком-то смысле. Но я имею в виду новую популяцию – не знающую боли, страха, сострадания, нравственной азбуки.
– Что с ними будет? С девочками-убийцами?
– Ничего. Полежат в психиатрической больнице. Сразу скажу, что никаких отклонений в психике у них не обнаружат. Жестокость – не отклонение. Такая психика считается здоровой. Это тупые, злобные, уже опытные преступницы и пока еще дети! Они плачут, когда хотят есть, просятся домой. Но они получат возможность повзрослеть и окрепнуть. А та, пятилетняя, что пошла с ними, у нее уже ничего не будет… Я пойду, Дина. Плохо мне как-то. Подумайте о том, что я сказал. Любой следователь вам подтвердит: самые циничные, страшные преступления совершаются по отношению к детям. Сейчас мы находим беспощадных убийц, не нуждающихся в мотивации, среди подростков. Они таким образом пытаются взрослеть и выживать в море криминала.
– Я подумаю, Александр Васильевич. Или постараюсь не думать.
Глава 27
Машину Володи Пантелеева обнаружили неподалеку от платформы Мытищи. Она была пуста, в салоне – никаких документов, следов насилия. Павел Иванович распорядился снять отпечатки пальцев, эксперт собрал волоски, мусор, пыль со всех сидений.
– Вот здесь обивка немного влажная, – сказал он следователю. – И пол, мне кажется, недавно вымыт. Вряд ли он сам этим занимался ночью.
А через некоторое время в сводке несчастных случаев обнаружили владельца машины. Там было сказано, что молодой человек с документами на имя Владимира Пантелеева то ли упал по неосторожности, то ли бросился с железнодорожного моста под мчащуюся электричку, которая шла без остановок. Потемневший от горя Сергей сам занимался перевозкой тела в Бюро судебно-медицинской экспертизы. И не удивился, когда эксперт сказал: «Под электричку он упал уже мертвым. У него перерезана сонная артерия. Чем-то очень острым. Если тело осматривали, не заметить это было невозможно. Кто-то хотел скрыть убийство на своей территории. Вот так люди попадают в сводку несчастных случаев».
– Значит, на месте убийства должно быть много крови?
– Конечно.
– Мы доставим машину.
Во время повторного осмотра обнаружилось, что переднее сиденье и пол вымыты сильным моющим средством. Но несколько капель крови все же нашли. Они принадлежали Володе.
* * *Сандра лежала в халате на диване и грызла соленый миндаль.
– Эй, папик! Принеси из холодильника пиво.
Андрей Ильич появился с подносом, на котором стояли две банки пива, один бокал и блюдце с нарезанным яблоком.
– Е-мое, какая икебана! Выпьешь?
– Нет, спасибо, милая. Я на ночь пиво не пью. Тебе тоже не стоит больше пить. Это вредно. Как врач тебе говорю.
– А сношаться со старым дедом мне не вредно?
– Сандрочка, я считал, что у нас это происходит по взаимному удовольствию.
– Ох, не могу! По удовольствию! Да ты…
– Тише, девочка. Не скажи лишнего. Мне не хотелось бы переводить наши отношения в другую плоскость.
– Да ты что, угрожаешь?
– Нет, конечно. Я просто хочу, чтобы ты оставалась в рамках человеческого общения.
– Ой, щас реверанс сделаю, только с дивана сползу. Ты мне вот что скажи: долго у меня отсиживаться думаешь? Здесь не малина, не гостиница или постоялый двор.
– Я же сказал, мне нужно еще несколько дней. Не беспокойся. Твое гостеприимство будет оплачено.
Сандра допила вторую банку пива из горлышка.
– Ладно, пойду спать.
Андрей Ильич торопливо сел рядом с ней и осторожно погладил ее голую ногу.
– Мне так хорошо с тобой. Не надо больше грубить. Давай расслабимся, отдохнем, забудем о проблемах.
Сандра дрыгнула ногой, сбрасывая его руку, и резко поднялась.
– Слушай, ты! Не распускай лапы! Это я тут отдыхаю, а ты прячешься, как крыса. Я тебе показала твое место? Там и сиди, расслабляйся. И не вздумай ко мне лезть. От тебя плесенью воняет.
Сандра прошла мимо него в распахнутом халате, под которым ничего не было. У двери в спальню оглянулась: Андрей Ильич смотрел на нее нехорошим тяжелым взглядом. Она хлопнула дверью и закрылась изнутри на ключ. Он просидел, сгорбившись, в одной позе часа два. Потом прошел в маленькую комнату и, не раздеваясь, лег на цветастую кушетку. Сандра не дала ему ни одеяла, ни постельного белья. Андрей Ильич долго ворочался, задыхаясь от страсти и гнева. Во сне он видел ее стройное тело, беззащитную шею в своих руках. В комнате было холодно. И, проснувшись утром, Андрей Ильич долго по-стариковски кашлял. Потом прошел в гостиную. К спинке дивана был пришпилен большой лист бумаги, на котором Сандра написала печатными буквами: «Я уехала на два дня. Когда вернусь, чтоб тебя здесь не было. А то скажу Раисе, что пристаешь. Деньги оставь на столе».
* * *Ничего такого Егор не сказал. Они ходили с Ирой в магазин. Готовили завтрак: жарили картошку, варили сардельки, открыли банку с маринованными огурчиками. Посмотрели фильм по телевизору. Потом Егор мягко потянул ее к кровати. Близость была приятной, привычной. Она уже не только будоражила, но и успокаивала. Егору показалось в то утро, что Ира станет его женой. Он хотел ей сказать об этом, но она уснула. Устала после ночного дежурства. Егор полежал рядом полчаса, а потом осторожно ее разбудил.
– Ирочка, ты можешь тут спать. А мне нужно к бабушке с дедушкой съездить. Я обещал погулять с Женькой, племянницей. Малышка в зоопарк просится, а они плохо себя чувствуют.
– А я?
– Ну ты полежи пока, телевизор посмотри. Я постараюсь побыстрее вернуться. Мы могли бы вместе поехать, но, знаешь, у них там такая обстановка. Меня не поймут: раз в месяц выбрался и то с девушкой. Я ж тебе рассказывал: сестру Женечки убили. Ее родители в ужасном состоянии, девочка у бабушки с дедом живет. Старики стараются держаться, скрывают все от нее. Но им нужно хоть немного отдыхать. А гостей, сама понимаешь, в такой ситуации не приглашают.
– Тем более таких гостей. Прошмандо с улицы.
– Да ты что? – Егор только сейчас заметил, как напряглась Ира, как нервно теребят одеяло ее пальцы, а губы подрагивают от обиды. – Из-за чего ты завелась? Я же все объяснил. Ты не хочешь, чтоб я уходил?
– Да иди ты куда желаешь! Оставь меня в покое! Я тоже сейчас уйду! Выгуливай свою Женечку, бабушку-дедушку. Ты ж у нас мальчик семейный, чего тебе время терять на какую-то Ирку. У тебя ж все жутко больные и несчастные. Одна я здоровая и счастливая. Вали, вали… – Ира по-настоящему рыдала: со слезами, судорожными всхлипами, худенькие плечи тряслись.
Егор смотрел с недоумением, жалостью, чувствовал себя виноватым и не знал в чем. Что делать? Он пытался ее утешать, но Ира так горько и безнадежно убивалась, что все его слова казались абсолютно неубедительными. Егор был уверен, что так переживают только большое горе. Может, он чего-то не знает? Кончилось тем, что он позвонил бабушке и сказал, будто простудился и не может пойти с Женей в зоопарк. Ира успокоилась. Они опять любили друг друга. Она осталась у него ночевать. Когда девушка уснула, Егор долго лежал с открытыми глазами и вспоминал в деталях их первую ссору. Он думал о том, что другой человек – всегда тайна. С этим можно и нужно смириться. Куда труднее принять враждебность и агрессию, которыми тайна себя защищает.
* * *Ночью сторожиха «гарема» заглянула в освещенное окошко Верки Козы. Занавесок не было, и сторожиха увидела, что Верка стоит у кровати на коленях. «Молится, что ли?» – удивилась она, поднялась на цыпочки, чтоб рассмотреть получше, и увидела ремень, привязанный к спинке кровати, и багровое, отекшее Веркино лицо.
– Коза удавилась! – вздрогнул спящий нетрезвым сном «гарем» от вопля сторожихи.
Глава 28
– Почему ты считаешь, что его не надо объявлять в розыск? – Павел Иванович испытывал сильное желание послать Сергея подальше и заняться самому поиском убийцы милиционера Пантелеева. Может, человек, которого тот преследовал, к убийству отношения не имеет. Но найти его и узнать, куда он направлялся, необходимо. По словам Сергея выходило, что этот пенсионер – сущий дьявол. И на месте похищения ребенка был, и Пантелеева в ловушку заманил и убил. И ко всему прочему Сергей допускает его причастность к убийству Марины Федоровой. Из-за того, что там тоже пользовались скальпелем.
– Понимаешь, Володя довольно долго его пас. Этот тип куда только не вхож. Он и по больницам таскается, и в Минздраве был, в редакции, с бизнесменами встречался, не раз заезжал в массажный салон некой Раисы Чеберяк, дамы с разнообразными связями. Я думаю, если ходить по его следам и расспрашивать всех о нем, он скроется с концами. Честно говоря, я допускаю, что ему станет известно о любом распоряжении, которое выйдет из этого кабинета.
– Не понял. Ты что, нас всех в коррупционеры записал?
– Не кипятись. Ты прекрасно все понимаешь. И знаком с подобными типами. Мы в прокуратуре на таких годами материал собирали, а потом нас вызывали к начальству и говорили, что дела нет.