– Не надо мне ее повторять! Ни к чему эти могильные темы. У меня прекрасная память… Кстати! Это даже Маноло отметила. Вернее, она так своеобразно пошутила, надеясь на то, что у меня хорошая память и я ничего не забуду. Ир, а если она испугалась этого своего… так называемого «племянничка»?
– Едва ли. С испуга до такой степени, как она, встрече не радуются.
– Ну, положим, ты не совсем права. Помнится, на даче мы ходили с тобой за грибами и я заблудилась именно в тех трех соснах, которым вздумалось расти в стороне от дороги. Испугалась, слов нет! А увидев, что ты ломишься ко мне через кусты, обрадовалась. Несмотря на то что заблудившимися следовало считать уже нас обеих.
– Это из другой категории радости. Я склонна думать, что Маноло просто перестала надеяться на появление племянника. Устала ждать. Скорее всего, именно ему предназначались книга и образок. Только он немного запоздал – взять их уже было поручено тебе. В принципе, ничего страшного – в понедельник ты вручила бы эти вещицы хозяйке, а она передала бы все племяннику, попросив забыть о своей просьбе захоронить ладанку.
Наташка хлопнула себя ладонью по лбу:
– Точно! Соседка по палате говорила, что он собирался навестить ее в понедельник. А ключи от квартиры Маноло были у меня… Ирка! Так они у меня и остались! Впрочем, ничего страшного, завтра отдам их Алю Брехту.
Меня так и подбросило на месте:
– Даже не думай! Соображаешь? Тебе хочется лишних неприятностей? В том числе и на мою голову? Как можно считаться «совершенно посторонним человеком» покойнице, имея при себе ключи от ее квартиры? Ты их сдала!
– Кому?
– Не знаю. Придумай что-нибудь сама. Душеприказчик пока не должен знать, что они у нас. В квартире и так все вверх дном. Короче, спрячь ключи до лучших времен и забудь. Будем надеяться, что это время не за горами.
– И незачем так орать! Я еще и договорить не успела, как поняла, что погорячилась. – Наташка гордо тряхнула головой, подняла руку, чтобы поправить волосы, да так с поднятой рукой и застыла: – Иришка… а ведь этот племянник Маноло не был козлом. Зря я его обозвала…
Ну что тут возразишь? Я хлопала глазами и терпеливо ждала объяснений. Время самобичевания за необдуманные слова и поступки у Наташки обычно ограниченное – максимум секунд тридцать. Она уложилась в меньшее – пару секунд, не больше. При этом ничего нового мне о себе не сообщила («идиотка!!!»), зато объяснения были захватывающими.
– Он не козел, потому что испанец! Это все объясняет. Помнишь, я говорила об оказанной ему в раздевалке помощи? Так вот, слово, которым он меня обозвал, не было фривольным! Мужик расшаркался и с чувством выдал: «Грация!» Я сдуру решила, что он ко мне… Словом, на мою стройную фигуру посягает. Ну теперь уже не важно… Покойный мне свое горячее испанское спасибо сказал, а я его… козлом! Надеюсь, душа племянника Маноло меня слышит и простит мое невежество. – Сложив на груди ладони, Наташка подняла скорбные глаза к потолку и вдруг ахнула: – Ну что же они все мрут-то как мухи? Я всерьез начинаю беспокоиться за Ромку. Совсем мальчишка, еще и не жил толком. Может, он и жертва неправильного воспитания, но в обществе вел себя прилично. Во всяком случае, в моем. Интересно, чем это пахнет? – Наташка принюхалась, я тоже. – Как ты думаешь, почему племянник старушки прикатил к Ромке на дачу? Ир, ты вообще способна сейчас думать? У тебя глаза стеклянные.
Я сдавленно пискнула и сорвалась с места, уронив на пол табуретку. Странно, что глаза у меня были на месте и не вылезли из орбит. Ну что я за человек! С другой стороны, Димка не сможет меня упрекнуть хотя бы в том, что я не реагирую на запахи. Реагирую… Мясо в духовке запеклось до такой степени, что не поддавалось определению. Оно отдаленно напоминало капитально высушенные тонкие подошвы детских ботинок. Интересно, в наше время американские индейцы готовят пеммикан? Кажется, так у них называется сушеное мясо? Впрочем, это не важно, я же не собираюсь переправлять им конечный результат своего непосильного труда.
Дымовой завесы в квартире не было – уже хорошо. Следующие полчаса плитки кухонного пола буквально горели у меня под ногами. Не до такой степени, как мясо, но я носилась с полной самоотдачей, выказывая высокий профессионализм и хорошую физическую подготовку. Наташка, сунувшаяся было с вопросом, надолго ли я сошла с ума, мгновенно ретировалась. Умный, как известно, учится на чужих ошибках. А ей было чему у меня поучиться. Не уверена, что у нее в данный момент что-то запекалось, но факт грядущего ужина для отощавшего в командировке Бориса Наталья точно запамятовала.
Через полчаса, когда у меня была почти готова, с позволения сказать, вторая перемена блюд, на помощь пришла «Лапуля» – третье имя Зайчика-Людочки, жены сына. Несмотря на то что жили они на пару этажей выше, оба не гнушались снизойти до нас к моменту вечерней трапезы. Нормально. Все как у людей. По молодости мы с Димкой сами неправильно распределяли не только деньги, но и свободное время. Жаль, что Дим-2 собирается умыкнуть мою дочь аж на другой конец Москвы. Оттуда на ежевечернее мероприятие не наездишься. А нам-то каково будет!
6
Наталья заехала за мной в начале десятого. Если учесть, что я сама уселась в рабочее кресло в девять часов, забег во времени небольшой, а посему никакого серьезного трудового подвига совершить не успела. Значительных ухищрений стоило убедить шефа, что покойница нас с прощальными речами ждать не будет.
Максим Максимович, поверив наконец в реальность скоропостижных похорон чужой родственницы, особенно не возражал, только очень удивлялся, зачем там нужно именно мое присутствие. Детально разбираться в этом вопросе ему было некогда. Он просто взял с меня слово, что впредь я не буду прощаться с каждым из посторонних новопреставленных в столице.
– С каждым – нет! – твердо заверила я и пообещала не задерживаться на мероприятии до завтрашнего утра.
Освободились мы с Наташкой гораздо раньше – пятнадцать минут двенадцатого, когда окончательно стало ясно, что лежащий в гробу старичок никак не может быть умершей старушкой Светланой Владимировной Осиповой. И не только потому, что при жизни он был старше ее по возрасту лет на двадцать и имел окладистую седую бороду. Старичок значился под фамилией Коржиков.
Сразу все встало на свои места. В том числе и отсутствие в поле зрения душеприказчика. Светлана Владимировна уехала в свой последний путь на час раньше. Альбрехт намеренно сообщил нам неверное время. Иначе бы позвонил и извинился за дезинформацию. Попытка прозвониться ему успеха не возымела – он отключил мобильник. Мы сделали вывод, что «мачо» не желал нашего неминуемого общения с другими участниками похорон. Я даже знала, как он будет оправдываться. Позвонит сам, скорее всего, завтра. Для начала попеняет нам, что не явились, что не внимательно слушали информацию, а под конец мягко пожурит себя – замотался, мог и оговориться.
Расспросы сотрудников морга ничего не дали. Они понятия не имели, где будет захоронена старушка, но вспомнили, что в траурном зале «толпилось» всего два человека. Вот кто из них запомнился, так это главный распорядитель похорон, пожелавший вопреки сложившейся практике лично присутствовать при снаряжении покойницы. Даже проверил на прочность гроб. Очень ответственный человек. После него зашла какая-то женщина, она заблудилась в поисках лаборатории и едва не лишилась чувств, поняв, что блуждать лучше в других местах.
Вернувшись в ритуальный зал, мы успели попрощаться с седобородым долгожителем и возложить к его ногам шесть алых роз. Не всем была понятна Наташкина проникновенная просьба, с которой она смиренно, не отрывая глаз от пола, попросила дедушку извинить нас за назойливость и передать наши цветы Маноло. Я от души надеялась, что покойный господин Коржиков просьбу выполнит. А если его ехидная моложавая родственница, заметившая, что дед и на том свете уже завел любовницу, выкинет наши цветы, то он сумеет оправдаться перед Маноло за невыполнение возложенной миссии по независящим от него обстоятельствам.
– Надо наведаться в бывшую палату Маноло. – Голос Натальи звучал мрачно. – Может быть, соседки знают, где ее должны похоронить. Ты ж понимаешь, сорок дней рано или поздно пройдут. Следует точно знать, куда прикапывать банку. Душеприказчик очередной раз обмануть может. Надеюсь, со вчерашнего дня Полинка еще не успела меня забыть, тем более что у меня в кабинете кое-какие личные вещи остались. Надо их забрать. Давай-ка сначала этим и займемся. Если обход закончился, наши палаточные дамы могут быть на процедурах.
Я воспротивилась. И это было не простое упрямство, а интуиция, в основе которой лежало предположение, что не одни мы с Наташкой оказались изгоями. Два человека на похоронах – удивительно мало. Не известно, вдруг кто-то еще опоздал и решил навести справки у лечащего врача. Неплохо бы с ними пообщаться. От Наташки требовалось одно – напомнить на посту охранникам, что она даже и без белого халата все еще сотрудница клиники. Не обязательно при этом открывать рот, достаточно одного решительного вида. А на пластиковые бахилы себе я, так и быть, разорюсь. Подруга уперлась. И оказалась права, без всякой там интуиции. Сошлись на том, что переносом ее личных вещей займемся позднее, а в кабинет забежим только для того, чтобы быстренько напялить халаты.
– Надо наведаться в бывшую палату Маноло. – Голос Натальи звучал мрачно. – Может быть, соседки знают, где ее должны похоронить. Ты ж понимаешь, сорок дней рано или поздно пройдут. Следует точно знать, куда прикапывать банку. Душеприказчик очередной раз обмануть может. Надеюсь, со вчерашнего дня Полинка еще не успела меня забыть, тем более что у меня в кабинете кое-какие личные вещи остались. Надо их забрать. Давай-ка сначала этим и займемся. Если обход закончился, наши палаточные дамы могут быть на процедурах.
Я воспротивилась. И это было не простое упрямство, а интуиция, в основе которой лежало предположение, что не одни мы с Наташкой оказались изгоями. Два человека на похоронах – удивительно мало. Не известно, вдруг кто-то еще опоздал и решил навести справки у лечащего врача. Неплохо бы с ними пообщаться. От Наташки требовалось одно – напомнить на посту охранникам, что она даже и без белого халата все еще сотрудница клиники. Не обязательно при этом открывать рот, достаточно одного решительного вида. А на пластиковые бахилы себе я, так и быть, разорюсь. Подруга уперлась. И оказалась права, без всякой там интуиции. Сошлись на том, что переносом ее личных вещей займемся позднее, а в кабинет забежим только для того, чтобы быстренько напялить халаты.
Если бы не этот компромисс, мы никогда не встретились бы с Тамарой Владимировной. Женщина с заплаканными глазами вышла нам навстречу в тот момент, когда Наталья протянула руку, чтобы открыть дверь кабинета. От неожиданности Наташка выронила пакет, а женщина устелила пол перед нами красными гвоздиками. На редкость крупными и лохматыми.
– Надо быть осторожней! Вы так мне всех больных покалечите, – прозвенел из глубины кабинета отливающий металлом голос Полины.
– А почему «всех»? – не осталась в долгу Наташка. – А если даже и так, что, кроме меня, их калечить некому?
– О-о-о… Это замечание не к тебе. Ты решила вернуться? Наташенька, я тебя понимаю. Прожить полдня на одну зарплату мужа… Эта женщина, кстати, тобой интересовалась. Я не знала, что ты так быстро нарисуешься, поэтому и посоветовала ей заглянуть сюда не раньше чем через месяц. Уж к тому времени ты наверняка отдохнешь и вновь оформишься. Женщина спрашивала твой номер телефона, сама понимаешь, я не дала.
– Так вы Наташа? – Женщина расцвела на глазах.
– Да. Только если вам нужна именно я, а не какая-нибудь другая Наташа.
– Именно ты и нужна, – поднимая с пола Наташкину сумку, ответила за женщину я. – Видишь, в охапке двадцать штук, человек явился на похороны и опоздал. До этого женщина побывала наверху у врача, а заодно и в бывшей палате Светланы Владимировны. Как приятно сознавать, что все-таки есть люди, неукоснительно выполняющие свои обещания сохранять чужие тайны. Но это не бывшие соседки по койке Светланы Владимировны.
– А кто у нас умер?
Живо покинув свой стул, Полинка подскочила к двери и даже попыталась принять участие в сборе гвоздик.
– Надо же! Вот народ, никто не удосужился сообщить!
Наташка сунула пакеты под мышку и расправила плечи:
– У вас умерла надежда на мое возвращение на рабочее место. Окончательно и бесповоротно. Девушки, – обратилась она ко мне и незнакомке, – соберите цветы, а я тем временем соберу манатки. Думаю, вы быстрее управитесь, в таком случае подождете меня на лавочке в коридорчике. Только в мое отсутствие ничего не обсуждать!
… Зря я пообещала подруге выполнить ее наказ. Невозможно сидеть рядом и молчать, делая вид, что полностью поглощена правильностью формирования букета.
– Меня зовут Ирина, – первой представилась я. – Мы с Натальей близкие подруги, в том числе и по лестничной клетке.
– Тамара Владимировна, – медленно кивнув головой, как будто осмысливая мои слова, сообщила в ответ женщина.
– Вы опоздали на похороны Светланы Владимировны, потому что вам неправильно сообщили время?
– Нет, я просто опоздала. Было очень трудно решить все вопросы с отлетом в столь короткое время. Если бы мне сообщили раньше… Не надеялась, что вообще смогу прилететь.
Тамара Владимировна всхлипнула и ткнулась лицом в старательно сформированный заново букет гвоздик. Несколько штук сразу упали на пол.
– Мы не будем с вами ничего обсуждать в Натальино отсутствие, – залопотала я, серьезно опасаясь истерики дамы. – Сегодня такая ветреная погода! Хотя солнце в достаточной мере активно… Я сейчас подниму цветы, а вы постарайтесь успокоиться. Лечащий врач сказал, что Светлане Владимировне просто повезло. С таким диагнозом… Не хотите водички? Здесь есть киоск… Тамара Владимировна, надо взять себя в руки. Давайте попробуем сделать это вместе. Вы знаете, где именно должны похоронить нашу Маноло?
Это был железобетонный вопрос. Вернее, не столько сам вопрос, сколько озвученное мной имя «Маноло». Чуть меньше половины букета снова оказалось на полу, и я досадливо поморщилась. Жалела цветы, а еще больше – Тамару Владимировну, она выглядела такой беспомощной. Одновременно разбирала злость на себя. Не могла заранее подыскать подходящую тему для общения! Проанализировать, например, сводку метеослужб на перспективу. С другой стороны, тихие рыдания Тамары Владимировны сразу оборвались. Она даже попросила прощения за слезную несдержанность. Собрав гвоздики в охапку, я решила не зацикливаться на внешнем виде букета и просто положила весь сноп на лавочку подальше от женщины. И осторожно погладила ее по плечу.
Тамара Владимировна глубоко вздохнула и прикрыла глаза.
– Сейчас… – тихо сказала она. – Сейчас я соберусь с силами. Бессонная ночь, этот перелет, опоздание… Не могу себе простить, что не приехала раньше, пока Маноло… Насколько мне известно, ее должны кремировать, только не знаю, где именно. Говорят, в Москве несколько таких мест. А урну, бесспорно, захоронят в могилу к маме и Альберту.
– Это, наверное, покойный муж Светланы Владимировны? – мягко поинтересовалась я.
– Да, и мой родной брат. Он умер почти двадцать лет назад, а пять лет спустя погиб наш Бето. Хорошо, что Альберт этого не увидел. Мы надеялись, что Маноло вернется в Испанию, но она отказалась. Хотела дожить отпущенное ей Богом время там, где похоронено счастье и смысл ее жизни. Я ее понимаю, как никто другой. Могила моего мужа и родного брата Маноло в Испании, там же и мое место. Видите, как странно распорядилась судьба – она, испанка, навсегда останется здесь, в России, а я, русская, – там, в Испании.
– А как получилось, что Маноло попала в Россию? Наверное, война?
– Да, гражданская война в Испании. Тогда, в 37-м, много испанских детей вывезли в Россию. Маноло и ее брат Альверо… Что-нибудь не так?
На сей раз именно Тамара Владимировна смотрела на меня с участием, и я поспешила придать физиономии нормальный вид.
– Все так, просто я немного запуталась благодаря укоренившейся привычке испанцев называть детей именами родителей, бабушек и дедушек. Альверо – второе имя отца и одно из имен деда Маноло? Могу себе представить, как трудно было испанцам докричаться до нужного члена семьи. Наверняка отзывались все хором. Значит, маленькая Маноло приехала в Советский Союз с братом Альверо…
– Нет. Одна. Он был тяжело болен, его ссадили с корабля до отплытия, боясь вспышки эпидемии. Фактически оставили умирать. Но он выжил и долго искал Маноло. Это было достаточно трудно…
Голос Тамары Владимировны звучал так ровно, как будто она пересказывала ничем не примечательные события. Более ста тысяч маленьких беженцев, лишившихся безмятежности, дарованной детством, и надежности обманчиво-крепких родительских рук, в одночасье повзрослели, уяснив, что окружающий мир на самом деле жесток и равнодушен. Несколько лет спустя это испытают на себе и маленькие граждане страны, приютившей испанских беженцев, только в несравненно худшем варианте…
До войны семья приходского священника Суарес Баррос – вторая фамилия принадлежит семье его матери, проживала на окраине Овьедо, столицы испанской автономной области Астурия. Это и поныне один из красивейших старинных городов, расположенный на равнине у подножия горы Наранхо. Именно в Овьедо возник первый княжеский двор Испании. Конец тринадцатого века…
Попытку спасти сеньору де Суарес вместе с детьми предприняли совершенно чужие им люди. К тому моменту семья безуспешно пыталась вернуться домой из Мадрида, где женщина надеялась найти хоть какие-то сведения о главе семьи, выехавшем в Мадрид по делам службы. Во время фашистского мятежа Овьедо был захвачен франкистами. Момент отъезда господина Суарес пришелся на этот страшный период. Священник, в проповедях которого осуждалась философия фашизма, как в воду канул.
То время Альверо и Маноло помнят плохо, были еще слишком маленькими. Сначала они жили у каких-то родственников, потом у чужой пожилой пары, затем укрывались в каком-то подвале. Однажды мамы не стало, она просто не вернулась домой с рынка. Было страшно. Так страшно, что дети не могли даже плакать.