– Этого хватит месяца на три, – сказала Алена, тщательно пересчитав деньги.
– Если постараться, – сказал Аспирин, неприятно пораженный, – то и за день потратить можно. Так ведь?
– А счета оплачивать? – Алена сложила купюры стопкой. – За квартиру каждый месяц, за телефон, за свет… Я могу, конечно, свечек купить, но холодильник – он же все равно энергию потребляет?
– Какая ты практичная, – пробормотал Аспирин. – Вот как это у тебя получается? Если ты пришла из другого мира – ты должна витать в облаках!
Алена усмехнулась. Аспирин отлично знал эту ее усмешку – желчную, взрослую, неприятную.
– У меня нет больше наличных денег, – сказал он, сдержавшись. – Я тебе потом… вышлю.
– А получать я буду в банке по свидетельству о рождении, так?
– Ну не плати за квартиру! – взорвался Аспирин. – Пусть отключают телефон – зачем тебе?
* * *Был вечер, восемь с копейками. Гудела водопроводная труба у соседей. Вокруг дома бегала, надвинув на лицо мокрый капюшон, Ирина – она то уходила, чтобы отдохнуть, то опять возвращалась и трусила вокруг дома, Аспирин поражался ее выносливости – он сам упал бы без сил уже после пятого круга.
На дне маленького чемодана лежали непочатые, скрепленные этикеткой носки. Аспирин бродил по квартире, перекладывая вещи с места на место, не находил нужного, а найдя, тут же снова терял. Алена играла гаммы: пятый час подряд, то жестко, то мягко, то вкрадчиво, то свирепо. Страшная сила, жившая в этой хлипкой на вид девчонке, пугала Аспирина – и все больше завораживала.
Зазвонил телефон. Аспирин вздрогнул.
– Алена! Возьми! Скажи, что меня нет, я в командировке!
Гамма оборвалась.
– Алло. Добрый вечер. Нет, его нет, он в командировке. Не знаю. Не знаю. Что ему передать? Хорошо. До свидания.
– Кто это был? – спросил Аспирин, переводя дыхание.
– Евгения, – Алена снова взялась за скрипку.
Закурлыкала мобилка. Аспирин отыскал ее в кармане плаща и, скользнув взглядом по Женечкиному номеру, нажал отказ.
– Если ты не хочешь ни с кем говорить, выключи, пожалуйста, телефон, – сказала Алена. – Мне мешает.
Аспирин взял трубку, чтобы выполнить Аленину просьбу – трубка разразилась звонком у него в руках. Он почувствовал себя незадачливым сапером.
– Возьми… пожалуйста!
Алена возвела глаза к потолку, но спорить не стала.
– Алло. Добрый вечер. К сожалению, его нет дома. Он в командировке. Не знаю. Что ему передать? Хорошо. До свидания.
– А это кто? – взяв трубку у Алены из рук, Аспирин отключил звонок.
– Редактор журнала «Люли-леди».
Аспирин и думать забыл о заказной статейке, за которую уже получил аванс. Бездумно вытащив из шкафа костюм на плечиках, он бросил его поверх раскрытого чемодана и сел рядом на угол кровати.
Аленины упражнения возобновились. Аспирин подумал, что бесконечные этюды и гаммы, прежде раздражавшие его, теперь почти успокаивают. Пока она играет – у него лучше работают мозги. Может, привычка?
Надо было укладывать чемодан и думать о завтрашнем дне, но Аспирин, чья голова с каждой секундой все более прояснялась, сидел, опустив плечи, и вспоминал Ольку, одноклассницу, с которой они целовались в школьной подсобке. Олька сейчас в Америке, и у нее все хорошо.
И у Аспирина все хорошо. За исключением того, что он мерзавец и трус, жизнь его пошла вразнос, и неизвестно, чем кризис закончится. Нет, родители его не оставят – натыкают носом в лужу, как нашкодившего щенка, да и пристроят где-нибудь, благо с английским у Аспирина всегда было о-кей…
Он взял со стола бритвенный прибор в кожаном футляре – подарок отца на день рождения – и положил в чемодан поверх костюма. И в этот момент решил вдруг не ехать в Лондон. Вот просто не ехать, и все.
Разве он виноват в чем-то? Разве он задолжал кому-то денег? Разве он с кем-то ссорился? И кто такой Вискас, чтобы запугивать ди-джея Аспирина, человека вполне известного и любимого тысячами людей?
Он никуда не поедет!
Свалилась с плеч тяжелая гора. Аспирин представил, как изменятся глаза Алены, когда он сообщит ей о своем решении. И он встал, чтобы пойти и обрадовать ее, но в это время грянул дверной звонок, и Аспирин покрылся мурашками с головы до пят.
Может, это Ирина? Или консьержка тетя Света? Или почтальон?
Почему не улетел сегодня, ведь мог же, мог! Была в мышеловке щелка – не выскользнул, замешкался, протормозил!
Алена играла. В дверь позвонили снова – длинно и требовательно.
Аспирин поднялся. Вышел в прихожую. Посмотрел в дверной глазок.
Прямо перед ним, почти закрывая прихожую, зависло чье-то развернутое удостоверение.
– Держи медведя! – сдавленно прошептал Аспирин. – Держи… Скажи ему – фу! Нельзя!
Скрипка в гостиной умолкла.
* * *Вошло человек десять – в бронежилетах и черных масках, как будто Аспирин был не ди-джеем, а по крайней мере беглым олигархом. Никаких понятых не нашлось и в помине – видимо, со времен фильма «Следствие ведут знатоки», любимого Аспирином в раннем детстве, процедура задержания бандитов несколько изменилась.
– Гримальский? Вы задержаны.
– На каком основании?
– Вам объяснят.
На запястьях защелкнулись наручники.
В квартире запахло чужим потом и куревом. Люди с автоматами рассыпались, заполоняя все, будто собираясь занять здесь круговую оборону. Обладатель корочек, единственный в этой компании, кто не прятал лицо под маской, остановился над раскрытым чемоданом:
– Далеко собрались, Алексей Игоревич?
Захлопнулась дверь. Аспирин не мог понять, сколько минут прошло с начала «операции»: три? Тридцать?
– Алена! – позвал он хрипло. – Держи…
Мишутка сидел на диване, глядел на пришедших пластмассовыми гляделками и не делал попыток к сопротивлению. Ни малейших. Смирная пушистая игрушка.
Рядом с Мишуткой сидела, склонив перевязанную голову, Алена. Не обращала ни малейшего внимания на творившийся вокруг кошмар. Аспирин не сразу понял, чем она занята: Алена меняла на скрипке струны.
Она решила волшебной песней увести черных мордоворотов в страну добра и любви? Прямо сейчас?
– Алена, позвони Ирине… Потом… Пусть она… – голос у него срывался.
Алена и виду не подала, что слышит его. Ей никак не удавалось протолкнуть струну в дырочку на колке.
– Идемте, Гримальский. Надевайте куртку.
– Подождите! Здесь больной ребенок, я должен…
Его ткнули в живот костяшками пальцев – несильно. Аспирин обмер от боли и согнулся пополам; его потащили в двери, он видел плитки пола собственной прихожей – домашние, знакомые плитки, часть нормальной жизни, которая была так бездарно просажена, и, возможно, потеряна навсегда.
– Вы не имеете права! – просипел он на остатках дыхания.
Алена настраивала скрипку. Аспирину был знаком этот звук – он много раз слышал его еще в детстве. Когда родители водили его на «Лебединое», и перед началом балета в оркестровой яме…
Он ухватился скованными руками за дверной косяк:
– Подождите!
Его ударили по пальцам, и в эту секунду зазвучала мелодия.
Это была совсем другая музыка, не та, что Аспирин слышал в переходе. Не громко, не сильно, подчеркнуто сдержанно, зловеще; Аспирин сполз на пол, но никто больше не стал его бить.
Пальцы, державшие его за воротник рубашки, разжались.
Не переставая играть, Алена вышла из комнаты в прихожую. Аспирин увидел ее лицо: суженные злые глаза. Крепко сжатые губы. Две яркие нервные кляксы на белых щеках.
Его накрыла волна животного ужаса. Он закричал, как заяц, рванулся и, не обращая ни на что внимания, кинулся к себе в комнату, в убежище, под кровать.
И стало темно.
* * *– Алеша?
Аспирин приподнялся на локтях. Руки у него были скованы наручниками, он лежал под кроватью в дальнем углу.
– Алеша? Как ты?
Аспирин глубоко вдохнул и выдохнул. Закашлялся. Голова, будто чугунная, тяжело клонилась к полу. При каждом «кхе» перед глазами вспыхивали белые звездочки.
– Они ушли, – сказала Алена. – Как ты?
Опираясь на локти, он выбрался из-под кровати. Алена, еще бледнее чем обычно, сидела перед ним на полу.
– Я сыграла им, – она улыбалась, она гордилась собой. – У меня получилось. А тебя заодно накрыло, ты извини.
– Что ты им сыграла? – прошептал Аспирин, чувствуя, как трескаются губы.
– Страх. Это сыграть проще простого.
Аспирин закрыл глаза. «Дыра в мироздании»? Ее больше нет. Он по другую сторону дыры, выпал, как из рваного кармана, в иную реальность. В этом нет ничего удивительного. Обычное дело.
– И что они сделали?
– Разбежались. Алеша, а кто они такие, вообще-то?
– Не знаю, – честно признался Аспирин и посмотрел на скованные руки. – У тебя в репертуаре нету песенки, чтобы размыкать замки?
* * *– Доброе утро, дорогие соотечественники, братья и сестры «Лапа-радио»! С вами снова ди-джей Аспирин, а вы не ждали, правда?
– Доброе утро, дорогие соотечественники, братья и сестры «Лапа-радио»! С вами снова ди-джей Аспирин, а вы не ждали, правда?
Он явился на эфир, опоздав не больше обычного. Уселся в кресло, не снимая плаща. Надевая наушники, чуть поддерул рукава. Все, кто был в этот момент по другую сторону стеклянной стенки, выпучили глаза: на запястьях Аспирина болтались, как браслеты, половинки наручников.
– Аспирин! – сказала Юлька, когда в эфир полилась очередная песенка. – Ты че?!
– Тусовался с мазохистами, – отозвался Аспирин, не моргнув глазом. – Там какая-то дура ключи от наручников потеряла. Так что, эфир из-за этого пропускать?
– Ты че… серьезно?
Он улыбнулся, обнажив зубы.
– …Да, милые мои, я знаю, среди вас есть и те, кто не ждал меня сегодня в эфире. Вот такого эфирного, эфемерного Аспирина. А я с вами, чтобы вам было легче и веселее в этот день. Легче и веселее понять, что не надо совать лапу в гнездо с осами. Мало ли что может случиться с мишкой. Я здесь, с вами, мои милые, давайте подумаем немного о жизни, о том, как нам жить дальше – подумаем и послушаем Валерию!
Полночи Алена пилила наручники ножовкой. Ее руки, неутомимые, если дело касалось скрипки, оказались очень слабыми и нежными в борьбе за освобождение от цепей.
…Сыграть «страх» – нечего делать. Все равно, человеку ли, зверю. Даже на паре струн… В спешке Алена не успела сменить все струны на скрипке и нервничала из-за этого, но оказалось, что и двух его струн – ре и ми – вполне хватило.
Почти все мелодии, одинаковые для людей и собак, например, Алена уже освоила. Почему раньше не говорила? Повода не было. Вообще, знаешь, странно как-то ни с того ни с сего играть человеку страх.
– А если сыграть на перекрестке? Там, в переходе?
– А зачем?
– Но в принципе это возможно?
– Почему нет?
Алена отдыхала, заново обматывала руку кухонным полотенцем (чтобы мозолей не было) и бралась за работу. Противно повизгивала ножовка – Аспирин чувствовал себя узником, застрявшим в темнице надолго и с потрохами.
Идея оставить квартиру и бежать куда глаза глядят – такая естественная в первые минуты после извлечения из-под кровати – была решительно отвергнута Аленой. И сам Аспирин, сжав зубы, признался – паникует. Когда паниковать, в общем-то, поздно.
Ждать повторного визита молодчиков в масках? Алена ухмыльнулась. Она была уверена, что уж сегодня-то, во всяком случае, бояться их не стоит. Пока поймут, что случилось, пока сменят мокрые штаны, пока посмотрят друг другу в глаза… старшие и младшие по званию… Пока доложат начальству… или не решатся доложить, а начальство станет требовать и злиться. Пока все эти телодвижения не будут проделаны – нового ареста Аспирин не дождется. Ну, не станут же они сбрасывать бомбу сразу на весь дом?
– Откуда ты знаешь? – сумрачно спрашивал Аспирин. – Откуда ты вообще что-то о них можешь знать? Я, например, в догадках теряюсь, из какого они ведомства, и кому подчиняются, и что на меня имеют…
– Забудь, – пренебрежительно говорила Алена. – Больше тебя не тронут.
– С чего ты взяла? Ты понятия не имеешь о правилах этой игры! Теперь-то как раз…
– Ты уверен?
– Да ни в чем я больше не уверен!
Вжик-вжик, ездила ножовка, и на пол кухни летел нежный, как пудра, металлический пушок.
– Значит, ты можешь вот так, запросто, сыграть страх кому угодно? И всегда это могла?
– Не всегда. Научилась.
– А что еще ты можешь сыграть, волшебная девочка?
– Радость. Грусть. Сильные чувства, но без оттенков. Плоские, как у животного.
Она покачивала головой в такт движения пилы. Из-под повязки на затылке выбивался изрядно отросший хвостик русых волос.
– Давай поменяемся, – глухо сказал Аспирин. – Ты держи пилку, а я буду наручниками ездить взад-вперед… Вот елки-палки, а ведь неприлично получается!
– Ничего неприличного, – Алена на секунду подняла глаза. – Просто ты привык везде видеть пошлость. Профессионально.
Аспирин обиделся молча. У него не было сил ругаться – да еще будучи скованным наручниками. Да после всего, что случилось.
Зависла долгая пауза.
– Значит, ты всемогущая, – сказал Аспирин сквозь зубы. – И ничего тебе не страшно.
Алена понурилась.
– Значит, ты этой тетке, которая тебя огрела, могла сыграть, например, приступ раскаяния… или, по крайней мере, внезапный бурный понос!
– Раскаяние я не могу играть, – равнодушно отозвалась Алена. – Не умею.
Аспирин перестал елозить цепью по ножовке. Устало сгорбился на стуле.
– И потом, – добавила в тишине Алена, – немножко трудно играть, когда по голове стукнули. Неудобно.
Аспирин проглотил слюну.
– Давай опять я буду резать, – сказала Алена. – А то ничего не получается.
И снова заскрипела в тишине ножовка – вжик-вжик.
– Что ты еще можешь сыграть?
– Давай поставим так вопрос, – Алена не отрывалась от работы, – что возможно сыграть на его струнах и что могу я? Потому что я ведь с каждым днем могу все больше. Потому что его песня, которая нужна мне, чтобы найти брата – самая сложная из всего. Почти то же самое, что сыграть человека… Тебя, например.
– Что?!
– Да. Можно сыграть человека целиком. Только нужен большой оркестр, и, конечно, я никогда не научусь играть человека, даже самого простенького.
– Человека не научишься… а эту песню, сто семьдесят три минуты, научишься?
– Научусь, – сказала Алена очень тихо и упрямо. У Аспирина ни с того ни с сего закололо в груди.
– А любовь ты можешь сыграть?
– Похоть. Запросто.
– Любовь, Алена. Знаешь, что это такое?
Она усмехнулась, не поднимая головы:
– Ты имеешь в виду книжное понятие. Та любовь, что в журнале «Люли-леди», вообще не играется. Потому что это не чувство. Это так, карамельный бантик, пустое слово.
Аспирин еще подбирал слова, когда ножовка в последний раз сделала «вжик», и цепочка от наручников распалась.
– …Так вот, дорогие мои слушатели, что я хотел вам сказать. Мы все сейчас на работе, все хотим удобства и комфорта, и мечтаем об отдыхе, и не знаем одного: музыка бывает куда интереснее, чем мы обычно думаем. Вот представьте, вы приходите вечером из офиса, холодильник пустой… что вы делаете? Вы берете скрипочку… или губную гармошку… и играете себе, к примеру, пиццу. Это если у вас нет музыкального образования и слон на ухо наступил. А если не наступил – вполне можете сыграть судачка в белом соусе, жюльенчик с грибами, попугая ара, запеченного с кактусами, да что хотите! А если вы особенно продвинутый пользователь – можете сыграть себе женщину, да такую, что прямо вдребезги! Взахлеб! Представляете? А теперь представьте, что такое споет нам Верка Сердючка, у которой сердечко тук-тук-тук? Каковы могли бы быть материальные, так сказать, результаты ее песни? Вообразили? Нет? Тогда слушайте!
Он вытер губы платочком. Микрофон был весь заплеванный. Любовь, тук-тук-тук, карамельный бантик…
(– Ты, волшебница, можешь сыграть смерть? – спросил он вчера ночью, безуспешно ковыряясь шилом в замке наручников.
– Отстань. Я спать хочу, – Алена поднялась. – Знаешь, какой у меня самый страшный сон? Что струна рвется. Дзинь – и все).
– …Так, дорогие друзья, мы имеем звонок, звоночек, у нас на проводе Тома. Томочка, доброе утро! Что вы хотите нам всем сказать?
– Хочу сказать, что я очень люблю своего парня, – забубнил растерянный молодой голос. – Его зовут Слава. Ну, и чтобы мы с ним поменьше ругались…
У Аспирина в кармане беззвучно задергался мобильник. Затрепыхался, как пойманная рыбка.
– «Поменьше ругались» – отличная мысль, Томочка! Вся философия любви в двух словах! Если бы вы не ругались совсем – я лично очень усомнился бы в крепости ваших чувств, потому что милые, чтобы тешиться, обязательно должны браниться, а не бьет – значит не любит!
Болтая, Аспирин вытащил телефон. Посмотрел на табло: номер Вискаса.
Продрал по коже привычный уже мороз. Уходя, Аспирин едва удержался, чтобы не попросить Алену – с Мишуткой и скрипкой – сопровождать его в студию. В качестве телохранителей.
Удержался. Отправился один, на кураже – будучи абсолютно беззащитным.
– Для вас, Томочка, и для вашего офигительного Славы поет Се-ре-га!
Телефон все дергался и вибрировал. Аспирин, весь подобравшись, нажал «Ответ».
– Алло.
– Леша, надо встретиться, – очень серьезно сказал старый друг.
Аспирин молчал.
– Не ссы, – вдруг по-дружески предложил Вискас. – Ты везунчик. Ты даже не понимаешь, Аспирин, какой ты везунчик.
* * *– Эта твоя девчонка – гипнотизер, куда там Месмеру.
Они сидели в полутемном кафе и дышали дымом. Витя Сомов, знаток дорогих сигарет и фанат курительных трубок, в минуты душевного напряжения всегда выуживал откуда-то пачку вонючих папирос.
– Цыганки-гадалки отдыхают, граф Калиостро идет в сад, Кашпировский нервно курит на лестнице… Да она бы миллионершей могла стать хоть завтра. Миллиардершей. А может, уже.