– Инна, детка, – прогудела Ирина Яковлевна, снимая с пальцев массивные, усыпанные бриллиантами перстни, – я хотела у тебя позаимствовать одно колечко, знаешь, с таким квадратным большим бриллиантом.
Инна не мигая смотрела на пухлую бабушкину руку с длинными сильными пальцами, с ярко-алым маникюром. Собственные Инночкины ручки были тоже пухленькими, но маленькими, как у ребенка. Ее пальчики, розовые и нежные, были раза в два тоньше, и у нее никак не укладывалось в голове, как это бабуля собирается носить ее кольца. Ирина Яковлевна по-своему истолковала затянувшееся молчание и решила помочь Инне освежить память.
– Детка, такой большой камень, его держат объемные лапы из белого золота.
Инна взъерошила волосы и радостно улыбнулась.
– А, так ты перепутала. Это не мой перстень, а Ирмин. Ты на ней его видела!
– Как жаль! – искренне расстроилась Ирина Яковлевна. – Мне он так приглянулся!
– Ну, так чего проще! – прочирикала, притопывая от нетерпения толстенькими босыми ножками, Инна. – Просто спроси его у папы. Ирме-то он теперь не нужен!
– Действительно! – выгнула соболиные брови престарелая прима. – Спасибо, детка. Ты умница. – Она поманила Инну, запечатлела на ее щеке сочный багряный поцелуй, словно поставила печать, и отпустила.
Когда дверь за девушкой закрылась, Ирина Яковлевна стояла перед зеркалом, словно императрица Екатерина Вторая на парадном портрете.
Глава 19
Татьяна Веселова уже полчаса безрезультатно пыталась вникнуть в содержание раскрытой перед глазами книги, но ее мозг воспринимал лишь отдельные слова и буквы. Рядом на кровати сидел Максим. Он нашел по спутнику трансляцию какого-то футбольного матча, и теперь каюта то и дело оглашалась его громоподобными воплями или взрывалась от резких громких ударов кулака по прикроватной тумбочке.
Татьяна ничего не имела против увлечения мужа. Но одно дело, когда он смотрит футбол в подвале их особняка, в бильярдной. И совсем другое – в тесной каюте, где некуда скрыться от этих оглушающих воплей.
Нервы Татьяны уже который день были на пределе, и поэтому, когда муж в очередной раз завопил дурным голосом, Татьяна швырнула книжку в экран и истерично воскликнула, повернувшись к Максиму: «Прекратишь ты это когда-нибудь?» Добродушное лицо Максима мгновенно приняло обиженное выражение, и Татьяне стало ужасно стыдно за свою выходку.
– Извини, что-то у меня с нервами последнее время. – Но выражение лица мужа не изменилось. Тогда она погладила его по щеке и чмокнула в лысеющую макушку.
Максим был добродушным, заботливым и надежным. Они были знакомы с детства, росли в одном дворе, ходили в одну школу, но потом их дороги разошлись. Они поступили в институты, появились свои компании, а семь лет назад, когда с Татьяной случилось несчастье, он вдруг возник из ниоткуда и подставил свое плечо.
Они женаты уже шесть лет, он относится к ее детям как к своим собственным. Он подарил Тане покой и уверенность, каких она не знала в предыдущем браке, и уже за одно это она была безмерно благодарна Максиму. Но сейчас ее чудесный, спокойный, надежный мир пошатнулся. И снова из-за Ирмы. Эта женщина, появившись однажды в ее жизни, несла с собой одни несчастья.
Татьяна, собравшись в эту поездку, и представить себе не могла, чей гостьей она будет. Максим просто сказал, что партнер по бизнесу пригласил их провести несколько недель на его яхте. Будут еще несколько пар, милые, приятные люди.
Таня согласилась. Младшие дети отдыхали в Англии в летнем лагере, совершенствуя свой английский, старший сын гостил в Испании у приятеля. Ничто не мешало им с Максимом устроить себе небольшой развлекательный круиз. Тем более Таня никогда не была на настоящей яхте, ей эта поездка представлялась увлекательным приключением.
Поэтому Татьяна испытала настоящий шок, когда, поднявшись на борт в Акапулько, она увидела стоящую в дверях салона Ирму и чуть не потеряла сознание. Не может быть! Первым ее порывом было бежать куда глаза глядят. Но, заметив, как точеные Ирмины брови насмешливо поползли вверх, собрала в кулак всю свою волю и решила, что не позволит этой наглой, подлой твари дважды отпраздновать победу. Таня сделала вид, что споткнулась, и за пару секунд попыталась нацепить на лицо лучезарную, как она надеялась, улыбку. Когда муж знакомил ее с Шульманом, а потом с Ирмой, она сделала вид, что сперва не узнала женщину, разбившую ее жизнь. Но когда Ирма тоже решила скрыть их знакомство, передумала и разыграла вполне достоверную сцену под названием «Господи! Это же Ирма!», тут же напомнив поганке, при каких обстоятельствах они познакомились, и со злорадством отметила, что Ирме это воспоминание удовольствия не доставило.
В каюте с Татьяной случилась натуральная истерика, и Максим еле-еле ее успокоил. Поняв, в чем дело, он хотел немедленно собрать вещи и покинуть яхту. Но Таня уже взяла себя в руки. Нет, они останутся и проведут на яхте столько времени, сколько планировалось.
Ее нервозность окончательно прошла, когда Татьяна поняла, что Ирма несчастлива в браке. Муж ее презирает, она его ненавидит. После этого открытия Таня окончательно успокоилась и даже начала получать от путешествия удовольствие. Памятуя о некоторых биографических подробностях из жизни Ирмы, она не упускала случая подпустить ей шпильку, желательно при максимальном скоплении зрителей. Ирма пыталась парировать, но ей не всегда хватало тонкости, и в результате бедняжка оказывалась в еще более неловком положении. Игорь никогда не упускал случая поддержать Татьяну, и между ними возник некий негласный альянс против Ирмы. Ирма это чувствовала и еще больше бесилась. С каждым днем Татьяна чувствовала, как прошлые обиды и горечь, найдя себе выход, покидают ее, даруя долгожданный покой и подлинное освобождение.
Она снова могла наслаждаться жизнью, у нее появились простые человеческие радости, смех стал громким и искренним. Максим, видя, как жена расцветает с каждым днем, перестал волноваться за нее, поминутно сверяясь с графиком приема лекарства.
Каждый раз, когда она причиняла Ирме боль, был очередной ступенью к выздоровлению. Татьяна подружилась с Ириной Яковлевной и Инной, ее несказанно радовала мысль, что эти люди ненавидят Ирму, как и она сама. Нет, конечно, не так сильно, а гораздо слабее, но они тоже знали ей истинную цену. Значит, этой холеной кукле без сердца и совести не всех удается обвести вокруг пальца.
Однажды Ирина Яковлевна проговорилась о любовнике Ирмы, и теперь Татьяна не упускала случая, чтобы намекнуть мадам Шульман о том, что ее тайна Татьяне прекрасно известна. Однажды она так довела Ирму, что та буквально вцепилась ей в горло. Дело было вечером, они случайно столкнулись в верхнем салоне. Ирма, не совладав с эмоциями, кинулась на Татьяну и, схватив за горло обеими руками, прижала к стене, но, увидев победный блеск в глазах соперницы, тут же ее отпустила и, прошипев какую-то угрозу, стремительно вышла из салона.
А потом Ирма умерла. Той ночью, потихоньку выйдя из каюты, Таня ушла с яхты и долго рыдала, сидя на пустом берегу, выпуская из себя остатки сидевшей в груди боли. А потом, когда слезы закончились, она, хохоча во все горло, кружилась по песку, исполняя неведомый танец торжества и освобождения. Больше она не принимала таблетки.
Но вот уже несколько дней, с тех пор как жандармы чуть не арестовали Елену, тревожное чувство поселилось в ее сердце. Тане все время казалось, что кто-то подбирается к ней, вынюхивая, выслеживая, наблюдая. Это чувство стало постепенно превращаться в наваждение. Сегодня, когда они всей компанией ездили в «Коралловый сад», ей все время казалось, что кто-то за ней следит. Она резко оборачивалась, заглядывала в витрины магазинов, но никого не заметила.
– Таня, тебе надо снова начать принимать лекарства, – нежно обнимая жену, проговорил Максим.
Оказывается, она сама не заметила, как стала думать вслух.
– Все пройдет. Все будет хорошо. Никто ничего не узнает. С тобой все в порядке. Просто ты немного устала. Я рядом, я обо всем позабочусь. – Он достал из тумбочки пачку таблеток и, немного подумав, высыпал на ладонь сразу две. Дав жене стакан с водой, он проследил, как она послушно проглотила таблетки, и, обняв ее, как ребенка, стал укачивать, шепча на ухо всякую ласковую чепуху. Постепенно ее дыхание выровнялось, стало глубоким – Таня уснула.
Максим осторожно встал, выключил свет и пересел к окну. Достав сигарету, он долго молча вертел ее в пальцах, думая о чем-то тяжелом и мрачном, потому что лицо его, всегда открытое и улыбчивое, стало жестким и пугающим.
Глава 20
Утро было как всегда ясным и солнечным, других здесь и не бывает. Ползуновы проснулись в удивительном духовном единении, впервые за последние дни оба ощущали себя беззаботно счастливыми. Их неудержимо тянуло к людям, к шуму, к суете, поэтому они позавтракали в ресторане с Моник и ее супругом, веселым жизнерадостным толстяком, чем-то неуловимо похожим на Василия. Теплый легкий ветерок шевелил льняные занавески, скрывающие посетителей от яркого утреннего солнца. Нежный аромат тиаре, цветка, символизирующего этот райский уголок мира, неуловимо присутствовал в воздухе. За соседними столиками смеялись и пили кофе веселые, элегантные, респектабельные мужчины и женщины. Яркие легкие наряды, белоснежные улыбки, изящные манеры… Даже в этом стилизованном под обычную хижину ресторане, где столики стоят прямо на песке, ощущалось дыхание роскоши и запах денег. Юля рассматривала манерную публику, потягивая свежий прохладный сок, и слушала рассказ Моник о вчерашней вечеринке.
Жозе пытался обсуждать с Василием проблемы современного виноделия. Жена с удовольствием наблюдала, как Василий с видом эксперта, наморщив выпуклый лоб, кивает головой в ответ на весьма тонкие, сугубо специальные замечания, которые делал его собеседник.
К концу завтрака мужчины нашли общие интересы и даже договорились о партии в гольф во второй половине дня. А Моник уговорила подругу сначала заняться с ней батиком, а потом отправиться на урок танца, «Tamure». Решив, что смена обстановки ей не помешает, Юля с удовольствием согласилась.
После завтрака они вчетвером, захватив по пути нескольких отдыхающих, с которыми успели познакомиться жизнерадостные французы, отправились на пляж. И тут расслабившихся и утративших бдительность супругов перехватили Крюгеры.
– Никакого пляжа! – безапелляционно заявила Элла. – В открытом океане наплаваетесь. Мы взяли катер и сейчас отправляемся. Сегодня утром недалеко от побережья видели королевских мант! Мне по секрету сообщил местный инструктор по дайвингу! – Элла возбужденно сверкала глазами. – Отправляемся на охоту.
– А кто еще едет? – кисло поинтересовалась Юля. Признаться, общество с «Sole mar» ей уже порядком опротивело.
– Никто. Мы и вы, – бодро сообщила подруга.
– Ну, ладно, – нерешительно протянула Юля. – Сейчас соберусь.
– Никаких соберусь. Уже собрались! – Элла потянула ее к воде, где на мелководье раскачивался белый с синей полосой катер. Ганс уже вовсю уговаривал Василия, за локоток таща его на погрузку. Отказать было невозможно. Пообещав Моник к обеду вернуться, Юля подобрала подол сарафана и пошлепала в воду.
Катер бороздил окрестности Бора-Бора уже около двух часов, но никакого намека на присутствие в этих водах гигантских скатов не было.
Утомившись безрезультатно вглядываться в глубины, компания заглушила мотор и несколько раз искупалась, потом Элла извлекла прихваченные с яхты припасы, и все с аппетитом закусили. Дно у катера было прозрачное, и, жуя шашлык из креветок, присутствующие имели возможность любоваться морскими обитателями. Это было особенно увлекательно, потому что вода в Тихом океане прозрачна до глубины в сорок метров.
Чудесные коралловые сады, пестрые цветные рыбки, звезды, актинии, скользящие по дну скаты, неспешные громоздкие черепахи с желто-красными панцирями, на которых солнечными лучиками разбегаются светлые возрастные прослойки. Маленькие акулы, вокруг которых бесстрашно снуют храбрые желто-черные полосатые рыбешки. Рыбы-клоуны, пугливо ныряющие в цветы актинии, бело-черные пятнистые мурены, высовывающие из своих убежищ головы. Пугливые стайки неоново-синих паракантурусов, длинные, ярко-желтые, похожие на фломастеры, тамарины. Все это сновало и шевелилось, расцвеченное солнечными бликами. Вдоволь налюбовавшись океанской флорой и фауной, Крюгеры с Ползуновыми уже окончательно договорились поворачивать к берегу, когда случилось невероятное.
Юля с Эллой стояли на носу, любуясь красотой океана, когда резкий взволнованный голос Ганса заставил всех обернуться. Метрах в пятидесяти от лодки из воды подобно сказочной, фантастической, инопланетной птице выпрыгнула огромная королевская манта. Она была размером с маленький самолет, метров восемь в размахе крыльев. Сверкнув на солнце плавниками-крыльями, она взмыла метра на полтора над водой и с оглушительным всплеском опустилась на воду. Следом за ней прыжок повторила другая особь. Звук от их падения был оглушительным, словно рядом с катером дважды выпалили из пушки. Юля стояла потрясенная до глубины души. Манты были так огромны, как… как гигантские кожаные дельтапланы!
Ей никогда раньше не приходилось видеть этих животных живьем, и уж тем более она не знала, что манты способны на такой воздушный балет. Это было невероятно.
– Эти рыбы весят около двух тонн, – раздался над ухом у Юли спокойный, невыразительный голос Ганса.
О господи!
– Если бы в момент падения манты в воде оказался пловец или маленькая лодка, человек бы погиб, его бы просто расплющило, а лодку разнесло бы в щепки, – продолжил он свой комментарий. – Но, к счастью, подобные случаи можно пересчитать по пальцам, в остальном они совершенно безобидны. Питаются планктоном, – закончил он, растянув в улыбке бледные тонкие губы. – Бояться их незачем.
Юля нервно передернула плечами, представив себе приземление гиганта на маленький белый катер с синей полосой, на котором она сейчас стояла. «Тьфу ты, сухарь арийский! Тебе-то что, а вот я – женщина беременная, с богатой, хорошо развитой фантазией, чуть не родила раньше времени», – рассердилась она на бесчувственного немца.
И все же манты были великолепны, ничего более впечатляющего Юля не видела за всю свою жизнь.
На обратном пути Василий горевал, что не захватил с собой камеру.
– Такое зрелище! – сокрушался супруг, продолжая всматриваться в беспредельную океанскую синеву, надеясь еще раз увидеть взмывающего в воздух гиганта.
Но ничего интересного им на обратном пути не повстречалось.
Юля сидела на носу лодки, любуясь видом приближавшегося к ним в солнечной дымке Отеману. Старичку-вулкану стукнуло уже четыре миллиона лет. Чего только не повидал на своем веку этот долгожитель, прежде чем утратить весь пыл, потухнуть, уснуть, утомившись от мелкой биологической суеты у своего подножия. Покрытый густой, темной, пушистой зеленью, он возвышался среди бескрайней синевы океана, словно постовой, словно древнее божество, оставленное ушедшим в бесконечность прошлого народом, которое напоминает о бренности бытия среди буйства жизни и красок.
Размышляя о вечном, Юля не заметила, как Элла тихо присела рядом.
– Знаешь, я просто влюбилась в Бора-Бора, – сказала она, с нежной улыбкой любуясь очертаниями острова, словно глядя на своего ребенка. – Даже смерть Ирмы не испортит мне впечатления от знакомства с этим местом. – Кстати, а как твое расследование? – спросила она после короткой паузы, поворачивая к Юле загорелое, со смешливыми морщинками вокруг глаз лицо.
– Никак. – Юля лениво пожала плечами. – Судя по всему, у них появились новые сведения, и теперь Василий вне подозрений.
Что подвигло ее дать такой расплывчатый ответ, она и сама не знала. Вероятно, слова инспектора произвели на Юлю желаемое воздействие, во всяком случае, это вранье слетело с ее губ легко и непринужденно. А главное, быстрее, чем она успела обдумать ответ.
Глава 21
Когда катер подплывал к вытянувшимся в океан, словно щупальца гигантского моллюска, вереницам бунгало на сваях, они увидели сидящего на террасе Ползуновых человека. Разглядеть на таком расстоянии, кто это, было невозможно, но почему-то все поддались безотчетному чувству тревоги.
– Вряд ли это Жозе, – неуверенно проговорил Василий, приложив к глазам руку и силясь разглядеть незнакомца.
Да уж, ни Моник, ни ее супругу не пришло бы в голову вторгнуться на чужую территорию в отсутствие хозяев. А этот тип весьма вольготно устроился в шезлонге, вытянув ноги и любуясь видом лагуны.
Расстояние между катером и словно парящими над водой хижинами стремительно сокращалось.
– Это инспектор, – сообщил Ганс, произнося слова с очаровательным акцентом.
– Точно, – подтвердил Василий, бросая на жену неуверенный вопросительный взгляд.
Когда катер пристал к плавательной платформе, инспектор поднялся и широко улыбнулся компании, демонстрируя полнейшее благодушие и беззаботность.
– Бонжур, господа. Простите за вторжение, – обратился он к Юле с Василием, – но я не мог себе отказать в удовольствии отдохнуть полчасика в тишине, ожидая хозяев.
И демонстрируя свойственную всем французам галантность, помог даме выбраться из катера.
Элла с Гансом мялись в лодке, не зная, что делать – уплывать или выгружаться.
Но инспектор разрешил их сомнения. Взяв Юлю за локоток, он помог ей подняться на террасу, Василий пыхтел следом. Стоя на верхней ступеньке, месье Бальзак счел наконец нужным обратить на них внимание и с самой благожелательной улыбкой пожелал Крюгерам хорошего дня, тем самым отпуская восвояси.
Проследив за удаляющимся в сторону пирса катером, месье Бальзак обернулся к хозяевам бунгало с самым прозаическим выражением на лице:
– Ну, что ж, госпожа Ползунова, позвольте вас поздравить.
– С чем? – насторожилась Юля, не ожидая ничего хорошего.
– Ваши игры в заправского шпиона, утаивание информации, вытягивание из жандармерии секретных сведений дали наконец свои плоды. – Она вопросительно подняла брови. – Андре Эстебан мертв.
Юля прикрыла рот руками, словно боялась закричать.
– Как? Когда? – Но тут же спохватилась: – То есть при чем тут я?
– Вот именно! – грозно сдвинув брови и уткнув руки в бока, гневно вопросил Василий.
Теперь, когда обвинения с него были сняты, во всяком случае, он так считал, обычный боевой задор вернулся в полном объеме.