После смерти отца шестнадцатилетний Николай бросил школу. Сутками не ночевал дома. Мать вся извелась. Она знала, что сын ворует из дома вещи и продает. Завел себе дружков, с которыми пил водку. Написала письмо в Нинакан брату покойного мужа, расписала все как есть, дала понять, что сын просто от рук отбился.
Просила, чтобы забрали его к себе. Нужен, как говорится, мужской глаз.
Пристроить бы юношу в вечернюю школу, на работу. Жалко парня. Смышленый, даже толковый, любит читать книги, но неуправляем. Дело кончится плохо. Приехал дядя Амаяк из Нинакана, забрал шестнадцатилетнего племянника к себе. Приодел, устроил в десятый класс вечерней школы. Решил присмотреться, разузнать, к чему душа лежит у парня. А тот на третий день избил до полусмерти мужа своей двоюродной сестры. Когда же сестра пристыдила его, поднял руку и на нее. Оставаться в доме дяди он уже не мог…
Траурный вечер по случаю неудавшегося ограбления ювелирной фабрики закончился в прямом смысле слова под столом. Все трое от перевозбуждения напились и, словно по команде, одновременно отключились. На следующее утро Размик оставил друзей спящими и отправился на работу. Николай и Феликс, может, спали бы еще, если бы в дверь не постучали.
– Джо, открой дверь, - сказал Николай.
– Голова трещит. Открой ты.
– Ты наглеешь, Джо.
– Это ты наглеешь.
– Какая тебя муха укусила? - сказал Николай, и сам пошел открывать дверь.
В гости к ним спозаранку пришел Сема-Кяж. Рыжеволосый парень, которому едва исполнилось восемнадцать. Семен Хлебников с самого начала признал в Николае кумира, с которым можно себя чувствовать как за каменной стеной. Когда Николай рассказывал Семе Хлебникову об ограблении армавирской сберкассы, то ловил себя на мысли, что того завидки берут. Надо же, выйти целехоньким из сберкассы с уймой денег да еще в придачу с пистолетом! И вот Николай Каланян дал команду Кяжу поискать какой-нибудь объект, куда можно пробраться сквозь стену. Двое суток юноша бродил по городу в поисках такого объекта, пока не набрел на магазин, в котором продают магнитофоны. Рядом с памятником архитектору.
– Проходи, Кяж, - сказал Николай, закрывая за ним дверь, - тут Индеец Джо требует поменять ему прозвище.
– Ничего я не требую, - сказал Феликс.
– Как не требуешь? Требуешь. Разве может настоящий Индеец Джо своему шефу сказать: «Ты наглеешь»?
– Тебе-то что? Ты холост. А у меня в Нинакане жена, ребенок. Я надеялся на тебя и сказал, что еду на шабашку. Вот женишься и узнаешь, что такое, когда мужик возвращается домой без денег.
– Чего тут спорить? - вставил Хлебников. - Каждый магнитофон стоит не меньше тысячи. Все они небось импортные. А взять можно столько, сколько сил хватит.
– Ты это о чем, Кяж? - спросил Николай.
– Я твое поручение выполнил. Нашел, как ты сказал, объект. Стена - каменная кладка. Угол выходит в проулок. Ни единой души. Вставайте, лучше пойдем на разведку.
– Вот видишь, Индеец Джо, я же говорил, что Кяж - настоящий мужчина, а ты… - и Николай с размаху двинул кулаком в лицо сидящего на кровати Феликса.
Николай и Семен прохаживались недалеко от памятника архитектору, вглядываясь в… тишину ночного города, когда Феликс бесшумно разбирал стену радиомагазина.
Феликс трудился примерно полтора часа. Как и было условлено, закончив работу, он без сигнала сам вышел на улицу. Медленно подошел к родничку, который тихо журчал у памятника архитектору, попил воды и так же медленно вернулся назад. Теперь уже он стоял на часах, или, как сам выразился бы, на атасе. Вскоре Николай и Семен возникли из темноты, неся по огромному мешку. Дотащили до родничка, поставили на краю тротуара. Тут же появился Феликс, таща за собой огромную, как арба, двухколесную тачку, на которой были сложены несколько мешков, наполненных хлебными отходами. Точно такие же мешки, как те, в которые уложены магнитофоны.
По всему городу они катили эту арбу. Феликс и Семен не раз хотели остановить попутные служебные машины, но всякий раз Николай строго и уверенно запрещал. Ему нужно было доказать своим сообщникам, что каждая деталъ в разработанном им плане имеет особое значение. И когда у центрального рынка их остановила милицейская патрульная служба, Николай спокойно сказал двум молодым милиционерам.
– По поручению райкома комсомола мы всю ночь собирали хлебные отходы. Еле стоим на ногах. Оставляем эти мешки под вашу охрану, а сами отправляемся спать.
Завтра, если можно, притащите тележку к зданию Орджоникидзевского райкома комсомола. Оттуда на грузовиках хлебные отходы должны отвезти в подшефный колхоз.
Один из милиционеров потрогал мешки, от которых пахло прокисшим хлебом, и виновато сказал:
– Нет уж, ребята! Сделали доброе дело, так доведите его до конца. Мы должны проверять объекты.
– Так ведь и мы идем с объекта, - с каким-то ухарством сказал Николай, всем своим видом давая понять Семену, что это он уже сказал для него, обыграв слово «объект». - Помогите хоть довезти до здания райкома, - добавил он, - можно ведь привязать нашу колымагу к вашему «Москвичу».
Так и сделали. Дом, в котором жил Размик Каланян, находился рядом со зданием райкома комсомола. Мешки с магнитофонами были перетащены в сарай, где хранились старые, никому в наши дни не нужные вещи: примусы и железные кровати, ветхие чемоданы и всякая старинная утварь. Мешки хорошо разместились под железной ржавой кроватью. Забросали их рваными туфлями, бидонами из-под краски, пустыми мешками из-под картошки. Лишь к утру легли спать. Николай перед снсм сказал:
– Завтра разным транспортом добираемся до магазина. Лишь после этого я решу, как быть с магнитофонами. Думаю, что сможем реализовать их через неделю, не раньше…
Но Николай ошибся. Бояться ему было нечего. Когда они к назначенному часу объявились у магазина, то там ничего такого, чего могли ожидать, и не было. Там вообще ничего не было, даже дыры в стене. Вначале грабители, словно сговорившись, посмотрели по сторонам. Не поверили собственным глазам. Зачем-то остановили взгляд на памятнике архитектору. Подошли поближе к магазину.
Успокоились лишь тогда, когда увидели заделанную дыру.
– Интересно, - вымолвил едва слышно Феликс, улыбаясь.
– Они, наверное, были здесь рано утром, - сказал Семен.
– Кто они? - спросил Николай.
– Как кто? Милиция.
– Никакой милиции здесь не было.
– Как так?
– Очень просто. Зачем советской милиции нужна дубинка?
– Какая еще дубинка?
– Обыкновенная. Мы украли дубинку у вора. Вор у вора… …Итак, на квартире у Размика Каланяна подвыпившие друзья гадали-рядили, где бы достать денег. С магнитофонами было слишком много хлопот. Около двадцати штук продали и все - по дешевке. Такова была установка Николая. Правда, он был уверен, что никто не ищет магнитофоны. Можно спокойно сдавать их даже в комиссионный магазин. Но все же это какой-то, как сам выразился, неловкий товар.
Можно погореть на продаже. И вообще: торговать - это недостойное настоящего вора дело. Так считал Николай. Большого стыда нет, когда товар сбывают разом, оптом.
Но где найдешь такого покупателя? Все же ворованные магнитофоны дали немалый доход. По команде Николая две тысячи рублей сразу же отправили в Нинакан семье Индейца Джо.
На магнитофонах заработали около пятнадцати тысяч. Но они канули, словно мешок муки, оброненный в реку. Всего один раз съездили в Москву и вернулись оттуда уже без копейки. Правда, приобрели кое-что. Феликс купил себе костюм. Кяж - куртку.
А Николай - любовь. И имя у нее было соответствующее: Любовь Кузнецова.
Блондинка двадцати трех лет. Замужем. Муж в настоящее время - будем точнее, в то время - находился в местах не столь отдаленных. Познакомился Николай и с братом Любы - московским таксистом Вадимом Кузнецовым. Всего на год старше сестры.
Светлый, с пшеничными усиками.
Все осталось позади, в Москве. Все кончилось вместе с деньгами. И теперь нужны новые деньги.
– А чего гадать? - неожиданно громко заговорил Завен Багдасян.
– У тебя есть предложение? - спросил Николай.
– Банк.
Компания словно по команде расхохоталась. Смеялись долго. Не изменился в лице лишь Завен. Он дождался, пока собутыльники утихли, и, стараясь быть спокойным, сказал:
– Никто из вас не знает, что такое психологический барьер. Так и умерли бы, не узнав, если бы не я.
– Я слышал, ты пишешь диссертацию? - спросил Николай.
– Да. Но там нет ни слова о психологическом барьере, который никто не хочет перейти. Все почему-то уверены, что банк брать нельзя.
– Что ты имеешь в виду под «брать»? - спросил Николай.
– «Брать» - это значит брать деньги, - ответил Завен.
– «Брать» - это значит напасть и захватить. А у меня, да будет тебе известно, другие принципы. Меня в Краснодаре один дядька, тогда я еще был пацаном, прозвал Лазером.
– Это почему же?! - спросил Феликс.
– Это почему же?! - спросил Феликс.
– Есть такие лучи. Стену пробивают. Сейчас у нас есть более совершенный лазер - это Индеец Джо. А брать банк, идти на вооруженное ограбление - это не по мне. И потом, ведь это - банк! Не какая-нибудь там касса или даже сберкасса.
– А я не предлагаю идти на вооруженное нападение. Все намного проще.
– Но это же банк!
– Знаю. Как-никак я там работаю, а не ты.
– Там же сейфы, сигнализация, охрана, наконец.
– Все верно. Стены - броня. Двери - попробуй дотронься.
– Ты издеваешься?
– Нисколько. А вот потолок… обыкновенный потолок. Тоненькая бетонная плита.
Тридцатых годов. Если не ногтем, то простым сверлом запросто можно ковырнуть.
Это же твой метод. Через стену. Только на сей раз стена не вертикальная, а горизонтальная.
– А как оказаться на потолке?
– Это уже решай сам. Могу сказать, что над комнатой-сейфом находится, как у нас называется, музыкальная комната.
– Что за музыкальная комната? - вмешался в разговор Феликс и осекся под строгим и злым взглядом Николая.
– Обыкновенная. Там собираются работники, отдыхают, иногда веселятся. Сейчас там хранятся музыкальные инструменты.
– Мне непонятно. Деньги хранятся не в подвале? - В том-то и дело. На втором этаже. А музыкальная комната на третьем.
– Пошутили и хватит. Меняем тему, - сказал Николай. - Банк не для нас.
– Именно для вас. Я тебе все покажу. При успешной операции… сорок тысяч мои.
– Никакой операции, - перебил его Николай. - Сказано - забыто. Пусть твой психологический барьер перейдет кто-то другой. Я - капитан дворовой футбольной команды. И играть в высшей лиге мы не можем. Дыхание не то. Ищите что-то другое.
Ювелирные магазины, например. Посмотрите, где и в каком месте есть слабинка в стене. Нынче ведь умники из охраны приклеивают какие-то штуки на стеклах окон и дверей. Смотришь, словно огромные тараканы ползают по ним. Кто из них задумается над стеной? Никто. Вот и будем брать стены приступом. Ищите.
– И все-таки подумай над моим предложением, - заключил Багдасян.
– Я уже вынес решение - забыто. Если еще раз повторишь, пеняй на себя.
С раннего утра банковский переулок, как называли горожане часть улицы Шаумяна, был оцеплен милицией. Следственная машина, на которой ехали следователи прокуратуры Самсон Асатрян, Вардан Хачатрян и я, не без труда добралась до банка. Десятки, если не сотни раз я проходил здесь, и ни разу мне в голову не приходило рассматривать здание банка, приглядываться к фасаду, считать, сколько в нем этажей. Никогда не знал, что к зданию банка примыкает жилой дом. И вот теперь я изучаю архитектуру, как говорят мои друзья-следователи, «объекта», чтоб представить, как все это происходило.
К зданию подъезжают все новые и новые машины. Из них выходят незнакомые мне люди. Кто в штатском, кто в военном, кто в милицейском. Они обязаны обеспечить полную безопасность при проведении следственного эксперимента. С минуты на минуту должна подкатить с соответствующим эскортом машина с двумя преступниками.
Простите (опять термин), с двумя подозреваемыми в ограблении банка. С Николаем и Феликсом Каланянами.
– Неужели ты думаешь, что они могут удрать? - обратился я к Самсону. - Или их могут выкрасть, что ли? Асатрян пожал своими могучими плечами и сказал:
– Предосторожность не помешает. Мало ли что может быть? Никто ведь не верил, что могут, так сказать, Руку поднять на банк. Вот и теперь. Кто его знает, может, кто-то что-то уже задумал. Правда, привезут их в наручниках. Полная машина вооруженной охраны.
– И что мы должны делать?
– Снять на пленку все, как было.
Месяца через два после пьяного разговора на квартире у Размика Каланяна Завен Багдасян неожиданно увидел в помещении банка Николая и Феликса.
Завидя их, Багдасян стал наблюдать за ними. Но не мог не обратить внимание на то, что друзья остановились именно у той двери, о которой он говорил. Николай то и дело подходил к зарешеченному окну, рассматривал двор, шагал по коридору, словно считал количество дверей. И когда они вновь подошли к двери музкомнаты, откуда ни возьмись перед ними вырос, будто проявился на фотопленке, Завен.
– Все-таки решились? - спросил он.
– Да, решились, - ответил Николай, - здесь дождаться товарища. Договорились с ним.
– Неплохое место для свидания. Но я вам не сказал самого главного. Откроете дверь - надо сделать два шага прямо и шаг влево. И - сверли.
– Не понимаю, о чем ты говоришь! - сказал Николай и заспешил по коридору. За ним поплелся Феликс.
Они вышли на улицу. Перешли через дорогу к скверу, где журчало великое множество фонтанчиков. Феликс предложил сесть в тени на скамейке и обмозговать.
– Я знаю, о чем ты думаешь, шеф.
– Ошибаешься. Это ты думаешь, что надо убрать Завена.
– Я в своей жизни не раздавил даже муравья.
– А я давил. Людей давил. Не до смерти, но до полусмерти - это точно. И не раз.
– А говоришь, я ошибаюсь, - сказал Феликс.
– Ошибаешься. Давить его не будем.
– А что будем?
– Ничего не будем. Пачкать руки о мразь нельзя.
– Почему он мразь?
– Придет время - я тебе объясню. А пока надо купить тетрадь и карандаш. Нет, лучше - альбом для рисования.
– А это еще зачем?
– Рисовать будем…
И каждый день Николай, чаще всего без компаньона, приходил в банковский переулок с альбомом и карандашом в руке. Часами следил за тем, как передвигается наружная охрана. Когда и куда подъезжают инкассаторские машины. Во сколько выходит последний служащий, во сколько опечатывается внутренняя решетчатая дверь…
Несколько ночей напролет Николай и Феликс проводили в сквере, прохаживаясь вдоль бесчисленных рядов фонтанов. Ни одно окно трехэтажного здания ночью не горело.
Вскоре Николай убедился, что, собственно, никакой внутренней охраны и нет.
Где-то там во дворе появляется иногда милиционер, а вот в самом здании - ни души. «Наверное, правильно, - рассуждал он, - что делать охране внутри, когда и без того все закрыто, все находится под включенной сигнализацией? Да и потом, вовнутрь можно пройти только через наружные входы. По стене не пролезешь. Через крышу - невозможно. Форточек открытых нет. Да и была бы - что с того? Человек - не птица. Опять остается самое невероятное: стена. Но это ведь не какая-нибудь провинциальная сберкасса и не какой-нибудь радиомагазин. Это - банк. Вот стена и охраняется. И стена, выходящая на улицу, и стена, выходящая во двор. Но у каждого дома обычно четыре стены. Третья тоже выходит на улицу, вернее в переулочек. А четвертая? К четвертой примыкает жилой дом. Разумеется, у двух зданий - не общая смежная стена. Это значит - пробить придется не одну стену, а две. Сначала чердачную. Она не несущая - перегородка и только. Но все же и там положен камень на камень. Не так, как при кладке несущей стены, и цемент не тот, и подгонка. И все же - стена. Но главное, есть где подступиться. Продырявил обе стены - и выходи прямо в коридор третьего этажа. Тот самый этаж, где находится музкомната. Не все, наверное, знают, что комната для отдыха очень нужна банковским работникам. Работа не просто сидячая, не просто монотонная, она требует большой внимательности, напряжения. И такая комната для снятия напряжения, стресса очень нужна.
Итак, точно определено место, где Индеец Джо должен пробить сначала стену-перегородку чердака, а потом и капитальную стену третьего этажа банка. …Уже вскоре мы почувствовали, что задыхаемся под раскаленной крышей чердака.
Воздух как в парнике в летнюю пору. Но самое, я бы сказал, нелепое то, что там было темно. Выходило, зря тащились наверх. Зря один за другим поднялись на чердак по отвесной, лесенке, приставленной к грязной, покрытой паутиной стене.
Главная цель - снять кадры на пленку. А там тьма, ни зги не видно. Оказавшийся в какой-то миг со мной Самсон тихо сказал шепотом:
– Я сам виноват. Должен был заранее все посмотреть, предусмотреть. А теперь попробуй достань свет, Нужна переноска. Потеряем уйму времени.
Подошел в темноте Вардан. Он предложил открыть слуховое отверстие на крыше, пробраться оператору наверх и снять оттуда хотя бы один кадр.
– Нет, два кадра, - поправился он, - пусть Феликс покажет рукой куда-то в глубь чердака. Этого достаточно. И второй кадр: пусть пролезет через слуховое отверстие.
Я в диалог специалистов не влезал. Видел, как накаляется обстановка. Служба охраны начала ворчать. Мол, притащили их сюда, а сами теперь гадают, как быть.
Не знают, чего хотят. По правде говоря, я сам не очень понимал, что даст, скажем, первый кадр: Феликс показывает рукой куда-то в глубь темного чердака.
Лишь потом я узнаю, что Вардан Хачатрян был, конечно, прав. Преступник начал долбить стену на чердаке, но вскоре прекратил это занятие. Он начал, но не продолжил.
К началу июля у Николая было все готово. Но он еще весь не раскрылся перед Феликсом. Не говорил также, что надо и чего не надо брать с собой в «ночной поход». Обо всем решил рассказать лишь тогда, когда точно для себя установит день. Скорее всего, во второй половине июля или первой половине августа. Именно в это время большинство людей находится в отпуске. Это мог быть не любой день недели, а обязательно - с пятницы на субботу. Ибо в субботу и воскресенье учреждения не работают. Значит, в запасе будет два дня, И они нужны не только для того, чтобы выиграть время, скрыться, пока очухаются. Запас нужен для страховки: если в первый день по какой-либо причине дело сорвется, повторить «ночной поход» через сутки. Наконец день был выбран - двадцать второе июля, пятница. Николай решил поведать об этом Индейцу Джо за городом. Никто из сообщников не должен ничего знать. Даже те, кто верой и правдой служил шефу, кто не раз ходил с ним на дело и показал себя. А город имеет и уши, и глаза…