– Милиция следы ищет…
– Не обижайтесь. Опять мы с вами ударимся в амбиции и делу только помешаем. А пока дайте команду прекратить всякие замеры. Фотограф пусть снимает сколько угодно, а остальным - не активничать.
В следующую минуту целая группа молодых людей освободила площадку, в центре которой зияла дыра.
– Есть у вас какая-нибудь картина, Гурген Еремович?
– Уму непостижимо, как преступники вообще пробрались в банк!
– Преступники? А сколько их было?
– Думаю, по крайней мере, не один.
– Надо быть осторожнее с отпечатками пальцев, - сказал Суренян, разглядывая интерьер комнаты, то и дело переводя взгляд на отверстие. - Я не хочу поучать.
Если они работали не в перчатках, то будет нетрудно хотя бы определить, сколько было человек.
– Отчаянные парни.
– Наверное.
Прокурор словно не замечал своих помощников. Он знал, что ребята изучат все, что потом может понадобиться. Суренян лишь несколько раз подходил к угловому окну и, высунув голову, смотрел то на крышу, то на двор.
Недолго длился и осмотр комнаты-сейфа.
Через два часа в кабинете Суреняна началось первое совещание по делу об ограблении банка. За длинным столом сидели друг против друга Самсон Асатрян и Вардан Хачатрян.
– Ну, что скажете, друзья? - спросил Суренян, обращаясь сразу к обоим.
– Их, думаю, сейчас в городе нет, - сказал Асатрян. - - Этот вопрос в данный момент не самый главный, - сказал Суренян. - Пусть Вардан скажет, что сейчас важнее всего.
– Важнее всего - почему Самсон тщательно проверял все двери коридора?
– Он определял, - сказал Суренян, - для чего преступнику нужно было открывать все двери подряд. Ведь тот заранее знал комнату, которая находится над деньгами.
– А я, - вставил Самсон, - сразу заметил, что вы Арташес Оганович, и эта каланча в очках, - он кивнул на Вардана, - обратили внимание, как я брал на заметку двери третьего этажа. Но зато и я обратил внимание, как вы, но не каланча в очках, рассматривали через открытое окно крышу соседнего дома.
– Не только крышу, - сказал Хачатрян, - Арташес Оганович рассматривал и двор тоже.
– Ну хорошо. Хватит подкалывать друг друга. Лучше скажите, почему я смотрел на двор?
– Я думаю, - сказал Хачатрян, - мой друг, который так много времени уделяет моей персоне, сразу подумал о том, что Арташес Оганович подумал о том, что…
– Слишком много думающих, - перебил Суренян. - Пока я вижу, лучше всех думал грабитель.
– Почему вы упорно говорите грабитель, а не грабители? Не во множественном числе?
– Потому что в банк вряд ли могли пробраться двое.
– Непонятно, - пришел на помощь другу Вардан.
– А я-то думал, что вы уже обо всем догадались. Кстати, так и не договорили. Так почему я смотрел вниз через окно?
– Думали о том, как пробрался вор в банк. А он, возможно, перелез через крышу, - сказал Вардан.
– Правильно. Значит, сейчас вы оба поедете к жилому дому, что у банка. Заберете с собой начальника жэка, подниметесь на чердак, осмотрите, опишете. Там, думаю, найдете много интересного. А потом под ответственность начальника жэка опечатаете люк, через который пробираются на чердак. Ну а я смотрел вниз, чтобы определить, что стало бы с грабителем, если бы он упал.
– Разбился бы насмерть.
– Правильно. Это был прямо-таки гимнаст, акробат, если не сказать - альпинист.
Как, по-вашему, мог бы и второй, если бы таковой имелся, так же ловко перейти с крыши в окно?
– Почему нет? Если один смог, почему не смог бы другой?
– Вот и попробуйте сегодня сами. Оба, Я разрешаю. Поднимитесь сегодня же на крышу, подойдите к краю, примерьтесь и постарайтесь прыгнуть в окно, которое находится на полметра ниже… Кстати, не вздумайте и w самом деле прыгать.
Просто посмотрите к убедитесь. Больше ничего. Убедитесь в том, что это мог сделать не просто человек смелый, но и очень тренированный. Человек-кошка. Ну а много ли бывает в воровской компании своих «суперменов»? Как правило, один.
– Но ведь этот самый человек-кошка должен был знать, что где лежит, - сказал Самсон. - Значит, кто-то навел его.
– Возможно. Вот к главному на сегодня мы и подошли. Взять список всех без исключения сотрудников банка. Сделать выписки из личного дела каждого. Словом, чтобы на всех была краткая характеристика, только написанная не администрацией, а вами лично. Не делать исключения ни для кого, в том числе и для администрации.
Работать тонко. Наводчик, если таковой есть, конечно, один. А подозревать придется практически всех. Даже управляющего, даже начальника охраны.
– Начальнику охраны скоро сто лет, - сказал Вардан.
– И уже работает там не меньше ста, - добавил Самсон.
– Вот и хорошо, что вы все понимаете. Значит, надо быть очень осторожным. У нас, между прочим, нет такой статьи, которая запрещала бы привлекать к ответственности столетних. А начальник должен предстать перед судом уже за то, что, когда затеяли ремонт, не подумал об усилении охраны. Это же надо - открытые окна. Ни рам, ни решеток. Да там не то что через крышу, можно было со двора метнуть веревку с каким-нибудь крюком и, зацепившись за подоконник, подняться по стене. Я для примера говорю, так сказать, в порядке бреда. Но ведь действительно можно было что-то такое придумать.
– Вот и придумали, - сказал Самсон.
– И вам придется думать да придумывать. Я очень жду результатов вашего похода на чердак. Ну а все остальное надо уже делать, как положено всей нашей службе.
Подключить придется многих. Оперативная группа - примерно человек двадцать, если не больше. Постепенно будут вовлечены другие службы. А теперь идите. Я останусь один. Думать, извините, буду. Чего и вам советую. Учтите, поменьше, так сказать, классической криминалистики. Я хочу сказать, чтобы вы не очень надеялись на технические и прочие лабораторные результаты. Побольше думать, я бы сказал, думать по-человечески, ставя себя на место преступников.
– Преступников?
– Да, преступников. Залез, может, один. Но действовала, конечно, группа. Мало того, уверен: главным действующим лицом является не тот, кто полез в банк. Вы обратили внимание на валяющийся в груде бетонных обломков детский зонтик?
Придумано гениально, но не тем, кто применил зонтик на практике.
– Почему? - удивился Самсон, глядя при этом на Вардана, а не на своего начальника, по-видимому, догадываясь, что право ответить на вопрос тот все равно переадресует другу.
– Очень просто, - начал торопливо Хачатрян. - Значит, так: зонтик нужен для того, чтобы камни не падали с грохотом на пол. Согласен - гениально, потому что - просто. Но почему не мог додуматься до этой мысли тот, кто применил открытие?
Скорее всего, у него… Ну, как вам сказать, у него…
– У него усы, - сострил Самсон, зная, что замечания не получит.
– Ничего подобного, - ничуть не смутившись, продолжил Вардан, - хотя, вполне возможно, у него есть усы. Кстати, могли бы поспорить на этот счет. Так вот, он не смог бы додуматься, Арташес Оганович, потому что у него…
– Усы…
– Нет. У него другой склад ума. Вот что у него.
– Ничего себе! - растягивая слова, произнес Самсон, - Теория буржуазных юристов.
Ты бы еще сказал, что сын вора всегда будет вором. Это же надо - другой склад, другой амбар, другое овощехранилище…
– Тут, Самсон, ты, по-моему, проиграл.
– Насчет усов?
– Насчет усов это вы потом побьетесь об заклад. А вот что «склад ума» другой - это верно. Чья-то очень опытная рука… Именно поэтому придется поднять все подобные дела, раскрытые и особенно нераскрытые. Помните, несколько лет назад пытались ограбить ювелирную фабрику? Поднимите и это дело. Чтоб завтра все было у меня на столе!
– Завтра? - одновременно и с явным удивлением выпалили оба.
– Завтра! Я же сказал, что будут подключены еще люди. Список готовит мой заместитель Шаген Айказян. Вы для меня сейчас самые главные действующие лица. В оперативном отношении все остальные подчиняются вам. Завтра… И удивляться не надо. Время не ждет.
– Последнее, Арташес Оганович, - сказал Вардан, - как по-вашему, где сейчас находятся преступники?
– Вам нужен точный адрес?
– Нет, можно и в общих чертах. Ну, скажем, успели ли они выехать?
– Нет, конечно. Они же думающие люди. Зачем сразу же в бега? Опасно и хлопотно, особенно вначале. Надо припрятать деньги, осмотреться, прислушаться. Что же касается более конкретной географии, то мы ее обмозгуем, когда узнаем, какие купюры и вообще сколько денег взято. Да идите же, наконец. Марш на чердак! И потом сразу сюда…
Николай лежал поверх одеяла. Он хорошо знал: состояние, которое испытывал он рано утром, когда с Феликсом считали деньги, называется эйфорией. Всего два неполных курса филологического факультета университета, но прочитано так много, что хватило бы на все пять лет учебы. Читал все, что попадалось под руку. Больше нравились книги о психологии, о физиологии. И не мог держать в руках учебники по университетской программе. Знал, доучиться до конца не сможет, рано или поздно бросит учебу. Мечтал перевестись на какой-нибудь другой факультет, где найдется хотя бы один любимый предмет. Но мечту так и не осуществил.
Бросив учебу, Николай начал читать еще больше. И уже не все подряд, что попадало под руку. В основном книги, в которых рассказывалось о характере, о воле, о духе человека, психических состояниях, которые он испытывает в той или иной ситуации.
Так что он хорошо знал термин «эйфория». Знал также, что после возбуждения, как после бурной пьянки, наступает упадок, заторможенное состояние, когда на тебя давит неимоверная тяжесть, одолевает безразличие ко всему. Даже к миллиону пятистам двадцати пяти тысячам рублей.
«Хотя нет, - подумал Николай, - трех тысяч уже нет. Отныне деньги будут только таять. Фраернулись мы с Индейцем Джо. И меньше всего виноват он. Это я ему говорил: бери купюры покрупнее. Но ничего не сказал, чтобы новехоньких не брал.
А тут из полутора миллионов - только сто тысяч уже ходивших. Ну, ладно - особых проблем не будет с новыми двадцатипятирублевками. Не станут же власти из-за такой мелочи всю страну проверять?.. Посложнее с четвертью миллиона в пятидесятирублевках. Вряд ли у честного человека больше чем два раза в году в кармане оказывается пятидесятирублевая бумажка. С зарплатой редко выдают такие деньги Но черт с ними, с пятидесятирублевками, как-нибудь можно было бы жить и дышать, но сторублевые! Миллион сто тысяч!.. Убить его мало. Гад! Боюсь, я теперь всю жизнь буду презирать моего верного Индейца Джо. Жадность фраера сгубила. Я должен был об этом подумать. Теперь попробуй покажи хоть в захудалом буфете или в московском ресторане сторублевую купюру с проклятой серией, которую не забыть мне никогда. Серия АИ. По всей стране пошли уже шифрограммы, чтобы быть настороже с этой серией. Представляю, сколько человек погорит… Невинный джентльмен вытащит из бумажника бумагу, на которой красивыми буквами написано:
«Государственный казначейский билет - 100 рублей», вытащит, и тут его - цап за руку. Иди объясняйся, что ты не верблюд. Одна лишь бумажка. А тут десять тысяч бумажек. Это значит - надо рисковать десять тысяч раз. Можно проскочить один раз, сто раз, тысячу раз, наконец. Но десять тысяч раз… Можно пока жить на полмиллиона. И жить припеваючи. Но я не смогу чувствовать себя нормальным человеком. Зуд меня замучает. С ума сойду, пока не освобожусь от груза. Я не могу быть рабом собственных денег, чтобы, как лисица, облизываться на виноград.
Не успокоюсь, пока все до последнего рубля не будет служить мне. Жадность фраера сгубила - это не про меня. Недоработанность - это еще не жадность. Феликса надо убить… И все же молодец Индеец Джо, Он моя рука, моя нога, мои мышцы. Я люблю его…»
Прокурор Арташес Суренян сидел за столом в своем кабинете и что-то чертил на большом листе. Обводя очередную линию, он заглядывал в блокнот и делал записи.
Время от времени нажимал на клавишу селектора. «Черти, - бурчал про себя, - куда запропастились? Наверное, нашли что-то интересное на этом чердаке. Убей меня бог - но все началось с чердака…» …Оба следователя возникли в дверях одновременно. Видя, что хозяин кабинета смотрит на них поверх очков, они остановились.
– Вы приказали входить без доклада, - сказал, краснея, Самсон.
Суренян снял очки, выпрямился в кресле и громко сказал:
– Проходите. Я тут начертил угол жилого дома и банка. Размеры дали мне архитекторы. Подойдите поближе.
Следователи быстро обошли стол и через плечо Суреняна стали рассматривать чертеж.
– Слишком близко к углу нарисовано окно, - сказал Самсон.
– И размеры не те, - добавил Вардан, наклонившись над самым столом, - причем два размера неверны…
– Какие два?
– И расстояние от края окна до угла, и высота между крышей и подоконником.
– А откуда вы знаете?
– Измеряли, - сказал Самсон, - я придерживал за ремень Каланчу, а он мерил.
– Что нашли на чердаке?
– Ничего там нет. Чердак как чердак. Валяются какие-то пустые ящики…
– Так не годится. Читайте вслух записи.
– Значит, так, - начал Вардан, - четыре пустых ящика из-под помидоров или винограда, детские санки, сломанная детская коляска…
– Хватит. Не бросилось ли вам в глаза что-то необычное?
– Вроде ничего такого. Были там пустые бутылки. Так ведь они нынче всюду есть…
– Ну хорошо. Будем считать, что чердак нам ничего не дал. Хотя можно считать и по-другому: он дал многое только потому, что ничего не дал. А теперь моя очередь докладывать. Мне сообщили о количестве похищенных денег…
– Миллион пятьсот двадцать пять тысяч, - сказал Самсон.
– А откуда вы знаете?
– Весь банк знает.
– Значит, и весь город!
– А я предупреждал. Ну что ж, поехали дальше. Тут мы ничего не сможем сделать. А в каких купюрах? Тоже вам известно?
– Да, к сожалению, - сказал Вардан.
– Собственно, ничего удивительного, - словно оправдываясь за кого-то, сказал Суренян, - деньги считали банковские ревизоры. Правда, в присутствии наших людей, но все же работу вели не наши специалисты. Так что трудно упрекать их за болтливость. Значит, вам известно, сколько денег и какого достоинства. Тогда давайте думать. И думать за грабителей тоже.
– А что думать, Арташес Оганович, - сказал Самсон, - они могут без боязни истратить по крайней мере около четверти миллиона…
– Верно. Ну а дальше?
– А дальше, - сказал Вардан, - дальше они должны разменивать крупные купюры на мелкие.
– Верно, но не совсем. Будете ли вы менять сторублевые купюры на более мелкие, если вам известно, что номера записаны и разосланы повсюду? Думаю, не будете. А что же тогда?
– Все-таки пытаться менять.
– Опять верно. Но как? Что надо сделать, чтобы разменять одну бумажку? Две практически невозможно предъявить ни в каком магазине. Разве не так?
– Так, - сказал Самсон.
– Так, - повторил Вардан и добавил: - Не всякую кассиршу упросишь разменять сто рублей. В сберкассе вряд ли разменяют - там не до этого. В банке опасно…
– Вот и нашли ответ, - довольный своими помощниками, сказал Суренян.
– Как нашли? - удивился Самсон.
– Очень просто - сберкасса. Преступники будут менять в ней сторублевые бумажки на облигации трехпроцентного займа. Точнее, будут покупать их. Тут двойная выгода. С одной стороны, трехпроцентные облигации - те же живые деньги, с другой - можно припеваючи жить на одних только выигрышах.
– Мне думается, - сказал Вардан, - они надолго уйдут в подполье. Подождут год-два, а то и больше, и вылезут на поверхность.
– Логично, - сказал Суренян, - только мне кажется, так преступники не поступят, потому что слишком молоды. Ни опыта, ни мудрости - одна лишь энергия. Уверен, они уже начали тратить деньги, бывшие в употреблении.
– Может, вы, Арташес Оганович, и возраст преступников укажете? - спросил Самсон.
– А цвет волос не хочешь? - ответил вместо начальника Вардан.
– А что? Цвет волос не скажу, хотя идеальные криминалисты давно бы уже нашли па месте преступления парочку-другую волосинок. Как-никак преступник трудился несколько часов, потел, вытирал лицо, чесал голову. Но идеальных криминалистов не бывает. А вот возраст скажу: между двадцатью пятью и тридцатью. Среднее составляет где-то около двадцати семи - двадцати восьми.
– Если так и окажется, Арташес Оганович, - сказал Вардан, - я про вас песню сложу. В школе стихи писал.
– Ты сначала найди их, поэт!
– Найдем, - уверенно сказал Суренян.
– И все-таки как вы определили возраст?
– Человек, которому больше тридцати, вряд ли сумел, даже вряд ли бы осмелился совершить такой опасный переход над пропастью. Этого не сделал бы, кстати, и слишком опытный человек. Опыт обычно отрезвляет человека. Так что это молодые люди - во-первых. Не имеющие большого жизненного и профессионального опыта - во-вторых.
– В каком смысле профессионального? - спросил Самсон.
– Ну, воровать они, конечно, воровали не раз. Но вот, судя по всему, не попадались. Словом, они, как мне кажется, не судились. Но не будем торопить время, скоро получим данные об отпечатках пальцев, о самом почерке ограбления и все прочее. И тогда кое-что прояснится…
– Ничего не прояснится, Арташес Оганович! - вставил Самсон. - Отпечатков пальцев не будет, волос тем более, да и почерк… Какой уж там почерк - перелететь с крыши на крышу…
– Учитесь, товарищ Хачатрян, у своего коллеги. Смотрите, как он логично излагает свою мысль и, главное, какой милый, рождественский пессимизм. Однако шутки в сторону. В целом я согласен с мнением следователя Асатряна. Особой информации для размышления мы не получим. Но мы должны делать свое дело. Преступников должны найти мы. Обезвредить, вернуть деньги государству, наказать виновных. Что же касается почерка, то я не совсем согласен с товарищем Асатряном, - Суренян посмотрел на часы и продолжил мысль: - Преступники вряд ли с самого начала решили использовать переход с крыши на подоконник.
– Но ведь они именно так и сделали.
– Как по-вашему, сколько бы времени потребовалось, чтобы с такой, я бы сказал, грамотностью подготовиться к операции,чтобы ее разработать?