Генерал Хорин
Семена Семеновича Хорина второй день мучила бессонница. Сердце давила глухая боль. Голова казалась стянутой железным обручем.
Тягостное чувство одиночества охватило Семена Семеновича. Счастлив ли он, генерал Хорин? Ему стало жаль себя. Потому что счастлив он не был. Он знал, что многие завидуют ему: генерал, начальник управления внутренних дел области, депутат областного совета, член обкома партии. Большой человек!
Все это так. Но, боже мой, как он устал постоянно карабкаться вверх и вперед, вперед и вверх!
Детство и юность его прошли на Урале, где отец работал инженером одного из военных заводов. Учился он хорошо. «Старайся», — наставлял отец. И он старался. Семью Хориных в городе уважали. Отечественная война прогремела как-то стороной, почти не задев Сениной юности. Самая красивая девочка школы Люба Соколова удостоила его своего доверия и дружбы…
Юридический он выбрал сам, без подсказки отца. Выбрал обдуманно, потому что оттуда открывался прямой путь в «органы», а, значит, к власти, к успеху. Начал собираться в далекую Москву. Много лет не мог забыть Сенечка душераздирающие сцены прощания с Любой. В них было все: жаркие клятвы, горячие слезы, неутолимые поцелуи и крепкие объятия. Люба верила Хорину. Вся она была любовь. А он уже знал, что прощается с ней навсегда, что их пути разошлись. Не тогда ли он захлопнул ту главную дверь, чтобы шагнуть в одиночество? Но все это он понял позже, гораздо позже!
Молодой, красивый и неглупый старший лейтенант Хорин, попавший по распределению в небольшой областной центр Казахстана, познакомился на торжественном собрании с Лидочкой, дочерью генерала, начальника областного управления министерства охраны общественного порядка — МООП, так тогда стало называться МВД. Партия была очень выгодная, и Семен стал зятем влиятельного лица, кандидатом на выдвижение по должности. Чины и звания сами шли в руки.
Многокомнатный особняк генерала, которым тот пользовался на правах личной собственности, приводил его в восторг. Он без устали разглядывал внутреннюю отделку и обстановку, понимая прекрасно, что все это великолепие — результат беззастенчивого мздоимства. И Семен тайно, но дико завидовал возможностям тестя, мысленно примеряя их к себе, и продолжал «карабкаться» по служебной лестнице.
К цели своей он шел не оглядываясь: отворачивался от друзей-неудачников, отталкивал локтями соперников, а при случае мог и невинного сделать виноватым… Умный и расчетливый, Хорин умел видеть на несколько ходов вперед. Потому-то и убедил он еще крепкого в свои шестьдесят шесть лет тестя заранее, не ожидая позорных разоблачений, уйти в отставку «по состоянию здоровья». И тот ушел задолго до того, как по Казахстану прокатилась очистительная волна разоблачений мздоимцев, взяточников, людей, путающих государственный карман со своим.
Сам Семен Семенович постарался тоже своевременно «унести ноги» из мест, где остались следы его неблаговидной деятельности. Он благополучно «вынырнул» сначала на Урале, где успел зарекомендовать себя «честным, неподкупным и дельным», а теперь вот уже третий год возглавлял управление внутренних дел области в Энске.
Семен Семенович задремал только под утро. А уже в половине шестого, задолго до намеченных им семи часов, его разбудил телефонный звонок. Дежурный по управлению доложил, что в лесу, именуемом в народе Березовой рощей, обнаружен труп убитого мужчины. «На место происшествия, — закончил дежурный, — выехала оперативная группа. Ее возглавили капитан Безуглый и следователь городской прокуратуры Рокотов…».
Хорин понял, что больше ему не уснуть, и распорядился:
— Высылайте машину.
Через час, когда генерал Хорин уже сидел в своем кабинете, ему доложили, что поступило заявление от гражданки Курбатовой Нины Семеновны, в котором она сообщает, что у нее не вернулся с бега трусцой муж — шеф-повар кооперативного кафе «Южное», Курбатов Виктор Сергеевич, тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения.
— Приметы Курбатова совпадают с приметами погибшего, обнаруженного в Березовой роще, — закончил дежурный.
Семен Семенович чуть приметно поморщился. Из всего услышанного он отметил для себя, что убитый, если все совпадает, шеф-повар кооперативного кафе. Кооперативное движение нынче на плаву, можно сказать, «в моде». Чуть тронь — скажут — «зажимаешь, идешь вразрез с генеральной линией». А этого Хорину ох как не хотелось бы… И решил мудрый Семен Семенович, что ему, пожалуй, следует поступить так, чтобы при любых обстоятельствах он, Хорин, оставался бы в стороне от этого весьма щекотливого дела. Главное — уйти от подробностей. Посидев минуту-другую, поочередно вскидывая то правую, то левую хорошо очерченную бровь, он еще раз взвесил все «за» и «против» и только после этого вызвал дежурного по управлению и приказал:
— Впредь все подробности дела по убийству в Березовой роще докладывайте не мне, а моим заместителям. И не забудьте передать это распоряжение вашему сменщику. Мне сейчас надо сосредоточиться на решении других вопросов.
Дежурный ответил коротким «слушаюсь!».
Иван Арсентьевич Мосляков
Иван Арсентьевич Мосляков приехал на жительство в Энск несколько лет назад уже пенсионером. Когда-то давно рядовому Мослякову, попавшему на фронт в самом конце войны, здорово повезло. В ситуации случайной, в чем-то для него даже позорной, он, восемнадцатилетний мальчишка, заслужил орден Красного Знамени. А вскоре война закончилась. Молодой орденоносец, фронтовик без году неделя, Мосляков навсегда связал свою жизнь с армией, дослужился до капитана.
В Энске представительного нестарого мужчину, симпатичного и с целым набором орденских планок на груди, взяли заместителем начальника отдела кадров крупного предприятия. Не прошло и полгода, как он получил отдельную двухкомнатную квартиру. Получил фактически на двоих: на себя и жену. Им, конечно, полагалась однокомнатная, но он вписал в состав семьи и сына, давно жившего отдельно, в другом городе, своей семьей. Словчил, словом. И ничего, прошло!
Начиналась новая жизнь. Ему не было и шестидесяти. Чувствовал он себя отлично. Мог бы работать да работать. Только вот хотелось не столько работать, сколько зарабатывать, получать, иметь.
Вскоре Мосляков понял, что работа в кадрах — золотое дно. От него зависело многое: перемещения по службе, распределение жилья и даже такие мелочи, как оформление отпусков, посылка на учебу, поездки для изучения опыта. Именно эта сторона кадровой работы, понял он, могла дать определенную добавку к окладу.
И он поначалу робко, будто в шутку, намекал кому-нибудь из уходящих в отпуск мастеров, что «было бы не плохо, как водится…». Потом однажды взял деньги за содействие в продвижении по службе. Так и пошло. Иван Арсентьевич развернулся в полную силу.
Года три он жил в свое удовольствие. Заново отделал квартиру. Выложил кухню, ванную, туалетную комнаты изразцовой плиткой. Убрал с пола линолеум и застелил его древесно-волокнистыми плитами. Раздобыл новую мебель, импортные обои, паласы, ковры. Да и старый родительский дом в деревеньке неподалеку от Энска стал, как игрушка.
И все это почти бесплатно, с помощью доброхотов, которым Иван Арсентьевич тоже где-то помог, где-то подтолкнул, а то и просто замолвил словечко. Особенно старался для него Федор Лукич Горбов, когда-то рядовой снабженец, которого Мосляков сумел «двинуть» в замы начальника отдела снабжения.
К тому времени Иван Арсентьевич осмелел или, вернее, обнаглел и уже открыто требовал взятки. В конце концов все эти дела вышли наружу и ему указали на дверь. Правда, без шума: руководство завода не хотело огласки. Ведь речь шла о коммунисте, бывшем фронтовике, орденоносце. Как-то неудобно такого заслуженного человека увольнять по статье! А Мосляков, получив возможность уволиться «по собственному желанию», тут же попытался пристроиться на кадровую работу в другом предприятии, но номер не прошел: новое начальство, видимо, воспользовалось телефоном и переговорило с его прежним руководством. Так что уверенный в успехе Мосляков получил вежливый отказ.
Тогда он вспомнил, что существуют военкоматы, что он, хотя и отставной, но офицер и пошел к горвоенкому. Полковник, понятно, не стал наводить никаких справок по месту прежней работы Мослякова. Обращение к «гражданским» он считал ниже своего достоинства. Горвоенком видел перед собой нуждающегося в его помощи офицера, ветерана войны. И он помог ему. Мослякова назначили начальником штаба гражданской обороны на крупный завод. В окладе Иван Арсентьевич даже выиграл. Но вскоре понял, что из гражданской обороны шубу не сошьешь. И затосковал. А затосковав — запил. Был, был у Ивана Арсентьевича и этот грешок.
Дело кончилось тем, что его снова уволили. А потом умерла жена и жизнь старика покатилась под откос. На работу устроиться он уже не пытался, опускался потихоньку, пил, ходил грязным, небритым.
Однажды, в минуту тяжелейшего похмелья, к нему неожиданно нагрянул Горбов, его давний знакомец. Нагрянул не один, а с двумя приятелями.
Стояла зима, крутая, морозная. Иван Арсентьевич зажег свет в прихожей, окинул гостей взглядом. Что ж… Люди солидные. Хорошие меховые шапки, пальто — драп, велюр… И ему стало стыдно за свой довольно затрапезный вид, за грязную квартиру…
Самый молодой из троих, хорошо сложенный черноглазый красавец, снисходительно улыбнулся:
— Не смущайтесь, Иван Арсентьевич, чистота не главное! Мы людей ценим не за это.
А самый старший, седоватый, худощавый, но еще довольно крепкий, согласно покивал.
— Мы, собственно, ненадолго, — сказал Горбов.
Иван Арсентьевич взглянул на него. Тот стоял за столом против Мослякова, двое других устроились на диване.
— Вот что, Иван Арсентьевич, — продолжал Горбов и круглое лицо его с чуть отвисшими, полными щеками напряглось и немного посуровело. — Пришли мы к тебе с деловым предложением… Как ты знаешь, в стране идет перестройка. Если отбросить словесную шелуху, то получится — надвигается новый нэп. Стали нужны деловые люди: с умом, с деньгами, инициативные…
— Короче, мы решили организовать кооперативное кафе, — сказал молодой. — Как это уже делается в Москве, в других городах.
— Кто это «мы»? — спросил Мосляков.
— Мы — это знакомый ваш Федор Лукич Горбов — раз, далее — большой специалист кулинарного искусства Виктор Сергеевич Курбатов — два, — при этом молодой мотнул головой и указал на пожилого соседа. — И наконец, ваш покорный слуга — Валентин Осипович Загоруйко.
— И как же вы думаете провернуть такое дело? — поинтересовался Иван Арсентьевич.
— Каждый из нас, — ответил Загоруйко, — внесет вступительный взнос — десять тысяч рублей. На эти деньги надо арендовать помещение, приобрести инвентарь, нанять служащих, организовать производство.
Иван Арсентьевич с сомнением покачал головой.
— Тридцатью тысячами, пожалуй, не обойтись.
— Вот поэтому, уважаемый, — подал голос «большой мастер кулинарного искусства» — мы и рассчитываем на вас.
Голос у Курбатова оказался хотя и не громким, но несколько резковатым и скрипучим.
— То есть? — не понял его Иван Арсентьевич.
Горбов предупреждающе поднял ладонь:
— Не беспокойся, Иван Арсентьевич. Мы к тебе не за деньгами пришли. Да мы и знаем: такие деньги у тебя не водятся. Тут другой расчет. Во всяком новом деле, Иван Арсентьевич, важно своевременно учесть некоторые психологические нюансы. Скажем так — вождь выдвинул идею. Нужна ему поддержка с мест? Конечно. И тот, кто первым доложит, отрапортует, может рассчитывать на признательность вождя. Так?
— Так, — согласился Мосляков, не понимая, куда он клонит.
— Вот так и с кооперативами. Правительство кинуло клич. Как должны повести себя местные руководители?
Мосляков пожал плечами:
— Будут стараться. Выискивать резервы.
— Вот именно, — ухмыльнулся Курбатов. — Дело это серьезное. А отличиться каждому хочется. Значит, сейчас удобный момент: местные власти ничего для первых кооператоров не пожалеют. Надо этим воспользоваться. Улавливаете, Иван Арсентьевич?
— Вот мы и будем одними из первых, — снова вмешался Горбов. — Но нам нужна соответствующая вывеска, реклама. Нужен достойный председатель кооператива.
— Все практические дела мы будем вести сами, — проскрипел Курбатов.
— А председатель нам нужен для представительства, для хождения по инстанциям, — пояснил Горбов. — Ищем человека вроде тебя: заслуженного, авторитетного…
— И ловкого, — добавил Загоруйко.
— Ну, как?
— Что «ну, как?».
— Пойдете к нам председателем? — спросил Загоруйко.
И он согласился. Условия оказались необычными и выгодными. Новоявленные кооператоры установили ему ни за что ни про что жалованье — пятьсот рублей в месяц. И практически никаких обязанностей. Правда, на первых порах предстояли хлопоты: надо было зарегистрировать — узаконить кооператив, открыть в банке текущий счет, «выбить» в горисполкоме ссуду, добиться передачи государственного кафе «Весна» во владение кооператива. Но за каждое такое «ходатайство» кооператоры платили Ивану Арсентьевичу дополнительно.
Ивану Арсентьевичу было даже приятно «представительствовать». Перед каждым выходом в инстанции он тщательно брился, надевал свежую, хорошо отутюженную рубашку и пиджак со всеми регалиями. Кооператоры даже заказали ему визитные карточки. На плотной бумаге, в красивой рамке значилось: «Председатель кооперативного кафе «Южное» Иван Арсентьевич Мосляков, ветеран партии, войны и труда», и чуть ниже адрес и телефон. Приятно, что ни говори!
«Представительство» делало жизнь Ивана Арсентьевича более полной. Он сам себе казался уже не просто пенсионером, а человеком значительным, важным, не похожим на других. Да и деньги были очень кстати.
Месяца через два все организационные дела утряслись, и кафе «Южное» заработало. Загоруйко крутился в двух залах кафе, Курбатов — на кухне, Горбов, обеспечивавший снабжение, — везде. Он «доставал», организовывал поставки продуктов, разъезжал по всей области и за ее пределами… И только один Иван Арсентьевич, поприсутствовав на торжественном открытии кафе, в дальнейшем пребывал в состоянии оплачиваемого безделья.
Как-то, идя домой, столкнулся Мосляков во дворе с соседом по дому Павлом Ивановичем Есиповым. Они были знакомы, иногда по-стариковски перекидывались парой фраз. Вот и сейчас пошли вместе. По пути говорили о том о сем. А под конец Есипов глянул на Мослякова как-то искоса и спросил:
— Слышал я, Иван Арсентьевич, вроде бы ты в индивидуальную трудовую деятельность ударился?
— Я? — растерялся Мосляков. Ему сейчас почему-то было стыдно признаться в той роли, которую он фактически играл в кооперативном кафе.
— Говорят, что ты стал закоперщиком целого кооператива?
— А-а-а… — протянул Мосляков, будто только что догадался о чем идет речь. — Шагаю в ногу со временем, Павел Иванович. Перестройка-то — дело всенародное. Вот и я решил…
На том и расстались. Есипов повернул к своему подъезду, а Мосляков пошел дальше. Но с тех пор у Мослякова в душе появилась невидимая заноза. И дармовые деньги его уже не так радовали.
Сегодня был обычный, «пенсионерский» день. Не спеша пообедал, отдохнул. В комнате было душно, и Иван Арсентьевич вышел на балкон. По тротуарам, как обычно, куда-то спешили люди. Иван Арсентьевич посмотрел прямо вниз, на широкую асфальтированную площадку у своего подъезда. К ней подъезжал синий «Москвич». Вот он остановился, дверца открылась, и Мосляков увидел Загоруйко.
Через минуту Иван Арсентьевич уже впускал его в квартиру. Тот, не задерживаясь в прихожей, прошел в комнату. Повернулся к идущему сзади Мослякову, уставился на него черными глазищами и без всяких вступлений сказал:
— Понимаешь, Курбатова убили.
— Как убили? — ахнул Мосляков.
— Ножичком Иван Арсентьевич, ножичком. Но речь не о том. Давай-ка сядем, поговорим.
Иван Арсентьевич, почувствовавший слабость в ногах, сел. Заноза в груди, появившаяся после давнего разговора с Есиповым, опять заныла от дурных предчувствий.
Капитан Безуглый
Этого, конечно, следовало ожидать. Лично мне понятно, почему начальник управления приказал не докладывать ему подробности дела по убийству Курбатова.
А ларчик-то открывается просто. Судя по всему, мы вторгаемся в поощряемую самыми высокими инстанциями индивидуальную трудовую и кооперативную деятельность.
Во всяком случае, убитый, несомненно, из этих кругов. А убийца или убийцы? Кто их знает, может быть, тоже оттуда?
Поэтому меня, естественно, насторожило желание начальника управления уйти от подробностей и «доверить» дело мне. Такое доверие сильно попахивает желанием иметь под рукой «мальчика для битья» или, если по-русски, — козла отпущения.
Но дисциплина есть дисциплина, возражать против приказного доверия я не мог. Поэтому, как только заместитель начальника управления отпустил нас, мы — Сережа Пряхин, младший лейтенант Левин и я — собрались в моем кабинете.
— Давайте прежде всего обсудим, что нам известно, — предложил Пряхин.
— Давайте, — согласился я.
— Итак, ударом острого колюще-режущего предмета, скорее всего ножа, убит шеф-повар кооперативного кафе «Южное» — Виктор Сергеевич Курбатов. Последнее время он занимался оздоровительным бегом трусцой по дороге, идущей от автостанции «Пригородная» к дачному поселку Ключары.