«Ауди» стремительно приблизилась и начала объезжать нас слева. Я быстро опустила боковое стекло и, когда «Ауди» поравнялась с моим «Фольксвагеном», забросила в окно азиата шумовую гранату. Через секунду в их салоне оглушительно рвануло, словно на крышу «Ауди» с большой высоты внезапно обрушился несгораемый шкаф.
Для неподготовленного зрителя эффект был просто потрясающим. Оба человека в машине — и водитель, и азиат — подпрыгнули на своих местах. На мгновение мне удалось увидеть глаза азиата, и теперь вместо узких щелочек на меня смотрели две пятирублевые монеты.
Я сбросила газ, не давая «Ауди» далеко отстать от себя, выхватила из сумки газовый пистолет и дважды выстрелила в окно. Раздались негромкие приглушенные хлопки, будто кто-то с чувством высморкался, и плотное облако «Черемухи» расцвело в салоне рыжей «Ауди». Затем моя нога до самого предела выжала акселератор; от резкого набора скорости меня откинуло на спинку сиденья.
В зеркало я увидела, как «Ауди», потеряв управление, пересекла полосу встречного движения, затряслась, словно в приступе тропической лихорадки, на неровностях обочины и наконец уткнулась в невысокую кочку на самой границе с откосом. После удачно проведенной химической атаки я вполне могла быть уверена, что как минимум десять — пятнадцать минут все, кто находился в «Ауди», будут далеки от мысли продолжать погоню, и единственным их занятием на это время будет размазывание по лицу слез, соплей и слюней.
Примерно через минуту, после поворота, «Ауди» пропала из виду. Получив мое разрешение и опасливо оглядываясь назад, Соболев поднялся с пола, когда мой «Фольксваген» ровно заскользил по прямой.
— Что это было? — спросил он, обращаясь ко мне.
— Наши вчерашние знакомые, — ответила я.
Дальше Соболев, очевидно, хотел спросить, что им было надо, но, встретившись со мной глазами, промолчал. Для меня самой этот эпизод стал некоторой неожиданностью.
«Значит, Бен с Утюгом не довели до начальства мое предложение, а решили сами исправить собственные оплошности и выполнить задание до конца, — подумала я. — Дисциплина у них хромает, и поэтому не до всех еще дошла весть о временном прекращении огня и предстоящей „встрече в верхах“.»
— Наверное, вы правы, Семен Петрович, — сказала я вслух, — учитывая упорство, с которым вас преследуют, вам не стоит встречаться лично с этим Чесноком. На встречу я схожу сама.
Но та масса впечатлений, обрушившаяся на него недавно, так поразила его, что нельзя было с уверенностью сказать, рад он этому или не очень. Между тем я свернула с шоссе и, виляя и подпрыгивая на грунтовой дороге, через десять минут выехала на другой путь. Теперь, следуя исключительно по окраинам, я могла вернуться на соболевскую дачу.
Меня сейчас занимал вопрос: известно ли нападавшим о даче? Но многократно прокручивая в голове все события последних дней, я пришла к выводу, что о даче они скорее всего не знают, люди из «Ауди» так же, как и мы с Соболевым, направлялись в теплицу, и им еще ничего не было известно о наших предстоящих переговорах с Чесноком.
Учитывая, что безопасность клиента была превыше всего, я решила оставить его на время встречи на даче. Тем более что в случае нападения по мобильнику можно было вызвать милицию. Моя же задача на встрече в «Каменном цветке» сводилась к выяснению требований противоположной стороны. Если же нужно будет уточнить спорные вопросы, то я могла позвонить Соболеву на мобильник, который собиралась оставить ему.
Соболев выслушал мой план и выразил свое согласие радостным кивком. По всему было заметно, что перспектива остаться одному взаперти на даче пугала его значительно меньше, чем встреча с главарем Утюга и Бена.
— Надеюсь, что вы, Женя, сможете разрешить сегодня все вопросы, — сказал Соболев, задумчиво глядя куда-то в окно.
— Я тоже, — ответила я, бросив на него изучающий взгляд.
Подъезжая к дому, в котором мы провели прошлую ночь, я выполнила несколько «противолодочных» маневров — так на жаргоне оперативников назывались приемы выявления слежки. Но все было спокойно, и я уверенно направила «Фольксваген» к знакомым воротам. Внешние признаки проникновения в дом и устройства там очередной засады отсутствовали.
Я вышла из машины, велев Соболеву занять водительское место и в случае любого подозрительного шума немедленно уезжать, и легкой прогулочной походкой направилась к калитке. Выходя из машины, я прихватила с собой связку отмычек, отобранных у Бена, и довольно быстро подобрала из них подходящую. Калитка, скрипнув, как и в прошлый раз, открылась, и я зашла внутрь.
Мои опасения и предосторожности на этот раз оказались напрасными: в доме никого не было. Я раскрыла ворота, и Соболев завел мой «Фольксваген» в гараж. Затем я заперла все запоры, и мы прошли в дом. До назначенной встречи оставалось еще больше трех часов, и я решила заняться небольшим переоборудованием инкубатора попугаев и будущей орхидейной теплицы в некое подобие неприступного укрытия, способного выдержать несколько часов осады.
В подвале в случае нападения можно было запереться и, вызвав помощь по мобильнику, дожидаться ее прибытия. Соболев сразу же согласился с моими соображениями и отправился показывать мне подвал.
Вход в него находился в прихожей. Это был большой люк, открывавший ступеньки вниз, которые в свою очередь приводили в темную комнату наподобие маленького погреба. Там уже находилась дверь, ведущая в обширный подземный этаж.
Соболев потянул за ручку дверь на себя и в образовавшуюся щель просунул руку, нашаривая выключатель на стене. Попытка найти его на ощупь не увенчалась успехом, и, негромко чертыхнувшись, он вошел в темноту.
— А вот он, наконец-то! — раздался его радостный возглас. — Я нашел его.
Раздался щелчок, и в следующее мгновение подвал озарился яркой, как блеск молнии, вспышкой света, а все внутреннее пространство наполнилось внезапным и резким хлопком. Я увидела побледневшее лицо Соболева, тут же покрывшееся мелкой испариной. Затем все быстро погрузилось в темноту.
Мои боевые рефлексы сработали моментально: я метнулась в его сторону, сбила на пол и приготовилась отразить нападение или же закрыть его своим телом сверху. Но вслед за вспышкой и хлопком ничего не последовало, а где-то впереди послышался приглушенный звук, словно захрустел под чьей-то ногой снег. Мои мышцы постепенно, одна за другой расслабились, я выпрямилась и помогла подняться Соболеву.
— Лампа, — спокойно прокомментировала я случившееся.
— Что — лампа? — недоуменно переспросил Соболев.
— Лампа, лампочка, взорвалась. Наверное, слишком старая, да и влажновато тут для нее, — пояснила я.
— Ну, конечно. — Соболев заметно повеселел и, словно стесняясь проявления своего недавнего страха, устремился в глубь подвала.
— Здесь есть еще одна… — Его голос внезапно прервался, а до меня донесся шум падающего тела. — Что-то я сегодня на ногах не стою, — раздался сдавленный смех Соболева из темноты. — Обо что же я споткнулся?
Мои глаза к этому времени начали различать в подвальном мраке неясные контуры предметов. И то, что я увидела, повергло меня в легкий шок. В паре метров от меня, там, куда направился Соболев, на полу лежал не один, как можно было это предположить, а два человека.
Я сильно зажмурила глаза в надежде, что эта иллюзия была не чем иным, как следствием резких перемен в освещении, и что противное двоение в глазах немедленно пройдет, как только я их открою. Я подняла веки: на полу подвала Соболев по-прежнему присутствовал в двух экземплярах. Тогда я закрыла один глаз: я хорошо помнила, что двоение в глазах является результатом не скоординированной работы обоих глаз и должно исчезать, если посмотреть на предмет только одним глазом.
Но соболевское раздвоение оставалось стойким. В это время одна из фигур, слегка охнув, зашевелилась и начала подниматься на ноги. Вторая же оставалась неподвижно лежать на полу. Я облегченно вздохнула, и тут мой мозг прорезала страшная догадка. Вместе с воздухом я вдохнула в себя жутко знакомый запах. Он был приторно-сладковатым, густо вяз на зубах и во рту и имел свойство превращаться в неприятную липкую горечь.
Так пахнуть мог только еще не успевший разложиться труп. Я достала из кармана зажигалку и, чиркнув ею, зажгла маленькое дрожащее пламя. Мгновенно на стенах и потолке подвала призрачно заплясали неровные тени, а слабый свет выхватил из темноты то, что я вначале приняла за непонятную иллюзию. Теперь никаких сомнений не оставалось. Это был труп. Труп человека, который был мертв уже несколько дней.
Соболев тоже увидел страшную находку и резко вскочил на ноги. Под потолком вырисовалась еще одна лампа, а на противоположной стене другой выключатель. Я сделала несколько шагов в его направлении и щелкнула клавишей. Подвал через запыленный абажур осветился тускловатым светом.
Соболев тоже увидел страшную находку и резко вскочил на ноги. Под потолком вырисовалась еще одна лампа, а на противоположной стене другой выключатель. Я сделала несколько шагов в его направлении и щелкнула клавишей. Подвал через запыленный абажур осветился тускловатым светом.
Помещение было заставлено ящиками, и перед ними на спине лежало тело парня примерно двадцати семи лет. Голова его была запрокинута так, как этого не способен сделать живой человек. Уголки губ были безвольно опущены, а вылезшие из орбит глаза незряче смотрели в потолок. На груди, на одежде, были видны следы крови. Запекшаяся кровь темнела в уголке полуоткрытого рта. На шее хорошо виднелась пара синяков, указывавших на способ убийства — удушение.
Соболев ошарашенно-испуганно посмотрел на меня.
— Что это? — задал он совершенно неуместный в данной ситуации вопрос.
— Труп, — спокойно ответила я.
— Может, он еще живой, — сказал Соболев, хорошо понимая всю абсурдность своего предположения. — Может, надо вызвать «Скорую»?
— Нет, — твердо заключила я, осматривая признаки начинающегося разложения. — Единственный, кто ему сейчас требуется, это патологоанатом. Вы знаете его? Я имею в виду не патологоанатома.
В ответ Соболев отрицательно затряс головой.
— Пошли, — решительно скомандовала я и подтолкнула Соболева в направление выхода.
Мы поднялись наверх и прошли в комнату. После страшной находки в подвале не было ни мыслей, ни слов, а одно тревожно-томительное желание жить. Итак, события последних дней получили неожиданное продолжение. Связь между нападениями на Соболева и убийством на его даче неизвестного ему человека, несомненно, была. Но какая?
Я тряхнула головой, разгоняя рой хаотических мыслей, и в ответ на вопросительный взгляд Соболева взяла в руки мобильный телефон.
— В милицию? — с обреченной покорностью в голосе спросил он.
Я молча кивнула, и мои пальцы проворно набрали на панели «02». Оперативный дежурный долго и обстоятельно переспрашивал, кто я и где находится дом, затем буркнул: «Ждите» — и бросил трубку.
Оперативная группа прибыла через десять минут. Старший группы — уже немолодой молчаливый дядька, представился Медведевым Алексеем Михайловичем. Затем придирчиво и очень подозрительно выслушал рассказ о случившемся в моем изложении и хмуро поинтересовался, кто я. Я извлекла из сумочки свои документы и дала ему их вместе с лицензией на охранную деятельность. Медведев небрежно раскрыл мои бумаги и быстро пробежался по ним глазами.
— Пройдемте вниз, — мрачно пригласил он нас обоих в подвал.
— Итак, вы его не знаете и видите в первый раз, — бесстрастным голосом Медведев задал вопрос нам обоим, когда поднялся с корточек от трупа, оставив суетиться вокруг него своих помощников.
Я еще раз внимательно всмотрелась в лицо мертвого человека, силясь отыскать в его чертах хоть что — то знакомое, чтобы не расстраивать следователя. Но, к его великому разочарованию, так и не нашла. Соболев также не смог ничем его порадовать.
Впрочем, наш ответ его совершенно не удивил. Он подошел к стоявшим друг на друге ящикам, открыл один из них и извлек оттуда горсть темно-коричневых луковец размером с мелкий каштан.
— Что это? — строго спросил он.
— Это? — удивленно ответил вопросом на вопрос Соболев, но спохватился и сказал: — Бахромчатый тюльпан. Луковицы. Очень красивый цветок.
— Ясно, — понимающе протянул Медведев, слегка помял луковицы в ладони, зачем-то понюхал и разочарованно отправил их обратно в ящик. — Цветочный бизнес.
— Да, — согласился Соболев.
Мы снова поднялись в комнату, и Медведев, вежливо спросив разрешение, закурил.
Он еще не успел докурить сигарету до конца, когда поднялся его молодой помощник в штатском и бодро доложил, что по предварительным данным, смерть наступила в результате удушения, а в куртке убитого обнаружены документы на имя Тихова Владимира Сергеевича и десять тысяч долларов США в стодолларовых купюрах.
Итак, обозначилась слабая, но уже довольно определенная связь: здесь так же, как во время последнего нападения, фигурировали деньги — источник если не всех, то, по крайней мере, подавляющего большинства всех земных зол. Единственно, что не совпадало в случае Соболева, это сумма. Цифра, которую назвал сегодня Бен, была четырнадцать тысяч. И что казалось в высшей степени подозрительным, так это тот факт, что если человек в подвале был убит из-за денег, то почему они остались при нем?
Медведев в ответ на доклад удовлетворенно присвистнул и повернулся к нам. Его вид ясно выражал, что ко всему сказанному нами он будет относиться по принципу «если это и неправда, то хорошо придумано». Официальным и до противного сухим голосом он сообщил, что нам придется съездить в отделение и на какое-то время задержаться там.
При этих словах Соболев растерянно взглянул на меня, но я только пожала плечами. Специфика моей профессии предполагала периодическое общение с представителями правопорядка. И иногда на их территории. Но для Соболева это явно было новым ощущением в жизни, и он воспринимал его без видимого энтузиазма. «Ничего не поделаешь — общение с милицией по поводу обнаруженного на твоей даче трупа и собирание орхидей в тропиках Азии совершенно разные вещи», — подумала я.
Вскоре труп погрузили в специальную машину. Она отправилась в свою сторону, а мы с Соболевым и Медведевым на моем «Фольксвагене» в свою.
Местное отделение милиции, в ведении которого находилась территория «Серебряной долины», располагалось относительно недалеко — четыре поворота и три ямы, две из которых были заполнены водой, по причине чего «Фольксваген» приобрел совершенно не эстетичную кляксу на переднем крыле.
— Извините, Алексей Михайлович, — обратился Соболев к Медведеву, — мы надолго задержимся у вас?
— Это как получится, — уклонился от прямого ответа тот и всем своим видом дал понять, что чистосердечное признание, как и раньше, смягчает вину и делает наказание более легким.
Совершенно невинный вопрос Соболева неожиданно напомнил мне о времени и о назначенной мною же встрече в «Каменном цветке». Я бросила взгляд на часы и поняла, что уже опаздываю, — стрелки с неотвратимостью паровоза приближались к без двадцати шесть.
В уме я начала лихорадочно перебирать все возможные аргументы, которые убедили бы Медведева отпустить меня хоть ненадолго. Или найти способ перенести встречу на более позднее время. При мысли о втором варианте я дотронулась до пейджера на поясе, через который могла иметь связь с Чесноком, но только одностороннюю и притом в обратном направлении.
«Почему он молчит? — быстро, как мышь, юркнула в моем мозгу неожиданная мысль. — Это же пейджер Бена. Неужели за все это время на него не пришло ни одно сообщение? Или же после провала все сразу разлюбили его и не захотели больше общаться?»
Я сняла пейджер с пояса и поднесла к глазам. На его электронном табло совершенно отчетливо мигало короткое сообщение. Что-то липкое и холодное от плохого предчувствия вползло в меня, поднялось от ног к животу, и его лапа с острыми когтями сжала мне сердце.
«Почему же не было звукового сигнала?» — промелькнуло у меня в голове.
Но уже в следующую секунду ответы на все вопросы одновременно были получены — на экране, периодически исчезая и подслеповато мигая, светилась надпись «замените элементы питания». Я мысленно чертыхнулась. Быстро, не выпуская руль, одной рукой я раскрыла батарейный отсек и вытряхнула два металлических цилиндрика себе на колени.
В бардачке у меня была пара уже бывших в употреблении, но еще вполне пригодных для работы батареек. По-прежнему орудуя только одной рукой, я совершила замену, защелкнула крышку и включила пейджер. Следствием моих манипуляций была целая череда пищащих трелей, возвещавших о получении посланий малопонятного содержания.
«Подруга будет встречай Лена Серый» — гласило первое из них. «Получил восемь отгрузка ботвы завтра Котов», — практически без паузы последовало за этим.
«Одним словом — грузите апельсины бочками братья Карамазовы», — мысленно прокомментировала я получаемые на пейджер сообщения, являвшиеся для меня полным бредом и не несшие никакой полезной информации.
Гнусавое попискивание пейджера уже начало меня утомлять, и я стала всерьез подумывать, как бы избавиться от его назойливых трелей, но два новых сообщения, высветившиеся на дисплее друг за другом, цепко приковали мое внимание.
«„Каменный цветок“ завтра десять утра Чеснок», — по-деловому кратко и отрывисто гласило первое.
«Ну что ж, — не без облегчения подумала я, — одной заботой теперь меньше».
Причина переноса могла быть самой разнообразной и до банального прозаичной. Однако мой опыт упрямо твердил, что никаких случайностей, тем более в делах подобного рода, не бывает и быть не может.