— Точнее. Что вам велено сделать?
— Ничего особенного, — словно соревнуясь, кто больше успеет выдать информации, снова заговорил Утюг. — Нам дали адрес, мы должны были просто разобраться с ее хозяином.
— Что значит разобраться?
— Ну, сама понимаешь… — Ответ на этот вопрос явно смутил Утюга.
— Меня интересует причина, из-за которой этот человек впал в такую немилость к Чесноку. — При этом я заметила, как Соболев напрягся всем телом и слегка подался вперед.
— Петрович кинул его. На четырнадцать штук, — сказал Бен.
— Что-о? Четырнадцать штук? — с негодованием воскликнул Соболев так, будто вопрос заключался только в размере суммы, а не в факте обмана.
— Ну, может, не на четырнадцать, а на пятнадцать или двадцать — откуда я знаю? Он должен был поставить товар. Бабки через Шурика ему передали. А этот смылся.
При этом Бен попытался скосить в сторону Соболева горящие ненавистью глаза. Именно он был сейчас источником всех его последних несчастий. Но ему это не удалось, и он напомнил мне глупую деревенскую дворнягу, крутящуюся на одном месте в безуспешных попытках поймать собственный хвост.
— Какой Шурик?! Какие четырнадцать штук?! — подал со своего места возмущенный голос Соболев.
Однако требовательным жестом я заставила его замолчать.
— Это все? — спросила я, обращаясь к Бену.
— Все, — широко раскрыв глаза, изображая тем самым искренность, закивал Бен.
— Все, — с готовностью подхватил Утюг.
— Значит, Петрович обещал поставить Чесноку товара на четырнадцать штук, взял деньги и смылся? Я правильно поняла?
— Ну, да, — подтвердил Бен, недоумевая, как можно не понимать столь простую вещь.
В этот момент Соболев попытался раскрыть рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, но я быстро поднялась со стула, стремительно приблизилась к нему и за рукав потянула на кухню.
Настало время поговорить с Соболевым совершенно серьезно. Я открыла кран на полную мощность, чтобы струя воды, громко разбиваясь о раковину, заглушала наш разговор от Бена с Утюгом.
— Ну-с, гражданин Соболев, теперь вы мне ничего не хотите сказать? — произнесла я с видом милиционера, поймавшего несовершеннолетнего воришку во время попытки забраться в чужой карман.
— Женя! Я расскажу все, что вы хотите! Но я ничего не знаю! — широко раскрыв глаза и разведя руками, воскликнул Соболев.
В памяти сразу же всплыли и его несколько путаные объяснения по поводу необходимости своей охраны, «черного нала», получение небольшого «дипломата» и поездка с ним в «Эко-банк». Вполне могло оказаться, что именно в этом «дипломате» находились те самые злополучные четырнадцать тысяч, из-за которых сейчас я и находилась здесь.
Однако во взгляде, жестах, интонации Соболева угадывался человек добродушный и неспособный к обману. Мой внутренний голос громко твердил мне об этом. Но моя интуиция сегодня уже подвела меня, и к тому же в моей практике, к сожалению, бывали случаи, когда клиенты нанимали меня, чтобы обезопасить свои не очень чистые дела. Одним словом, относиться к Соболеву, как к жене Цезаря, которая, как известно, «вне подозрений», достаточных оснований у меня не было.
— Значит, вы ни у кого не брали денег на поставку товара, никого не «кидали» и не обманывали другим способом?
— Клянусь, нет!
— Кто такой Чеснок?
— Чеснок? Я не знаю. — В голосе Соболева угадывалось вполне искреннее недоумение.
— Что было в «дипломате», который вы получили вчера при встрече? — Я быстро обрушивала на него град вопросов, не давая возможности как следует обдумать ответ.
— Я же говорил: только бумаги, касающиеся теневой стороны финансовой деятельности.
— Теневая сторона — это четырнадцать тысяч?
— Нет. Этот человек — большой, может быть, самый большой специалист в городе по налогообложению, точнее, по его минимизации, аудиту и двойной бухгалтерии. И в «дипломате» были документы по истинному финансовому положению и официальному для отчета.
— Насколько я поняла, ваш бизнес не приносит больших доходов. Чего же вам тогда скрывать?
— Как раз вот эти небольшие доходы. Если их не скрывать, то работа будет или бесприбыльной, или в убыток. А после сокрытия официально работа фирмы бесприбыльна, а реально остается тот самый небольшой доход.
Соболев отвечал быстро, четко и уверенно. Возможны были два варианта: либо он хорошо выучил и прекрасно играл свою роль, либо говорил правду. И хотя он казался честным человеком, попавшим в непонятную криминальную передрягу по причине этой самой не очень большой, по его словам, прибыли, у него были веские основания повести грязную игру, чтобы за чужой счет «срубить» где-нибудь лишние четырнадцать тысяч.
Я задумалась на секунду над создавшимся положением и решила за основу выбрать все-таки второй вариант: исходить из того, что Соболев вел себя со мной честно. Я вернулась в комнату, где валялись связанные Бен и Утюг.
— Я отпускаю вас, мальчики, — произнесла я.
Если бы я была режиссером драматического театра и ставила «Ревизора» Гоголя, то добиться лучшего исполнения «немой сцены» у меня вряд ли бы получилось. Замерли все: Соболев с открытым ртом, Бен, за счет позы и цвета костюма теперь напоминавший большую засушенную ящерицу из экспозиции кунсткамеры. А что касается Утюга, то он от удивления настолько выпучил глаза, что невольно начинала закрадываться мысль: не поразила ли его внезапно базедова болезнь.
В течение нескольких секунд я довольно восседала на стуле и наслаждалась достигнутым эффектом.
— Да-да, вы не ослышались — я отпускаю вас. Но при одном условии, — продолжила я.
Энтузиазм моих пленников несколько поубавился. Вероятно, они прикидывали, какую сумму я потребую в обмен на их свободу.
— Условие очень простое — вы передадите Чесноку, что мы хотим встретиться с ним и решить все вопросы полюбовно. Встреча состоится сегодня в «Каменном цветке». Понятно?
Утюг с Беном синхронно и энергично затрясли головами, словно боясь, что я могу передумать.
— Мы будем там в восемнадцать часов. — При этом я незаметно наблюдала за реакцией Соболева.
И нельзя было сказать, что эта реакция мне понравилась. При моих последних словах на его лице отразилось еще большее удивление, а затем он, что называется, ушел в себя.
«В любом случае, независимо от того, честную или грязную игру ведет Соболев, эта встреча позволит расставить все точки над „и“ и вывести его на чистую воду», — подумала я.
— Запомнили? — сказала я уже вслух. — Сегодня в «Каменном цветке» в восемнадцать часов. Смотрите ничего не перепутайте.
«Каменным цветком» называлось одно кафе в самом центре города с окнами во всю стену, что позволяло видеть изнутри происходящее снаружи и наоборот. К тому же совсем близко там находилось отделение милиции. Я надеялась, что все эти обстоятельства заставят наших будущих партнеров воздержаться от применения необдуманных силовых акций.
— Чеснок — занятой человек, — рассудительным тоном произнес Бен. — А если он не сможет в это время?
— Тогда пусть назначит свое в том же месте. Светлому времени суток отдается предпочтение.
— А как ты узнаешь?
Я ненадолго задумалась. В рассудительности Бену действительно нельзя было отказать. Я, конечно, могла дать номер своего телефона или Соболева. Но в первом случае мне не хотелось оставлять свои координаты неизвестному человеку с явной наклонностью к криминальному разрешению споров и конфликтов. Во втором же существовала необходимость постоянно кому-то находиться на телефоне, что было равносильно открыть свое месторасположение раньше времени или же заставить этого человека рисковать.
— Очень просто, — ответила я.
При этом я подошла к Бену и сняла с его брюк пейджер, который остался там, несмотря на все бурные события последних минут.
— Пусть сообщит мне об этом на пейджер. Вот на этот. Его я верну при встрече. А вот нож и отмычки я, пожалуй, оставлю себе на неопределенное время. Чтобы вы не забывали соответствующую статью Уголовного кодекса о незаконном проникновении в жилище.
Я освободила обоих своих пленников.
— Где находится выход, вы знаете, — в качестве прощального напутствия сказала им я. — Только не забудьте, пожалуйста, прикрыть за собой дверь.
Громкий хлопок из прихожей показал, что Бен с Утюгом оказались достаточно благоразумными, чтобы оценить мое великодушие и не пытаться немедленно взять реванш за недавнее поражение.
— Что вы теперь собираетесь делать? — В голосе Соболева отчетливо звучали нотки нервозности и неуверенности в собственном будущем.
— Только то, что сказала — встретиться в восемнадцать часов с Чесноком, — бесстрастно ответила я.
— А что делать мне?
— Разве у вас больше нет никаких дел по части вашего бизнеса?
— Только то, что сказала — встретиться в восемнадцать часов с Чесноком, — бесстрастно ответила я.
— А что делать мне?
— Разве у вас больше нет никаких дел по части вашего бизнеса?
— А я могу быть уверенным в своей безопасности после того, как вы отпустили этих двоих?
— А разве вы уже объявили об окончании моей работы? Если да, то я требую немедленного расчета. Если нет, то продолжаем.
— Нет-нет, мы продолжаем. — Торопливость, с которой Соболев произнес последние слова, не оставляла ни малейших сомнений в его полном нежелании расставаться со мной.
— Тогда до шести часов вы занимаетесь делами фирмы или любыми другими. Я буду сопровождать вас, обеспечивая вашу безопасность. А потом я, точнее мы встретимся в «Каменном цветке» с Чесноком и вы, я надеюсь, выясните все ваши дела и возникшие недоразумения.
— Это обязательно? — Голос Соболева, как мне показалось, слегка дрогнул от осознания необходимости встречи с Чесноком, что называется, лицом к лицу.
— Но вы же не собираетесь прятаться всю жизнь и терпеть мое постоянное присутствие, — ответила я, внимательно следя за той сложной гаммой чувств, отражавшейся на лице моего работодателя.
— Понимаете, Женя, — несколько смущенно и застенчиво опустив глаза, как будто ему было невыразимо стыдно, начал объяснять Соболев, — я далеко не трус. Во всяком случае, мне приходилось, как я уже говорил вам, бывать там, где нога человека если и ступала, то ступала очень редко. И то это была нога не белого человека. Уверяю вас, что не каждый человек отважится на такие «прогулки» в одиночку.
Я понимающе кивнула в знак того, что полностью разделяю его точку зрения по данному вопросу — за время службы в «Сигме» мне довелось побывать в таких местах. И я знала очень хорошо, что прекрасной книжной романтики там было очень и очень мало. Однако опасения Соболева по-прежнему оставались непонятны мне.
— Но там, Женя, — продолжал он, — была природа. И она вовсе не враждебна человеку. С ней не надо бороться, надо только суметь вписаться в нее, жить в ней по ее же законам, а не воевать. А здесь начинаешь понимать, что самая большая опасность — это человек. И бояться надо именно людей. А они сейчас очень — и при том беспричинно — агрессивны. Вы же сами знаете, на что способны некоторые люди. А человек смертен.
Я согласилась с его последним высказыванием:
— Да, человек смертен…
Произнеся это, я спохватилась: нельзя настраивать клиента на пессимистический лад. Соболев удивленно, немного растерянно и даже как-то обреченно посмотрел на меня. По его взгляду можно было понять, что он не только не желает расставаться со мной в ближайшее время, но и встречаться с Чесноком тоже. И не старается это скрыть.
«Как бы там ни было, — подумала я, — сегодня вечером эта проблема должна разрешиться полностью».
Через десять минут мы вышли из подъезда и снова заняли свои места в «Фольксвагене». Соболев решил провести внезапную проверку одной из принадлежащих ООО «Эдем» теплиц, которая располагалась в пригороде и где круглогодично выращивались разнообразнейшие тюльпаны. Поездка должна была занять много времени, и поэтому я решила заехать к себе домой, чтобы соответствующе дополнить свою экипировку к сегодняшней встрече в свете новых обстоятельств.
Пока Соболев ожидал в машине, я быстро поднялась в квартиру, захватила миниатюрный диктофон, пару гранат с шумовым эффектом, мобильник с комплектом запасных аккумуляторов и положила их в сумку. Затем достала из нее газовый пистолет, но, слегка поколебавшись, отправила его обратно. Я не очень любила это оружие по нескольким причинам. Во-первых, тактические возможности его весьма скромны и годятся, только чтобы пугать ворон и одиноких хулиганов. В серьезной же ситуации противник вполне способен принять его за боевой ствол и применить настоящее оружие. Поэтому я предпочитала без большой необходимости не вытаскивать его вообще, но что-то подсказывало мне, что в ближайшие дни будет неплохо иметь под рукой хоть что-нибудь.
По дороге Соболев сделал пару звонков с моего телефона, судя по ответам, убедился, что в фирме все в порядке, и с задумчивым лицом откинулся на спинку сиденья.
— Как идут дела? — поинтересовалась я.
— Нормально, — ответил он. — Во всяком случае, окна в конторе больше не били.
— До шести часов у нас перемирие, — напомнила я ему назидательным тоном.
Скоро мы выехали из городской черты, и я с удовольствием утопила педаль акселератора почти до самого упора. Начинался небольшой подъем в гору. С обеих сторон дороги стеной стояли дубы и березы. Полоса впереди меня была совершенно свободна. От быстрой и легкой езды хотелось забыть обо всем, беззаботно откинуться на удобную спинку и начать негромко мурлыкать себе под нос что-нибудь незамысловатое.
Внезапно откуда-то появилась юркая рыжая «Ауди» с затемненными стеклами и начала быстро приближаться к нам. Ее водитель несся с явным превышением скорости и намеревался без особых усилий обогнать нас. Однако делал он это нагло и высокомерно. Совершенно не считаясь с правилами дорожного движения, он гнал прямо по осевой.
Я поддалась внезапному мальчишескому порыву, и вместо того, чтобы спокойно пропустить рыжую «Ауди», как сделала это зеленая «пятерка», еще сильнее надавила на газ. «Фольксваген» мощно заурчал и резко набрал скорость. Водитель «Ауди» нервно загазовал, но я твердо держалась выбранной линии и не давала ему обойти меня.
Так продолжалось около минуты. Водитель «Ауди» начал терять последние остатки самообладания. Я решила, что достаточно проучила его, и собиралась уже уступить, но в этот момент с горы навстречу нам показался целый караван грузовых машин со стройматериалами. Многотонные «КамАЗы» неторопливо, чинно и с чувством собственного достоинства сползали с вершины подъема плотной чередой. Их уверенное спокойствие, не терпящее суеты мелких легковушек, заставило «Ауди» занять свое место на полосе позади нас.
Водитель «Ауди» часто и с каким-то истеричным надрывом просигналил несколько раз подряд. Однако ситуация на дороге была такова, что я не могла пропустить ее вперед. Через какое-то мгновение мне даже стало жалко ее пассажиров, так как вереница запыленных «КамАЗов», похоже, растянулась на целую вечность и, даже достигнув вершины подъема, мне с большим трудом удалось увидеть ее конец.
Тем временем «Ауди» плотно села мне на хвост и, сбросив ход, следовала за нами как приклеенная. Однако спуск скоро кончился, и я, чтобы не злить сверх меры водителя следовавшей за нами машины, снизила скорость и сдвинулась, насколько это было возможно, вправо. Через пару секунд «Ауди» стремительно рванула вперед, пытаясь протиснуться в неширокий коридор между нашим левом боком и встречными «КамАЗами».
Еще в самом начале этого маневра я заметила, как справа начало опускаться переднее боковое стекло. Очевидно, пассажир «Ауди» собирался через него сделать неприличный жест в мой адрес, сопроводив его при этом чем-нибудь нецензурным. Я придала своему лицу невозмутимое выражение, приготовившись к предстоящему «комплименту». «Ауди» поравнялась с нами, переднее боковое стекло опустилось больше, чем наполовину, и оттуда показалось лицо… азиата. Того самого, с которым я вошла в «боевое соприкосновение» вчера в подъезде соболевского дома.
Азиат резко развернулся в салон и что-то крикнул туда. В ответ корпус «Ауди» сильно дернулся и чуть было не нырнул под колеса «КамАЗа». «КамАЗ» грозно заревел, словно разбуженный зимой медведь, и «Ауди» нервно шарахнулась обратно, тараня переднее крыло моего «Фольксвагена». Я тут же освободила педаль акселератора и вдавила тормоз почти до самого пола. Покрышки истерично взвизгнули, «Ауди» опасно накренилась, завибрировала и, чуть не задев нас, полетела в сторону кювета. Воздух моментально наполнился пронзительным скрежетом и острым смрадом жженой резины.
Но водитель «Ауди» справился с управлением, и машина снова вывернула на дорогу. Вереница «КамАЗов» к этому моменту проехала, и мы с «Ауди» остались одни на дорожном пространстве. Метров через тридцать она резко тормознула, разворачиваясь поперек полосы и преграждая мне путь. Я до отказа вывернула руль, царапнув бампером багажник «Ауди», обогнула ее и стремительно ушла вперед.
В зеркало заднего вида я увидела, как «Ауди» снова начала набирать скорость, продолжая погоню. Одиночный выстрел, словно кнут, разорвал воздух. Где-то сбоку от меня маленький кусочек металла чиркнул о дорожное покрытие и ушел в пространство. Соболев зажмурил глаза, как от невыносимой боли, но тут же открыл их.
— На пол! — отрывисто крикнула я.
Соболев не заставил долго себя упрашивать и, как опытный ныряльщик, резво прыгнул на коврик перед сиденьем. Первый выстрел не причинил ни машине, ни нам никакого вреда. Но за ним мог последовать другой — возможно, более удачный. Я сбросила скорость, давая понять, что не собираюсь отрываться от преследователей.