Я легко подпрыгнула и повисла на шее у детины. От неожиданности он нехотя, как крепкая дубовая ветвь под тяжестью навалившегося на нее снежного кома, согнулся, и между нами образовалось узкое — не больше тридцати — тридцати пяти сантиметров, пространство. Оно было слишком мало для толстых слоноподобных ног моего противника, но вполне достаточное для моих коленей. И я, разумеется, не замедлила тут же воспользоваться этим преимуществом.
Гораздо раньше, чем мои ступни снова соприкоснулись с полом, я нанесла два коротких и резких удара. Мои колени последовательно — сначала слева, а потом справа, смяли на самой высоте шумного вдоха бока моего противника. Конечно, парень, который сейчас слился со мной в железных и отнюдь не любовных объятиях, не ожидал от меня такого внезапного и сильного хода.
Внутри его что-то громко булькнуло, а рот раскрылся в беззвучном хрипе. Я сразу же почувствовала, как железное кольцо вокруг моей шеи начало медленно и как бы нехотя разжиматься. Силы по каплям начали покидать моего противника. Но сдаваться он не собирался. Он затрясся в нервной судороге, пытаясь справиться с дыханием. Но я снова подпрыгнула и повисла на его шее. Теперь моя коленка, устремившись вверх, ударила его в подбородок. Его тело на этот раз обмякло, и детина начал грузно оседать по стене вниз.
И все это время лифт продолжал двигаться. Наконец кабина лифта застыла на месте, и ее створки широко распахнулись.
За ними находилась очередная лестничная площадка. Я подхватила тело своего противника, не давая ему прилипнуть пятой точкой к поверхности пола, и выкинула из лифта. Точно так, как выкидывают за порог паршивых котов. С той лишь разницей, что туша этого «кота» тянула на хорошо откормленного теленка. Он безропотно, не издав какого-либо звука, вылетел из тесного лифта. На лестничной площадке он с глухим шлепком упал на бетонный пол.
В знак полного окончания представления створки лифта, как театральный занавес, торжественно сомкнулись вновь, разделив нас на победителей и побежденных. Я быстро повернулась к панели с кнопками.
— Куда? — раздался за моей спиной голос Соболева.
— Вниз, — решительно и твердо ответила я. — А затем на улицу.
Соболев согласно кивнул головой. Я нажала на кнопку первого этажа и отпустила ее только тогда, когда кабина задумчиво тронулась вниз. В другое время, возможно, следовало бы, что называется, взять «языка» и побеседовать с ним не без пристрастия. Но в данный момент моей задачей было в полной сохранности доставить клиента в безопасное место. А его собственная квартира, как, впрочем, и подъезд, таковыми не являлись, и я собиралась прежде всего вывести Соболева наружу.
Лифт в очередной раз застыл и распахнул створки. Я быстро высунула голову, окинула взглядом все вокруг и решительно выдернула Соболева за собой. До спасительного выхода нужно было преодолеть лишь один небольшой лестничный пролет. Но как только я ступила на первую же ступеньку лестницы, из подъездного полумрака бесшумно выскользнула бесформенная тень и преградила нам дорогу.
Тень не издала ни единого звука. От нее веяло чем-то зловещим, а скупые движения были наполнены скрытой угрозой и опасностью. Тень слегка выдвинулась вперед. Из небольшого окна сверху на нее упал слабый свет. Плоское, неподвижное, как маска, лицо человека, вставшего на нашем пути, бледно отсвечивало, словно в неверном лунном свете.
Лицо явно принадлежало азиату. Гладко зачесанные назад и собранные в жидкий черный хвост волосы. Маленькое, туго обтянутое кожей, плоское лицо с раскосыми глазами. Большие зрачки из-под слегка опущенных век глядели как амбразуры стационарного дота. Точно так же, уставясь прямо в глаза, смотрят кошки. Думают о чем-то своем — и вдруг становится жутковато от их зеленых глаз, от их непонятной кошачьей мысли.
Азиат стоял совершенно неподвижно и, казалось, даже не дышал. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Я уверенно двинулась вниз по лестнице, увлекая за собой Соболева. Азиат еще больше вышел из тени, и теперь его голову вместе с верхней половиной туловища можно было лучше разглядеть. В ответ на мои решительные шаги без малейшего намека на страх на его плоском, не совсем симметричном лице, у самых кончиков губ появилась загадочно-вежливая и одновременно зловещая улыбка. Дать нам пройти явно не входило в его планы.
Впрочем, в мои планы не входило задерживаться по какой бы то ни было причине, включая и присутствие этого сына Востока на моем пути. Но азиат сделал быстрый шаг и теперь стоял перед первой ступенькой лестницы как раз на самой середине между стеной и перилами. Его руки в невозмутимом философском спокойствии были скрещены на груди.
Я, не сбавляя скорости, слегка изменила траекторию движения, чтобы проскочить мимо и при этом не задеть его. Расстояние между нами, и без того не очень большое, стремительно сокращалось. Азиат чуть ли не в упор смотрел прямо мне в глаза. Я ответила ему тем же. Я не привыкла отводить взгляд в сторону, когда противник бросал мне вызов на психологическую дуэль.
Чтобы победить в схватке, прежде всего еще до начала физического контакта необходимо выиграть ее психологически. Противник, сломленный морально, заранее уже побежден. Поэтому-то в моей родной «Ворошиловке» нас довольно продолжительное время натаскивали в умении «держать» не только удар, но и взгляд.
Точнее, умение жестко и твердо, не отводя взор в сторону, смотреть противнику в глаза. Если не выдержал взгляда, то не пытайся сломить своего противника потом — он не поддастся. И мы тренировалась. Тренировались долго и упорно. Сначала с зеркалом: нужно было просто смотреть в глаза своему собственному отражению и не моргать. Смотреть как можно дольше, пока глаза еще хоть что-то видят сквозь острую резь и пелену наворачивающихся слез.
И лишь потом, когда ты оказываешься в состоянии справиться со своим двойником в зеркале, наступает очередь животных. Лучше всего для этого подходят хищники из породы кошачьих. Те, что побольше: львы, тигры, леопарды. Я специально ходила в зоопарк и останавливалась у клеток с этими внешне спокойными и ленивыми, но царственно-величественными и сильными животными. Я сжимала в кулак всю свою волю, крепко стискивала челюсти, пытаясь через неподвижные, желтые глаза хищника проникнуть в его первобытную дикую душу.
А затем, когда хищник после зрительной дуэли не выдерживал и отворачивался в угол, наступала очередь людей. На улице, в транспорте, в любом скоплении народа была возможность тренировать и совершенствовать свой навык.
От него была и ощутимая практическая польза. Чего, например, только стоил взгляд, отмеренный какому-нибудь хулигану в темной подворотне! Мой взгляд останавливал его не хуже, чем удар в солнечное сплетение.
Поэтому я могла, что называется, «держать» взгляд. Я точно помнила, да не то что помнила — я абсолютно точно знала, что глаз я не отводила, и что азиат даже не шелохнулся. Но вдруг стены подъезда неожиданно поплыли у меня перед глазами, а тело резко повело куда-то в сторону. Моя голова словно погрузилась в очень густой туман.
Прикосновение спины к холодной бетонной стене подъезда привело меня в чувство и снова вернуло в реальность, где я стала свидетельницей пленения моего подопечного Соболева неизвестным азиатом. Соболев стоял на коленях, безвольно откинувшись на перила. Его лицо больше всего на свете напоминало сейчас оглушенную взрывом и мгновенно выброшенную на берег рыбу. Видимо, до падения на колени он получил хороший удар, стойко парализовавший не только его тело, но и волю. Так бывает, когда рука мастера наносит точечный, но необычайно мощный удар в нервный ствол и боль с такой силой захлестывает на твоем теле свою железную удавку, что просто перестаешь ее чувствовать.
Сам азиат стоял над Соболевым вполоборота ко мне и с невозмутимым восточным спокойствием ненавязчиво собирался «помочь» ему встать. Его рука протянулась к волосам на соболевской голове, и через секунду пальцы сомкнулись у него на макушке, захватив, как пучок сорняков, несколько прядей. Я не сомневалась, что если Соболев еще не пришел в себя настолько, чтобы послушно следовать за азиатской рукой, то он рисковал просто-напросто остаться без существенного количества своих волос.
Естественно, позволить это я никак не могла. Я оттолкнулась спиной от стены и бросила свое тело по направлению к азиату. Его плоское лицо резко повернулось ко мне и на какое-то мгновение застыло.
Что означала эта заминка — удивление, ход мысли или и то, и другое одновременно — я так и не успела понять. Потому что единственное, что мне удалось заметить — это едва уловимая тень, метнувшаяся от него ко мне в грудь. Рассуждать на тему «что это такое?» времени не было. Как, впрочем, и думать — куда отклониться. Левая рука сама дернулась навстречу тени и тут же повисла бессильной плетью. Плечо пронзило резкой, жгучей болью. Сустав запылал и раздулся. Видимо, именно в плечо я получила свой первый удар, который и отбросил меня к стене. Только из-за профессиональной привычки прежде всего спасать подопечного я не сразу почувствовала всю его разрушительную силу.
И сейчас мне предстояло поплатиться за это. Потому что метнувшаяся ко мне тень была не чем иным, как кулаком азиата. И этот кулак в следующее мгновение ударил меня в грудь чуть-чуть пониже горла. Азиат явно был профессионалом своего дела.
Я снова была отброшена к стене. По старой привычке я широко, как птица крыльями, взмахнула руками и со всего размаха ударила ими по стене, амортизируя удар от падения. В результате подъезд огласился грохотом, сравнимым со звуком, когда из рук подвыпивших грузчиков на лестницу падает тяжелый несгораемый шкаф. Но вся тонкость как раз и заключалась в том, что чем громче звук, тем безболезненней само падение — энергия столкновения вместо того, чтобы ударить в тело, превращалась в громкое, но неопасное сотрясение воздуха.
Однако со стороны это создавало очень впечатляющий эффект. Казалось, что человек, упавший с таким грохотом, уже не должен подняться никогда. И я, чтобы не разрушать достигнутого впечатления, послушно сползла по стене и сложилась на полу бесформенной тряпичной куклой. И мне удалось обмануть азиата. Его бесстрастное лицо с узкими щелями раскосых глаз вновь повернулось к Соболеву.
Но на какое-то время ему все же пришлось отвлечься, чтобы нанести мне удар, и его пальцы, сжимавшие волосы на голове у Соболева, слегка ослабили свою хватку. Соболев за этот краткий отрезок времени успел немного прийти в себя и попытался выскользнуть из цепкого захвата. Но реакция азиата значительно превышала возможности Соболева двигаться быстро, и поэтому кончики прядей опять попали в капкан пальцев. Волосы мгновенно до самых корней натянулись, как струны, и азиат начал наматывать их на указательный палец. Одновременно его рука стала совершать напряженный, чтобы не ослабить натяжение, подъем вверх и в сторону по направлению к стене.
Соболев попытался было обеими руками схватить запястье азиата, но в этот момент натяжение волос увеличилось резким рывком. Лицо моего клиента исказила болезненная гримаса, и он начал мелко передвигать по полу коленями, послушно следуя в указанную сторону. Его мучитель также поворачивался всем телом, ведя его за собой. Я уловила легкое движение его свободной кисти. За этим наверняка должен был последовать удар в качестве наказания за недавнюю попытку сопротивления и для профилактики дальнейшего неповиновения.
Мой живот судорожно напрягся, моментально скручивая все тело в гигантскую пружину. И как только напряжение достигло своей вершины, все сдерживающие его зажимы были разом отпущены. Я буквально взмыла с пола. Не рассчитывая на все еще непослушную после удара в плечо руку, я вложила всю свою силу в выброшенную вперед ногу. Однако мой противник был умелым и опытным бойцом. Или же обладал мистической способностью видеть на триста шестьдесят градусов вокруг.
В ответ на мой рывок он быстро развернулся в мою сторону. Его левая рука находилась ближе ко мне, но она была занята волосами Соболева, отпускать которые он не собирался. Он закрылся правой рукой от летящей ему в лицо ступни. И успел выставить, как щит, раскрытую ладонь на пути моего удара. Единственное, что он не рассчитал, это то, что я тоже была бойцом. Причем не из последнего десятка.
Еще до завершения удара наши глаза встретились во второй раз. Его взгляд по-прежнему оставался бесстрастным и непроницаемым, а на губах играла легкая улыбочка, наглядно демонстрировавшая его оценку моих достоинств как противника. Но в этот момент моя ступня соприкоснулась с его ладонью, закрывавшей лицо. И защита азиата не выдержала: умело поставленная ладонь, которая, по его замыслу, должна была отклонить направление удара в сторону, не выдержала моего стремительного напора.
Моя ступня смачно припечаталась азиату прямо в переносицу. Улыбочка мигом соскочила с его лица. Узкие щелки глаз невероятно расширились в неподдельном удивлении. Из разбитого носа хлынула кровь. Моя ступня продолжила свое движение, как утюгом прогладив лоб азиата. Азиат наконец выпустил волосы Соболева и начал падать назад. Мой же удар оказался настолько силен, что я тоже не смогла удержаться и, как кошка, извернувшись в воздухе, приземлилась в исходное положение для отжимания от пола.
В следующее мгновение я была уже на ногах и заносила здоровую руку для добивающего удара. Азиат корчился на полу передо мной, закрывая обеими ладонями разбитую переносицу. Его глаза были широко раскрыты, и в них полыхал какой-то страстный немой призыв. Он беззвучно зашевелил губами, видимо, взывая о помощи к своим воинственным духам. Но они в этот момент скорее всего были заняты другими неотложными делами, и ни один из них не снизошел до его просьб.
Вместо помощи свыше его глаза увидели летящий в лицо кулак. И он принял единственно верное действие: его сознание благоразумно отключилось, прежде чем второй удар снова разбил бы ему лицо. Глаза азиата как бы подернулись мутной полупрозрачной пеленой. Но, несмотря на большой боевой опыт, у меня не было повышенной кровожадности, столь свойственной мужчинам. Буквально в нескольких сантиметрах от его лица я резко согнула руку в локте, и вместо сокрушительного удара в лицо азиат получил не очень сильный толчок локтем по скуле.
Конечно, я не могла остановиться мгновенно, и нельзя сказать, что удар локтем был похож на ласковое заигрывание пушистого котенка, но все же это было несравнимо с тем взрывным эффектом, который мог бы превратить его плоское лицо в кровавую кашу.
В это время сверху донесся какой-то неопределенный шум. Вполне возможно, что кто-нибудь из жильцов закрывал дверь своей квартиры. Но могло оказаться и так, что один из нападавших или даже они оба пришли в себя и теперь стремительно спешили вниз, чтобы взять реванш за свое недавнее поражение.
Я быстро повернулась к Соболеву. Мне показалось, что схватка с азиатом растянулась на долгие минуты, но на самом деле в реальности прошло не больше нескольких секунд. Во всяком случае, Соболев по-прежнему находился в той же позе на коленях. Шум сверху усилился и превратился в отчетливый топот человека, бегущего вниз по лестнице. Я быстро схватила Соболева за ворот и, немилосердно тряхнув, подняла его на ноги. Следующим моим движением было весьма бесцеремонное подталкивание его по направлению к выходу.
От резкого рывка и не сильного, но жалобного треска ткани мой подопечный пришел в себя. На его лицо начало возвращаться выражение владельца крупной торговой фирмы, которое, впрочем, очень быстро, если не сказать мгновенно сменилось возмущением и негодованием по поводу столь неуважительного отношения к его персоне. Он только было раскрыл рот, чтобы облечь свое недовольство в словесную форму, но я одним движением опять развернула его лицом к двери.
— Быстро в машину! — прошипела я. — Заводи мотор!
Для большей убедительности я добавила ему легкого пинка коленом под зад. Однако, учитывая характер наших взаимоотношений по типу хозяин — наемный работник, я сделала это со всем возможным в данной ситуации уважением: корректно и вежливо, показывая, что полностью признаю его главенство. Пинок быстро вернул моего работодателя с высоты его начальствующего положения в земную обыденность с ее реальными опасностями, и он, уже не задавая лишних вопросов, устремился на улицу.
Конечно, на улице могли оказаться еще недоброжелатели моего клиента, но я хорошо помнила, что в преследовавшей нас машине сидело трое. Однако на всякий случай, перепрыгнув через лежащего азиата, вслед за Соболевым я выскочила из подъезда. Других врагов на улице не было. Но оставались те двое в подъезде, а Соболеву нужно было время, чтобы успеть добежать до машины, открыть ее и завести двигатель. Наших очнувшихся преследователей необходимо было задержать.
Я не стала захлопывать подъездную дверь до конца, а оставила ее слегка приоткрытой. Сама же быстро заняла позицию сбоку от нее, плотно прижавшись к стене. Грохот шагов в подъезде стремительно нарастал. Я посмотрела в сторону Соболева. Он уже добежал до своей «девяносто девятой» и сейчас пытался вставить ключ в замок и открыть дверь. На мгновение звук шагов из подъезда внезапно прервался. Бежавший наверняка почти достиг двери и решил, чтобы не терять драгоценного времени, не утруждать себя изысканными манерами, такими, как открывание двери рукой. На все сто процентов я была уверена, что он сделает финальный прыжок, чтобы распахнуть ногой дверь на манер Брюса Ли.
Я резко развернулась и описала правой ногой в воздухе широкую дугу. Изгибом стопы я поймала голень вылетевшего из дверного проема первого нападавшего и резко подсекла ее. Он нелепо взмахнул руками, неуклюже выбросил их вперед и полетел на выщербленный асфальт.
Раздался приглушенный шлепок. Затем он быстро, но не очень ловко преодолел единственную ступеньку, и покатился по земле. Из дверей он вылетел настолько стремительно, что его движение было остановлено только столкновением с деревянной лавкой-калекой, стоявшей перед подъездом. Лавка устало и даже как-то обреченно скрипнула и покосилась набок еще сильнее.