— Броня, — окликнула меня Лариса, — на минутку.
Она взяла меня за руку и отвела в сторону.
— Бронь, я ж тебя предупреждала. Зачем ты это делаешь?
— Что я делаю?
— Зачем ты его дразнишь? У него все равно ничего не получится, и тогда он может сорвать гастроли. После неудач он становится как ненормальный.
— Ты сама-то нормальная? — разозлилась я. — О чем ты говоришь? Мы с Андреем просто симпатизируем друг другу, и ничего больше. А если ты так заботишься о его душевном здоровье, то сама веди себя поприличней, только и всего.
— Ну как хочешь, я тебе добра желаю.
— Спасибо.
В этот момент вдруг раздался громкий детский рев. Это плакал Бенчик. Я побежала к нему. Он стоял, прижавшись к ноге Гордиенко, и отчаянно рыдал.
— Бенчик, что случилось, маленький?
— Бронечка, он спросил, где его бабушка Рахиль. Я сказал, что бабушка заболела, а он как заревет. Хотел взять его на руки — не желает.
Примчался Венька и попытался отодрать сына от ноги знаменитого артиста, что удалось лишь с большим трудом.
— Буська, что это с ним? — Венька взял его на руки, стал гладить, успокаивать. Вид у мальчишки был совершенно несчастный, и сердце обливалось кровью от этого детского горя.
— Он устал, ему хочется домой, к своим. Тут ведь все чужие… Сука это твоя Сонька, гадина!
Меня душило возмущение. Ну как можно так издеваться над собственным сыном? А куда она девала бы его, если бы не объявился Венька? Мое материнское сердце не могло с этим смириться. Но мало-помалу Бенчик стал успокаиваться. Все женщины, включая Ларису, ворковали с ним, и он вдруг улыбнулся, потерся лицом о Венькино плечо, чтобы стереть слезы. А потом вдруг заявил:
— Хочу мороженого!
— Где мы тебе возьмем тут мороженое посреди дороги? Вот приедем на место, обещаю, получишь! — сказал Венька, достал из кармана платок и утер Венчику лицо. — Устроил тут концерт, понимаешь! Это, брат, не по-мужски. Ты ж мужчина все-таки!
— А бабушка говорит, что я счастье и сокровище.
— Ну это само собой, но в первую очередь ты мужчина.
— А что лучше — быть мужчиной или сокровищем?
— Да, вопрос интересный, но я тебе скажу: лучше всего быть таким мужчиной, чтобы тебя считали сокровищем! — сказала Лариса.
Меня затошнило.
— Ларка, заткнись, — посоветовал ей Венька. — Твои пошлые шуточки тут не к месту.
А я вдруг ощутила такую тоску по Польке, по Москве, мне так вдруг надоело изображать из себя артистку! Ну не мое это дело, не мое! Мне даже на мгновение захотелось замуж за Женьку, по крайней мере, я могла себе представить, что это будет за жизнь. Да, может, не самая веселая, но кто сказал, что надо непременно веселиться? А Польке наверняка будет хорошо. Женя купит ей собаку, чудного большого Лабрадора, который веселым лаем будет встречать меня с работы… С моей работы, где я чувствую себя на своем месте. И я уж точно знаю, что Женя не импотент. А гормон счастья? Что ж, буду добывать его из арбузов, из помидоров… Буду ездить отдыхать к теплому морю… Я готова была заявить во всеуслышание: не хочу, не желаю! Хочу домой!
Но я ведь не Бенчик, я дала слово, ввязалась в это дело — и надо уж довести его до конца. Но потом все! И отдыхать в Натании я не останусь, ну его к богу, этот отдых. Да разве можно отдыхать, думая только о том, импотент Андрей Дружинин или нет? И ловить его улыбку, таять от его голоса… Зачем он мне? У него есть Лариса, и пусть они сами разбираются. Нет у меня уверенности, что он не хочет просто что-то ей доказать, демонстративно ухаживая за мной. Милые бранятся — только тешатся, а мне что, вешаться? Вот, почти строчка из песни получилась… Размерчик, правда, подгулял, но сейчас такие песни пишут и поют, что только диву даешься. Но если я уеду раньше на целую неделю, то в Москве придется приналечь на помидоры. Ни солнца, ни арбузов, ни Андрея Дружинина. Мне будет его не хватать, этого пресловутого гормона… Есть же люди, которым необходим адреналин… А этот как там называется? Что-то скучное, противное…
— Вовик, как называется этот твой гормон счастья? — обратилась я к Златопольскому.
— Серотонин, — с готовностью ответил он.
— Какое противное название, в серых тонах…
— По-моему, тоже. — обрадовался он. — Знаешь, я прочитал совсем ненаучную статью про этот «гормон счастья», и мне так понравилось… Я в плохую погоду хуже себя чувствую, меня охватывает тоска… Я солнцепоклонник! А между прочим, когда я посмотрел в энциклопедическом словаре слово «серотонин», там насчет гормона счастья ничего не было. Сказано многое, и в частности, что серотонин может вызывать спазмы поврежденных сосудов.
— Гадость какая.
— Ну поскольку я не врач и не биолог, то до серотонина мне нет дела. Я знаю только гормон счастья!
— Вовик, я тебя обожаю!
— Бронечка! — растрогался он.
* * *Гастроли наши продолжались вполне успешно, а у меня появился объект ненависти. Но отнюдь не Лариса. Нет, я ненавидела Соню! С каждым часом Венька все больше привязывался к сыну, и Бенчик тоже почуял в нем отца. Если поначалу он готов был быть с кем угодно, то теперь ему годился только Венька. Ну иногда Татьяне Ильиничне удавалось снискать его расположение. А всех остальных он, похоже, только терпел. Прошло уже не четыре, а пять дней. О Соне не было ни слуху ни духу. Через два дня кончались наши гастроли. Вечером я спросила у Веньки, что он думает делать?
— Ну, во-первых, оформлю отцовство. И буду добиваться, чтобы Венчика отдали мне, — ответил он очень серьезно.
— Безнадега.
— Ничего подобного! Оскар сказал, что в Израиле есть закон, по которому даже ребенок может подать в суд на родителей за издевательства, ну разумеется, с помощью адвокатов. На худой конец, может сгодиться и это.
— Ты с ума сошел? Чтобы четырехлетний пацан подавал в суд на родную мать?
— Она не мать, а ехидна! Кстати, я вовсе не уверен, что все с самого начала не задумано как хорошо срежиссированный спектакль. И явление прабабушки к тебе… Согласись, это довольно странно. И потом, как вовремя эта дама улеглась в больницу…
— Да ну, Венька, непохоже…
— Откуда я знаю, похоже — не похоже. Но факт налицо: эта падла подкинула ребенка совершенно чужому человеку.
— Но ведь она своего добилась — ты привязался к Венчику!
— А зачем ей это?
— Вероятно, она надеялась таким образом заполучить тебя.
— Да сдался я ей… Столько лет не напоминала о себе, и вдруг…
— А может, она все глаза выплакала?
— Ты еще ее защищаешь? — вскипел он.
— Даже не собираюсь! Просто я размышляю вслух. Какую-то цель она преследовала. Но вот какую… Слушай, а давай я позвоню бабке? Может, она уже не в больнице?
— Попробуй, — пожал плечами Венька. — Но что ты ей скажешь?
— Я не скажу, я спрошу, чего от нас хотят?
— От нас?
— Конечно, от нас. Ты же мне не чужой, между прочим.
— Да, Буська, хорошо я все-таки тебя воспитал!
— У тебя завышенная самооценка.
Мы пошли к нему в номер, уложили Венчика, который все требовал, чтобы ему почитали. Пришлось Веньке прочитать ему наизусть большой кусок из «Конька-Горбунка». Наконец он уснул. Спал он всегда крепко и обычно не просыпался до утра.
Мы перебежали ко мне в номер, и я набрала телефон Рахили Степановны.
Она мгновенно сняла трубку.
— Рахиль Степановна, это Броня!
— Ай, Бронечка, я уж думала, вы никогда не позвоните! Что вы хотите сказать? Я не знаю вообще, стоит ли нам разговаривать… Моя ненормальная внучка спрятала Венчика.
Я безмерно удивилась:
— Что значит — спрятала?
— Она его отвезла к каким-то подружкам в Тверию, чтобы я не показала его отцу..
— Очень интересно! А где она сама?
— А что, Вениамин хочет с ней поговорить? Я думаю, не стоит…
— Подождите, Рахиль Степановна, я ничего не понимаю…
— Ну она взяла Венчика и увезла в Тверию, это такой город на Киннерете… Она там с ним прячется…
— Извините меня за странный вопрос, вы лежали в больнице?
— В какой еще больнице? Я, слава богу, на здоровье не жалуюсь! Только без Венчика очень скучаю…
— Он без вас тоже. — Я была просто в бешенстве.
— Ну конечно, маленький мой… Постойте, что вы говорите?
— Рахиль Степановна, ваша внучка случайно не сумасшедшая?
Старуха закашлялась.
— Нет, она просто нервная девочка… А почему вы спросили?
Тут уж я не выдержала и все ей рассказала.
— Ай, боженьки, что же это делается? Подкинула ребенка и скрылась? Я не верю! — вдруг заголосила она. — Вы все врете. Дайте мне послушать его голос, я хочу поговорить с Венчиком!
— Венчик спит, он устает, у нас нет возможности вовремя укладывать его. Но с отцом мальчика можете поговорить! — Я сунула ему трубку.
— Добрый вечер, Рахиль Степановна, к сожалению, Броня (чудеса, он назвал меня Броней) сказала вам чистую правду. Но я хочу вас предупредить, что я сей возмутительный факт, так сказать, официально зарегистрировал, скрепил подписями множества свидетелей, и, если ваша внучка попытается меня шантажировать… — Он долго молчал, слушая старуху, потом сказал уже довольно миролюбиво:
Я безмерно удивилась:
— Что значит — спрятала?
— Она его отвезла к каким-то подружкам в Тверию, чтобы я не показала его отцу..
— Очень интересно! А где она сама?
— А что, Вениамин хочет с ней поговорить? Я думаю, не стоит…
— Подождите, Рахиль Степановна, я ничего не понимаю…
— Ну она взяла Венчика и увезла в Тверию, это такой город на Киннерете… Она там с ним прячется…
— Извините меня за странный вопрос, вы лежали в больнице?
— В какой еще больнице? Я, слава богу, на здоровье не жалуюсь! Только без Венчика очень скучаю…
— Он без вас тоже. — Я была просто в бешенстве.
— Ну конечно, маленький мой… Постойте, что вы говорите?
— Рахиль Степановна, ваша внучка случайно не сумасшедшая?
Старуха закашлялась.
— Нет, она просто нервная девочка… А почему вы спросили?
Тут уж я не выдержала и все ей рассказала.
— Ай, боженьки, что же это делается? Подкинула ребенка и скрылась? Я не верю! — вдруг заголосила она. — Вы все врете. Дайте мне послушать его голос, я хочу поговорить с Венчиком!
— Венчик спит, он устает, у нас нет возможности вовремя укладывать его. Но с отцом мальчика можете поговорить! — Я сунула ему трубку.
— Добрый вечер, Рахиль Степановна, к сожалению, Броня (чудеса, он назвал меня Броней) сказала вам чистую правду. Но я хочу вас предупредить, что я сей возмутительный факт, так сказать, официально зарегистрировал, скрепил подписями множества свидетелей, и, если ваша внучка попытается меня шантажировать… — Он долго молчал, слушая старуху, потом сказал уже довольно миролюбиво:
— Мне очень грустно все это слышать, но вы не волнуйтесь, Венчик в полном порядке. Конечно, он скучает, но ничего. Через два дня наши гастроли заканчиваются, мы с Броней привезем Венчика к вам и тогда все обсудим. Нет, мы поживем еще неделю в Натании. Вы, главное, не нервничайте из-за Венчика. Он чудесный парень, мы очень с ним подружились. Да-да, конечно. Она тоже вам передает привет. Непременно.
Когда он повесил трубку, вид у него был весьма озадаченный.
— Буська, мы, кажется, влипли.
— Во что?
— Там все далеко не так безоблачно, как она тебе рассказывала.
— В каком смысле?
— Ну я с твоих слов понял, что у Соньки есть папа и мама, хорошо устроенные врачи, так?
— А что, их на самом деле нет?
— Есть, но что-то там все равно не так. И они с дочкой не общаются.
— Немудрено, с такой тварью…
— Короче, старуха плачет и обещает все рассказать при встрече. Знаешь, у меня появилась надежда… Вдруг удастся забрать парня, а?
— Ты действительно этого хочешь? Он ведь не игрушка. А ты даже не женат.
— А я женюсь.
— На первой попавшейся шлюхе?
— Ничего подобного. У меня в Москве есть Маруся, она хорошая… И очень хочет замуж.
— Замуж — одно, а чужой ребенок — совсем другое.
— Ну если она меня любит…
— А ты-то ее любишь?
— Не-а. Но ничего, ради Венчика…
— Замолчи, дурак, уши вянут.
* * *В последние дни как-то так все складывалось, что я почти не видела Андрея. Лариса все время была рядом с ним. Но он выглядел довольно мрачно. Я только раз видела его веселым, когда мы всей гурьбой явились на пляж на Мертвом море и стали мазаться черной грязью. Кто-то фотографировал, как мы сидели и лежали на воде, которая выталкивала нас. Мне все это не понравилось. От воды нестерпимо воняло, она была липкой и тяжелой, а ночью море в свете луны отливало жестяным блеском. Нет, я предпочитаю живое море. Я поняла, что уехать раньше не смогу: нельзя бросить Веньку в такой сложной ситуации. Хотя я уже безумно скучала по Польке.
Как-то днем ко мне вдруг подошла Лариса. Интересно, что еще она мне расскажет про Андрея? Что он серийный убийца или вампир?
— Слушай, Бронь, это правда, что ты встречалась с Ципельзоном?
— Правда, а что?
— Что он тебе предлагал?
— Петь в его ресторане в Нью-Йорке.
— Супер! Ты согласилась?
— Нет.
— С ума сошла? Или он мало предлагал?
— Да нет, не мало. Но я просто не хочу!
— Почему не хочешь?
— Не хочу, и все.
— Дурочка ты, — сказала она даже с жалостью ко мне, убогой. — Я бы согласилась.
— А как же Андрей?
— А что — Андрей? Все равно мы редко бываем вместе. У него вечно съемки, гастроли, антрепризы, у меня тоже.., и потом, ты же знаешь, что он.., болен. Обойдется. Но мне никто не предлагал такого. Ты, между прочим, могла бы ему сказать про меня.
Ну и наглая же она!
— А я и сказала.
— Врешь!
— Нет, я в тот момент еще считала, что ты… Одним словом, я предложила ему обратить внимание на тебя, а он сказал, что ты для него слишком высокая.
Она оторопело на меня взглянула, а потом зашлась от хохота.
— Значит, он тебе предлагал гонорар с нагрузкой? Понятно, почему ты не захотела! И понятно, почему он на тебе остановился. С тобой он не чувствует себя недомерком. Все они ублюдки! И Андрей тоже ублюдок, имей в виду.
Я молча пожала плечами.
* * *Последний спектакль мы играли в Иерусалиме. Я очень рассчитывала, что успею хоть немного посмотреть город, но по дороге у нас сломался автобус, мы потеряли уйму времени, и ни о каких экскурсиях речь уже не шла. А сразу после спектакля мы уезжали в Натанию, именно там на следующий вечер предстоял фуршет в честь окончания гастролей.
В момент, когда я по ходу пьесы на минутку выбегаю за кулисы, я наткнулась на Андрея, который стоял и смотрел.
— Уйди, пожалуйста! — пробормотала я.
— Я тебе мешаю?
— Да!
— Хорошо, — очень серьезно сказал он и ушел.
И вот все кончилось! Я это выдержала, смогла, не опозорилась, но больше я не хочу! Ко мне подошел Венька с Венчиком.
— Спасибо, Буська! Ты самая лучшая в мире сестра, и не важно, что двоюродная. Венчик, эта тетя твоя родственница.
— Какая?
— Что — какая? Родственница? А черт ее знает. Двоюродная тетка, скорее всего, я в этом плохо разбираюсь. Но она хорошая, даже очень.
У мальчонки уже слипались глаза, и Венька взял его на руки. Мы разгримировались и стали собираться у автобуса. К нам подбегали люди, просили автографы, что-то спрашивали. Артисты часто говорят в интервью, что поклонники им докучают, что надоели… Не верьте! Я видела, что суперзнаменитые актеры нуждаются в этом как в допинге. И Венька, который на гастролях не выходил на сцену, был просто счастлив от внимания зрителей, окруживших его. И какое счастье, что я не подсела на этот наркотик! Зато подсела на другой. Я уже не могла обходиться без взглядов Андрея… И когда в автобусе я увидела, как Лариса положила голову ему на плечо, у меня помутилось в голове. И тошнота подступила к горлу. Мне стало дурно, и я начала сползать с кресла.
— Буська, ты что? — как сквозь вату донесся до меня вопль Веньки. — Остановите автобус, ей плохо!
Потом я отключилась, но, видимо, ненадолго, потому что, когда я очнулась, вокруг меня были все те же лица. Я лежала на обочине на каком-то брезенте.
— Думаю, ничего страшного, — услышала я голос Гордиенко. — Веня, влейте ей в рот немножко коньяку. Это реакция, вы только представьте себе, в каком напряжении жила все это время наша Бронечка. — Ага, вот видите, она открыла глаза. — Он наклонился надо мной:
— Тебе лучше, деточка?
— Да, — прошептала я.
— Буська, как ты нас напугала… Сейчас вызовем «скорую»…
— Не надо. Мне лучше. Я немножко еще полежу, ладно?
Через десять минут я с помощью Веньки поднялась в автобус. Все прошло, осталась только слабость. Наверное, Гордиенко прав, это реакция организма. И как хорошо, что можно будет недельку отдохнуть, Венька все правильно спланировал. А Лариса и Андрей тут вовсе ни при чем. Я вскоре заснула, прижавшись к Веньке, и смутно помнила, что он на руках отнес меня в мой номер. Наверное, я могла бы и сама дойти, но было приятно… Ведь это он меня втравил в эту историю. Вот пусть и носит теперь на руках.
* * *Утром я проснулась и сразу обрадовалась. Светило солнце. Номер был просторный, светлый, с балконом, выходившим на море. Балкон совсем маленький, но все же. Я чувствовала себя почти нормально, только слегка кружилась голова. И очень хотелось есть. Но, взглянув на часы, я поняла, что уже проспала завтрак. Он тут до десяти, кажется, а сейчас уже начало двенадцатого, но можно же заказать завтрак в номер. Я стала искать буклет с номером ресторана, и в этот момент в дверь постучали. Наверняка Венька! Вот хорошо, он сейчас что-нибудь придумает приятное… Я стала озираться в поисках халата, но все мои вещи были упакованы, и на мне была только синяя Венькина футболка.
— Сейчас, подожди!
Я открыла. На пороге стоял Андрей.
— Ай, — взвизгнула я и забилась в ванную.
— Броня, Венька просил позаботиться о тебе. Он с Венчиком поехал в Тель-Авив. Чем я могу тебе помочь?
— Андрей, пожалуйста, дай мне синюю сумку. У меня там все вещи.
— Броня, ты зря, тебе здорово идет эта майка.