— Не уйдешь! — торжествующе закричал Рой.
Колин не успел открыть оба замка на входной двери. Он почувствовал, как что-то холодное льется ему на спину. Он вскрикнул и рывком повернулся к Рою.
Бензин!
Рой облил его еще раз. На тонкой хлопчатобумажной рубашке расползлось огромное пятно бензина.
Колин едва успел закрыть руками глаза, горючая жидкость залила его лицо, начала стекать по лбу, носу, подбородку.
Рой засмеялся.
Колин стал задыхаться от паров бензина.
— Вот это настоящий шпик!
Бутылка в руках Роя была пуста. Он отбросил ее в сторону, и она застучала по паркету прихожей.
Кашляя и хрипя, Колин убрал руки с лица и попытался увидеть, что происходит. Пары бензина жгли глаза, они слезились, и ему снова пришлось их закрыть. Темнота всегда пугала его, но он никогда не испытывал такого ужаса, как теперь.
— Гад вонючий, — процедил Рой, — сейчас заплатишь за то, что пошел против меня. Поплатишься. Будешь гореть.
Хватая ртом воздух, задыхаясь, временно ослепший, в состоянии, близком к истерике, Колин бросился в ту сторону, откуда слышался голос. Он столкнулся с Роем и уцепился за него изо всех сил.
Потеряв равновесие, Рой попятился назад, пытаясь сбросить Колина, как загнанная в угол лисица пытается освободиться от решительного фокстерьера. Он схватился руками за подбородок Колина и попытался отогнуть назад его голову, затем обхватил его горло и принялся душить. Однако они находились лицом к лицу — слишком близко, чтобы его действия возымели успех.
— Поджигай, — просипел Колин сквозь едкие пары, заполнявшие нос, рот и легкие. — Поджигай, и мы сгорим вместе.
Рой вновь предпринял попытку сбросить Колина с себя, но при этом оступился и упал.
Колин упал вместе с ним. Он вцепился в Роя мертвой хваткой, зная, что от этого зависит его жизнь.
Рой с руганью бил его по спине, по голове, рвал ему волосы. Он даже схватил Колина за уши и стал тянуть их с такой силой, что тому показалось, будто они сейчас оторвутся.
Колин закричал от боли и попробовал отбиться. Но как только он отпустил Роя, чтобы ударить его, тот вырвался и откатился в сторону. Колин попытался его достать, но не смог.
Даже сквозь пелену вызванных парами бензина слез Колин мог различить, что в правой руке Роя все еще была зажата зажигалка.
Рой крутанул колесико большим пальцем. От кремня полетели искры, но зажигалка не зажглась.
Ждать, пока Рой попробует второй раз, Колин не стал. В отчаянии он бросился на Роя. От удара тот выпустил зажигалку, и она отлетела сквозь широкую открытую арку в гостиную, было слышно, как она обо что-то стукнулась.
— Сволочь! — Рой отпихнул Колина и бросился в гостиную.
Качаясь, словно пьяный, Колин побежал к входной двери. Он без труда отодвинул защелку. Но неуклюжие попытки снять с двери цепочку продолжались, как ему казалось, вечность. Казалось. Конечно, так не могло быть на самом деле. Скорее всего, лишь несколько секунд. Может быть, даже доли секунды. Он потерял чувство времени. Он парил в воздухе. Пьяный от бензиновых паров. Воздуха хватало лишь на то, чтобы не потерять сознание. Вот почему он никак не мог справиться с цепочкой. Голова кружилась. Казалось, цепь испарялась у него в руках так же, как испарялся с одежды, лица и рук бензин. В ушах звенело. Дверная цепочка. Сосредоточься на дверной цепочке. С каждой секундой координация движений ухудшалась. Они становились все более вялыми. Проклятая цепочка. Все более и более вялыми. Тошнит и горит. Буду гореть. Как факел. Чертова цепочка! Наконец, сделав невероятное усилие, он сбросил цепочку и распахнул дверь. Ожидая, что вот-вот вспыхнет рубашка на спине, он выбежал из дома, побежал к тропинке на улице, пересек ее и остановился у входа в маленький парк. Свежий и, как ему показалось, сладкий ветерок овевал его, унося с собой тошнотворный запах бензина. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь рассеять туман, который царил в его голове.
На другой стороне улицы вышел из дома Рой Борден. Он сразу увидел свою жертву и широкими шагами добежал до конца тропинки, но перебегать улицу не стал. Он стоял, руки на поясе, глядя на Колина.
Колин тоже смотрел на него. Голова все еще кружилась. Дышалось с трудом. Он приготовился кричать и бежать изо всех сил, если Рой сделает хоть один шаг с тротуара.
Понимая, что на этот раз он проиграл, Рой повернулся и пошел прочь. Проходя первый квартал, он оглянулся назад не менее пяти раз. На втором — лишь два раза. После этого он шел, не оглядываясь, и вскоре повернул за угол и исчез.
Перед тем как войти в дом, Колин остановился у кадушки и вынул из-под плюща запасной ключ. Он разозлился сам на себя: трудно поверить, что он мог быть таким безмозглым идиотом. За последний месяц он неоднократно водил Роя в дом. Рой видел, где они прячут запасной ключ, а у Колина не хватило ума, чтобы убрать его оттуда. Теперь он будет носить ключ с собой: отныне придется более серьезно думать о своей безопасности.
Он находился в состоянии войны.
Не больше и не меньше.
Он вошел в дом и закрыл дверь на замок.
В подсобке в конце коридора он стянул с себя пропитанную бензином рубашку и бросил ее на пол. Открыл кран с горячей водой и принялся с ожесточением отмывать руки, намыливая их пахучим, душистым мылом. Затем он несколько раз вымыл лицо. Хотя запах бензина еще чувствовался, можно было свободно дышать. Глаза перестали слезиться.
Войдя на кухню, он направился к телефону. Однако, сняв трубку, остановился. Уизи он позвонить не мог. Единственным доказательством, что Рой напал на него, была пропитанная бензином рубаха. Строго говоря, ничего доказать с ее помощью он бы не смог. Кроме того, к тому времени, когда мать придет домой, бензин весь испарится, не оставив на ней даже пятнышка. В коридоре на полу валялась пустая бутылка из-под жидкости для зажигалок, наверное, на ней было полно отпечатков пальцев Роя. Но необходимая аппаратура для снятия и сличения отпечатков пальцев была только в полиции, а Колин сомневался, что полиция воспримет всерьез его рассказ. Уизи опять решит, что он наглотался таблеток, и у него начались галлюцинации. Он снова нарвется на неприятности.
Если он попытается объяснить все своему отцу, тот позвонит Уизи и потребует с нее объяснений. Мать в свое оправдание свалит все на него и расскажет массу глупостей о таблетках, марихуане и вечеринках с наркотиками. Хотя все, что она говорит, будет очевидным абсурдом, она сможет убедить Фрэнка, ибо это будет как раз то, что он желает слышать. Отец обвинит ее в том, что она пренебрегает родительскими обязанностями. Он будет просто излучать праведное негодование. Он воспользуется ее неспособностью справиться с сыном как поводом, чтобы втянуть в дело свою стаю голодных адвокатов. Если он позвонит Фрэнку Джекобсу, это неизбежно приведет к еще одной судебной тяжбе о праве опекунства, а этого Колин желал меньше всего на свете.
Единственными другими людьми, к которым он мог бы обратиться, были родители отца и матери.
Родители его матери жили во Флориде — в Сарасоте — в большом белом оштукатуренном доме с огромным количеством окон и выложенными терракотовой плиткой полами. Родители отца жили на небольшой ферме в штате Вермонт. Колин не видел своих дедушек и бабушек более трех лет, и он никогда не знал их достаточно близко.
Если он позвонит им, они позвонят Уизи. Его отношения с ними не были такими, чтобы они могли хранить какую-то его тайну. И не могло быть и речи о том, чтобы они бросили все и поехали через всю страну, чтобы встать на его сторону в его маленькой личной войне. На это нельзя было даже надеяться.
Хэзер? Может быть, и настало время ей все рассказать, попросить совета и помощи. Он не мог вечно скрывать то, что произошло между ним и Роем. Но что она могла сделать? Она была худенькой робкой девчонкой, очень красивой, хорошей и умной, но в подобной схватке пользы от нее будет немного.
Он вздохнул и повесил трубку.
«Черт».
На свете не было никого, к кому он мог бы обратиться за помощью. Никого.
Он был так же одинок, как если бы стоял на Северном полюсе. Абсолютно, беспросветно одинок. Но он привык к этому.
Было ли когда-нибудь время, когда дело обстояло иначе?
Он поднялся наверх.
В прошлом, когда Колину казалось, что окружающий мир слишком суров и ему не справиться с возникающими реальными проблемами, он просто прятался от них: забивался в свою комнатку, как в норку, вместе со своей коллекцией комиксов, фигурками монстров и полками научной фантастики и романов ужасов. Его комната была убежищем, своеобразным «глазом урагана», где не чувствовалось дыхание шторма, где можно было даже забыть о нем на некоторое время. Комната всегда была для него тем же, что больница для больного или монастырь для монаха: она успокаивала его, утверждала его во мнении, что каким-то мистическим образом он был частью чего-то гораздо более важного и значимого, чем обычная каждодневная жизнь. В его комнате правило бал волшебство. Она была его оплотом и его сценой, где он мог либо спрятаться от мира — да и от себя тоже, — либо воплощать в жизнь свои фантазии, ставить пьесу для одного зрителя — его самого. Его комната была его «стеной плача» и игровой площадкой, его храмом и лабораторией, хранилищем его снов и мечтаний.
Теперь это была обычная комната. Как любая другая. Потолок. Четыре стены. Пол. Окно. Дверь. Ничего больше. Просто еще одно место, где проводишь свое время.
Когда Рой пришел сюда один, незваный, чужой, он разрушил то таинственное заклинание, которое превращало комнату в очарованное место. Он наверняка рылся во всех ящиках и полках, среди книг, комиксов и монстров. И таким образом, не подозревая об этом, он словно залез в душу Колина. Своим грубым прикосновением он рассеял волшебную атмосферу, царившую в комнате, как молниевод поглощает величественные стрелы энергии в небе и рассеивает их без следа по земле. В комнате не осталось ничего необычного, и это ощущение очарования никогда не вернется. Колин чувствовал себя обворованным, обманутым и брошенным. Но Рой Борден украл гораздо больше, чем уединение и достоинство: он унес с собой все то, что осталось от неуверенного чувства безопасности. И самое страшное — он был похитителем иллюзий: он лишил Колина всех тех пустых, но удивительным образом успокаивающих заблуждений, которые тот столь долго лелеял.
Колин был удручен. Но одновременно он чувствовал, что внутри возникает и разгорается новое чувство, новая сила. Хотя его только что едва не убили, он испытывал меньший страх, чем когда-либо. Первый раз в жизни он не считал себя жалким или ущербным. Он был все тем же слабым представителем рода человеческого — тощим, близоруким, со слабой координацией движений, — но внутри он ощущал прилив сил, уверенность и решительность.
Он не плакал — и гордился этим.
Он не мог сейчас плакать — его захватила неуемная всепоглощающая жажда мщения.
Часть третья
Глава 35
Остаток дня Колин провел дома. Он почитал отдельные места из трех книг по психологии, которые принес из библиотеки, а некоторые страницы перечитал по нескольку раз. Когда он бросал читать, то иногда по часу сидел, уставившись в стену, и думал.
Рано утром на следующий день, когда он вышел из дома, небо было светлым и безоблачным. Он надеялся встретиться с Хэзер в двенадцать, затем сходить на пляж, а к вечеру вернуться домой. На всякий случай он прихватил с собой карманный фонарик.
Он взял велосипед и покатил в сторону пляжа. Затем он поехал к гавани, хотя ни там, ни тут у него не было никаких дел. Он нарочно ехал этим кружным путем к месту встречи, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Роя вблизи не было, но возможно, он наблюдает за ним откуда-нибудь в тот самый сильный бинокль, который они использовали, когда следили за Сарой Каллахан. Из гавани Колин поехал в информационный туристский центр, находившийся в северной части города. Проверив еще раз, что за ним никто не следит, он выехал на Хоук-драйв и покатил в направлении дома Кингмана.
Даже при ярком дневном свете заброшенный дом на вершине холма, казалось, таил в себе какую-то угрозу. Колин приблизился к нему с чувством неясной тревоги, сменившейся, когда он стал подниматься по стертым плитам дорожки, затаившимся в глубине его существа страхом. Если бы он был каким-нибудь официальным лицом, скажем мэром Санта-Леоны, он бы распорядился уничтожить этот дом. Он считал, что дом Кингмана источает зло и распространяет угрозу, так же реально ощутимую, как, скажем, калифорнийское солнце, которое слепило ему глаза и обжигало лицо. Казалось, этот дом осознает и бдительно хранит переполнявшие его зловещие тайны. Стены, некогда серые, долгое время испытывавшие воздействие непогоды, были ветхими, как бы пораженными тяжелым недугом. Ржавые гвозди были похожи на старые раны. Позорное клеймо. Казалось, солнечный свет не в состоянии проникнуть в таинственное пространство, расположенное за окнами, хотя стекол в них не было. Снаружи создавалось ощущение, что все, находившееся внутри, было таким же мрачным, как и ночью.
Колин бросил велосипед на траву, взобрался по ступеням и заглянул в окно — туда, где не так давно они ночью бродили с Роем. Приглядевшись, Колин заметил, что свет все же откуда-то проникал в дом. Гостиную можно было разглядеть во всех деталях. Вероятно, когда-то она послужила пристанищем для компании мальчишек — на испещренном царапинами полу были разбросаны фантики от конфет, пустые банки, окурки от сигарет. Толстая затрепанная подшивка «Плейбоя» валялась на камине, на той самой каминной полке, на которой мистер Кингман выстроил в ряд залитые кровью головы зарезанных членов своей семьи. Компания, использовавшая это место для приятного развлечения, похоже, не появлялась здесь уже несколько месяцев — пыль покрыла все вокруг толстым, плотно слежавшимся слоем.
Парадный вход был заперт, но заржавевшие петли заскрипели, когда Колин толкнул покосившуюся дверь. Порыв ветра поднял небольшое облако пыли в передней. Воздух внутри был насыщен запахом плесени и гниения.
Переходя из комнаты в комнату, в каждом углу огромного дома Колин находил следы вандализма. Имена мальчишек, нецензурные выражения, грязные стишки, грубые изображения мужских и женских половых органов были нацарапаны повсюду, где только оказывалась голая штукатурка или просто светлый кусок обоев. В стенах были пробиты дыры — некоторые величиной с кулак, другие — размером почти с дверь. То здесь, то там валялись куски штукатурки и мелкие щепки.
Колин замер, и в старом доме воцарилась нереальная тишина. Но стоило ему только шевельнуться, как все строение откликалось на каждый его шаг, все оно тяжело вздыхало — со всех сторон, повсюду.
Несколько раз ему казалось, что кто-то крадется за ним, но когда он оборачивался, никого не было. Он пробирался среди развалин, не думая о привидениях и монстрах. Он был и удивлен, и обрадован новым для него чувствам бесстрашия — и испытывал от этого некоторый дискомфорт. Всего несколько недель назад он ни за что не решился бы вторгнуться один во владения Кингмана, даже если за это была бы обещана премия в миллион долларов.
Он пробыл в доме чуть более двух часов, не пропустив ни одной комнаты, и заглянул даже в туалет. В тех комнатах, где окна были завешаны плотными шторами, он зажигал фонарик, который захватил с собой. Большую часть времени он провел на втором этаже, исследуя каждый уголок. Он готовил несколько сюрпризов для Роя Бордена.
Глава 36
Хэзер могла бы кое-что сделать, чтобы помочь ему. По правде говоря, она была самой существенной частью его плана мести. Если же она откажется, Колину придется искать другой способ отомстить Рою. Он не предполагал, что она будет драться: он не очень рассчитывал на ее силу и быстроту реакции. Он хотел использовать ее только как приманку.
«Если она согласится помочь мне, — думал Колин, — ей может угрожать опасность». Но он был уверен, что сможет защитить ее. Он уже не был тем слабым и незадачливым Колином Джекобсом, каким приехал в Санта-Леону в начале лета, а его агрессивность будет неожиданностью для Роя. На это и рассчитывал Колин.
Хэзэр ждала на пляже, в тени мола. На ней был закрытый голубой купальник. Она не любила бикини, так как считала, что выглядит в нем недостаточно хорошо. Однако Колин был уверен, что она так же хороша на пляже, как и любая другая девчонка ее возраста, и даже лучше. И он ей об этом сказал. Ей были приятны его слова, но было видно, что она не очень ему поверила.
Они выбрали местечко на горячем песке и разложили свои пляжные полотенца. Некоторое время они молча лежали на спине. Затем Колин повернулся и слегка приподнялся, опираясь на согнутую в локте руку:
— Скажи, для тебя много значит, что я друг Роя Бордена?
Она слегка нахмурилась, но глаза не открыла и не отвернулась от солнца.
— Что ты имеешь в виду?
— Для тебя много это значит?
— Почему это должно для меня что-то значить? — переспросила она. — Я тебя не понимаю.
Колин глубоко вздохнул и подался вперед:
— Я бы тебе так же нравился, если бы не был другом Роя?
Теперь она повернула к нему голову и открыла глаза:
— Ты серьезно?
— Да.
Она повернулась на бок и поднялась на локте, чтобы взглянуть ему в лицо. Ветер трепал ее волосы.
— Ты хочешь сказать, будто думаешь, что интересуешь меня только из-за того, что ты лучший друг этого сорвиголовы?
Колин покраснел.
— Это ужасно, что ты так думаешь, — бросила она, хотя и не выглядела рассерженной.
Он пожал плечами, смущенный, но все еще с тревогой ждал ее ответа.
— Это просто обидно, — повторила она.
— Прости, — сказал он быстро, стараясь успокоить ее. — Я не думал, что так получится. Просто... Я должен был спросить. Мне очень важно знать, что ты...
— Ты мне нравишься, потому что ты — это ты, — ответила она. — И сейчас я здесь потому, что мне интересно с тобой. И Рой Борден не имеет к этому никакого отношения. На самом деле я здесь скорее даже несмотря на то, что ты его приятель.
— Как?
— Я одна из тех немногих в школе, кого не очень волнует, что делает Рой или что он думает или говорит. Большинство ребят хотели бы стать его приятелями, но мне совершенно безразлично, знает ли он вообще о моем существовании.