Прикусив губы до крови, Аня в отчаянии пыталась вырваться из ловушки. Она знала, что, как только процесс превращения завершится, чувства оборотня обострятся. Он непременно почувствует ее запах и явится, чтобы растерзать свою очередную жертву.
Да, человек на поляне был оборотнем. Еще немного, и он превратится в волкодлака – страшное существо, не знающее пощады и не ведающее поражения.
Страх и жажда жизни придали девушке сил. Стоны человека у костра теряли человеческие оттенки, все больше напоминали звериное рычание и волчий вой. Анна дернула ногу из последних сил и не поверила себе, ощутив долгожданную свободу. Правда, от толчка она потеряла равновесие и выронила пистолет. Лихорадочно шаря по опавшей листве дрожащими руками, она пыталась отыскать свою единственную защиту, но тщетно. Пистолет как сквозь землю провалился. Она прижимала ладони к влажной земле, кровь пульсировала в них, но пальцы ощущали только камень, мох и острые сучья.
Анна похолодела. Стуча зубами и сотрясаясь от озноба, она в ужасе взглянула на поляну, ожидая нападения. И не поверила своим глазам. Она даже потерла их, думая, что ей померещилось. Но увидела все то же.
Поляна была пуста.
Оборотень исчез. На земле валялся только плащ, освещенный углями, оставшимися от костра.
Анна поднялась во весь рост, забыв от изумления об осторожности, но ничего нового так и не увидела. Она замерла, прислушиваясь. Но услышала только стук собственных зубов, выбивавших замысловатую дробь. Посредине пня, который девушка видела довольно отчетливо, торчал вогнанный в дерево по самую рукоятку нож. Тот самый, с простой деревянной рукояткой, который она нашла и потом потеряла стараниями Барсика.
В голове Анны блеснула новая идея. Нож был ее единственным спасением. Если только она сумеет до него добраться. Анна не была настолько легковерной, чтобы поверить в то, что оборотень не учуял ее присутствия. Он мог притаиться на другой стороне, ожидая, когда она выйдет на открытое место, чтобы прикончить ее уже наверняка.
Если только у него не было цели поважнее.
Какое из двух предположений было верным, можно было проверить только экспериментальным путем. Анна испытывала огромное искушение просто броситься наутек, но, если волкодлак все же караулит ее, то он обязательно бросится в погоню, а Анна не хотела, чтобы на нее напали со спины.
Подобрав с земли увесистую палку – оружие, польза от которого в данной ситуации могла быть только психологической, она, прихрамывая, выбралась на опушку и, как только оказалась на освещенном месте, бросилась к пню, чтобы схватить торчащий из него нож. Она ухватила его обеими руками, потянула на себя изо всех сил, но он не поддавался. Она попробовала еще раз. Луна, как будто надкушенная с одного бока, насмешливо следила с высоты за ее неловкими попытками. Она была похожа на ухмыляющуюся рожу пропойцы, и это подстегнуло Анну. Она терпеть не могла, когда над ней насмехались. Еще усилие – и нож оказался в ее руках.
Она собралась издать воинственный клич и замерла. Позади раздалось тихое, угрожающее рычание. Анна резко обернулась, выставив вперед нож, и успела увидеть, как огромное тело с горящими зелеными глазами метнулось в ее сторону в мощном прыжке. Ноги Анны подкосились, она рухнула на землю, слабо вскрикнув, и это спасло ей жизнь. Оборотень пролетел у нее над головой и с глухим стуком врезался в дерево, обрушившись вниз. От удара земля содрогнулась. Анна не могла поверить, что все еще жива. Она знала, что оборотень скоро очухается – убить его не так просто.
Вскочив на ноги, девушка бросилась бежать со скоростью, которой сама от себя не ожидала. Страх гнал ее прочь, страх заглушил боль в ноге, страх не давал чувствовать, как больно царапают ее хлещущие по лицу ветви. Инстинкт руководил ей, позволяя вовремя перепрыгивать через препятствия, выныривающие из темноты со всех сторон. Пару раз она спотыкалась и падала, но трещащие позади кусты и дикий вой, разносившийся по лесу, заставляли ее подниматься и продолжать эту гонку. Кстати, тренировки в доме Гиршмана не прошли даром. Если бы не изматывающие пробежки под надзором неумолимого тренера, она бы давно уже выдохлась.
Она и сейчас была уже на пределе. А волкодлак догонял. Она успела разглядеть его там, на поляне. Ее поразили тогда странные задние конечности – колени смотрели не назад, как у настоящих волков, а вперед, как у человека. По всем законам это должно было мешать ему двигаться. Но не мешало, и она успела в этом убедиться. В мире не существовало существ более подвижных, чем волкодлаки. И сейчас он настигал ее с неимоверной скоростью.
Анна выскочила на берег реки. Не раздумывая, она бросилась в воду, надеясь сбить монстра со следа.
И снова угодила в ловушку.
Она ни разу не видела реку при дневном свете и не могла знать, что в этом месте она давно уже перестала быть рекой. Анна успела сделать всего несколько шагов и сразу же провалилась в густой ил едва не по пояс. Ноги вязли в мутной жиже, Анна отчаянно колотила по воде руками. А среди деревьев протяжным эхом разносился торжествующий вой беспощадного хищника.
Анна барахталась в бурлящей, густой грязи, поскальзываясь, то и дело ныряя в нее с головой. Ее разум почти помутился от страха. Она больше не могла вынести этой изнуряющей борьбы за собственную жизнь. Но тело продолжало бороться, не давая ей опустить руки, заставляя барахтаться из последних сил.
Жуткий вой, полный ненависти и злобы, разорвал ночь в клочья. Анна, рыдая, зажала уши руками, чтобы не слышать этих звуков, парализующих ее животным страхом. Волчий вой перешел в рычание голодного ягуара, но при этом в нем продолжали слышаться человеческие интонации. И это было страшнее всего остального.
Извиваясь, как пиявка, покрытая с ног до головы липкой черной грязью, Анна выбралась на песчаную отмель, хрипло дыша и выплевывая мутную воду, почти ничего не видя и содрогаясь от кашля. Она попыталась выползти дальше на берег, но приглушенное рычание над самой головой заставило ее остановиться. Она обреченно подняла измученное, залитое слезами лицо к оскаленной злобной морде.
– Чтоб ты провалился, проклятый, – почти равнодушно проговорила она, устало опускаясь на колени. Она пристально посмотрела прямо в светящиеся зеленые глаза и увидела в них торжество. И еще – жгучую ненависть. Волкодлак оскалился, и стали видны его острые клыки. Черная шерсть на холке ощетинилась. Литые мышцы пружинисто вздрагивали перед прыжком.
И он прыгнул. От толчка Анна опрокинулась на спину, подняв каскад брызг. Мощные челюсти щелкнули у самого ее горла. Она вцепилась в шею чудовища, удерживая разинутую пасть в нескольких сантиметрах от своего лица. Ее сил было явно недостаточно, чтобы справиться с этим клубком лютой злобы, но зверь явно не торопился. Он разглядывал девушку с интересом, наслаждаясь ее страхом и бессилием и ни секунды не сомневаясь в том, что прикончит ее, как только захочет. Из открытой пасти воняло гнилью. Анна задыхалась от этого смрада. Слюна зверя капала ей на лицо, и она морщилась от отвращения.
Анне удалось немного приподняться, она попыталась отвернуться от скалящейся морды и неожиданно увидела отражение оборотня в воде. Из груди ее вырвался изумленный вздох. Там не было звериной морды. На покрытой легкой рябью водной глади отражалось человеческое лицо. Она узнала его, и чудовищная правда неожиданно открылась ей. Только, наверное, это произошло слишком поздно. Волкодлаку надоело играть с жертвой в кошки-мышки. Он приготовился к последнему броску.
Никто – ни зверь, ни человек – не может предвидеть всего. Падая в реку, барахтаясь в иле, сопротивляясь острым клыкам… делая все это, Анна не выронила нож. Ее правая кисть намертво обхватила рукоятку, как будто острое лезвие стало продолжением ее руки. В тот миг, когда оборотень, сломив жалкое сопротивление девушки, приготовился разорвать ее горло, Анна коротко размахнулась и вогнала лезвие ему в бок. Оборотень пронзительно взвизгнул, отпрыгнул в сторону и закрутился на месте, как будто пытаясь ухватить себя за раненый бок. Нож Анна по-прежнему не выпустила. Но на то, чтобы ударить снова, у нее не хватило мужества. Она надеялась поразить зверя в сердце, но промахнулась. Для обычного волка рана оказалась бы смертельной. Но перед нею был не волк.
Анна видела, как чудовище рухнуло в воду, судорожно суча лапами по песку. На месте раны вода бурлила, словно фонтан, из раны толчками вытекала пенящаяся кровь. Анна попятилась. Оборотень силился поднять голову, не отрывая от нее полного ненависти взгляда. Он смотрел на нее до тех пор, пока мог видеть. Когда она исчезла из его поля зрения, над рекой раздался такой жуткий и яростный вой, что все живое замерло в испуге.
Она и сама не понимала, откуда у нее взялись силы на то, чтобы идти. У нее болела каждая клеточка, каждый сантиметр тела. Но она шла и шла, пошатываясь и спотыкаясь, ничего не видя в темноте, но не останавливаясь. Она должна была во что бы то ни стало добраться до дома первой. О, как она жалела сейчас, что не рассказала Гиршману всю правду. Если бы она это сделала, то сейчас могла бы позволить себе просто упасть на землю и отдохнуть. А как же ей хотелось отдохнуть! Хоть немного…
Она и сама не понимала, откуда у нее взялись силы на то, чтобы идти. У нее болела каждая клеточка, каждый сантиметр тела. Но она шла и шла, пошатываясь и спотыкаясь, ничего не видя в темноте, но не останавливаясь. Она должна была во что бы то ни стало добраться до дома первой. О, как она жалела сейчас, что не рассказала Гиршману всю правду. Если бы она это сделала, то сейчас могла бы позволить себе просто упасть на землю и отдохнуть. А как же ей хотелось отдохнуть! Хоть немного…
Но чувство долга гнало ее вперед. Анна плакала от боли и усталости, но упорно двигалась к цели. Если она не расскажет людям правду, то оборотень будет творить зло и дальше, убивая и плодя себе подобных. Самое страшное, что в те моменты, когда он принимает человеческое обличье, его невозможно отличить от нормального человека. Можно жить с ним бок о бок годами и не знать, что в полнолуние это существо превращается в кровожадного монстра, который сеет вокруг себя смерть.
И не только смерть. Он начнет стремительно размножаться. Оборотни, как и волки, обожают сбиваться в стаи. Если не уничтожить это чудовище сейчас, то через несколько лет подобные ему заполонят округу. Они тоже будут размножаться. Как крысы, как саранча. А глупые люди будут насмехаться над теми, кто попытается предупредить засилье зла, считая все бабушкиными сказками. До тех пор, пока сами не погибнут от ужасных клыков монстра. Или… не превратятся в его подобие. Конца этому не будет, если сейчас у нее не хватит сил дойти.
А значит, она должна дойти. И она дойдет.
* * *Гиршман все так же лежал на диване в гостиной и, кажется, дремал. По крайней мере, когда Анна, пошатываясь, вошла в комнату, его глаза были закрыты, а лицо выглядело спокойным, если не считать разлившейся по щекам бледности. Горел камин, в помещении было тепло, но Анну все еще пробирал холод. Кроме Гиршмана, в гостиной никого не было. Вид лежащего с закрытыми глазами человека отчего-то встревожил Анну. Она подошла вплотную и склонилась над диваном, чтобы проверить дыхание Гиршмана. Тот немедленно открыл глаза.
– Анна? – Он с трудом скрыл удивление.
– Она самая, – усмехнулась девушка и быстро спросила, шаря глазами по комнате: – Где Голем?
– Не знаю. Он пошел осмотреть дом.
– Давно? – В ее голосе послышалась большая тревога.
– Похоже, что так. Я, кажется, задремал. Он ушел практически сразу после тебя. Сколько прошло времени?
– Около часа, – ответила Анна с нарастающим беспокойством, переходящим в панику.
Ах, Голем, Голем. Странная кличка, но невероятно подходящая этому гиганту. Голем – герой страшных еврейских сказок, существо, слепленное из глины, не умеющее говорить, но обладающее невероятной силой. Колдуны-чернокнижники создавали этих гигантов для расправы над неугодными, так как никакие раны ему не страшны, а сила во много раз превосходит человеческую. Правда, существовало одно «но»: Голем способен восстать против своего создателя…
– О чем ты задумалась? – спросил Гиршман. Вид Анны – измученной и грязной, в разорванной в нескольких местах одежде – поразил его. Он пытался удержаться от расспросов, но переносить ее молчание было выше его сил.
Анна словно очнулась, услышав его голос.
– Нужно немедленно запереть все окна и двери, – сказала она. – Я займусь этим. У вас есть какое-нибудь оружие?
– А…
– То, что вы мне дали, я потеряла, – опередила она его вопрос и развела руками.
– Что ж, делать нечего. За меня не беспокойся, – Гиршман с трудом приподнялся на локтях, отвернул уголок диванной подушки и продемонстрировал блестящее черное дуло пистолета. Выглядело оно весьма внушительно, но в данном случае пистолет малоэффективен. Тем не менее Анна кивнула головой и ободряюще улыбнулась.
Первым делом она спустилась вниз и заперла обе двери. На то, чтобы пробежаться по двум этажам и проверить все окна, ушло еще пятнадцать минут. Все это время она прислушивалась к тому, что происходит за стенами дома, вглядывалась в каждое окно, к которому подходила. Но кроме темноты и тишины, вокруг ничего не было. Тишина была такой плотной, что мерное тиканье часов в пустой комнате звучало оглушительным монотонным грохотом в ее ушах.
Гиршман полулежал на своем диване. Он не спал, и Анна заметила, как он вздрогнул при ее появлении. Он не произнес ни слова, только в лице добавилось жесткости.
– Все в порядке, – сказала Анна. Ее голос звучал уверенно, однако выражение лица вовсе не соответствовало тону.
– Ты обещала мне рассказать, что происходит, – напомнил Гиршман.
Анна кивнула, нервно отведя глаза. Ей было неуютно в этой огромной комнате, где по углам прятались густые тени, а сверху, через стеклянный купол нагло подглядывала луна. Несмотря на всю свою роскошь, сейчас эта парадная зала скорее походила на склеп, чем на место, в котором живут люди. Девушка изо всех сил старалась не поддаваться панике, убеждая себя в том, что они в полной безопасности, но это плохо удавалось. Откинув с лица спутанные, все еще влажные волосы, она осторожно уселась на краешек стула, боясь испачкать дорогую обивку.
– Расслабься, – посоветовал Гиршман, заметив ее скованность. – Так что происходит? Ты расскажешь?
– Для этого я и вернулась. Но, боюсь, вы мне не поверите.
– После того, что проделала со мной Маленькая прачка, я готов поверить во все что угодно, даже в черта лысого, – заверил ее Гиршман, усмехнувшись.
– В то, что я скажу, поверить гораздо труднее.
– А ты попробуй. Вдруг получится?
– Хорошо. Самое главное для нас – продержаться до утра. В следующие сутки луна перейдет в такую стадию, что ее силы будет уже недостаточно для превращения. Это даст возможность выиграть месяц, до следующего полнолуния. Когда оборотень лишен возможности превращаться, он ничем не отличается от обычного человека.
– Ты сказала оборотень? Что за ерунда? – нахмурился Гиршман. – Так это он на меня охотится?
– Он самый. Точнее, тот, кто воспользовался колдовством для достижения своих целей.
– И какая же польза колдуну от моей смерти? – насмешливо спросил Гиршман. Откровения Анны, несмотря на данное обещание верить ее словам, весьма его забавляли. Он был из тех, кто полностью полагается на силу огнестрельного оружия и, если оно под рукой, чувствует себя в полной безопасности.
– Польза большая. Вы ведь оставили завещание?
– Не вижу связи, – сразу посуровел Гиршман.
– И тем не менее – она есть.
– Прости, девочка, но ты ошибаешься. Моим наследником должен был стать мой сын. Ему я завещал все. Но он умер, как ты знаешь.
– А остальные?
– Остальные? Если бы Сашенька был жив, то они остались бы с носом. У меня всегда было правило – не позволять любить себя за деньги. И я не делал исключений ни для кого. Все, кто служил мне верой и правдой, получали достаточно, но у них не было надежды поживиться после моей смерти.
– И все же, если вы не отдавали специальных распоряжний, то на наследство могли претендовать ваша жена и дочь.
– Нет. Не могли. Все отошло бы в благотворительный фонд.
Анна нахмурила брови, скрестила руки на груди и задумалась. Что-то не сходилось. Если Гиршман говорил правду – а с какой стати ему врать? – то она не видела мотива преступлений.
– Послушай, что ты там говорила об оборотнях? Если я правильно понял, ты пытаешься дать мне понять, что в эти игры играет кто-то из моего близкого окружения? Колдун в моем собственном доме?
– И очень мощный. Можете мне поверить.
– Знаешь, я тебе не верю. Я обязательно бы заметил странности. Я очень наблюдательный человек.
– Не хочется вас огорчать, но вы преувеличиваете. У вас под носом оказался враг. Ваша родная дочь – человек-оборотень, а вы и ваша хваленая служба безопасности самую страшную опасность, извините за выражение, профукали.
– Вот как? Ты стала дерзить?
– У меня есть на это право. Я пытаюсь спасти вашу жизнь.
– Пока на меня никто не нападал, насколько я знаю.
– Ночь еще не кончилась, – хмыкнула Анна и осеклась. Ей послышалось какое-то поскребывание по стене дома снаружи.
Гиршман тоже услышал этот звук.
– Что это? – спросила девушка шепотом.
– Ветви деревьев. Вдоль стены здесь растут старые липы. Они совсем высохли, давно собирался их спилить, да руки не доходили. Так что там у нас с оборотнями?
– Оборотень – один из тех, кого вы хорошо знаете. Ваша так называемая наблюдательность – не более чем повышенное самомнение, – жестко сказала Анна. – И я могу привести еще доказательства. Вы не обратили никакого внимания на смерть черного кота, принадлежащего вашей служащей…
– Я и сейчас не считаю это чем-то важным, – перебил ее Гиршман.
Анна кивнула.
– Признаюсь, я и сама не сразу поняла, в чем дело, – сказала она. – Только когда нашла нож в детской, мне удалось связать кровь черной кошки и его воедино. Тогда я начала понимать…
– О каком ноже ты говоришь? О какой связи? Как ты вообще могла попасть в детскую?!