– Это все, господа, – сказал Обоба. – Вот мое решение. А теперь все ждут, пока дело не прояснится, после чего докладывают мне. Мистер Ренфроу, будьте добры, свяжитесь с моей машиной. Я буду на улице.
С этими словами он развернулся, схватил свою куртку и покинул автобус.
Какое-то мгновение оставшиеся ошеломленно таращились друг на друга. Затем один за другим повернулись обратно к мониторам.
– По-моему, там уже есть наши люди, – заметил кто-то. – Не знаю, как они туда попали, но, судя по звукам, там не побоище, а перестрелка.
Все увидели, как с противоположных сторон в кадр вышли бойцы спецназа, облаченные в черное, низко пригибаясь, словно одна только эта агрессивная поза могла их защитить. Они прокладывали себе дорогу выстрелами, полосуя обезумевшую толпу лучами лазерных целеуказателей, мечущимися из стороны в сторону. Мониторы выхватили двух героев-спецназовцев, которые вышибли всю дурь из террориста, укрывшегося в магазине компакт-дисков; затем боевик, выпрямившийся во весь рост посреди толпы, был сражен наповал сразу несколькими выстрелами.
– Отличная стрельба, твою мать, – одобрительно промолвил кто-то.
– Наверху что-то взорвалось, – объяснил другой офицер. – Каким-то образом снайперам удалось разбить окно в крыше, и теперь они тоже вступили в дело.
– Господи Иисусе, – пробормотал Кармоди. Он повернулся к мистеру Ренфроу. – Я направляю к комплексу наших людей, в качестве прикрытия, – чуть ли не с мольбой добавил он.
– Тем самым вы нарушите приказ полковника Обобы, – возразил Ренфроу, однако без особой убежденности. На его белом, как полотно, лице, обычно таком невозмутимом, отразилось напряжение, которое проявилось в стиснутых челюстях, резких жилках, вздувшихся на шее. – Но, быть может, вам следует… – У него в горле поднялась волна слизи, и он избавился от нее, громко и влажно хлюпнув. – Уг-ххх-хх… не знаю, даже не знаю…
– Всем подразделениям, – сказал в микрофон Кармоди, – даю разрешение приблизиться к комплексу и вступить в боевой контакт с террористами. Как только спецназ войдет в здание, поставить сортировочные кордоны на всех выходах, подготовить носилки и санитаров. Предупредите все медицинские бригады, пусть выдвигаются с включенными сиренами, однако пока что нет никаких данных о количестве раненых. Возможно, оно окажется значительным. Так что пусть медики мобилизуют все свои силы.
– Ларри, и машины «Скорой помощи», – подсказал кто-то.
– И подгоните к выходам машины «Скорой помощи» для транспортировки раненых. Немедленно!
Наступила тишина. На экранах разворачивалось сражение, ребята из спецназа стреляли стоя, в движении, с колена, продвигаясь вперед, приближаясь к центру.
В темноте прозвучал чей-то голос:
– Вперед, ребятки, вперед!
Махир более или менее забыл про джихад, про мученическую смерть, он забыл обо всем, кроме секса. Ему нравилось и убивать, и забирать деньги из бумажников убитых, но лучше всего был секс, а для него секс и насилие означали одно и то же, по крайней мере, так говорил весь его недолгий жизненный опыт. Когда пришел приказ имама, Махир единственный из боевиков не снял оружие и не открыл огонь. Вместо этого он, упиваясь своей силой, своим величием, внушающей ужас свирепостью, двинулся сквозь толпу, а коленопреклонные смертные расступались перед ним, крича и моля о пощаде. Сброд! Сегодня здесь воинов не было! Ха!
Смерть его не пугала, поскольку он уже не раз смотрел ей в лицо и имел с нею дело, и не только во имя джихада. По большому счету, джихад был ему глубоко по фигу. Просто джихад предлагал лучшую возможность заниматься разбоем, что было его призванием в жизни, грабить, что он любил, и наслаждаться плотью, особенно если речь шла о ребенке-девственнице, что было его страстью. И Махир знал, где найти ребенка. Он решительно направился к этой девчонке, прокладывая себе дорогу пинками и ударами приклада. Сейчас она будет принадлежать ему.
И ему еще никогда не доводилось видеть никого, похожего на эту китаянку. Такая бледная, нежная, такая испуганная. Махир влюбился в ее изящные ушки, в идеальную линию рта, в грациозные руки и пальцы. Он мысленно представил себе ее обнаженной, покорной его воле, вынужденной выполнять то или иное кощунство, и следствием этого стала эрекция, твердая, как камень, и огромная, как гора. Он овладеет этой девчонкой.
Махир приблизился к ней, съежившейся в объятиях своей заступницы – матери, тетки, бабки или кого там еще, и ногой отпихнул старую каргу прочь, чтобы ничто не мешало ему взять ребенка. Он наклонился, протянул свою сильную руку, обхватил девчонку за хрупкий бицепс и привлек к себе – и тут весь свет померк, за исключением его глаз, позади которых взорвались реактивные снаряды советского производства, заполнив ночное небо своим сиянием. Махир заморгал, силясь вернуться к реальности.
Старая сучка со всего размаха трахнула его своей сумочкой, описав ею над головой полную дугу полумесяца, и сумочка опустилась с такой силой, будто была наполнена свинцом.
Но едва только к Махиру вернулась способность видеть, старуха ударила его снова, врезав ему по голове тайфуном энергии, и его сознание заполнилось звездами. Казалось, небеса обрушились ему на череп, и он ощутил мгновение полного оцепенения, но тут его со все сторон захлестнули потоки других стерв. Какая дерзость, какое бешенство, какая самоуверенность! В одиночку ни у кого бы из них не хватило силы помешать ему высморкаться, однако вместе, всем весом, кипящей безумной яростью они оглушили Махира, и ему потребовалось слишком много времени, чтобы прийти в себя.
Он отбивался, кричал, корчился и наконец даже укусил чью-то худую руку, подставившую себя, за что был вознагражден пронзительным визгом и вкусом крови во рту, и ему удалось высвободить ногу и отпихнуть кого-то прочь; он потерял равновесие и завалился направо, но затем снова встал, с ревом расшвыривая женщин во все стороны. Гиены! Стервятники! Изгнанные из прайда старые львицы с пересохшими влагалищами! Мусорщики саванн! Махиру захотелось убить их всех. Сверкнув взглядом, горящим ненавистью, он вскинул автомат и крикнул по-сомалийски:
– Шлюхи и стервы, сейчас я вырву сердца из ваших тел, перед тем как оттрахать!
Но тут он обнаружил у себя на груди целое созвездие красных точек. Светлячки?
На самом деле это были лучи лазерных целеуказателей, за которыми тотчас же последовали 9-мм пули, ударившие его быстро и сильно; они показались ему первыми каплями начинающегося ливня, и он напоследок испытал чувство долгого падения на землю.
Никки поискала взглядом снайпера, которого она окрестила Чикаго; казалось, он был повсюду. Наконец она обнаружила его в толпе снайперов приблизительно посередине западного берега «озера Мичиган», там, где в реальности располагается город Расин.
– Снимай снайперов, снимай снайперов! – воскликнула Никки, и буквально в следующее мгновение Чикаго отпрянул назад, а еще через секунду ослепительная вспышка проделала дыру в «Мичигане», высвобождая резкий удар взрывной волны, который почувствовали даже те, кто находился в вертолете.
– Господи, я успел! – воскликнул Ларри, ветеран телекамеры, только что единственный из операторов заснявший кадры разрушения стекла в крыше, которым в ближайшие семьдесят два часа предстояло обойти весь мир.
– Начался штурм! – заорала Никки, продолжая следить, как Чикаго с винтовкой в руках выпрямился у края дыры в стеклянном озере и начал выискивать цели.
– Давай, давай же, черт побери! – приказала она, и поскольку ей удалось опередить остальных, вертолет WFF возглавил безумный воздушный налет средств массовой информации, которые до этого момента послушным строем кружились над комплексом на высоте три тысячи футов, но теперь развалился и рассыпался. Журналисты не рассуждали; им нужно было любой ценой добыть классные кадры для своих телекомпаний.
Вниз сквозь сгущающиеся сумерки. Капитан Том опустил вертолет так быстро и резко, что все, кто находился на борту, оторвались от сидений, ощутив нечто подобное невесомости. Оба телеоператора судорожно вцепились в переборки, но Никки, воинствующая принцесса, Мери Тайлер Мор из преисподней только кричала:
– Давай, давай, спускайся к входу, Том, черт бы тебя побрал, давай же! – Она обернулась к двум мужчинам. – А ну, живо за работу, мать вашу, нам нужна картинка!
Нагоняй от возбужденной и разъяренной Никки был на самом деле гораздо страшнее, чем свободное падение под управлением 60-летнего бывшего летчика морской пехоты, находящегося в легком подпитии, поэтому операторы проползли вперед к своим камерам и начали снимать, а поскольку они были первыми, им единственным удалось нужным объективом, четко и в фокусе снять кадры того, как бойцы отряда спецназа под командованием Майка Джефферсона самовольно бегут к северо-восточному входу в комплекс с оружием наготове. А еще через тридцать секунд двери, все двери этого выхода, распахнулись, и из них хлынул поток спасавшихся бегством заложников. Одновременно ко входу подъехала колонна машин «Скорой помощи», с красными мигалками, – на самом деле ко всем входам с разных сторон. Из машин быстро выходили врачи и санитары, начиная разворачивать сортировочные пункты. Санитары с носилками ждали, когда освободятся от людей пассажи, чтобы поспешить внутрь комплекса.
– Никки, что у вас происходит? – послышался в наушниках голос ведущего в студии, чье имя на мгновение вылетело у Никки из головы.
– Ну, похоже, в тот самый момент, когда предводитель террористов отдал своим людям приказ открыть огонь, какая-то группа спецназа, находившаяся за пределами здания, ворвалась внутрь при поддержке снайперов на крыше и завязала бой с террористами. По всей видимости, как раз в этот момент в парке развлечений идет перестрелка, но заложники или были освобождены, или нашли какой-то способ бежать. Эта толпа, которую вы видите, покидает комплекс через северо-восточный выход; бегущие люди – это заложники, также вы можете видеть медиков, которые направляются в комплекс, чтобы помочь раненым. Я не могу сказать, хорошая это новость или плохая: никаких данных о потерях у меня еще нет. Пока неизвестно, что происходит внутри торгового центра, однако не вызывает сомнений, что события здесь достигли своего апогея.
Никки услышала, как ведущий говорит:
– Мы до сих пор не получили подтверждения из штаба о начале штурма, мы понятия не имеем, откуда появились спецназовцы, и не знаем, кто находится внутри.
У Никки зазвонил сотовый телефон.
– Никки Свэггер слушает, – ответила она, нажимая кнопку.
– Я на свободе, я на свободе! – послышался восторженный крик, и Никки узнала голос Аманды Бирковски, продавщицы из магазина «Бумажники, сумки и все остальное».
– Аманда, я могу выпустить вас в эфир?
– Мне все равно, я просто хотела поблагодарить вас.
Переключившись на Марти, Никки сказала:
– Выпускай меня в эфир, у меня очевидец с места событий.
И Марти впервые в жизни сработала быстро.
– Говорит Никки Свэггер из WFF. Я сейчас говорю с очевидцем событий Амандой Бирковски, которая прошла через весь этот ад. Аманда, вы можете рассказать, что произошло?
– Мы услышали выстрелы и крики, и тотчас же прогремел взрыв, где-то вверху, а потом снова выстрелы. Это была самая настоящая перестрелка, как в кино. Затем мимо побежали заложники, и я побежала вместе с ними, а двери были открыты, и все те, кто прятался в магазинах и на верхних этажах, выскочили из укрытий и бросились к выходам, и вот теперь мы на свободе.
– Вы видели раненых, убитых?
– Я видела плачущих людей. Слышала позади стрельбу. Я не знаю, сколько человек были задеты пулями и убиты, но мне просто хочется поблагодарить вас, огромное спасибо вам и тем храбрым полицейским, кто сражался за наше спасение, они такие мужественные.
– Аманда, разыщите пункт первой помощи, убедитесь в том, что с вами все в порядке, позвоните своей маме и, пожалуйста, пожалуйста, расслабьтесь и отдохните. И спасибо вам за ваше мужество и помощь.
Конечно, эти слова, прозвучавшие как сопровождение творящемуся внизу хаосу, а также кадры взрыва на крыше и врывающихся в комплекс спецназовцев через тридцать секунд вышли в общенациональный эфир, а еще через тридцать уже разнеслись по всему земному шару.
От 20 часов 14 минут
до 20 часов 47 минут
Вне всякого сомнения, Надиф и Хадар из всех сомалийских боевиков были самыми безобидными. И потому Вселенная наградила их самой жестокой смертью в соответствии с правилом наказывать наиболее строго самых кротких и смиренных.
Теперь, когда разверзлась преисподняя, эти двое посчитали идею стрелять в невинных людей пугающей. Одно дело повелевать, как это было прежде, стрелять в неясные тени, спасающиеся бегством, и совсем другое – просто убивать людей в джинсах и бейсболках, даже если их лица казались размазанными белыми пятнами, начисто лишенными выражения.
Да, они стреляли, наобум, с бедра, пассивно-агрессивные до самого конца, неряшливо выпуская по одной пуле в секунду по белым людям, которые вскочили с места и теперь бежали на них, охваченные паникой. Но у обоих не хватило духа убивать, поэтому они целились поверх голов, разбивая фасад балкона второго этажа ярдах в ста от конца парка развлечений, где они находились. Громкий взрыв сверху напугал их, вынудив отпрянуть назад, затем кто-то выстрелом сверху ранил Надифа в ногу; ничего серьезного, только после этого оба окончательно потеряли охоту к активным действиям.
Казалось, через какие-то считаные секунды в толпе появились американские аквалангисты-ниндзя, – во имя Аллаха, как им удалось проникнуть сюда так быстро? – с черными пистолет-пулеметами в руках, испускающими длинные пронизывающие красные лучи, которые несли смерть всему, к чему прикасались. Ребята увидели, как Махир, поднявшийся над морем разъяренных женщин, был завален скоплением красных точек, посредством какого-то волшебства связанных с пулями. Обоих парней обуяла паника, но по-разному. Надиф решил взобраться на небеса, в то время как Хадар вознаградил себя прогулкой на лодке.
На самом деле это оказалась не лодка, а бревно. Хадар уже давно поглядывал на сплав по горной речке, находя его очень интересным. Вода была такой голубой и пахла такой свежестью. В ней не было ни крокодилов, ни водорослей, ни дохлой рыбы, ни нефтяной слизи. Хадар взбежал по лестнице к началу спуска и обнаружил, что попал на посадочную площадку, где в зеленовато-голубой жидкости качались выстроившиеся ровными рядами бревна. Ему пришло в голову забраться в одно из бревен, спрятаться и дождаться, пока его арестуют, но почему-то решил, что так не пойдет. Хадар пожалел о том, что предварительно не разузнал, как заставить бревно пройти по каналу до той точки, откуда его словно по волшебству поднимут вверх, – вот только вода не течет вверх, разве не так? – после чего бревно заталкивали в тоннель, откуда оно уже устремлялось вниз в водовороте поворотов и виражей. У-уу-ух! Но Хадар понятия не имел, как это сделать.
Вместо этого он прыгнул в воду, которая оказалась теплая, словно моча, и побрел к подъемному механизму, расположенному футах в пятидесяти от него, рассудив, что под пенящимся потоком воды скрываются ступени и он сможет забраться вверх и спастись. Увы, его плеск привлек внимание ниндзя, поднявшихся на ту же платформу, где только что находился он сам, и они что-то отчаянно закричали ему на непонятном языке.
Не раздумывая, Хадар сорвал с плеча «калашников» и вскинул его, словно собираясь стрелять, вот только никак не смог вспомнить, поставлен ли автомат на предохранитель; но вода вокруг него тотчас же взорвалась гейзерами и брызгами, поскольку охотники выстрелили первыми, и он погрузился в зелено-голубую мочу, в окружении пузырьков воздуха и неизвестно откуда взявшегося бурлящего красного облачка.
Что же касается Надифа, он в качестве смертельного аттракциона выбрал себе «Дикую мышку». На самом деле у него не было времени сесть в вагончик и отправиться в путь, даже если бы он знал, как это делается, но он легко перескочил через ограждение, пересек искусственный сад и добрался до самого сооружения, кружевного сплетения стальных труб, поднимающегося к окнам на крыше на высоте четвертого этажа. Надиф начал карабкаться наверх. Судя по всему, для целей обслуживания сооружение было оснащено сетью перекладин и выступов, с помощью которой человек в сносной физической форме мог добраться до любого его участка, и Надиф полез вверх, грациозный и ловкий, повинуясь энергии сильных, упругих мышц и тонких длинных костей. Он поднимался все выше и выше, забираясь на горб самой большой горки, вероятно, намереваясь незаметно заползти на рельсы и спрятаться там. У него успела мелькнуть торжествующая мысль, что его стратегия увенчалась успехом и ему удастся затеряться в сомалийской общине Миннеаполиса, раздобыть фальшивые документы, жениться, завести детей и прожить долгую и счастливую жизнь. Однако его заметили. К сожалению, его заметил снайпер.
Это была последняя цель, пораженная Макэлроем, и именно ей предстояло в будущем терзать его неприятными воспоминаниями. Остальные боевики держали оружие в руках, и он убивал их, чтобы спасти жизнь заложникам, как того требовал долг. Но этот парень подставил свою спину, его автомат болтался на плече, и, право, он выглядел не опаснее альпиниста-любителя, сторонника здорового образа жизни, который выписывает журнал «Внешний мир», закупается в магазинах спортивных товаров и обещает всем своим знакомым, что обязательно «сделает» Мак-Кинли[58], затем Маттерхорн[59], ну а что касается Гиндукуша – «посмотрим, посмотрим». В точности такой же парень работал в кливлендском отделении ФБР.
Однако в то же время этот тип был вооружен, и он усердно спешил на самую верхнюю точку аттракциона «Дикая мышка», откуда он сможет причинить много вреда ребятам из спецназа и заложникам. Поэтому колебания Макэлроя продолжались не дольше секунды и резко сократились после того, как наблюдатель сказал:
– Дейв, цель на «русских горках», около десяти часов, дистанция больше ста футов.