Собрание сочинений в 4 томах. Том 3 - Погодин Николай Федорович 10 стр.


Суходолов. Страшные вещи ты, старуха, говоришь. Я ведь до сей поры и сам не знал, что не любил жену, желал ее даже без тени чувства… Старуха знает, а я нет. Дико. А впрочем, что особенного? Привычка. Но я — то — вот что дико! — я не знал, что это лишь привычка. Вот несчастье!.. Поздно делать такие открытия, непоправимо. Может быть, тут одна холодная рассудочность. Может быть, я Ксению просто недолюбливаю за ее беспросветное мещанство, за разухабистые манеры, за мелкий ум, за ее каменную статность?.. Что-то много всего набралось. И все это надо было видеть двадцать лет тому назад. Поздно мы с тобой прозрели, парень. Свет озарил житьишко — вот и пошло прозрение. Свет… странно это. Три раза видел человека, а люблю. Нет, это не любовь, а ее потребность… желание любви… мечта о какой-то необыкновенной девушке, которой не было и никогда у тебя не будет. А сама эта Майя, может быть, довольно заурядная и примитивная девица… И пусть! Пусть мечта останется мечтой. Только бы жена не впуталась. Тогда пойдут концерты. Нет, Армандо не расскажет, он человек больших понятий. Так и решим. Жена ничего не будет знать, и знать тут нечего, и у меня останется в жизни одно видение… Никому оно не помешает, никому не принесет ни капли горя…


В дверях появляется Ксения Петровна.


Ксения Петровна. Ну… что молчишь? Обругай, оскорби… назови неприлично.

Суходолов. А зачем я это буду делать?

Ксения Петровна. Затем, чтоб доказать, что я для тебя любимая жена.

Суходолов. Глупо.

Ксения Петровна. Но зато у меня умный муж, который в душе считает, что я мещанка и еще не знаю что… Он не потрудится внимательно разобраться в своей жене, как другие, и понять, что она передовая современная женщина. Он считает ее своей рабыней.

Суходолов. Чем?

Ксения Петровна. Я говорю — рабыней… Что, не правда? Миллион раз правда!

Суходолов. Ксения, что случилось? Является домой за полночь и мне же устраивает скандал.

Ксения Петровна. Но ты скажи, кем я была в твоих глазах всю мою замужнюю жизнь? Молчишь, как пойманный с поличным! А ведь я посетила тебе всю свою первую молодость, всю себя я посетила тебе.

Суходолов (сердито). Не посетила, а посвятила.

Ксения Петровна. Я в книжках не варюсь, живу домашним бытом. И мне плевать, посетила или посвятила. Я давно ждала от тебя благодарности за годы моих мучений…

Суходолов. Каких мучений? О чем ты говоришь?!

Ксения Петровна. Разве я не могла выбрать себе другую, более яркую судьбу? Вполне могла. Мы, Шмыревы, не какие-нибудь. Мой покойный дедушка говорил — нас на соленье не пустишь. Все мои братья, все сестры на хороших местах. Никифор — генерал, весь в орденах…

Суходолов. Ты, дорогая, я вижу, в приподнятом настроении.

Ксения Петровна. Вот это ты сразу увидел… Она позволила себе минуту свободы, ты это сразу подчеркнул. А то, что она посетила тебе всю себя…

Суходолов. Прости, я должен отдохнуть. Это бестолковый разговор.

Ксения Петровна. Нет, погоди! Разговор не бестолковый… Ты теперь не отделаешься от меня при помощи своих барских манер. Скажи-ка мне, голубчик, какую цацу ты себе здесь подцепил? Чья такая? Много стоит? Где ночует? Что, сразила? Никак не ожидал подобных вопросов?

Суходолов (тяжело, опасно). Кто сказал?

Ксения Петровна. Тот человек, которому все это известно. Что с тобой?.. Тебя прямо шатнуло. Ты не ожидал, что Яша Армандо больше дорожит моей дружбой, чем твоей.

Суходолов. «Человек»… Да, конечно, он тоже человек.

Ксения Петровна. Еще бы!.. Раз он тебя выдал, то какой же он человек! Эх ты… взгляни на себя, какой сам есть человек! Негодяй ты, негодяй.

Суходолов. Прошу… можешь замолчать?

Ксения Петровна. Развратник…

Суходолов. Замолчи!

Ксения Петровна. Помолчали, хватит. Теперь пришел конец молчанию.

Суходолов (медленно). Я могу…

Ксения Петровна. Что ты можешь?! Ничего ты теперь не можешь. А вот я могу. Пока ты прощения не вымолишь и пока твою красотку из города не проводишь, я тебе, дружок, жизни не дам. Что, скучно, Митенька? Мы, Шмыревы, очень грубые люди… и другого обращения ты теперь от меня не жди. Пришел и на мою улицу праздник. Наконец дождалась и я.

Суходолов (в огне). Дождалась?! Празднуй!.. Что-что, а это не прощу. (Уходит.)

Ксения Петровна. Ты?.. Мне?.. Прощать? Постой! Попался — неси повинную, покайся. А то ведь шутки, сам знаешь, очень опасные. Иди сюда, говорю, Димитрий, в этом доме сегодня покоя не будет!


Входит Марина.


Марина. Чего шумишь?

Ксения Петровна. Уйди. Мне муж нужен.

Марина. Ушел он.

Ксения Петровна. Куда?

Марина. На улицу.

Ксения Петровна. На улицу?.. Как же так — на улицу? Хотя… что я растерялась! Лишний предлог получил к любовнице наведаться. Говори, часто он дома не ночует?

Марина. Чушь городишь, Ксения Петровна.

Ксения Петровна. И тебя купил?

Марина. Милая… да ты… того.

Ксения Петровна. Ничего не того.

Марина. А я всерьез принимаю. Давай, хозяйка, спать ложиться.

Ксения Петровна. Разве ты его выдашь? Ты его никогда не выдавала. Задарил. Но нарыв прорвался… Погодите, голубчики, я вам сделаю!

Марина (весело). Что сделаешь?

Ксения Петровна. Найду.

Марина. А все-таки?

Ксения Петровна. То сделаю, что вы у меня будете ходить тише воды, ниже травы. А то «Марина Герасимовна!», «Марина Герасимовна»… Титул ей назначил — «домоуправительница». Без нее не можем. Знаем мы теперь, чем ты ему необходима. Не качай головой, не отделаешься. Кто в мою квартиру ходил, говори! Мне не скажешь — на суде скажешь… Постой, он действительно на улицу ушел? Правда?

Марина. Пойди проверь.

Ксения Петровна. Неужели ушел и бросил? (Слезливо.) Ты знаешь, Марина, я не раз у известных московских баб гадала, и не раз мне выпадал удар. Неужели начинает сбываться? Какое несчастье! Кому я нужна в моем возрасте! Дети выросли, я одна и квартиры в Москве не оправдаю. Марина, ты слышишь?

Марина. Слышу, слышу… не первый раз плачешься. Одно и то же.

Ксения Петровна. Но тогда ничего не было.

Марина. И теперь ничего нет.

Ксения Петровна. Говори мне.

Марина. И кому угодно скажу.

Ксения Петровна. Поклясться способна?

Марина. Способна.

Ксения Петровна. Значит, ты слепая.

Марина. Значит, слепая.

Ксения Петровна. Так оно и есть… А мне верный человек все рассказал. Ужасно представить, что он мне рассказал! Ох, как страшно… Это не какие-нибудь шашни… шашни можно простить… тут у них любовь с большой буквы. Но нет, не выйдет, не дам. Пускай он у меня на стену лезет, пускай ненавидит меня, как змею, а я его от себя не отпущу, развода не дам. Мое моим останется, и нечего тут в благородство играть. Против этой болезни лекарства нужны простые, грубые.

Марина. Взбесилась баба.

Ксения Петровна. А ты на месте сорокалетней жены что бы стала делать?!

Марина. Но ведь тебе резоном толкуют, что ничего нет.

Ксения Петровна. И пускай нет!

Марина. Так чего же ради терзать себя и других?

Ксения Петровна. Надо терзать… надо!

Марина. Совсем одичала!

Ксения Петровна. Если даже нет ничего фактически, а так… одни фантазии и мечты, что все одно, — и то надо. Пусть с наждаком протрут!.. Пусть он помечтать и то опасается! Теперь с крепкой советской семьей с этими мечтами не возрадуешься. Я ему покажу эту Лауру!

Марина. Неужели имя такое дали? Придумают же… Лаура.

Ксения Петровна. Это скрипач ее так называет, в честь чего, не знаю. А на самом деле ее зовут Майей. Но я ей покажу, голубушке, и Майю и Лауру! Поэты… Я вам дам поэзию!


Занавес

Действие второе

Картина первая

В палатке на строительстве, днем. Суходолов у телефона.


Суходолов (продолжает). Спасибо, Павел Михайлович. Тронут твоим вниманием. Здоровье у меня первоклассное, до инфаркта далеко. Но ты послушай, какую научную историю я недавно в московском самолете слыхал. Ежели с обыкновенной здоровой обезьяной обращаться грубо, угнетать ее всячески, орать на нее, то через два месяца у нее непременно будет инфаркт. У обезьяны! Мыслишь?.. Интересно?.. Я тоже говорю, что интересно. (Пауза). Теперь я на строительстве проживаю… Есть к тому и особые причины, говорить о которых не стоит, но на строительной площадке я как рыба в воде, прекрасно себя чувствую… привычка… Живу в палатке… Спасибо, что не забываешь. Привет тебе. (Положил трубку.) Диковинный руководитель… не пойму… очень дружелюбный… Не полагалось бы, кажется.

Входит Дононов.


Здравствуй, товарищ Дононов, давно не виделись. Я даже соскучился.

Дононов. Шутишь, товарищ начальник… много шутишь. А сам от меня бегаешь. Ведь я не раз давал тебе понять, что нам надлежит потолковать по твоим личным делам… Что делать… не Магомет к горе, так гора к Магомету.

Суходолов. Кто гора, кто Магомет?

Дононов. Ты — мудрец, тебе виднее.

Суходолов. Впрочем, что я?.. Ты сам себя определил в горы. Но смотри, горы бывают разные: покатые и плоские, крутые и страшные… А вообще, что есть гора? Мертвое тело.

Дононов. Ты мастер острить… не всегда к месту.

Суходолов. Не сердись, Афанасий Кузьмич… вредная привычка. Чаю желаешь?

Дононов. В такую жару чай!

Суходолов. А вот представь себе… меня казахи на Турксибе научили.

Дононов. И где ты только не бывал! Так что же, потолкуем?

Суходолов. Я издал бы всеобщее постановление — личными делами в нерабочее время заниматься, по ночам. Ночи, они самой природой предназначены для личных дел. Опять же и экономия государству! Сразу бы этих личных дел на девяносто процентов убавилось. Но — давай! Нет, посиди минуту. Пока работает с областью телефон, надо позвонить в гражданскую авиацию. (Переговариваясь со станцией.) Комаров хочу истребить.

Дононов. По-моему, неосуществимо.

Суходолов. Я уже однажды операцию подобного размаха осуществлял.

Дононов. Чего только ты не осуществлял!

Суходолов. Двадцать пять лет осуществляю. (Его соединили.) Гражданская?.. Мое почтение, Суходолов с вами говорит. Нельзя ли к нам сюда прилететь на предмет уничтожения комаров? Операция у нас обширная, миллионная… Прилетайте. Кланяюсь.

Дононов. Как легко решаешь ты миллионные операции!

Суходолов. Так ведь Магомет знаешь чего наделал? Ввел на земле магометанство.

Дононов. Бросаешься словами. А что такое комары? Кому они мешают? Нежные мы стали очень.

Суходолов. С ними одна производительность, без них другая.

Дононов. А ты считал?

Суходолов. Все поддается учету, товарищ Дононов! Даже такая неуловимая вещь, как наши с тобой отношения… в какую копеечку они обходятся государству. Про электронные машины слыхал? Они все подсчитают.

Дононов. А какие у нас отношения? Если критикуемся взаимно, то это только страхует от нездорового сращивания. У нас самые нормальные отношения.

Суходолов. От таких нормальных отношений у людей инфаркты бывают. Но давай сегодня поедем на участки. Ты ни разу на Кедровом стану не был. Начальник там ни к черту. Тянуть надо. А Кедровый стан имеет громадное будущее.

Дононов. Слыхал, знаю, поедем. Но, Суходолов, я ведь пришел к тебе с твоим личным вопросом.

Суходолов. Извини, высыпай.

Дононов. Что значит — высыпай?

Суходолов. Глагол в повелительном наклонении. Дел у нас много, Афанасий Кузьмич, не тяни.

Дононов. Дела, дела. И в делягу тоже превращаться не следует. Иногда невредно остановиться и оглядеться, что с тобой происходит. Я, например, давно хочу узнать от тебя, почему ты дома не ночуешь?

Суходолов. Заметил?

Дононов. А как же!

Суходолов. Ну и какое это имеет значение?

Дононов (значительно). А ты не знаешь?

Суходолов. Нет.

Дононов. Если понадобится, я тебе объясню. Но как же быть в настоящем конкретном случае?

Суходолов. Как быть? Никак не быть.

Дононов. Нет, ты мне ответь на мой прямой вопрос.

Суходолов. А я не хочу отвечать на этот вопрос.

Дононов. Как-как?

Суходолов. Так. Не желаю и не буду отвечать.

Дононов. Считаешь ниже своего достоинства?

Суходолов. И моего и твоего достоинства.

Дононов. Скажи, куда метнул. Это почему же?

Суходолов. Не тебе, по твоему общественному и государственному положению, задавать такие вопросы, не мне на них отвечать.

Дононов. Ну знаешь, уважаемый!.. (Недоброе молчание).

Суходолов. Не знаю. Скажешь, буду знать.

Дононов. Люди — не чета тебе, повыше, тоже хорохорились, а потом как миленькие отвечали.

Суходолов. Значит, они не чета мне.

Дононов. Вот в чем твоя беда! Димитрий Алексеевич, ты большой человек, и не ошибочно тебя ценят в верхах, но ты страдаешь колоссальным самомнением.

Суходолов. Да какое тут, к дьяволу, самомнение? Я не понимаю и понимать не хочу, почему я должен отчитываться перед тобой в том, где я сплю. Где мне удобно — там и сплю.

Дононов. Брось, брось, не уходи от существа дела. К тебе приехала супруга. Все это знают.

Суходолов. Приехала… И какое вам дело?

Дононов. Что у вас случилось? Откройся, Димитрий Алексеевич, лучше будет.

Суходолов. Милейший Афанасий Кузьмич, будь ты мне ближайшим другом, и то не всегда можно открыться. Но кто ты мне? Официальное лицо… Как же я могу посвящать тебя в свои сокровенные дела! Прости, это по-человечески противно и бессмысленно. Помочь мне никто не может. Даже первобытные люди и те не вмешивались в распри пар.

Дононов. А мы не первобытные, а современное организованное общество. Я хочу тебе помочь… обязан, призван! Я вижу, что ты запутался.

Суходолов. Ты видишь, я — нет. Могу дать подписку.

Дононов. Брось… Давно все ясно.

Суходолов. Что ясно?

Дононов. Пассия.

Суходолов. Не понимаю.

Дононов. Полно. Что, неграмотный? Дама сердца… ну… любовница. Чего там. Люди мы взрослые.

Суходолов (волнение). Вот что, Дононов… вот как у нас будет… Я готов разговаривать с тобой на любые темы, можешь учить меня, как строить, но этого не потерплю. Заявляю тебе по совести и чести коммуниста, что ничего позорящего мою партию я не совершаю… Поэтому такие эпитеты, как «запутался», с негодованием отвергаю.

Дононов. Как ты возгордился! Поразительно.

Суходолов. Откуда у тебя поповские словечки?

Дононов. А твои словечки на мелкобуржуазный анархизм смахивают.

Суходолов. Научили вас на нашу голову. Действительно начетчик. Ну при чем тут анархизм? В общем, если ты пришел толковать о том, где мне ночевать, то считай, что наша беседа не состоялась. Меня с катера зовут, слышишь? А на том берегу ждут геологи, которые решают судьбу величайшей в мире плотины. Величайшей… (Уходит.)

Дононов. Глупый человек. Ребенок. Казалось бы, немолодой коммунист и должен понимать, что я стремлюсь оградить его от серьезных неприятностей. Ну зачем тебе, дураку, вызывать нездоровое любопытство к своей персоне?! Я же не могу пресечь болтовню. Она просочилась, пошла… И мне сигнализировали, хоть и анонимно. Конечно, мы знаем этих клеветников, которые порочат честных людей анонимными письмами. Но вот вам и подтверждение. Суходолов уклоняется от исполнения супружеских обязанностей. Очень хорошо. Прекрасно. Значит, что-то есть… Поссорился с женой. А почему поссорился? Мог поссориться, между прочим, и по своей вспыльчивости. Он нередко следует не уму, а сердцу. А кто же возражает? Мы не можем отнять у человека право иметь вспыльчивое сердце. Но у меня коммунисты спрашивают, почему директор не живет дома. Безусловно, тут тоже имеется доля обывательского любопытства. Любим мы поглядеть через щелочки в чужие квартиры. Есть это, есть. Тут тоже надо бы обуздать мещанские пережитки… А с другой стороны, только пойди навстречу и дай волю нашему брату… Тот же Суходолов, с его внешностью, моментально распустится. Смешной человек! Он думает отделаться благородным негодованием. Благородством от таких вещей не отделаешься.


Входит Ксения Петровна.


Ксения Петровна. Я не ошибаюсь? Товарищ Дононов? Суходолова… жена его.

Дононов. Очень рад, хоть неожиданная встреча. Садитесь.

Ксения Петровна. Давайте познакомимся.


Рукопожатие. Называют себя.


Дононов. Весьма приятно. Вы ко мне?

Ксения Петровна (очень настороженно). А почему вы так думаете?

Дононов (так же). Могу ошибиться.

Ксения Петровна. Нет, вы не ошиблись. Но у меня впечатление, будто вы меня ждали.

Дононов. Ждать не ждал…

Ксения Петровна. А сразу догадались, что я к вам.

Назад Дальше