Спят усталые игрушки - Дарья Донцова 10 стр.


Алла и Тамара жили в одном доме с рождения. В огромном подъезде не оказалось больше детей одного с ними возраста, и девочки невольно подружились. Вместе лепили куличики в песочнице, потом пошли в один класс, да и институт выбрали сообща. Тамарочка была тихой, молчаливой, аккуратной, Аллочка – бойкой, болтливой, разбросанной. Но разительное несходство характеров не мешало дружбе, наоборот, они как бы не могли существовать друг без друга, наподобие сиамских близнецов. Если уж говорить откровенно, то первый брак Мостовой распался не из-за отсутствия детей, а из ревности, которую испытывал супруг Аллочки к Тамаре. Его раздражало постоянное присутствие подруги, ее участие во всех семейных праздниках, совместные поездки к морю… И в конце концов мужик выдвинул ультиматум: или я, или она! Аллочка не колеблясь выбрала верную подругу. Кстати, Тамаре с замужеством не везло. Вернее, она никак не могла влюбиться, отвергая всех кавалеров.

– Очень уж ты разборчивая, – сетовала Аллочка, – останешься в старых девах! Чем тебе Андрей плох? Красивый, умный…

– Не в моем вкусе, – коротко отвечала Тома.

– А Сережа? Родители обеспеченные, и сам молодец…

– Дурак, – резюмировала Рыклина.

– Тогда на Костю погляди, – не успокаивалась Алла, решившая во что бы то ни стало устроить свадьбу подруги.

– Подонок, – сообщила Тамара и уткнулась в учебник по анатомии.

– Слушай, – разозлилась Мостовая, – ты сказочку про короля Дроздоборода читала? Там тоже принцесса капризничала: этот толстый, тот глупый, третий косоглазый… Помнишь, чем дело кончилось? И вообще, кого ты хочешь, принца Уэльского?

Тамара отложила толстую книгу и кротко взглянула на верную подругу.

– Я хочу полюбить и, когда это произойдет, не посмотрю ни на что: ни на внешность, ни на материальное положение. А выходить замуж за деньги или смазливую физиономию никогда не стану. Если не встречу судьбу, лучше проживу одна!

Постоянно кем-то увлекавшаяся Аллочка только хмыкнула, но спорить с подружкой не стала.

Они были на третьем курсе, когда в их группу перевели Милу Шабанову. Девушки подружились. Вежливая, воспитанная Люда жила в общежитии, и Аллочка сначала решила, что она из провинции. Потом выяснилось – детдомовка, родителей нет, помогать некому, существует на копеечную стипендию. У Тамары было доброе сердце и обеспеченный папа. Мила стала бывать у них дома, но Аллочке девушка не нравилась.

– Я старалась этого не показывать, – говорила Мостовая, – думала, что просто ревную Тамару. Они стали даже иногда ходить в театр без меня. Мила – страстная любительница зрелищ.

Однажды Мостовая не выдержала и высказала Тамаре все, что думала о Миле.

– Хитрая слишком твоя тихоня, да и в связях неразборчива. Вон девчонки говорят, у нее чуть ли не каждую ночь новый любовник, в общежитии все знают…

Тамарочка ласково обняла Аллу.

– Я очень люблю тебя, мы даже больше, чем сестры. Но ведь и у близнецов могут быть разные подруги. Мне жаль Милу, она несчастна. Надеюсь, папа поможет ей получить квартиру.

И отец-генерал постарался, выбил для сироты жилплощадь. Но Аллочка даже не успела возмутиться по этому поводу, потому что произошло долгожданное событие – Тамара влюбилась. Они как раз только что закончили институт и попали на работу в одну поликлинику, ведомственную, при Генштабе. Именно поэтому Мостовая не высказала Томе своего неодобрения по поводу квартиры, посчитала неудобным. Ведь Аллочку на работу в престижное, теплое местечко тоже пристроил генерал Рыклин.

Десятого сентября в кресло к молодому стоматологу сел майор Ковалев. Леонид панически боялся бормашины, а у Тамарочки сразу затряслись руки, потому что девушка поняла – это он, единственный и неповторимый. Роман длился больше года и протекал по классическим стандартам: гуляние под луной, букеты, театры, вздохи. Наконец последовало обручение и снова длительное ухаживание.

– Что-то вы никак не поженитесь, – сетовала Аллочка.

– Проверяем друг друга, – улыбнулась Тома.

– Ты хоть с ним уже переспала?

Тамара покраснела и твердо сказала:

– Только после свадьбы.

– И он не пристает? Почти полтора года? – изумилась Мостовая.

– Леня уважает мои чувства и считает, что первая брачная ночь должна стать незабываемой, – убежденно сказала Тамара.

«Господи, только бы он не оказался импотентом», – подумала Аллочка.

Свадьбу играли в марте, на Красную горку, лучшее время для обращения в загс. У Лени имелась своя небольшая квартирка, и молодые переехали к нему. Впервые Аллочка и Тамара потеряли возможность вечером вместе пить чай. Встречались они теперь реже, тем более что Мостовая снова вышла замуж, чаще просто перезванивались. Людмилу Алла перестала встречать, только на днях рождения Леонида и Тамары они оказывались за одним столом и мило улыбались друг другу. Но обе знали – никакой радости эти встречи им не доставляют.

Тамара казалась счастливой. Жизнь ее теперь вертелась вокруг любимого супруга, и в разговорах с Аллочкой то и дело произносилось его имя: Леня любит котлеты, Леня не пьет кофе, Леня спит до восьми… Леня, Леня, Леня… Потом просто буря эмоций: Тамара ждет ребенка. И вновь драгоценный супруг оказался на высоте: давил соки, тер морковку, сдувал пылинки…

Тем неожиданней прозвучал однажды ночью звонок.

– Я у родителей, – каким-то не своим голосом сообщила Тома.

Аллочка взглянула на часы – около двух. Натянув халат, она кинулась вниз.

– Я убью его, – неистовствовал генерал Рыклин, – негодяй, мерзавец, подонок, скотина!

– Не надо, папа, – тихо попросила Томочка, сидевшая в кресле. Беременность была пока незаметной, но Аллочка знала, что подруга на пятом месяце.

– А девку из Москвы выгоню, сволочь, – кипятился Рыклин.

– Ты этого не сделаешь, папа, – твердо сказала Тамара, – дай честное слово, иначе я моментально уйду из дома куда глаза глядят.

– Хорошо, – рявкнул генерал и попросил, выходя из комнаты: – Поговори с ней, Алла, но не забывай, что она в положении…

– Что случилось-то? – недоумевала Мостовая.

Томочка взглянула в окно, где стояла непроглядная ночь.

– Леонид полюбил другую.

– Как?! – оторопела подруга.

Тамара пожала плечами:

– Да, в этом нет никаких сомнений.

– И кого же?!

– Людмилу.

От негодования у Аллочки перехватило горло. С языка чуть было не сорвалось «я же все время говорила, что она дрянь», но Мостовая удержалась и осторожно спросила:

– Как ты узнала?

Тома вздохнула:

– Галя сказала.

Галей звали их общую знакомую. Женщина работала с Шабановой в одной поликлинике.

– Позвонила мне домой и сказала, что больше не может молчать, – тихо объяснила Тамара, – отношения якобы тянутся давно, но мне боятся сказать из-за беременности…

– А ты что?

– Поехала к Миле домой, дверь оказалась не заперта, а она с Ленечкой лежала в постели.

То, что подруга назвала потаскуна Ленечкой, взбесило Аллу до крайности, и она заорала:

– Надеюсь, ты надавала им по заднице?

– Пожалуйста, не кричи, – поморщилась Тамара, – Ленечка не моя собственность, раз решил уйти к другой, значит, полюбил ее. Я не стану мешать его счастью.

– Счастье! – пришла в абсолютное негодование Алла. – Да при чем тут это! Он – кобель, а Людмила – сука, вот и спарились. Погоди, еще назад на коленях приползет.

– Во-первых, это невозможно, – ответила подруга, – а во-вторых, не говори о них так, мне это неприятно.

Тамарина беззубая мягкотелость и полная нестервозность всегда удивляли Аллу. Но вышло все, как предсказывала Мостовая.

Через месяц виноватый Леонид с огромным букетом роз кинулся в ноги к обманутой жене.

– Прости, бога ради, – молил мужик, – не знаю, что на меня нашло, затмение какое-то. Только тебя люблю, возвращайся домой.

Томочка спокойно поставила цветы в воду и поинтересовалась:

– Где Людмила?

– К другому ушла, – брякнул спроста муж.

Тамара поправила букет.

– Чудесные розы, мои любимые, снежно-белые.

– Так вернешься? – обрадовался Леня.

– Нет, – покачала головой супруга, – ты уж извини.

– Разлюбила? – пошел в атаку негодяй.

– Не в этом дело, – прошептала Тамара, – но простить не смогу, а жить во лжи не хочу, нам лучше разойтись.

Целый месяц Леня обрывал телефон и охапками оставлял у дверей букеты, но жена осталась непоколебима. Даже генерал не выдержал и сказал как-то:

– Может быть, простишь дурака, все-таки мужик. Знаешь, всякое бывает…

– Ты изменял маме? – поинтересовалась дочь.

Рыклин закашлялся и сделал вид, что не слышал вопроса.

Потом Леонид перестал появляться, а спустя две недели раздался звонок и бесстрастный мужской голос поинтересовался:

– Тамара Игоревна? Леонид Михайлович Ковалев кем вам приходится?

– Мужем… – холодея, ответила Тома. – А что?

– Приезжайте немедленно по месту прописки, – не пошел на контакт милиционер.

Тома и Аллочка еще на подходе к дому поняли, что случилось несчастье. Вокруг было полно машин. «Скорая помощь», милицейский «Форд», труповозка и автобусик спасателей МЧС.

Алла распихала локтями зевак и… не увидела ничего.

– Что тут стряслось? – тихо спросила она у какой-то бабки.

Та молча показала пальцем куда-то вверх. Мостовая подняла глаза и моментально лишилась чувств. В доме, где жил Леонид, на первом этаже располагалась парикмахерская. Вход в нее украшала вывеска с затейливым названием «Купидон». Тут же помещался весьма толстый и уродливый, выполненный из железа мальчуган, сжимавший в правой руке направленную в небо стрелу. Вот на эту-то стрелу и оказалось нанизанным тело Леонида. Мужчина выпрыгнул из окна и угодил на штырь. Смерть его была мучительной. Когда Тамара и Алла приехали на место происшествия, он еще был жив, но помочь несчастному оказалось сложно. Вызванные спасатели начали пилить прут. Внезапно Леонид очнулся и дико закричал. Народ шарахнулся в стороны. Пришедшая в себя Аллочка кинулась зажимать подруге уши, та же, казалось, окаменела. Но скоро Леня снова потерял сознание и замолк. Пульс еще прощупывался, когда его грузили в реанимобиль. Машина, взвизгнув сиреной, понеслась по проспекту, однако до больницы самоубийцу не довезли.

В квартире нашли предсмертную записку. Леонид обвинял во всем жену. «Ты не захотела простить меня, теперь живи с мыслью, что виновата в моей смерти». Там было еще много несправедливых упреков, но Аллочке запомнилась именно эта фраза.

Тамаре пришлось отвечать на вопросы следователя. Во время одного из допросов начались преждевременные роды, и младенец погиб.

Еще несколько месяцев Тамара провела в разных клиниках. Сильно располнела и упорно отказывалась разговаривать со всеми, даже с Аллочкой. Потом отец взял ее домой, и женщина молча сидела у телевизора. Она была абсолютно послушна, ела, когда подавали, спала, когда укладывали. Родители наняли для ухода сиделку, и один раз медсестра рассказала генералу, что Томе звонила какая-то дама. Все знакомые давно знали о происшедшем, и не беспокоили Рыклиных. Но лечащий врач велел, чтобы больную «шевелили». Рекомендовал приглашать гостей, водить в театр…

Вот сиделка и протянула Тамаре трубку. Внезапно молчавшая почти полгода женщина спросила:

– Чего тебе надо?

Лицо ее постепенно приобрело краски, и медсестра услышала:

– Это не я, а ты его убила, Мила.

Поняв, что дочери звонила Шабанова, генерал в первый момент хотел сгоряча поехать домой к нахалке. Остановило его только то, что Томочка после телефонного разговора как будто пришла в себя, стала общаться с домашними. У родителей забрезжила надежда на выздоровление дочери.

Потом наступил черный день, двадцать восьмое января, день рождения Леонида. С утра Тамара была очень внимательна к родителям, целовала их и обнимала. Ближе к вечеру сказала, что хочет поехать на квартиру к Леониду. Брак они не успели расторгнуть, и «двушка» досталась жене по наследству. Мать вызвала такси и проводила Тамару в Костиков переулок.

Томочка походила по комнатам, где все осталось, как при покойном хозяине, и проговорила:

– Здесь прошли счастливые дни.

Помолчав минуту, попросила:

– Мамочка, сходи купи вина, помянем Леню.

Генеральша пошла в магазин, а когда спустя полчаса вернулась, холодный, зимний ветер равнодушно шевелил занавески распахнутого окна… На негнущихся ногах мать добралась до подоконника и поглядела вниз.

На белом, не по-московски чистом снегу ярко выделялось огненно-красное пятно. Томочка в тот день зачем-то надела на себя пурпурное платье.

Алла замолчала. У меня тоже слова не шли с языка. Наконец хозяйка добавила:

– Уверена, что она хотела попасть на тот же штырь, что и Леонид, искупить такими же му́ками свой так называемый грех, только бог не допустил. Умерла сразу, следователь потом сказал, будто упала на землю уже мертвой, сердце разорвалось в полете. И хотя и Леня, и Тамара шагнули из окна сами, можно не сомневаться – убила их Людмила!

Я потрясенно молчала. Опять зазвенел будильник, и будущая мать схватилась за бутылку.

Глава 10

Домой я ехала в глубокой задумчивости. Понятно теперь, почему генерал Рыклин выгнал из дома «адвокатшу». Аллочка сказала, что после смерти Тамары ее мать тронулась умом и стала как ребенок. Игорь Кириллович очень несчастлив.

– Трудно себе представить, какие злые встречаются люди на свете, – вздыхала Аллочка. – Прикиньте: спустя несколько недель после смерти Томы в почтовый ящик Рыклиных опустили записку: «Бог наказал тебя, сам знаешь за что. Живи теперь и мучайся». Подписи, естественно, нет. Потрясенный генерал поднялся к Алле и показал бумажку. Аллочка как могла успокоила обезумевшего Игоря Кирилловича, а гадкое послание потихоньку выбросила.

– И знаете, – сказала Мостовая, – мне показалось, что это сделала Людмила.

– Узнали почерк?

– Нет, – покачала головой собеседница, – буквы были вырезаны из газеты. Просто интуиция подсказала, что она это сделала, словно почувствовала. Ну, думаю, еще одно такое письмишко придет, в милицию отправлюсь.

Но больше Рыклина не беспокоили.

Задумавшись, я проехала перекресток на желтый свет, но никто не заметил нарушения. Погода разбушевалась не на шутку. Зима явно хотела отомстить весне за преждевременное вторжение в город. По земле бежала юркая поземка, ледяной ветер бросал на ветровое стекло пригоршни слякоти.

Аллочка дала мне телефон Гали, бывшей сослуживицы Людмилы, но я решила сегодня не заниматься больше поисками. Ясно пока одно – близких родственников у Милы не было, а из трех известных мне подруг две – Тамара и Алла – ничего не знали о Вере. Тамара скончалась еще до рождения девочки, а Аллочка прекратила с Милой всяческое общение.

Думая о том, как лучше вести разговор с Галей, я въехала во двор. Слава богу, наконец-то дома! Только удастся ли отдохнуть, опять небось Алиска притащила гостей, придется улыбаться до потери пульса, изображать радушную хозяйку.

Но в доме почему-то тишина. Искренне пораженная этим фактом, я распахнула дверь гостиной и застала милую сердцу картину – Маша и Аркадий играют в нарды.

– Мы одни?

– Кажется, – подтвердил сын, – просто не верится. Алиска уехала.

– Куда?

– У нее сегодня «Лебединое», – пояснила Маша.

– Так что до одиннадцати мы абсолютно свободны, – пояснил Кеша и гневно поглядел на Марусю. – Ты жульничаешь!

– Вот еще! – возмущенно отозвалась Маня.

– Но как можно выбросить подряд восемь раз шесть–шесть?

– Не знаю, – ухмыльнулась девочка, – просто везет.

– Дай кости, – потребовал брат.

– Зачем?

– Давай, говорю!

Маленький Машкин кулак приблизился к широкой ладони брата, и в Кешкину длань упали два кубика – белые с синими точками.

Сын потряс их и бросил на доску: два–один.

– Теперь ты, – велел Кеша девочке.

Маруся ухватила костяшки, долго гремела ими, перебрасывая из руки в руку, потом швырнула – шесть–шесть!

– Невозможно! – пробормотал Аркадий. – Полный разгром.

– Не расстраивайся, – захихикала сестра, – может, завтра тебе повезет.

Пока она передвигала фишки, я внимательно разглядывала кубики. Белые, но точки не темно-синие, а черные. Все понятно! Купила в магазине «Смешные ужасы» шулерские кости с магнитом и теперь дурит брата. Да как ловко, просто Дэвид Копперфильд!

– На что играете? – поинтересовалась я.

– Проигравший расчесывает Черри, – радостно пояснила Манюня.

Я с жалостью покосилась на Кешку. Три наши собаки короткошерстные. Ротвейлера, питбуля и мопса достаточно просто вымыть под душем и хорошенько вытереть. Йоркширская терьерица Жюли обладает роскошными, ниспадающими локонами. Ее хозяйка, няня Серафима Ивановна, тратит по часу в день, расчесывая любимицу. Надо сказать, что собачка получает от процедуры огромное удовольствие и охотно бежит на зов, завидя щетки с расческами. Пуделиха Черри тоже обладает роскошной шубой. Черные кудрявые завитки покрывают ее маленькое тельце, но расчесывать себя она не дает. Только вы собираетесь привести песика в надлежащий вид и берете в руку щетку-пуходерку, как хитрющая Черри моментально испаряется. Не помогает ничего – ни сыр, ни конфеты, ни чипсы. Можете быть уверены, пуделиха ни за что не выйдет из укрытия, пока вы не уберете парикмахерские орудия…

Но, предположим, удалось обмануть ее и подкрасться к несчастному животному с расческой. Однако праздновать победу рано. Собачка моментально закатывает глаза и изображает предсмертные судороги. Если все же вы настроены решительно и, не обращая ни на что внимания, раздираете жуткие колтуны на лапах, пуделиха принимается выть. Чем дольше длится процесс причесывания, тем громче и жалостливей издаваемые звуки. Я не выдерживаю через несколько минут, Маша держится чуть дольше, а Аркадий просто ненавидит роль цирюльника, но собачку положено расчесывать хотя бы раз в неделю! Кажется, сегодня это «счастье» достанется сыну, потому что Маня, в последний раз швырнув шесть–шесть, радостно провозгласила:

Назад Дальше