– Странно, – пробормотала я, – вы так много для нее сделали, а она перестала с вами общаться.
Елена Вадимовна грустно улыбнулась.
– Ничего странного. Когда моего мужа уволили с занимаемой должности, две трети знакомых от нас отвернулись. Перестали звонить, а кое-кто прекратил и здороваться. Меня сразу освободили от должности завуча. Вот Милочка и решила, наверное, что я ей больше не нужна. Знаете, дети, воспитывающиеся в приютах, как правило, эмоционально бедны. Наверное, только в семье они могут с малых лет понять, как надо любить, поэтому очень часто они практичны, аккуратны, талантливы, но, увы, душевно глухи. Бывают люди без музыкального слуха, а бывают без способности сопереживать, радоваться, иметь привязанности, наконец. Милочка из таких. И это не ее вина.
Я вспомнила, как нежно на фотографии Людмила обнимает Верочку, но не стала спорить с Еленой Вадимовной.
– А что с ее сестрой и братом?
Директриса пожала плечами.
– Попали в другие детские дома. Их специально разделили, чтобы дети побыстрей забыли время, проведенное в секте. Сестру, впрочем, я никогда не видела. А вот брат несколько раз приходил по воскресеньям, но мы были вынуждены его не пускать.
– Почему?
Елена Вадимовна машинально переложила какие-то папки.
– Он старше, причем лет на пять-шесть, а то и семь, не помню точно, во всяком случае, выглядел почти как взрослый юноша.
– Что же здесь плохого?
– Воспитательницы заметили, что после его появлений Милочка отказывается от еды, плачет и не желает ходить в школу. Выяснилось, что брат пугает маленькую сестричку страшным наказанием за то, что она «отошла от веры». Вот и пришлось указать ему на дверь. Кстати, Милочка совершенно не переживала, когда он перестал появляться, а про сестру и совсем не вспоминала.
– Адреса Мостовой и Рыклиной у вас есть?
– Откуда? – удивилась Елена Вадимовна. – Просто слышала от Милочки, что они учились в одной группе. Кажется, обе девочки москвички, во всяком случае, Рыклина точно, она приглашала Милочку к себе летом пожить на даче.
– А год рождения Шабановой…
– То ли 1970-й, то ли 1972-й, – ответила Елена Вадимовна и включила компьютер.
Поняв намек, я поблагодарила директрису и откланялась.
Глава 9
Часы показывали шесть. Я вытащила телефон и позвонила Лиане.
– Хочу предложить вам компенсировать расходы на похороны и поминки…
– Ах, оставьте, – вздохнула женщина, – сама виновата, ведь я опознала тело. Честно говоря, даже не разглядела как следует, лишь на волосы посмотрела и решила: она, Нинель!
Ладно, пора домой, а поиски продолжим завтра.
В гостиной опять незнакомые люди. В холле пахло чужими духами и сигарами. Тихонько приоткрыв дверь, я увидела Филю, азартно пускающего клубы вонючего дыма. Мне домашние строго-настрого запрещают появляться с сигаретой в комнатах. Матери добрые дети в качестве курильни выделили чуланчик под лестницей, где Ирка хранит пылесос, тряпки и прочие полезные предметы. А колдуну позволили заниматься «дымоглотством». Надо позвонить Максу и спросить, как долго он собирается выяснять с Алиской материальные проблемы. Еще несколько таких вечеров, и я потихоньку сойду с ума.
Стараясь не шуметь, на цыпочках я пошла на второй этаж. Сейчас приму ванну и почитаю детективчик. По дороге домой остановилась у книжного лотка и смела все новинки. Главное, чтобы Алиска не услыхала, как я хожу в спальне. Моментально заставит спуститься к гостям и принимать участие в дурацкой вечеринке.
Я толкнула дверь в свою комнату и обомлела. Еще утром тут царил относительный порядок. Конечно, я никогда не отличалась особой аккуратностью. Поэтому на стульях частенько висит моя одежда, а на столике у кровати лежат банановые шкурки и обертки от шоколадок… Но такое вижу у себя впервые!
Весь пол усеян мелкими обрывками. Подняв один, я поняла, что ковер покрывают разорванные криминальные романы, стоящие, между прочим, в шкафу. Платья, юбки, костюмы, туфли горой навалены в углу. С кресел и дивана сдернуты накидки, постель превращена в груду лохмотьев, в воздухе, словно снежинки, летают перья из разодранной подушки… Я прислонилась к косяку. Неужели в дом залез вор? Услышав, как хозяева веселятся в гостиной, поднялся наверх и, не найдя ценностей, устроил от досады погром? Уму непостижимо!
Куча рваных простыней на кровати зашевелилась, сначала высунулась темная рука, затем, показалось смуглое личико… Быстрее молнии я выскочила за дверь и заорала:
– На помощь, грабят!
Раздался топот, по лестнице бежали люди. Впереди, подобрав почти до пояса прозрачное шифоновое платье, неслась Алиска.
– Что тут за трам-тарам? Насилуют, что ли?
Ну всегда она думает только об одном! Я молча показала на дверь.
– В дом залез грабитель, причем негр. Наверное, искал деньги, но не нашел, разгромил всю комнату, жутко смотреть. А теперь прячется в кровати.
– Каков идиот! – воскликнула Алиса и велела: – Ну-ка, мальчики, посмотрите.
Трое мужчин весьма спортивного вида переглянулись и шагнули в спальню. Филя остался на лестнице. Мы затаили дыхание. Из-за двери несся визг и какое-то щелканье.
– Фредди, любовь моя, – завопила Алиска и распахнула дверь.
Взору предстала изумительная картина. Посередине комнаты на люстре качалась кривляющаяся обезьяна.
– Фредди, иди к мамочке, – взывала балерина.
Мартышка отцепилась и побежала на зов.
– Маленький мой, солнышко, испугался, – присюсюкивала Алиса, – в чужую комнату попал. Ах, шалунишка, кушать, наверно, хочешь…
Противная обезьяна обхватила хозяйку за шею и склонила голову к ней на плечо.
– Пойдем, мой славный, мама сейчас покормит Фреддичку, – ворковала подруга. Потом она повернулась ко мне и с чувством произнесла: – Только такая придурочная, как ты, могла перепутать Фреддиньку с каким-то негром! Он терпеть не может запаха апельсинов. Наверное, унюхал из твоей спальни аромат кожуры и обозлился. Так что запомни: никаких цитрусовых, лимон ему тоже не по вкусу. Ладно, пошли пить чай.
И она ураганом полетела вниз. Мартышка, повизгивая, кинулась за ней. У подножия лестницы безмятежно лежал ротвейлер. Он, как обычно, не предполагал ничего плохого, потому нападение Фредди для Снапа оказалось полной неожиданностью. Мартышка ухватила с журнального столика «ТВ-парк», абсолютно по-человечески скрутила его в трубочку и изо всей силы врезала псу по голове. Несчастный ротвейлер подскочил и заскулил.
– Слушай, – начала я злиться, – уйми своего бандита.
– Ничего, ничего, – заметила Алиска, – Фредди терпеть не может мух и всегда их бьет, вот только плохо разбирается и лупит что по столу, что по лбу с одинаковой силой. Умница, Фреддинька, убил противное насекомое…
Обезьяна радостно скалилась, размахивая журналом. Снап от греха подальше забился под лестницу. Впрочем, остальные собаки тоже куда-то пропали. Да и детей не видно, в доме гуляет лишь Алиска с приятелями. Выслушав ее настойчивые приглашения принять участие в вечеринке, я пошла искать Ирку.
Домработница нашлась в кладовке.
– Вот уж странно, так странно, – бормотала она, разглядывая пустую бутылку.
– Что стряслось?
– Купила на днях трехлитровую емкость «Аякса» для протирки стекол, а сегодня она пустая, глядите!
И она потрясла перед моим носом остатками голубой жидкости. Я принюхалась. Так вот чем брызгал Филя, когда вчера отгонял злых духов! То-то запах показался удивительно знакомым.
– Очень странно, – продолжала недоумевать Ира, – может, закрутила неплотно, а она испарилась?
Я усмехнулась и, попросив ее навести в спальне порядок, с тяжелым сердцем отправилась в гостиную веселиться.
Утро началось в восемь часов.
– Сколько можно тебе повторять, оловянная твоя голова, – вопил женский голос, – чай должен быть горячим, а сливочное масло холодным, но не наоборот!
В ответ донеслись невнятные оправдания.
– Уволю, – бушевала Алиска, – выгоню на мороз босиком! Унеси пойло на кухню и подай горячий!
Послышались сдавленные рыдания. Я вылезла из тепленькой уютной постели и спустилась в гостиную.
У стола в зеленом пеньюаре с перьями восседала Алиса. При виде меня она заулыбалась.
– Очень вовремя, сейчас кофе будет.
В ту же секунду Ира втащила поднос. Я поглядела на ее красный распухший нос и твердо сказала:
– Не смей ругать Ирину и грозить ей увольнением.
Домработница поглядела на меня с благодарностью.
– Ха, – вскинулась Алиска, – да у тебя в доме делается все кое-как, твердая рука нужна!
– Это мой дом, – отрезала я.
Ирка предпочла испариться. Алискино личико скукожилось. Театральным жестом она схватилась за виски и запричитала:
– Вот она, тяжелая судьба несчастной женщины без кола и двора, все, кому не лень, обидеть норовят.
– Хватит ерничать, – обозлилась я вконец.
– Вот она, тяжелая судьба несчастной женщины без кола и двора, все, кому не лень, обидеть норовят.
– Хватит ерничать, – обозлилась я вконец.
– Ах, – заныла Алиса, укладываясь на диван, – мне плохо. Кстати, сегодня танцую в «Лебедином», а в день спектакля меня нельзя волновать. Ты же довела до слез. Руки трясутся, ноги дрожат, просто ужас! До чего тяжело быть творческой личностью, любая несправедливость ранит. О, моя голова… мигрень начинается, о, как я страдаю!
– Ну извини, – пробормотала я, – не хотела.
– Ладно, – поймала меня на слове Алиса, моментально вскакивая со смертного одра, – значит, ты согласна, чтобы я навела в доме порядок?
– Зачем? У нас и так хорошо.
– Не нервируй меня перед спектаклем, – пошла в атаку балерина, – вот станцую плохо, виновата будешь ты!
На мой взгляд, хорошо она никогда не выступала, но не говорить же ей это! Пожалуй, лучше всего уехать сейчас по делам и оставить Алису в одиночестве.
В медицинском институте приветливая девочка, пощелкав компьютером, моментально сообщила:
– Да, были такие студентки – Шабанова, Мостовая и Рыклина.
– Адреса есть?
– Шабанова проживала в общежитии, – сказала девочка, – а вот две другие, надо же, в одном доме на Кутузовском проспекте, только в разных квартирах.
Получив нужные координаты, я пошла к выходу.
– Зачем вам их местожительство? – спохватилась секретарша.
Но я уже скрылась за дверью. Конечно, прошло время, и они могли отсюда уехать, но вдруг мне повезет.
Сначала позвонила Рыклиной. Из-за железной двери раздалось дребезжащее:
– Кто там?
– Откройте, милиция.
Створка незамедлительно распахнулась. На пороге стояла полная, неаккуратно причесанная женщина. Пряди волос топорщатся в разные стороны, замызганный темно-красный байковый халат, теплые носки и абсолютно безумный взгляд.
– Пришла, – обрадовалась тетка и, повернувшись в глубь коридора, крикнула: – Саша, скорее сюда, Тамарочка вернулась!
На зов быстрым шагом вышел мужчина. По-видимому, отставной военный, спина прямая, движения четкие.
– Катенька, – укоризненно сказал он, – мы же договорились, что ты никогда не открываешь дверь сама!
– Так ведь Томочка пришла, – жалобно заплакала женщина, – доченька моя ненаглядная, солнышко светлое.
– Это не Тамара, – мягко сказал мужчина.
– Не Тамара, – горестно повторила она, – не Тамара, не Тамара…
Мужчина обнял женщину за плечи, и та уткнулась ему в плечо.
– Прошу, – обратился он ко мне, – проходите в кабинет, сейчас приду, уложу только Катюшу.
Я послушно вошла в указанную дверь и села на диван. Похоже, я ошиблась, он не военный. Комнату заполняли книги по психиатрии, психологии и другим областям медицины.
– Извините, – произнес появившийся мужчина, – но с тех пор, как у нас стряслось несчастье, жена немного не в себе. Чем обязан?
Я растерялась.
– Собственно говоря, хотела поговорить с Тамарой Рыклиной.
Хозяин вытащил из замшевого мешочка трубку и начал методично набивать ее табаком.
– Наша дочь погибла год назад.
– Простите, – пробормотала я, испытывая только одно желание: убежать отсюда поскорей.
Хозяин аккуратно раскурил трубку и спросил:
– Что вы хотели от Тамары?
– Навряд ли вы поможете, – стала я мяться. – Рыклина училась в одной группе с Людмилой Шабановой и…
Отец Тамары побагровел, было видно, что он едва сдерживает гнев:
– Зачем вам Людмила Шабанова?
– Она получила наследство, а мы не можем исполнить завещание, так как не знаем адреса, я представитель адвоката…
– Вон, – четко сказал Рыклин.
– Что? – не поняла я.
– Немедленно вон из моего дома и не смейте никогда переступать его порога, – яростно заявил хозяин и, видя, что я замешкалась, повысил голос: – Вон, быстро, бегом, прочь!!!
Железная дверь лязгнула, и я уставилась на красивую бордовую кожу. Да они оба сумасшедшие, что муж, что жена, просто ненормальные. Хорошо хоть не ударили!
Покачивая головой, поехала на десятый этаж. Алла Мостовая жила в том же подъезде.
Здесь дверь распахнули сразу, не интересуясь, кто пришел. Молодая женщина приветливо сказала:
– Очень рада, вы ведь Наташа?
– Даша.
– Простите, перепутала, – улыбнулась хозяйка.
Я вошла в большую темноватую прихожую. Женщина повернулась, и стало видно, что она беременна, причем на большом сроке, месяц седьмой-восьмой, не меньше. А по лицу и не скажешь, никаких пигментных пятен.
– Согласны поговорить на кухне?
Я решила сразу внести ясность:
– Ищу Аллу Мостовую.
– Ну так это я, – засмеялась беременная, – сейчас…
Из глубины квартиры раздался звон будильника.
– Ой, – выкрикнула хозяйка, – совсем забыла.
Подталкивая меня в спину, она вслед за мной влетела в кухню и схватила большую пластиковую бутылку.
– Сидите молча, – велела Аллочка, – не мешайте.
Я глядела во все глаза. Мостовая перекрестила емкость, налила воды в чашку и стала отпивать по глоточку, кланяясь в разные стороны. Губы ее бормотали что-то непонятное.
– У озера Буяна, у реки, у леса, пойдет раба божия…
Мне стало не по себе. Похоже, в этом доме у всех сумасшествие. Может, вирус какой по этажам бродит? Бежать надо прочь, пока не заразилась!
Очевидно, мои мысли отразились на лице, потому что Мостовая, допив последнюю порцию, любовно закрутила бутылочку и спросила:
– Испугались, да?
– Скорей удивилась.
– Это магический заговор на беременность, – сообщила Мостовая.
– Так уж вроде все в порядке, – бесцеремонно ляпнула я.
Аллочка счастливо засмеялась.
– У вас дети есть?
– Двое.
– А вот у меня никак не получались. Первый брак из-за этого развалился. Бывший муж хотел наследника, и никак! Чего только не делали, в Институт акушерства обращались, на лечебные грязи ездили, и ничего! И у меня, и у него все в порядке, а не беременею. Со вторым супругом опять никак. Только Павел меня любит, и он мне сказал: «Нет детей, ну что ж, обойдемся».
Аллочка перестала лечиться и забросила мысль о ребенке. Но как-то тут одна из подруг посоветовала ей обратиться к колдуну Филиппу Гоголеву.
– К кому? – ахнула я.
– Ой, – махнула рукой Мостовая, – самой смешно вначале было, ведь работаю врачом, в медицинском училась…
Но соблазн оказался велик, и женщина отправилась на прием к магу.
– Денег отдала!.. – восхищалась Аллочка. – Год на них прожить можно. Филипп определил родовое проклятие.
«Ваша прабабка работала в няньках у барина, – объяснил колдун, – недоглядела за хозяйским младенцем, тот подобрал с пола крупную бусину и задохнулся. Барыня в гневе прокляла нянькину семью до седьмого колена. Наверное, ваша мать и бабка много страдали?»
Алла призадумалась. Мостовым досталось по первое число. Октябрьская революция, Гражданская и Отечественная войны, репрессии тридцатых годов… Все мужчины Мостовых погибли, кто на фронте, кто в лагере, но было ли это сугубо только проклятием их семьи?
Колдун проделал ритуалы и вручил бутылку с «волшебной» водой. Пить следовало по часам, произнося заговор. Разочарованная Алла пришла домой, Павел долго смеялся над наивной женой, но женщина, жалея об истраченных деньгах, решила все же выпить «снадобье». Через месяц она оказалась беременной и теперь страшно боится пропустить время приема «лекарства». Шаман велел употреблять «микстуру» вплоть до родов.
Я потрясенно молчала. Безусловно, простое совпадение, но именно на них и строится слава таких шарлатанов, как Филя.
Аллочка вздохнула.
– Ну, перейдем к делу. Квартира большая, но платить могу только тысячу в месяц, пойдет?
Я отрицательно помотала головой.
– Полторы, – набавила хозяйка.
– Простите, вышло недоразумение, вы знали Людмилу Шабанову?
– А что? – сразу посуровела приветливая до этого Аллочка.
Памятуя о приеме, оказанном мне у Рыклиных, я быстренько вытащила из кармана бордовое удостоверение с золотыми буквами «МВД» и показала Мостовой. Купила когда-то корочки на рынке, за смешную цену… Аллочка напряглась.
– Что случилось?
Я с сомнением поглядела на ее живот, стоит ли волновать беременную.
– Если с Людмилой произошла неприятность, я только обрадуюсь, – успокоила меня Аллочка.
– Людмила покончила с собой, идет следствие.
Мостовая повернулась к плите и поставила чайник:
– Значит, совесть замучила…
– Хорошо ее знали?
– Раньше казалось, что да, – ответила Алла.
– Можете рассказать о ней, назвать близких друзей?
– А их у нее, кроме меня, Тамары и Гали, не было, если не считать мужиков, конечно. – Аллочка неожиданно покраснела и в сердцах произнесла: – Я ее ненавидела и Тамару предупреждала, да та, святая душа…
– Давайте по порядку, – попросила я.
Алла и Тамара жили в одном доме с рождения. В огромном подъезде не оказалось больше детей одного с ними возраста, и девочки невольно подружились. Вместе лепили куличики в песочнице, потом пошли в один класс, да и институт выбрали сообща. Тамарочка была тихой, молчаливой, аккуратной, Аллочка – бойкой, болтливой, разбросанной. Но разительное несходство характеров не мешало дружбе, наоборот, они как бы не могли существовать друг без друга, наподобие сиамских близнецов. Если уж говорить откровенно, то первый брак Мостовой распался не из-за отсутствия детей, а из ревности, которую испытывал супруг Аллочки к Тамаре. Его раздражало постоянное присутствие подруги, ее участие во всех семейных праздниках, совместные поездки к морю… И в конце концов мужик выдвинул ультиматум: или я, или она! Аллочка не колеблясь выбрала верную подругу. Кстати, Тамаре с замужеством не везло. Вернее, она никак не могла влюбиться, отвергая всех кавалеров.