- А Вы часом не пидер?
- Однако...
- А что, взаправду пидер, да?
- Друг мой, это просто прелестно!
- Что?
- А то, что мы тут с Вами - все давно извращенцы, не кажется ли, а?
- Вам, наверно, трахаться не с кем... Это называется фрустpационная сублимация, Фрейд, а затем и Фромм писали...
- Какая прелесть! Вы и Фромма читали!
- Между прочем, да; а Вы тут какой-то бред гоните.
- Ну давайте тогда поговорим о Фромме. Как Вы насчет "Частного случая некрофилии"?
- Лучше некуда, а потом я окажусь еще и фашистом, да? А давайте займемся любовью, дядя?..
- А мы тут с Вами и так занимаемся любовью... к Родине, а, Пашенька?
- Какой хороший разговор за Фромма.
- Ну, Фромм - это только предлог.
- Для чего?
- Ни для чего, английский знать надо. Продолжим работать. Вот вы все, молодежь, говорите: то вам не эдак, это вам не так, каждого из вас как-то обязательно сразу хочется обидеть, что ли... и главное - все действительно обижаются, а зачем? разве стоят слова того, чтобы на них обижаться? живите в мире...
- Но у нас нет ничего, кроме слов, мы говорим этими... да и: вначале было... слово!
- Все так, только, кажется, то слово самое... помните, у Андерсена? зеркало тролля из "Снежной королевы"? оно разбилось и в наших глазах теперь - осколки.
- Нифига себе сравнили! то-то зеркало - дьявольщина, а слово - от Бога.
- Да я не про это, сам принцип, понимаете? было одно большое, стало много маленьких... а если по-научному: слова
не более чем плохой перевод мыслей.
- Ага.
- Опять не верите?
- Чего Вам все это?
- Это?
- Безмазняк какой-то тут получается у вас, трепетись как баба, а толку-то?
- Вы хотите казаться грубым? Извольте.
- Я хочу казаться каким угодно...
- Вы ведь бываете в 20-ой комнате?
- "Юности"?
- Ну вот, видите...
- Она-то тут причем?
- Бог ты мой! Да никто, поверьте уж мне, никто никогда не при чем! И Григорий Карчикян тоже не при чем, и Вероника Марченко, и Инна Лещинер они все, естественно, не при чем. Но, согласитесь сами, если там много народу - и не при чем, это уже весьма и весьма подозрительно, так?
- Ну и что?
- А ну и ничего. И как вас там Миша Хромаков всех терпит...
- А он?..
- Нет, в отличие от Вас, он не стукач, как, впрочем, и Лена, и Ника или там, скажем, Илья Смирнов...
- Да вы что? Вы что - с ума сошли?
- Вам не нравится, что те, кого Вы держите за своих, на самом деле эти самые свои, или, может, Вам неприятно то, что Вас таковым совсем считать не станут?
- Зачем Вам все это?
- Как вы любите говорить о фактах, не называя их! Зачем мне делать из Вас предателя Вашей, извините, кампашки? Вы боитесь, что теперь с Вами потомственные диссиденты типа Смирнова с его "Контркультурой" бухать не будут? Могу посоветовать завязать с пьянством. Или очень тревожитесь за судьбы Родины? Вот не переживет Партия без вашего "Некс-стопа"! Или, может быть, товарища Рудиншнейна так заботят проблемы неформальной молодежи? Или, может быть, кучка одиноких молодых людей действительно перевернут мир в размере редакции журнала "Юность"? Года через три Вам будет стыдно, потому что они-то займутся делом, они уже сейчас своих барышей не упускают, а Вы так и останетесь - мальчиком по расклейке листовок! Не стыдно?
- Чего Вы орете?
- Дать беруши?
- Вы что, издеваетесь?
- Какая догадливость! неужели Вы это только сейчас начали понимать! Я это делаю профессионально. И не надо на меня смотреть, как на сумасшедшего дядьку. Со мной как раз все в порядке. Я ведь вообще издеваться очень люблю, как дети, там, умирают смотреть, да? А так, бывало, проткну лягушечек палочками и эдакую экибану маме покажу...
- Это Одоевцева про Гумилева писала...
- С Вами невозможно работать! Вы все знаете! Вы же умный, умный, черт Вас дери! что же Вы тогда тут делаете?! что Вы забыли в этих мрачных стенах? правду? честность? свободу? зачем, на что Вам подобная правда, любовь к свободе? неужели не понятно, к чему приводит это? стать несвободным во имя свободы
- это, поверьте, пошло и глупо! мы же тоже люди, нам ведь тоже и больно, и обидно, когда с нами так обращаются! вы презираете аппарат, чиновников, но тогда ведь и мы не обязаны вас любить! единственная наша вина - в том, что мы сильнее! вы грозите нам ножом, мы отвечаем вам пистолетом; но, представьте, вы идете по улице, ночью, и тут на Вас нападает грабитель, убийца - и Вам уже плевать, какая у него, быть может, тонкая душевная организация, - Вы защищаетесь чем угодно и как угодно...
- Но, но если ему нужно свое, то, что у него украли?!
- И Вы уже судите, а какое у Вас есть право на суд?..
- А у вас?!
- Мы судим открыто, Вы же великолепно знаете, за что именно и как мы судим, но от вас - от вас всего можно ожидать, а если бы принимали законы нашей игры...
- Общество, народ должны сами устанавливать себе законы, а кучка людей...
- Плохих?
- Плохих! людей, считающих, что им все дозволено!..
- Чем же вы тогда лучше нас, ваши площадные выходки...
- С нами правда!..
- Кто решил? кто взял на себя смелость решать такие вещи?
- Мы: люди, народ!
- А Бог?
- А что, Бог?
- Да уже ничего... Особенно в декабре прошлого года. Это ведь не Лена Сахарова под этим делом уговорила Вас клеить листовки? Постеснялись бы...
- Да при чем здесь к черту Лена, это Турбинс с этим, как его, блядь....
- Блядь? А что, приятно общаться в наше смутное время с девушкой, у которой столь одиозная фамилия, а вот, кстати, Адамов, фамилия не менее одиозная - и ничего...
- При чем здесь...
- А что пили? "Портвейн", да?
- Блядь, ну это Олежка Дропкин с Турбинсым, Берта они братки!..
- Берта, который со Смирновым из "Контркультуры"?
- Из "Урлайта". Ну и чего?
- Тогда еще Шмуллера Марка Андреевича сдать надо.
- Да никого я не сдаю... этого Шмуллера... достали!
- Что Вы такой нервный? Не нужен мне Ваш Шмуллер. Марк Андреевич один, вас - много. И Лена Ваша совсем здесь не при чем.
- Да не моя она!
- А Дробкин смешной... Все бегает. Но Вы меня запутали, право. А помните, Павлик, "дон Кихота"? бедные селяне, трактирщики, дворяне не были виноваты в том, что некий благородный и доверчивый идальго, начитавшись книг, которые казались ему правдивыми, стал сражаться, бороться... знаете что, а ведь ваши распрекрасные законники - просто рыцари "печального образа", они достаточно милые, но, поймите, когда вы воюете с ветряными мельницами - это способно, может, вызвать восторг, умиление, восхищение... когда же вы начинаете протыкать бурдюки с вином, ломать мебель, освобождать преступников - вы уже опасны для этого самого общества, помните мальчика: "не спасайте больше меня, сеньор рыцарь..." помните? Но это Вы еще добрый, мягкий, а если, не приведи Господь, Вы ожесточитесь? можете себя представить эдакого дон Кавалерова у власти, это, знаете ли, такая чистка начнется, Кавалеров же будет вымещать на ни в чем не повинных людях свои былые претензии, амбиции... Вы не слушаете меня?
- Зачем Вы все это рассказываете?..
- Да чтоб Вы поняли: идеи хороши для юношей и стариков, и в том и в другом случае речь идет об иждивенцах, они могут себе позволить, нацепив доспехи, размахивая листовками, мотаться по стране и бороться за справедливость, наслушавшись проповедей какого-то выжившего из ума еврея, но Вы же человек, а не сухое дерево, у Вас должна быть семья, дом, дети... Сейчас девушка-то у Вас есть?
- Это мое дело.
- Шучу я, шучу, неужели Вы думаете, что ознакомился с Вашими школьными сочинениями, но не ознакомился...
- Что вы с ней сделали?!
- Ничего не сделали, и, в отличие от Вас, она не здесь, а дома и, между прочим, думает, что Вы ее бросили... в таком положении.
- В каком положении?! она... она что?...
- А, так Вы не в курсе, впрочем, да, конечно, мы Вас взяли раньше, чем это было бы заметно...
- Вы врете, вы...
- Справка гинеколога Вас убедит?
- Вы врете! Вы нарочно!!
- Ну, как знать... знаете что? мучайтесь теперь, думая над тем, правда это или нет.
- Козел...
- Я так понимаю: Вы не хотите, чтобы я был Вашим крестным?
- Убью!
- Вот скукотища-то... сидеть, мальчик; сидеть и думать: как, зачем и почему замели меня совки, кажется так вы нас называете? так вот, думайте, господин анархист, думайте! статья в конституции очень Вам помешала! а знаете, какая у меня есть идея? - как только человек начинает бороться против властей, а, даже не важно против кого, он сразу же должен: во-первых кастрировать себя, во-вторых - отречься от родителей, в-третьих - стать совсем бессеребренником и аскетом, а то... Вы посмотрите на себя, Вы пьете, постоянно ругаетесь с родителями, из дома вот сбежали, добрые порядки в государстве надо начинать с уборки, кстати, в своей комнате... Да и с девушкой своей черт знает как себя ведете! а ведь она ребенка ждет, Вашего ребенка между прочим... или, может, вы хотели аборт сделать, а я тут Вас держу, какая незадача, а? незадача, да?.. ну, что же Вы теперь молчите? думаете, да? ну думайте, думайте... я просто почему-то хочу, чтоб Вы был счастливы.
- Я заявление сделал?
- Да, но разве...
- Записали?
- Да все мы записываем, пора бы знать уж...
- Так мне можно идти?
- Как, уже? не посидите, не побеседуете? нет, если Вы утомились, или мысли какие возникли, из тех, что думаются лучше в одиночестве... я, кажется, говорил, например, что читал Ваши школьные сочинения, полет у Вас фантазии, но, вот к слову, право же, обозвать Пушкина секс-символом критического реализма, это, знаете ли... как бы Вы сказали - "круто"; а что, Вы в самом деле серьезно считаете себя декадентом, нет, извините, я несколько заработался... столько дел сегодня... диссидентом, конечно же, диссидентом, а, Пашенька? ты как, какал сегодня?
- Вы же пидер!
- Как? это все, что Вы мне хотели сказать, после такой беседы!
- Козел...
- Ну тогда - иди сюда, милый, я тебя поцелую.
- Не смейте!..
- Ты видишь, я сильный, активный, значит; а ты, не качался, а наоборот - стихи писал, листовки клеил, пассивный, сам козел, значит, осознаешь диспозицию?
- Пустите...
- Но поцеловать-то тебя можно? а, сука! испугался?
сентябрь-ноябрь 1996
Разговоp Седьмой.
"О том, как сложно."
- Илри... можно я буду Вас называть так?
- Да, пожалуй, да. А Вас, кажется... м-м...
- Юля. Давайте только...
- Да, давайте, а то у меня мало времени... Мне еще успеть надо собраться там, сложить все...
- О'кей, Илри, тогда первый вопрос: вот я сейчас была на Вашем концерте...
- Спасибо.
- Пожалуйста, но...
- Нет-нет, постойте, только не говорите мне, что Вам понравилась, там, как я себя держу перед микрофоном, или еще что... Вы знаете, что обычно спрашивают?
- То есть?
- Ну вы, журналисты, о чем вы спрашиваете? - о разных глупостях: нужны, там, или не нужны президентские выборы, какое женское имя мне больше всего нравиться, что я понимаю под лозунгом "энтропия - спасет"... и так далее, нет?
- Не совсем, хотя, это тоже интересно; а Вы не любите журналистов?
- Нет.
- Учитесь быть "звездой"? не любить журналистов - среди "звезд" это принято.
- Какие к Морготу "звезды"! я вообще не люблю журналистов, журналистов и врачей тоже еще не люблю, вот, скажем, Булгаков...
- А что - Булгаков?
- Ну, как же... "за мной, читатель, я покажу тебе настоящую любовь!" тьфу!
- Хм, однако...
- Что никогда не видели человека моего возраста, которому не нравиться Булгаков? я так скажу: есть у меня такая повествушка "ДНД на БД", так вот, там - одно из самых страшных проклятий это - "да полюбит тебя Маргарита".
- Маргарита-то чем Вам не угодила?
- Эта гордая непманша? бесящаяся с жиру мещанка, которая встретила талантливого человека и довела беднягу сперва до дурки, а потом до смерти! хороша любовь, нечего сказать! без сомнения, на балу она была к месту, ну и дался потом ей несчастный писатель, вот решила перед Воландом "любовью" своей побравировать, впрочем, ее наиболее связный диалог с мастером, помните? - "ты бы хоть запахнулась - плевала я...", ага, влюбленная, уж не знаю, где тут Булгаков высмотрел настоящую любовь, или она, по его мнению, всегда сопряжена с унижением мужчины?
- Но Маргарита спасла рукопись!..
- Толку-то! Читатели ее так и так не прочли. Да и к тому же - кто ее просил? автор? это как у Дюма в "Монте-Кристо": одна дамочка закопала младенца, думала, что умер он, а его выкопали, и вот это дитятко после является и говорит, здравствуй, мол, мама, я здесь... картинка та еще.
- Но ведь речь идет о том, "что рукописи не горят", о божьем суде творчества...
- О каком? Мне как-то всегда казалось, что литература
- это для людей, пишут ее люди, читают - люди, какой же тогда к
Манвэ лысому "божий суд"!.. Знаете что, есть в нашей литературе два высказывания, которые я ненавижу лютой ненавистью, это - "рукописи не горят" и "поэт в России больше, чем поэт"; из второго умозаключения мы выводим, что для поэта, а эту фразу сказал человек, себя поэтом считающий, есть что-то большее, чем просто поэт... это для поэта-то! а что касается не сгорающих рукописей, то, мне кажется, художник волен распоряжаться своим творчеством по своему усмотрению: пишет так пишет, жжет так жжет, на то он и творец! у меня, например, есть пяток песен, которые, хоть и дороги мне, мною не исполняемы, и никакие силы ада и рая меня не смогут заставить вернуть к жизни то, что было мною раз уничтожено, по-моему, так.
- Так, постойте, Вы вообще все это к чему?
- Не знаю... Какая разница? а что?
- Ну ладно, но вообще-то Булгаков не только одного "Мастера" написал.
- А, остальное не лучше, плоско, как в комиксах или репортажах; журналист плюс врач, обе профессии - порядком едкие.
- Чем же?
- Эти врачи, они копаются, лица у них серьезные, как будто они занимаются "важным делом", а сами - копаются, копаются...
- Между прочим, они людей лечат.
- И - что?
- То есть?
- Я думаю так: к хорошему человеку болезнь не пристанет, а коль уж она сморит плохого, то туда ему и дорога!
- А кто, интересно, решает: плохой человек или хороший?
- Так болезнь сама и решает, ну, божий суд, так сказать, карма, фатум.
- То есть, Вы против вмешательства в природу?
- Категорически.
- Так, Вы опять меня втянули к какой-то спор...
- Нельзя?
- Ладно, давайте по порядку: вот Вы пишете песни, скоро выходит Ваша книга прозы, не много ли "вмешательств"?
- Ну, я еще рисую картины, клею коллажи, работаю в каком-то журнале, пишу разные статьи, манифесты, вот еще с Вами тут разговариваю, да, конечно, я вторгаюсь в епархию чужую, потому что, я вообще немножечко не люблю искусство, если человек слепо подражает в нем окружающей природе зачем же заниматься штамповкой? все равно ведь нарисованное дерево останется нарисованным, но никак не деревом, а будут тыкать в него пальцем и говорить: дерево, как похоже! будто эти зрители ни разу не видели настоящее дерево, и потом - копировать божьи творения (я не христианин, но такая терминология Вас просто будет более понятна), так вот, копировать точка в точку все равно не получится, выйдет - карикатура и, что самое страшное, несчастный карикатурист будет упорно считать свою мазню реализмом и правдиво отображенной действительностью, и никто из подобных умников не может признаться честно: это я просто подражаю, извращаюсь, - простите меня, милые, за хамство в адрес бога...
- Хамство?
- Еще бы! кто глумился на тварями божьими, кто, сам ничего не умея придумывать, по сей день измывается над нами, людьми? ну - кто?
- Вы о дьяволе?
- Да, о нем, сердечном, вот и напоминает мне любой вид реализма дурацкие попытки дьявола поглумиться над людьми, да так, чтоб они, якобы, егойными стали, да ведь нет же, а?
- Но как же портретное искусство?
- С изобретения фотографии это самое искусство потеряло всякий смысл существования, впрочем, такой же смысл потерял литературный реало-физиологизм с возникновением журналистики.
- Как? так - бабах, потерял - и все?
- Нет, конечно, просто стало по другому называться, а от фотографа и журналиста, прежде всего, совсем не требуют того, на чем зиждется искусство, - не требуют фантазии, вымысла, игры, там нужна бесстрастность и четкость.
- А разве художник, фантазируя, не противоречит богу в...
- Стоп, постойте! как можно богу противоречить, разве ваши волосы могут противоречить голове, а ноготь - руке или ноге?
- Вы же только что говорили, что дьявол противоречил богу.
- Нет, не противоречил, а дурно подражал ему, выдавая свои пародии за творения... Я-то вообще убежден в цикличности нашего мира...
- Все повторяется?
- Нет, дело не в этом, наш мир - абсолютен, он укомплектован до последней молекулы, до последнего атома, в нем нет ни единого места для чего-то иного, об этом, кстати, свидетельствует закон сохранения энергии: никакого вида энергия не может появляться из ниоткуда и исчезать навсегда в никуда.
- Мне всегда казалось, что этот закон звучит несколько иначе.
- Ну, я, конечно, утрирую, но - для данного разговора, кроме того, он более всего удачно формулируется в пословице: как аукнется - так и откликнется.
- Но это теория, а в жизни?
- И в жизни, пример тому - любовь.
- Вот как?
- Конечно, что-то вроде полного энергообмена, понимаете? полное - "ты мне, я тебе".
- И весь другой мир не существует?
- Не-а!
- А как же быть с долгом, с обществом?
- Да прокляну я любое общество с его долгами и моралями, если оно не будет способно оценить мою любовь!
- Вашу?
- Ну, чью бы то ни было; вот, кстати пример, и очень забавный: читали "Тараса Бульбу"?
- Да.
- Ага, помните, там был такой Андрей, который влюбился в полячку и бросил своих? на мой взгляд, он поступил по чести и совести, ведь честь начинается с малого, если человек может бросить своих ради какой-то левой девушки, стало быть эта девушка чего-нибудь да стоит, а? Другое дело, после - он сам пошел воевать, нам неизвестно была ли его возлюбленная причиной прогулок с шарфом на войне, но на мой взгляд - он поступил дурно, и не потому, что пошел против своих, а потому что любовь не захватила его полностью, в нем еще осталась страсть к битве, и будучи влюбленным поскакать за смертью, это, знаете ли... фи, пошло...